Форма одежды и закон счастья

    Мы жили в маленьком военном гарнизоне. Полк истребительной авиации ВМС. После окончания войны с Японией отца перевели с Дальнего Востока на далекий Запад. Сначала жили в бараке - одна крохотная комнатка. Большой ящик, в котором переехали нехитрые пожитки, усилиями и фантазией мамы превратился в диван и служил спальным местом для родителей. Маленькая железная детская кроватка для братика-малыша, и КЭЧевские (Квартирно-Эксплуатационная Часть) кровать для бабушки, табуретки и тумбочка. На ночь раздвигалась моя раскладушка и комната превращалась в сплошное спальное поле. 


   В полутёмном узком коридорчике стояло ведро с чистой водой для питья и готовки , накрытое куском тонкой фанерки. Когда нашлась подходящая крышка, на фанерке бабушка разделывала тесто для пирогов и пирожков, раскладывала пельмешки, вареники и подсушивала домашнюю лапшу.  Эту фанерку я сохранила до сих пор, как реликвию. Она удивительным образом излучает золотистый чистый цвет, тёплый и живой, выглядит как кусок дэки старинной скрипки. Тепло цвета - от бабушкиных рук. Таких пельмешек и вареников , как умела их готовить бабушка, я никогда в жизни больше не пробовала.
 
   Молоко, яйца, сметану и тушки кур приносили на продажу местные жители из ближайшего хутора. За хлебом, консервами дальневосточных крабов, крупами , и селедкой ходили в крошечный деревянный магазинчик. Селедка, в рассоле, в больших бочках, крупная, с широкой спинкой, называлась "залОм".  За лом, то есть длиннее ломика, которым пользовались при заготовке селёдки, когда разбивали куски соли. Помню, как ловко продавщица сворачивала кульки из грубоватой бумаги для развесных макарон, вермишели и конфет. Макароны, длинные, толстые, сопротивлялись упаковке и смешно торчали из кульков, которые невозможно было закрыть над ними. Мальчишки пуляли из макаронин дробинами-обслюнявливали кусочки использованных промокашек и скатывали из них шарики. Товар завозили два раза в неделю и к этому времени к магазинчику подтягивались  гражданские жители гарнизона. Прилавок с застекленной витринкой с промтоварами являл ассоримент - не больше десяти наименований. До сих пор сохранился и отлично служит маленький маникюрный набор  в овальном треугольном чехольчике из красной кожи, на молнии. Мы с братом купили его в магазинчике, деньги дала бабушка, и подарили его маме на день рождения, сохранилась надпись перьевой школьной ручкой чернилами на шёлковой подкладке и год - 1959.
 
    За другими продуктами и керосином для керогаза надо было ездить в Город,-  около четырёх километров пешком по дороге до автобуса , на нём - до вокзала и на электричке до города.  Керосина было полно на аэродроме, им заправлялись самолёты, но ни у кого и мысли не возникало получить его там. Рискуя быть оштрафованными и высаженными с электрички, хозяйки возили керосин в стеклянных бутылках или маленьких металлических канистрах. Керосин обладает подлым свойством проявлять себя сильным характерным запахом, который никакие пробки не удерживали.

    Керосин нужен был для керогаза. Это шумное, с гудением изрыгающее пламя  чудовище, стояло в коридорчике на табуретке и было очень опасно. Смелая бабушка умела с ним обращаться и кормила нас супчиками, чудесной румяной жареной картошкой и  пельмешками по праздникам. Сковородку нашли случайно на какой-то свалке, черную от нагара, толстостенную, алюминиевую ,с прямыми невысокими бортиками , и диаметром двадцати пяти сантиметров. Без ручки, но раздобыли ухват -  хитрая железяка с изгибами и прорезями на конце, которая закусывала сковородку за край и очень уверенно удерживала. Бабушка нарезала картошку тонкой соломкой и жареная получалась восхитительно румяная, рыхлая и необыкновенно вкусная. Ещё очень любили картошку, жареную, нарезанную очень толстыми кругляшками. Такой жареной картошки потом я не ела уже никогда в жизни.

    В городке кипела гражданская жизнь: женская половина колола и пилила дрова, носила воду из колонки, стирала в больших тазах , корытах,  кипятила в выварках белье и развешивала его на веревках, протянутых между сосен, качала коляски с младенцами и присматривала за старшенькими, усмиряла шипящие примусы, мыла полы... и слушала небо.

    Слушали  небо все, и дети особенно. И видели, вглядывались, в эту другую, высокую и воздушную часть городка. Самую важную и не для всех доступную. В ясную погоду там грохотало и серебристые маленькие самолетики, испещряли чистую голубизну неба тонкими серебристыми инверсионными линиями в стиле начертательной геометрии. Стремительно набирая высоту, как игрушечные, самолётики уносились на неведомые высоты и становились невидимыми, звуки удалялись, пропадали совсем. Возвращение угадывалось  сначала усиливающимся звуком, серебристой точкой и долгожданной крылатой машиной. Самолёты снижались, садились на полосу, которая была видна из окна нашей комнатки, затихал постепенно рёв реактивных двигателей, - заруливали на стоянки. Самолётами управляли наши отцы. Стоянка, площадка папиного самолёта, была почти за окном - так близко был аэродром.  Заканчивались полеты. Мы бежали навстречу к отцам , как будто давно не виделись, и встречали их так, как встречают родных, вернувшихся из дальнего, трудного путешествия. Эта радость, взаимная, непередаваемая словами, живёт в душе как самое дорогое воспоминаие.

     Над гарнизоном воцарялась тишина. Невидимые глазу, неведомые, громадные  воздушные массы  ворочались  в опустевшем небе и, как школьная резинка стирает след мягкого карандаша, размазывали самолётные инверсионные следы и вскоре стирали их начисто.

     Преодолевая земное притяжение, набирая скорость, люди и самолёты отдавали себя Службе. Службе по  защите Родины, а значит каждого дома и каждой семьи. Невероятные перегрузки испытывали тело лётчика и самолёт на прочность, а они, день за днём, плели в небе тонкое кружево из косых петель, полупереворотов, виражей и пикирований, из горизонтальных бочек и горизонтальных ножей, из горок и страшных мертвых петель Нестерова, из боевых разворотов и штопоров. Бесплотные и неосязаемые тонкие нити инверсии могут быть оружием, защитой, щитом. 

      Самолеты за две с половиной минуты уносились на высоты за тысячи километров и с заоблачных высотот, стремительно сваливались к родной земле, с виража улетали на дальние  аэродромы за тысячи километров от родного и возвращались. Противоперегрузочные костюмы появились позже. Когда отец принес  костюм показать нам, мы с замиранием сердца примеряли на себя комбинезон из тонкой, прочной, шелковистой , телесного цвета ткани, весь прошитый и опутаный какими то трубками , шнурками. Шлем - мы были похожи на инопланетян. А до этого на аэродроме стояла катапульта, как инструмент средневековых инквизиторов для пыток, - из нее выстреливали живыми летчиками для отработки катапультирования из летящего самолёта.

     Полк относился к истребительной авиации ВМС и все носили морскую форму. Её любили все. Она не просто красивая форменная одежда. Она воплощала в себе все победы и подвиги, героизм и самоотверженность, смелость , дух бескорыстной преданности и любви к Родине. Непреходящую любовь к морской стихии. Честь и достоинство, несгибаемую волю всех поколений моряков. И мы,дети, обожали  эту форму, мы снимали соринки с отцовских кителей, мы начищали металлические форменные пуговицы - они продевались в специальную планку с прорезью, натирались влажным мелом, начищались щеткой. Пуговицы всегда сияли золотом на черном кителе как будущие ордена

    Нам очень нравилась матросская форма: тельняшка, бескозырка с ленточками, гюйс с тремя белыми полосками на голубом , бархатно черные брюки. Матросы были наши лучшие друзья. Мы бегали к матросской столовой и матросы всегда приносили нам из маленькой полковой пекарни ломти еще теплого, черного , формового матросского хлеба , намазанные маслом, и большую тарелку с синим ободком и золотым якорем , наполненную сахарным песком. Мы по очереди макали ломти намасленной стороной в сахар , придавливая, чтобы побольше прилипло, и уминали за обе щеки. За столовой, под кучами соломы, хранились огромные, выпиленные из речного или озерного льда , здоровенные кубы льда. Какое счастье было сидеть на этой соломе, щуриться от яркого весеннего солнца, сквозь прорехи в соломе  всматриваться в голубеющую прозрачность льда, вдыхать запах тёплой, чуть преющей соломы и  уминать теплый черный хлеб с маслом и сахаром. Спустя десятилетия пыталась вернуть знакомый вкус, подогревала ломоть чернушки, намазывла маслом, вдавливала в сахарный песок, но... Такого вкусного хлеба , каким он был тогда, я больше никогда в жизни не ела.

    Истребительный полк морской авиации. Миг пятнадцатые. Балтийское море рядом и когда случилась катастрофа самолета, который выполнял учебный ночной полет на бреющем в тумане над морем , мы поняли, что авиация может быть по настоящему морской. Но у самолетов было свое, другое море. Даже не море - это был целый океан, больше, чем все земные моря и океаны вместе взятые, - это воздушный океан. И все, кто служил на этом океане, вблизи земного моря, носили морскую форму по-праву.

 
      Неподвижно-торжественно стоял полк на построении,  сияли золотом на чёрном  начищенные пуговицы и погоны. Кортики на парадной портупее. Морской кортик, в чёрном кожаном чехле с латунным металлическим наконечником и костяной желтоватой ручкой. Чтобы вынуть его из ножен, надо нажать маленькую пружинящую кнопочку, тогда, потянув за ручку, медленно являлся восхищенному взгляду блестящий клинок. Мальчишки были уверены, что это была дамасская сталь, или настоящяя сталь-булат , самая сильная в мире, по какому бы твердому камню или другому клинку не ударь, - на кортике не останется следа. На кожаном чехле сбоку  металлическая бляшка с выгравированным караблем-парусником. Счастье было держать этот кортик в руках, мечтать о подвигах, представлять себя героем, волевым и бесстрашным будущим офицером, преданно служащим своей Родине. Такое чистое, искреннее и светлое чувство и такую гордую мечту вряд ли еще испытывал в жизни.

     Военные. Это особая профессия. Люди присяги, долга, чести, Они делают работу, которая очень отличается от любой другой. Эта работа - служба. Они не вольны распоряжаться собой. Они на службе. Можно списаться с военной. Тогда - работа. Нормированный рабочий день. Гарантированные выходные. Режим сна и отдыха . Можешь сменить одну работу на другую. По собственному желанию. Военные не принадлежат себе. Они отдали себя, свои семьи и их судьбу , Родине. И семьи служат. Они под своей особой присягой верности и долга.

     Пришел приказ о переодевании- смене формы. Как гром среди ясного неба-океана. Полк перевели из морской истребительной в противовоздушную. Истребительная авиация - из ВМФ в ПВО. Форма одежды - из морской в сухопутную. Морскую душу - на земную. Переживали. Молча ходили мрачные, постепенно переодевались по мере выхода сроков обмундирования. Чудно, - не  сразу узнавали друг друга. Черные кители перемешивались с защитными. Очень трудно менять одну живую кожу на другую. Приказ. Не обсуждается.

     Очередное построение полка. Все в защитном. Московская проверка. "Полк смирно!". Командир полка в морской форме докладывает начальству. Единственный в морской, при кортике, с начищенными , горящими на солнце золотом, как будущие ордена, форменными пуговицами. Командир в морской - полк в защитной.  Как символ единения воздушно-морского океана с земной Родиной. Потом получил по полной , замечание, летчик ас, участник боевых действий в ВОВ, совсем еще молодой. Переоделся последним. Всё мог, а с формой - никак, всё тянул до последнего, так вжился, как в живую кожу. Много лет спустя, умирая от жестокой болезни, передал семье через бывших однополчан наказ, - только в морской. Исполнено точно.
     Это про форму.

     У многих выросли сыновья и  служат Родине вместе со своими семьями. Носят форму, как неотъемлемую часть мужественного и беззаветного служения, символ долга, чести, традиций. И их сыновья, дочери и внуки с гордостью смотрят на своих отцов и служат вместе с ними верные своей, духовной,особой присяге.


     Закон счастья. Если оно было, оно никуда не исчезает, никогда не исчезает,  жизнь вечна, а счастье - это и есть жизнь.