Коммунальная квартира. Утомленное солнце

            Николай Петрович Воронин, придя с работы, не запирался в ванной комнате, а вначале шел на кухню, где возле своих примусов  отирались женщины. Он любил побалагурить с  ними. Ну и женщинам нравилось внимание, которое оказывал им этот симпатичный сорокалетний мужчина.

     Николай Петрович шутил с женщинами и обязательно рассказывал им анекдот,  другой. Тогда не сейчас: с анекдотами было туго. Про вождей,  про героев Гражданской войны типа Василия Ивановича, а также про советский строй рассказывать анекдоты было нельзя: запросто припишут антисоветчину и срок от пяти лет и выше.  Про евреев тоже  не разбежишься, ну разве что в узком кругу. А Вовочка со Штирлицем еще не родились. За всех отдувался Пушкин.

     Анекдоты были незамысловатые, но народ смеялся. Вот и сейчас:

      -- Есть свежий анекдотик про Пушкина. Хотите расскажу?

      -- Да, да, Николай Петрович! Но только приличный.

      -- Конечно! Значит так. Обращается Пушкин к обществу: «Дамы и господа, знаете ли вы как расшифровывается слово «дуня»?.    «Нет!», -- отвечают дамы и господа. «Так слушайте. Д – дураков, У – у нас, Н – нет. Вот так!».  «А я?», -- спрашивает одна из дам. «Мадам, если вы дура, то это ваши заботы», -- элегантно ответил Пушкин.

        Общий смех.   
   
       Совершив вечерний ритуал общения с дамами,  довольный Николай Петрович отправлялся умываться.

     «Повезло Анне. Такого мужика имеет!», -- завидовала кухня. Послевоенные русские женщины были несчастны: большинство из них жили без мужчин. А без мужчин, какая  жизнь?  Сплошная серость.

       У всех серость,  а тут у Анны Степановны такой красавец. Только стали в квартире замечать, что при таком-то счастье, ходит счастливица грустной и даже убитой.  С чего бы это?

      А причина была.   Ида, двадцатидвухлетняя дочь Анны Степановны всем взяла. И красивая, и умница, и на пианино играет.  Лёшка Барсуков в свои семнадцать просто обожал Иду . Они часто исполняли дуэты.  Оказалось, что мандолина и фортепиано   хорошо сочетаются друг с другом. Особенно красиво звучала "Лунная соната". Инструменты сочетались, а исполнители – отнюдь. Все-таки сказывалась разница в возрасте.

        Анна Степановна была  грустной неспроста. Её очень тревожил тот факт, что Ида при всех её хороших качествах не имела парня.  И самое главное: она и не стремилась его иметь. Ни на танцы, ни на вечеринки она не ходила.

       Дождь лили и лил.  Это было обычно для Ленинграда. Однако нынешнее лето было особенным: дождь лил уже четвёртую неделю. И вдруг в воскресенье после обеда выглянуло солнышко. Лёшка, чтобы не терять время, не поехал на пляж, а поднялся на крышу дома, расстелил байковое одеяло, и в одних трусах подставил свое синеватое тело под интенсивные солнечные лучи. Конечно же он перестарался.  Его блёклая кожа покраснела.

       Ида, увидев его, удивилась: «Леша, где ты успел так обгореть?». Лешка объяснил. «А, что разве вход на чердак свободный?» -- поинтересовалась Ида.   «Абсолютно», -- заверил Лёшка.

«Лёша, в следующий раз, когда пойдешь на крышу, пригласи и меня», предложила Ида.  «Непременно!» -- ответствовал Лёшка, предвкушая удовольствие от обозревания Иды в купальнике.

      В семье Ворониных жила Таня, племянница  Анны Степановны.  Девушка была сиротой.   Её мама погибла в блокаду. Таня – это полная противоположность  живой и общительной Иды.  Она была застенчивой, тихой особой. Очень предупредительной и мягкой.

       Ида и Таня полюбили друг друга. Вот когда до Анны Степановны дошло осознание этого неприятного факта, она и стала выглядеть  убитой. Неделю она терзалась: что делать, с кем посоветоваться? В конце концов она решила пойти в церковь.

     Князь-Владимирский собор был пуст. Только в правом приделе отпевали усопшего. Громко звякало кадило, глухо бумкал колокол.  Она поставила свечу перед образом Богородицы и стала молить Милосердную о помощи.

       Когда священник освободился от обряда отпевания, Анна Степановна подошла  к нему под благословение и поделилась своим горем.  Батюшка стал утешать её, что на всё мол воля божья, что раз так случилось. то пусть живут: это дело не изменишь, грех, конечно, но замаливаемый и так далее.

     Немного полегчало. «Да, придется смириться и терпеть», -- решила Анна Степановна – Беда, конечно, но, что поделаешь?».

         Николай же Петрович оказался не таким  покладистым. Когда  он узнал об этом неприятном казусе,  то взъярился и надавал  Иде по щекам, а Тане приказал   завтра же убираться на все четыре стороны и к ним больше  ни ногой.
 
      Таня вечером собрала свои скромные пожитки, а утром  девушки поднялись на крышу дома, подошли к карнизу, обнялись и спрыгнули вниз.

     Предсмертная записка была короткой:

     «Когда нас будут хоронить, пусть звучит танго «Утомленное солнце». Мама и папа, прощайте. Я вас любила».

     За катафалком следовала вся квартира. Следовал и Лёшка. Ему было поручено нести патефон и пластинку.  Когда гробы стали опускать в могилу, Лешка открыл патефон, поставил пластинку и опустил на нею иглу.

      Впервые над Серафимовским  кладбищем зазвучала нежная, грустная мелодия. Женщины рыдали, папа стоял каменным изваянием, мама в беспамятстве лежала у его ног. 

      Потеряв дочь, Воронины утратили хоть какой-либо намёк на желание жить. Они вскоре после похорон один за другим ушли вслед за дочерью.

      Барсуков прочно усвоил этот жизненный урок.  Он ни разу в своей жизни не осудил ни мужеложца, ни лесбиянку.  Они такие же люди, как и все, а многие из них -- даже великие люди.  А танго «Утомленное солнце» стало для него гимном толерантности.  Он даже на его мелодию написал стихи:

Над жемчужным  заливом
Две влюбленные чайки
Без стыда, без утайки
Сплели крыла.

Ну а мы как шальные ,
По причалу все ходим
И никак не не находим
Любви слова.

Не волнуйся, я не стану злиться,
Если вдруг обнимешь ты меня.

Над жемчужным заливом,
Как луна белой ночью,
Осторожная очень,
Любовь взошла.

     Люди берегите друг друга!