Знак Скорпиона. Глава III

Егор пытался убрать тот разгром на кухне, что был учинен сумасшедшей накануне. Стул можно было выбрасывать, отремонтировать его не представлялось возможным, ножка треснула вдоль всей длины и теперь ощетинилась острыми щепками во все стороны. Стол шатался, но стоял. Егор отыскал отвертку и подкрутил все болты, стало лучше. Собрав с пола все свои диаграммы, парень поморщился и вздохнул, – все заляпано чаем, кровью и чем-то еще, теперь уже не понять. Придется все печатать заново. Со злостью скомкал их в грязный бумажный шар и отправил трехочковый в корзину для мусора. Потом тщательно смел все осколки посуды и вазы веником в совок и отправил вслед за бумагами. Налил в пластиковое ведро воды, нашел старую, рваную майку «Металлики», заменявшую ему половую тряпку, и  принялся ожесточенно оттирать кровавую лужу с пола. Лужа никак не хотела заканчиваться. Егор кривил губы и костерил ее всеми ругательствами, которые мог вспомнить. Истощив свой богатый запас бранных слов и замолчав, парень услышал странный, монотонный, навязчивый звук, похожий на бормотание. «Бу-бу-бу», «бу-бу-бу», потом тихий стон и снова «бу-бу-бу».
Сидя на полу, Егор огляделся в поисках источника звука, поднял глаза и увидел человека, сидящего на подоконнике. Это был мужчина, и он был абсолютно голый. Сидел он, поджав скрещенные ноги к груди и положив подбородок на колени. Под ним на подоконнике расползалась кровавая лужа, переливалась через край и сбегала на пол темно-красными густыми ручейками. Лицо было знакомо. Да, точно, он видел его сегодня утром на фотографиях, показанных Ольгой. Савенко. Первая жертва. Даже клеймо было на месте. Труп раскачивался вперед-назад, что-то тихо бормотал, стонал и неотрывно смотрел на Егора мертвыми, блеклыми глазами. Страх холодной, липкой рукой провел по позвоночнику парня. Егор попытался одновременно вскочить с пола и отпрыгнуть подальше от окна в направлении двери в коридор, но воздух вдруг стал очень вязким, как желе. Крик умер, так и не родившись. Рот открывался совершенно беззвучно. Собрав все силы в своем, ставшем вмиг ватном, теле, Егор закричал, разрывая эту вязкую тишину, и… проснулся.

Сердце пыталось пробить ребра и сбежать из груди. Отдышаться никак не получалось. Футболка и шорты были мокрыми насквозь от холодного пота и липли к телу.
– Спокойно, это всего лишь сон, – сказал он сам себе вслух дрожащим голосом, - вроде бы, - очень уж яркий и реалистичный кошмар. Звук собственного голоса немного успокоил. Да, точно, он же приехал домой на такси и, как был, в одежде и даже в кроссовках, завалился спать.
– Ну, нет, я тут не останусь! Нужно к людям.
Часы на стене показывали два часа дня. Солнце безжалостно било в окна и нещадно пекло.  Содрав с себя мокрую одежду и побросав ее на пол, Егор на ватных ногах поплелся в душ. Включил воду попрохладнее и встал под струю, опершись о кафельную стену  руками и закрыв глаза. Вода успокаивающе гладила спину и голову, прогоняла из тела страх. Десять минут водных процедур совершенно привели Егора в чувства. Он наскоро обтерся полотенцем, натянул первую попавшуюся футболку и джинсы, сгреб с тумбочки телефон, ключи, бумажник и, рассовав все это по карманам, выскочил из квартиры, роясь в мобильнике в поисках кандидатуры, к кому бы напроситься в гости. Ответ пришел незамедлительно – телефон сам ожил в руке мелодией звонка. На экране высветилась фотка Лехи Царева, с которым они дружили с давних пор, и именно этот человек научил когда-то Егора работать с маятником и худо-бедно разбираться в астрологии.
– Привет, Лех.
– Привет, дорогой, как дела у тебя? – голос у Лехи был озабоченный, - чой-то сегодня весь день про тебя вспоминаю.
– Знаешь, - Егор замялся, - не телефонный разговор.
– Ну, так чо, адрес знаешь же – приезжай. С тебя закуска.
– Договорились, – Егор ухмыльнулся, нажал отбой, вышел из подъезда и скорым шагом направился в сторону метро, благо было недалеко.

Вечно голодная глотка подземки жадно всосала Егора. Внизу на перроне стояло всего несколько человек - летом по пятницам Москва обычно пустеет, и, слава Богу!  Поезд подошел почти пустой, и Егор плюхнулся на свободное место возле двери. Он любил разглядывать людей в вагоне, это всегда позволяло ему скоротать время. Напротив, в углу сидела влюбленная парочка – молодые, лет двадцати, парень с девушкой. Целовались, не обращая внимания на окружающих, с языками. Что-то было в них странное. Егор долго не мог понять, что именно его смущало, пока до него не дошло – позы. Девушка обнимала парня за плечи одной рукой, была развернута к своему кавалеру всем корпусом, вторая рука лежала у него на колене. А парень в это время сидел, сложа ручки, позволял себя обнимать, да еще и склонял голову свою девушке на плечо. Короче, если их поменять местами, все бы стало хорошо и правильно. В нынешнем же варианте казалось, что мир сошел с ума.
Егор ухмыльнулся. Да ведь так сейчас многие живут, даже из его знакомых, - сильная женщина и слабый мужчинка-подкаблучник. Иногда Егор философски думал, что и его ждет такая же участь, потому что таким слабым был и его отец, только помыкала им не жена, а теща. Железная женщина была, всю семью в ежовых рукавицах держала. Дед, наверно, поэтому и старался поскорей из дома сбежать на рыбалку или за грибами. Любил свою жену, но с диктаторством ее не мог ужиться. Слишком силен в нем был бунтарский дух предков-поляков, сосланных за восстание 1863 года против Царя и Империи в Сибирь, на каторгу, да там и осевших после. Бунтарство в то время выбивали из людей палками, прогоняя через солдатский строй. Не каждый при этом выживал. Для нас сейчас вообще сложно представить, как можно выжить, получив две, а то и три тысячи ударов палкой. Однако же далекий пра-пра-пра-дед Егора выжил, и не забыл, не смирился и завещал своим потомкам помнить. И когда замшелая империя начала рушиться, его внук, прадед Егора, Иван, показал, из какого теста он сделан. Отомстил царскому режиму за все унижения. Боялись его белые, как чумы. Там, на гражданской войне, он познакомился с прабабкой Егора, которая в пятнадцать лет убежала из дома на войну.
Короче, бунтарство было у Егора в крови, в генах, даже на каком-то субатомном уровне. В детстве он любил брать то, что запрещали, ходить далеко со двора один и всячески нарушать правила, за что часто стоял в углу в детском саду, и был больно бит ремнем дома.  Когда все одноклассники начали курить, он принципиально не начал. Когда все друзья по десять раз ходили смотреть «Титаник», он из чувства противоречия его не смотрел. Ну а когда отец запил и начал тиранить Егора и мать, когда деньги в семье исчезли, и жизнь превратилась в выживание, Егор озлобился и обвинил во всех своих бедах Бога. Если Бог создал все вокруг, значит он за все и в ответе.
Злобы и агрессии было в Егоре столько, что люди шарахались от него на улице, а когда он садился в переполненном автобусе на двойное место у окна, никто не решался сесть с ним рядом, даже если салон был набит битком.

– Станция «Таганская», – возвестил женский голос, возвращая Егора в душный вагон подземки. Задумавшись, он чуть не проехал свою станцию.
Леха жил на улице Малых Каменщиков, минут пять пешком от метро. Уже подходя к дому друга, Егор заскочил в супермаркет. Взял колбасы, сыра, соленых огурчиков, буханку бородинского. Тщательно выбирал селедочку, бочковую, пряного посола, пожирней да попузатей. Набрал свежих овощей, зелени и двинулся вдоль полки со сладостями в сторону кассы. Со стороны касс долетели какие-то пронзительные крики. Егор притормозил и поморщился. Там, похоже, начинался какой-то скандал. Идти в другой магазин хотелось еще меньше, чем присутствовать при чужих разборках, поэтому парень медленно с неохотой двинулся дальше.
Покупателей в очереди стояло человек пять. Жирная усатая кассирша в зеленом корпоративном фартуке верещала тонким противным голосом на сухонькую бабушку лет семидесяти:
–  Что, думала, украдешь себе спокойно масло, а мне потом плати за недостачу? Вася, вызывай полицию!
Вася – огромный амбал в черной форме охранника с круглым, плоским, как блин, лицом и маленькими поросячьими глазками, загораживал старушке дорогу и набирал на телефоне номер экстренных служб. Бабушка тихо плакала:
–  Да как же это, не надо полицию, дочка, забыла я про масло, сумку положила на него и забыла. Я же заплачу за него, вот деньги, –  старушка, утирая слезы, протягивала кассирше сторублевки.
–  В полиции разберутся, что ты там забыла, склерозница старая!  –  визжала кассирша.
Очередь взирала на все происходившее безразлично. Егор молча протиснулся к соседней кассе, до боли сжимая в кулаке ручку корзинки с покупками. Внутри закипала злость. Охранник повел несчастную бабушку куда-то в подсобку.
Есть такой сорт мелких, никчемных людишек. Они сами всю жизнь пресмыкаются и выслуживаются перед начальством, но как только получают хоть какую-то мизерную власть над другими, совсем уже беззащитными людьми, то спешат поскорей этой властью воспользоваться, поизмываться. Раб, получивший власть, становится худшим вариантом господина. И у нас в стране рабская психология все еще преобладает, как ни печально это осознавать. Власть, за которую воевал прадед, обещала свободу, но загнала большую часть страны обратно в рабство, и голову поднять уже не давала.
Таких мелких тиранчиков Егор ненавидел до помутнения в глазах, но никогда, никогда не позволял себе выплескивать свой гнев с того Дня, даже когда крик ярости рвался из горла, даже когда кулаки сами сжимались и наливались кровью глаза. Нет, никогда.

В тот День, в детстве, ну как в детстве, в шестнадцать лет, юностью этот возраст назвать как-то язык не поворачивается. Так вот, в день шестнадцатилетия Егора отец, будучи, как всегда, в стельку пьян, начал Егору что-то выговаривать, а тот, обозленный и уставший подавлять бунт в своей душе, возьми да и скажи родителю, что тот ему не отец, что так называться он право потерял, как потерял свой человеческий облик. Надо было видеть глаза отца. Для него это был нож в сердце. Но голос души уже давно был заглушен голосом водочного демона, и вместо того чтобы увидеть всю мерзость своего облика, папаша ринулся Егора душить. Правда, родитель тогда уже спился окончательно, был худой, и сил задушить не то что Егора, а даже, наверно, и кошку, у него уже не было. С волчьим рычанием, отодрав руки отца от своего горла, Егор, что было сил, оттолкнул его от себя, вложив в бросок всю ненависть, что накопилась за годы побоев, и отец, отлетев метра на два, со всего размаха приложился спиной об угол тумбочки.
Неделю после этого отец лежал, почти не вставая со своего дивана, и изредка жалобно постанывая. Мать носила ему поесть и бегала за очередным «бутыльком». А Егор ходил мимо виноватый. Потом отец, конечно, оклемался, но, после этого случая, никогда больше на сына руку не поднимал. И с того самого дня парень душил свой гнев как мог.

Новые вопли кассирши вернули Егора в реальность. Он поскорее расплатился, покидал покупки в пакет и почти бегом выскочил из магазина на улицу. Челюсть сводило судорогой, сжатые кулаки побелели. В этот раз гнев внутри удержать было почти невозможно, и он прорвался наружу.
– Чтоб тебя грузовик переехал, мразь, сука, тварь! – сквозь сжатые зубы прорычал Егор толстухе и, со злости, пнул валявшуюся около урны жестяную банку от энергетика. Ни в чем не повинная банка, жалобно взвизгнув, забренчала по асфальту, а Егор, тяжело дыша, широкими шагами ринулся подальше от магазина. Прохожие шарахались в сторону при виде выражения его лица.

Домофон старого советского кирпичного дома противно пискнул и впустил Егора в прохладный полумрак подъезда. Консьержка знала Егора и пропустила его без лишних вопросов, и он пулей взлетел на пятый этаж по лестнице, чтоб хоть как-то погасить гнев.
– Чо, все так плохо? – с улыбкой спросил Леха, открыв дверь и оглядев друга. Егор кивнул. ¬– Ладно, пойдем на кухню. Водочку я в холодильник уже убрал. С закуской поможешь? – Егор снова кивнул, - Давай пакет.
Друзья переместились на кухню. Леха выложил все из пакета на стол и принялся тщательно мыть овощи и зелень. На плите уже пыхтела кастрюля, прикрытая крышкой. Егор заглянул внутрь. Она! Картошечка. Корнеплод радостно булькал в кипятке, распространяя душистый аромат.
- Ну чо, давай я селедкой займусь, а ты салат настрогай, - решил Леха.
- Лады, - отозвался Егор и работа закипела. Ручной труд, особенно готовка, всегда успокаивали Егора, и он радовался, что есть чем занять руки.
Леха выдал ему большую, пузатую, хрустальную салатницу, нож и деревянную доску, а себе выудил с верхней полки селедочницу, – специальную, расписную под гжель тарелочку овальной формы, повторяющую обводы рыбки и с невысокими, меньше сантиметра, бортиками. Селедку он уверенными движениями почистил, лишил головы и хвоста, потом вскрыл вдоль хребта, ловкими движениями выбрал все кости, нарезал ломтиками и стал укладывать в селедочницу так, как будто рыбка была еще цела. Взял красную луковицу, нарезал ее тонкими кольцами и уложил аккуратно поверх селедки. Потом сбрызнул всю эту красоту сверху постным маслом.
Егор залюбовался процессом, потом перехватил насмешливый взгляд Лехи и занялся салатом. Нашинковал салатные листья, нашинковал зелень, немного помял руками прямо в салатнице, чтобы дали сок. Резал помидоры крупно, частей на шесть и складывал поверх зелени. Взял красный перец, мясистый, нарезал его широкой соломкой. Репчатый лук нарезал кольцами. Огурчики, крепенькие, пупырчатые, нарезал мелко кружками. Все сложил поверх помидор. Густо посолил крупной солью. Перемешал деревянной длинной ложкой, поддевая снизу и вверх, поливая образовавшимся соком. Бросил ложку майонеза и пару ложек сметаны, для мягкости. Потом залил все постным нерафинированным пахучим маслом – Леха привозил специально из Краснодара, в Москве уже не достать такое. Перемешал опять. Снизу вверх, снизу вверх, оставил настаиваться.
Леха тем временем закончил с селедочкой. Нашинковал мелко остатки зелени:  молодой лучок, укроп, кинзу, высыпал все в глубокую красную пиалу, залил густой сметаной и перемешал, отставил в сторону. Порезал на небольшую тарелочку душистые бочковые соленые огурчики, разложил отдельно колбаску и сыр.
К тому времени поспела и картошечка. Леха накрыл стол чистой белой холщевой скатертью, живописно расставил на ней закуску. Перелил охлажденную водку в графин. Достал из морозилки первую перемену покрытых снежным узором рюмок. Пригласил Егора жестом за стол, тот плюхнулся на стул и сглотнул обильно набежавшую от запахов слюну. Леха разложил по тарелкам рассыпчатую картошечку, разлил водку по рюмкам и сел напротив. При этом он хитро улыбался в свою рыжую бороду и довольно жмурился, как кот.
Друзья почти синхронно, молча, разламывали пополам дымящиеся картофелины и щедро накладывали на каждую половинку сметану с зеленью из красной пиалы. В конце концов, когда натюрморт на столе был закончен, они также молча, чокнулись и опрокинули в себя водку. Потом поставив пустые рюмки на стол, подцепили вилками по ломтику-другому селедки, не забыв и про лучок, отправили рыбку в рот, и медленно со смаком ее прожевывая, сейчас же отломили по куску картофелины со сметанкой, с зеленью, и туда же, в рот. Откинулись, выдохнули, насладились вкусом. Егор улыбнулся. Ритуал был соблюден.
Налили по второй, закусили. Егор накидал еще себе в тарелку салата, взял в левую руку кусок черного бородинского и набросился на все с жадностью, набивая рот. Ел салат, картошечку, селедку, не забывал и про соленые огурчики, заедал хлебом. Леха ел медленно, смакуя, улыбался и поглаживал свою бородку, кивал каким-то своим мыслям. Выпили по  третьей. Егор потихоньку расслаблялся, в груди у него потеплело. Гвоздь, застрявший где-то в сердце, выскочил и больше не мешал. Напряжение последних двух дней уходило, стекало на пол невидимыми грязными струями.
– Ну, чо, давай, рассказывай, чо такого страшного у тебя приключилось?
– Я, как будто, в каком-то кошмарном сне оказался, – Егор провел рукой по лицу и рассказал другу события последних суток. – Я не понимаю, что со мной происходит? Почему на меня нападают бесноватые девочки? Почему я вижу мертвых? Чего им всем от меня надо? Я боюсь, - Егор вздохнул, голос его дрожал - вдруг, я свихнулся со всей этой магией и экстрасенсорикой?!
– Да не истери ты, как баба, - Леха поморщился, - все с тобой нормально, просто, способности включаются. Скорее всего, нападение вчерашнее подстегнуло тебя, и ты выскочил на новый уровень чувствительности. А водку, кстати, зря мы пьем. Водка – это напиток мертвых. Подключает к нижнему миру. Могут еще гости пожаловать.
Егор побледнел.
– Да и не бойся ты их! Они мертвые уже. А раз на связь выходят, значит, чо-то  сказать тебе хотят.
– Не хочу я с ними разговаривать! Я их боюсь!
– Хочешь, не хочешь, а придется, - Леха хмыкнул и погладил свою бородку, - раз тебе дали эти способности, значит, ты должен, обязан ими пользоваться. Не будешь этого делать – с тебя так спросят, что еще пару воплощений вспоминать будешь.
–В каком смысле спросят?
– Ну чо, например, раком заболеешь. Или сущность в тебя какая-нибудь залезет, и будешь бесноватый ходить, как та, что на тебя напала. А там и до психушки рукой подать.
– Типун тебе на язык! – печально пробурчал Егор.
– Ну а ты как думал, силу бесплатно дают? За все в этом дурном мире нужно платить. И одиночеством чаще всего. Тут главное не заиграться в магию. Был у меня приятель. Тоже с маятником работал, занимался астрологией, ну и способности у него тоже открываться начали. Ауру видел, болезни по ней определял, сущностей мог в человеке разглядеть. Он начал активно все это практиковать. И однажды его нашли сидящим на полу, мертвым. Точнее это врачи так сказали – пульса-то не было. Вскрытие сделали, ничего не нашли. Думаю, он экспериментировал с медитацией, выходом из тела и подобными вещами. Из тела вышел и не смог вернуться. Он, может быть, и не мертвый был, а при вскрытии его, получается, зарезали. Но итог-то один. Так что, аккуратнее применяй способности. Всегда должно быть что-то, что тебя заземляет, держит в нашем мире. Профессия основная, например, или женщина любимая, хотя редко какая женщина готова с таким жить. Баланс тут важен, понимаешь? Инь-янь. Не будешь талант использовать – накажут. Уйдешь туда с головой – потеряешься или свихнешься. Хотя тебе, мне кажется, потеряться не дадут.
– Почему не дадут? Кто не даст? – не понял Егор.
– Просто есть ощущение, что ведут тебя и защищают. Высшие силы, кто же еще, – усмехнулся Леха, – На демона ты, вроде, не похож. Ладно, хорош грустить, – Леха хлопнул Егора по плечу, – Давай еще по одной.
Выпили еще по одной, закусили соленым огурчиком.
- Кстати, про заземление, - Леха хитро ухмыльнулся и подмигнул, - как эта следовательница, горячая штучка? Так ты про нее рассказывал, пощупал уже ее?
Егор покраснел:
- Да не-е-е, у нее там, похоже, с коллегой ее отношения уже, хотя она, конечно, красивая и фигурой, и лицом.
- Так ты не теряйся, - Леха пихнул его в бок и заржал.
- Ну, как я к ней подкачу? Да и мужик у нее крутой, здоровый, плечистый, зачем я-то ей?
- Помоги ей найти маньяка, вот и сблизишься, - Леха опять подмигнул, - а амбалов бояться – на свиданки не ходить!
- Не хочу я лезть в это все!– Егор сорвался на крик, - мне еще жизнь дорога своя!
- Да не ори ты! – Леха хлопнул по столу ладонью, - и не бзди! Зато прокачаешь способности свои новые.
- Я. Не. Хочу. Все, точка!
- Ладно, может, передумаешь еще. Давай еще по одной, - и Леха пошел доставать из морозилки новую перемену стопок.
Они выпили еще по одной, а потом еще. Напряжение ушло совсем. Страх спрятался в карман. Яркие картинки последних событий, стоявшие перед глазами, отодвинулись куда-то в сторону и подернулись сизой дымкой.
За окном солнце оседлало крыши пятиэтажек. И Егор, не желая возвращаться по темным улицам, засобирался домой. Долго обнимались, жали руки. Егор обещал заходить чаще, и, наконец, простившись, спустился на старом скрипучем лифте и оказался на душной, узкой улице.

Солнце уже почти утонуло где-то во дворах. Сумрак выплеснулся из подвалов и потек по асфальту, сгустился под деревьями.
Егор не спеша шел к метро. Впереди у магазина, где днем он был свидетелем неприятной сцены с бабушкой и кассиршей, стояла карета скорой помощи, мигая аварийкой. Врачи неотложки укладывали чье-то тело на носилки. На этот процесс глазели несколько зевак со скорбными лицами. Егор подошел поближе и неожиданно узнал лицо пострадавшей. Это была та самая кассирша, что днем измывалась над бабкой. В памяти всплыла вся эта отвратительная сцена, и слова брошенные Егором в приступе гнева: «Чтоб тебя грузовик переехал!». Рядом две благообразного вида тетушки обсуждали происшествие, и Егор невольно прислушался:
– …она по телефону разговаривала, орала на кого-то в трубку, а по сторонам и не смотрела. На дорогу вышла, а тут «газель». Водитель затормозить не успел. Ее аж на пару метров отбросило…
Дальше Егор не слушал. По спине поползла холодная струйка пота. Неужели эту склочную бабу убило его проклятие? Не может быть! Это просто совпадение. А если нет? Не слишком ли много совпадений за последние два дня? Что если он теперь убийца, пусть и невольный? На лбу выступила липкая испарина. Весь хмель из головы моментально выветрился. Егор вытер лицо рукавом и широким шагом поспешил прочь.
Так, нужно успокоиться. Вдох-выдох, вдох-выдох. Ты никого не убивал. Эта вздорная тетка сама залезла под грузовик. Тебя там вообще не было! А вдруг мои слова как-то подтолкнули ее к этому? Черт!
Ноги сами несли Егора, он плохо соображал куда идет, полностью занятый мыслями. И вдруг его ослепил солнечный зайчик. Заходящее светило послало парню свой прощальный привет. Егор проморгался и увидел, что стоит у ограды небольшой церкви красного кирпича. Золотой блик, остановивший парня, угасал на куполе храма. Не думая, как завороженный, Егор поднялся по ступеням, толкнул дверь и вошел.

Сумрак внутри храма пах ладаном и мерцал свечами. Со стен строго взирали лики святых. Было пусто, только сухонький батюшка с небольшой бородкой в темной рясе молился перед образом Богородицы.
Егор неумело перекрестился, и, дождавшись, когда священник закончит молитву, подошел к нему. Батюшка был небольшого роста, лет, на вид, около пятидесяти с небольшим. С очень ясными, светлыми глазами, которые проникали, казалось, в самую суть человека, но не грубо, не взламывая, а мягко и бережно.
– Здравствуйте, батюшка, я хочу исповедаться, я, правда, не знаю правил и вообще… – Егор смешался и замолчал, уткнувшись взглядом в носки своих кроссовок.
– Все в порядке, сын мой, не бойся, просто рассказывай, открой душу Богу, и он ее исцелит.
– Знаете, я пожелал одному человеку плохого, смерти пожелал, со зла, в гневе. И то, что я пожелал, сбылось в тот же день.
– Ты правда хотел смерти тому человеку?
– Нет, нет, нет! – Егор замотал головой, – Я просто так это сказал, потому что очень разозлился. Человек тот, женщина, кассирша в магазине, она плохо поступила. Она старушку унижала.
– А ты заступился за старушку?
– Нет, – Егор низко опустил голову, ему стало нестерпимо стыдно за свою трусость. – Нет, я не заступился, ушел, убежал даже оттуда. Да и разозлился я больше на себя, что ничего не сделал.
– То есть ты разозлился на себя, а зла другому пожелал?
Егор потрясенно глядел на священника. Да ведь он прав. Лицо горело от жгучего стыда.
– Да, – прошептал он.
– Конечно, всегда легче выместить зло на ком-то другом, чем честно посмотреть на свои недостатки и пороки, пересилить свой страх и сделать то, что должен, а не убежать. А еще сложнее принять, что ты такой, и что-то начать с этим делать.
– Принять, что ты дерьмо полное?
– Ты не дерьмо, ты человек, по образу и подобию божию.  Каждый из нас изначально светел и чист. Но есть в нас то, что склоняет каждого ко злу. Семя дьявола, первородный грех, эйцехоре, эго, кто как называет. И оно не дремлет, оно подталкивает нас к краю. И чем сильнее человек, тем сильнее его эйцехоре.
– Как это?
– «И от всякого, кому дано много, много и потребуется; и кому много вверено, с того больше взыщут». Слыхал такое? Тебе Богом сила дана видеть и вычищать грязь. И чем больше сила твоя становится, тем сильнее и слова твои и даже мысли. Тебе придется научиться следить за тем, что ты говоришь, и что ты думаешь. Иначе потеряешь душу свою – Враг рода людского завладеет ею. Уступишь сначала в малом, поддашься соблазну, пойдешь против совести, начнешь использовать силу свою для корысти. Ты и не заметишь, как станешь рабом своего эго.
– Но если все так, как вы говорите, то это же такая ответственность! Постоянно следить за своими мыслями, желаниями, чувствами. Я не смогу! Мне не нужна вся эта сила, эти способности, я их не просил! Я хочу быть обычным человеком. А вы, кстати, откуда про «дар» знаете мой?
– Мне Господь тоже дар ниспослал – видеть много в людях. И ты, как и я, уже не можешь отказаться. Это дар, тебя сочли достойным его. Раз тебе это доверили, значит, ты можешь выдержать и соблазны с этим связанные. «Каждому дается по силам его». Ничего не бойся, даже если сейчас ты не чувствуешь поддержки, это не значит, что ее нет совсем. А ответственность это всегда оборотная сторона силы и свободы.
– Какая уж тут свобода, когда за каждым словом своим следить нужно?
– А что ты думал такое свобода?
– Ну, делать что хочется.
– Делать что хочется, это не свобода, а вседозволенность. Да, так свободу сейчас и понимают. Атеисты. Делай что хочешь – бога нет, никто не спросит, нужно брать от жизни все. Но это великая ложь. Тьме это выгодно, потому что такие мысли ведут человека к погибели души. Даже странно, про карму сейчас только ленивый не говорит, а про истинный смысл этого понятия – воздаяние, никто и не задумывается. Бог создал нас всех свободными, даже демонов. У всех есть выбор – творить добро или зло, но у каждого решения есть последствия, и вот когда ты смело берешь ответственность за свои решения и поступки, вот тогда ты и становишься по-настоящему свободным, и сильным. Ты же хочешь быть сильным и большим?
– Хочу конечно, слабым быть никто не хочет.
– Тогда тебе нужно стать ответственным, так устроен этот мир, пойми.
– Да, я вроде понимаю, переварить нужно, – Егор робко улыбнулся.
– Переварить и принять, да ты прав, а про то, что никто не хочет быть слабым, ты заблуждаешься, многим так проще жить – слабым – со слабого мало спроса, можно не напрягаться, коптить небо потихоньку, проживать жизнь за жизнью.
– Христиане разве верят в то, что мы не один раз в этот мир приходим?
– В Священном писании нигде это не сказано прямо, да и время сейчас такое, что требует от нас расширять свой взгляд на мир, хотя ты прав, конечно, многие из братьев наших во Христе отвергают такую идею, но не я, – и добавил шепотом, – многие бы даже такие мои слова ересью бы сочли, но сейчас за ересь уже не сжигают, – и батюшка подмигнул и засмеялся.
Егор тоже улыбнулся шутке.
– Ступай, уже стемнело, тебе нужно идти. Господь с тобой.
¬И Егор, послушно, не оглядываясь, побрел к выходу. Ночь уже придавила город, залив чернилами улицы и дворы, ей сопротивлялось лишь несколько фонарных столбов да редкие светлые окна в сталинке напротив. Егор спустился с крыльца и медленно, задумчиво пошел по тротуару вдоль пустынной, темной улицы.
– Егор Щукин? – приглушенный голос сзади заставил обернуться.
¬– Да – машинально ответил Егор, поворачиваюсь, и тут же получил сильный удар по голове.