Слабые духом. Часть 1

«Только Высшие Силы на Небесах
решают Судьбу человека! Нечего Их
подгонять – могут дать и по морде –
если и не вам лично, то
вашим родным и близким!»
(Из моей лекции молодым офицерам)

1. Доктор Мулдашев.
1.1. Приезд.
«Жили–были старик со старухой, и было у них три сына. Старший умный был детина, средний был и так и сяк, младший – вовсе был…» – так начинаются многие Русские СказкиА.  В наше же время, когда родители стараются не обременять себя излишним потомством, детей в семьях – один–два, да и обчёлся…
Так и в семье Мулдашевых был один ребёнок – Сергей Иванович. Отец его – Иван Сидорович Мулдашев был доцентом кафедры анатомии в Первом Ленинградском мединституте и кандидатом медицинских наук. Мама Валентина Валерьевна, в девичестве Сидорова (но в детстве её как сидорову козу папа ея, понятен ёжик, никогда не порол!) – преподаватель того же института по дисциплине, каким–то образом связанной с фармакологией (тут автор – поверьте – не в курсе – Мулдашев–младший особо не распространялся на эту тему).
Отпрыск вроде бы сочетал в семе качества и способности всех трёх сыновей из Русских Сказок – и вроде умный был по своей специальности детина, по жизни – как среднее чадо – и так, и сяк, а вот, что касалось воинской службы, куда он попал после окончания института, в котором доцентствовал евонный папашка – был полным дураком .
Что понесло товарища Мулдашева в корабельные медики – Высшие Силы так и не поведали автору. Приехал Сергей Иванович вместе со своей супругой Ниной Васильевной (тоже доктором, но по специальности – невропатолог) на пароходе «Авача» ближе к вечеру 6 августа 199… года на брега славного бывшего озера, обозначенного на картах Камчатки как Бечевинское или Финвал (на военных картах), где на подножии сопки стояли 8 домов да 2 казармы со штабом во главе.
На пирсе нового доктора встречал флагманский медик славной 182-ой бригады дизельных подводных лодок майор медицинской службы Тополь Александр Иванович (в простонародии – Сан Ваныч), который и помог спуститься по трапу славного парохода «Авача» супруге лейтенанта Нине Васильевне, а на помощь самому лейтенанту бравому майору уже сил не хватило – да и не царское это дело помогать мужчинам сходить на пирс. Мулдашев прошагал, чуть не падая, по крутому трапу зелёного цвета, и спустившись, доложил майору, что прибыл для дальнейшего прохождения службы.
Тут к майору и лейтенанту с супругой изволили–с подойти капитан 2 ранга известной национальности – по лицу было видно за километр, которое в момент описываемых действий был начальником – как раньше бы сказали – политотдела (сам же политотдел был разогнан по Указу бывшего политрабочего «царя Бориски» – как выразился предшествующий начальник политотдела, не пожелавший служить под скипетром бравого алкоголика, развалившего вместе с двумя другими «тихими алконавтами» Великую Державу в перерывах между вливаниями «огненной воды» внутрь себя). Поинтересовавшись – каковы дальнейшие планы на будущее, начпо, который всегда отъезжал к родным местам от Одессы не по первому пути, а от «первой и второй рельсы», сообщил докторам, что с медработниками на бригаде аховое положение (тут он, по старой политотдельской привычке малёхо приукрасил), но бригада напряглась и выделила молодой чете однокомнатную квартиру в почти новом 7-м доме и передал  майору–медику ключи от квартиры.
Далее капитан 2 ранга, вскормленный мамалыгой и вспоенный молдавским вином, хотел уже было «задвинуть речь», но кто – то отвлёк внимание «инженера человеческих душ» и он покинул пирс, решая очередную проблему в жизни гарнизона. На этом его пока и оставим – пусть решат – лишь бы не мешал нести службу.
Майор, стараясь поменьше дышать на молодую докторшу остатками вчерашнего «сабантуя» в лазарете, передал ключи Мулдашеву–младшему, дал команду двум санитарам, переминающихся с ноги на ногу за его широкой спиной, чтобы те взяли багаж нового доктора, развернулся и, ведя Нину Васильевну под руку, направился к стоящему на корне пирса кунгу, который и доставил багаж с владельцами на плац перед зданием штаба бригады.
Далее всё пошло по накатанной – майор повёл супругу лейтенанта–медика в лазарет, который находился на первом этаже соседнего со штабом здания, дабы познакомить её с будущими коллегами, а Сергей Иванович зашёл в штаб и после некоторого ожидания зашёл в кабинет комбрига и представился – как только это умеют штатские, надевшие военную форму – то есть абсолютно неграмотно с точки зрения строевого офицера, мало–мальски знакомого со Строевым Уставом ВС СССР или РФ. Комбригу было не до доктора, поэтому он быстро выслушал лейтенанта, спросил: «Вас встретили?», получил утвердительный ответ, опять поинтересовался: «Вам определили квартиру», на что снова получил бодрый рапорт: «Да, ключи дали от квартиры в 7-м доме» и после этого отпустил доктора восвояси.
Сергей Иванович вышел из кабинета, повернул налево, миновал кабинет начальника штаба, затем – кабинет ЗНШ  (заместителя начальника штаба – им был Волков Владимир Ильич, по кличке «Сбитый лётчик», так как перевёлся к нам в бригаду из какого–то авиационного полка, где служил штурманом на ракетоносце воздушном) и направился далее к выходу. Но тут из кабинета ЭМС открылась дверь, которая и откинула эскулапа к противоположной стенке. Из проёма ЭМСовского кабинета вышла фигура массивная фигура капитан–лейтенанта Пониковского Станислава Семёновича – помощника Начальника ЭМС–метролога, а заодно и главного электрика на бригаде, облачённая в китель с «лодочкой» на груди.
Дверь впечаталась в ухо доктору, поэтому оно очень быстро посинело и отливало дивным перламутром. Сергей Иванович взвыл, схватился левой рукой за ухо и с ненавистью посмотрел на увесистую фигуру главного бригадного Яблочкова  и Доливо–Добровольского  в одном лице.
– Что пялишься как Ленин на буржуазию? – вопросил будущего Пирогова  суровый механик, взращённый и вскормленный суровой социалистической жизнью, где основным правилом было: «Жестокость цементирует нацию». – Глаз не имеешь, что ли? Нечего раззяв ловить по сторонам.
Доктор хотел было что–то возразить нахалу, но тот развернулся и бодро пошагал к выходу, где и раздался его голос, обращённый к дежурному по штабу старшему мичману Владимиру Сидоровичу Самохину (см. рассказ «Женская непостоянность»), сообщивший Вован Сидоровичу, что капитан–лейтенант изволил убыть на пирсы контролировать лечебный цикл АБ  ПЛ «Б–…» (поверьте – читателю вовсе неинтересно знать там всякие бортовые и тактические номера лодок, ибо большинства из них уже нет в природе – списаны начальством и разграблены вновь нарождающейся буржуазией, с которой так неистово боролся Ленин, чтобы его черти в Аду хорошенько прожарили вместе с рабочими политорганов)
– Лейтенант, бляха муха, двери закрой! – донеслось до ушибленного дверью голос из недр кабинета. Доктор отпустил своё увеличившееся в размерах ухо, подошёл к двери и закрыл её, заранее начиная ненавидеть лютой ненавистью всех жителей данного кабинета. После этого Сергей Иваныч снова поднёс руку к своему слуховому аппарату, подержал продолжающее все больше и больше болеть левое ухо, и затем снова продолжил движение к выходу из злосчастного здания. Подойдя к входной двери эскулап ничего не увидел – входную дверь закрывала фигуристое тело  Вован Сидоровича, вышедшего перекурить, а заодно и проверить – уехал ли ПНЭМС  на машине на пирсы или нет, ибо если бы машины не оказалось, то Вовану Сидоровичу пришлось бы звонить на бербазу и т.д. и т.п., так как с Пониковским он был в очень хороших отношениях и даже история со скалками и сковородкой в руках дражащей его супруги как–то напрочь забылась, хотя была и мною (автором) записана, распечатана шаманом с бывшей лодки автора и подарена супруге Вована Сидоровича на день рождения.
Ушибленный доктор открыл дверь, протиснулся между стенкой и окутанной сигаретным дымом фигурой старшего мичмана, который по сроку службы даже не и подумал шевельнуться, и повернул направо, прошёл здание, переулок с трапом наверх к памятнику подводникам, и, завернув в первый подъезд окрашенного в коричневый цвет здания, поднялся в лазарет. Там уже была «накрыта поляна» по выражению флагманского доктора, вокруг которого сидело четыре доктора в военной форме и пять медсестёр. Флагманский представил будущего коллегу присутствующим и служба вновь прибывшего на бригаду офицера–медика началась…

1.2. Служба.
Судьба, контролируемая Богородицей МакошьюБ со своими дочерями Долей (Сречей) и Недолей (Несречей), окончательно повернулась к старшему лейтенанту задом. Причём плотненьким эдаким, да объёмистым. Сергей Иванович сидел на кухне и вопрошал себя мысленно: «Да что это такое деется–то на белом свете, Господи? За что мне такие муки?»
И был повод для таких вопросов. Лодка, на которой служил старлей Мулдашев С.И., как неделю пришла с автономки. По укоренившейся традиции всему экипажу было предоставлено 10 суток после боевого похода на восстановление «упадших сил» (по выражению флагманского минёра), но двоим из экипажа – капитан–лейтенанту Пониковскому Станиславу и старшему лейтенанту медицинской службы Мулдашеву Сергею в такой малости было отказано. Помощнику НЭМСа – из–за того, что второй ПНЭМС (по живучести) был в госпитале, а НЭМС оставался один, а другим лодкам надо было выходить в море, поэтому – чтобы бригаду не оставлять без механических командных сил – каплею было сказано: «Потом отгуляешь!». Мол, а пока – вот «Б–…» – там перегружают АБ, а послезавтра «Б–…» – уходит на замеры и ГВП  (глубоководное погружение), а НЭМС – ставит ПЛ «Б–…» в док, то есть бригада живёт полноценной жизнью, а отдохнуть ты, мил друг, всегда успеешь – как показали последующие события – уже на пенсии.
С Мулдашевым получилось немного похожая ситуация – все доктора была «на расхвате», двое – в отпусках, кто–то – на повышении квалификации, так что для дежурств в лазарете оставался только один бравый алкоголик и любитель лазить по всяким там злачным, но запретным для мужиков местам (в прямом и переносном смысле) гинеколог Налётов Серёга (подпольная кличка – «Залётов» – о нём я упоминал в рассказе «Буратино»), так что стоять по лазарету надо было ещё кому–то. Вот и подвернулся пришедший с похода Сергей Иваныч – так сказать, чтобы служба ему мёдом не казалась.
Супруга – Нина Васильевна – естественно опечалилась и постоянно напоминала супругу, что все «умные люди» уже давно свалили на берег с этой «дыры» (так она называла посёлок Финвал, в которой – на её горе – нервных больных было за два прошедших года – один человек, и тот – мичман, замученный жизнью, супругой и безконечным печатаньем на печатной машинке – компьютеров тогда ещё не было). А супруг даже не чешется как шелудивый пёс – постоянно упрекала она Сергея Ивановича, который молча вздыхал и откровенно жалел о своём отказе остаться после окончании института при кафедре своего отца – всё длинный рубль тянул в дорогу…
Отношения с коллегами у Сергея Ивановича были неплохие – всё–таки в те времена ещё преподаватели не научились оценивать знания студентов в энном количестве тугриков, которые им передавались. А вот с экипажем лодки отношения были – скажем прямо – аховые. И всё потому, что однажды Сергей Иванович решил, что подъём Флага на Флоте – это не очень обязательная процедура для медика, и поэтому он пошёл на корабль предварительно зайдя в лазарет и поговорив «за жизнь» с дежурным доктором.
Придя на лодку в 09.20 лейтенант попытался спуститься в свою родную каюту, которая служила также и лазаретом, но не смог этого сделать – ВРЛ  был задраен – автор уже не упомнит – по какой причине – скорее всего проверяли отсеки на герметичность методом наддува. Короче – простоял наш лейтенант на мостике в компании с вахтенным офицером и сигнальщиком ещё часок, пока ВРЛ не открылся и на пирс вышел под крик вахтенного офицера: «Смирно!» командир.
Скомандовав: «Вольно! Экипажу построение на пирсе!», командир прошёл к торцу пирса и с наслаждением закурил. Пока экипаж выскакивал и оформлял своими телами двухшереножный строй, командир накурился и пошёл к строю. Старпом, рявкнув: «Равняйсь, смирно, равнение направо!» – лихо печатая шаг по пирсу, подошёл к командиру и доложил, что экипаж построен. Командир опять скомандовал: «Вольно!», старпом продублировал команду, после чего отец–командир начал «разбор полётов».
Закончив с моряками, командир отправил их на корень пирса на перекур и перешёл к действиям мичманов. Разобрав и их, также отпустил последних на перекур. В строю остались одни офицеры. Вызвав перед строем доктора, командир ПЛ долго соединял и согласовывал согласными Образы гласящих Буков, разъясняя непутёвому выпускнику медицинского института, что подъём Флага на Русском корабле – это святое, и нарушение овеянных славными Традициями порядка и правил морской службы – суть преступление противу всей военно–морской жизни. Я не привожу полностью текста выступления капитана 2 ранга лишь потому, что чисто Русских слов было мало – остальные были «соединяющие слова», при оглашении которых наши дамы краснеют и бледнеют, забывая, что без мужчин выражаются порой ещё хлеще…
Лейтенант был уестествлён по полной программе. Столь нелюбимый мною Покровский, описывая доктора–интеллигента и сына академика, никогда не плавал на дизельных подводных лодках, иначе бы его рассказ засиял бы куда гораздо большим количеством граней и цветов.
Лейтенант Мулдашев стоял и краснел под воздействием эпитетов и определений, которыми награждал его отец–командир. Увидев состояние корабельного доктора, командир, которого комбриг охарактеризовывал за проступки подчинённых в гораздо большем объёме и который это воспринимал как само собой разумеющееся, взъярился:
– Что вы тут краснеете, как монашка, увидевшая Геракла с неприкрытым членом. Не надо тут из себя строить девочку–целочку, стоя на Тверской. Что вы тут изображаете мне непуганного лемура и не оттраханного во все щели павиана? Вы что – не понимаете нормального Русского Языка, мать вашу? – дальше бравый капитан 2 ранга пустился в долгие рассуждения о том, что вместо того, чтобы преподавать оболтусам с длинными концами какую–то дисциплину из фармакологии (об этом командир узнал от замполита и флагманского врача во время какой–то пьянки по какому–то поводу), мама лучше бы себе наварила противозачаточных микстур, чтобы на свет Божий не появлялись такие уникумы как  стоящий перед офицерским строем лейтенант…
– Сколько тебе лет? – задал вопрос капитан 2 ранга лейтенанту и, получив ответ: «Двадцать пять», – внимательно посмотрел на сына доцента и вздохнул: «Да, аборт уже делать поздно…», после чего приказал старпому лишить доктора всего и вся,  объявить ему строгача и выдать ему зачётный лист и наконец, ко всеобщему облегчению стоящих в строю офицеров и стоящего перед строем лейтенанта, распустил строй…
После этого – уже в автономке – Сергею Ивановичу опять «не повезло». В поход вместе с ним пошёл капитан–лейтенант Пониковский Станислав Семёнович, которого Сергей Иванович невзлюбил с первого дня своего появления в славном граде Финвал, но который – в отличие от доктора – злопамятным не был – просто частенько был не очень добрым и имел прекрасную память. После первых двух недель автономки – то есть первоначального периода, когда всё «устаканивается», народ и железо «притираются» и служба окончательно «приводится» в «нужный меридиан» – наступило то время, которое Пониковский всегда любил – можно заняться любимым делом – то есть что–то поизобретать, что–то рассчитать, вывести какие–то новые формулы и так далее.
Механический каплей сидел на вахте вместе с молодым лейтенантом – командиром электротехнической группы, пришедшим на бригаду в начале сентября и перемешивая «дело с бездельем» – то есть мешая свои научные «изыскания» натаскивал лейтенанта в своей специальности. Сидели они с лейтенантом по ночам – вместе с командиром, который знал Станислава с 1988 года и был в нём уверен на все 100 процентов – так как уже однажды тонул с ним, но «вылезли» и отделались они тогда маленькими потерями и лёгким испугом– сгоревшим от попавшей в него забортной воды преобразователем.
Поэтому командир занимался своим, а Станислав с механёнком – своим. Надо сказать, что на бригаде был такой обычай – доктор в автономке после того, как раздавал «помпоны» со спиртом (для обтирки лица и тела) морякам–подводникам и контроля чистоты камбуза и опросив моряков на предмет каких–либо заболеваний (это доктором заканчивалось где–то к 02.00 ночи) занимался следующим: контролировал приготовление жареной картошки, которая и подавалась в центральный пост приправленная лучком, зелёными помидорами и селёдочкой (на это подводники, как правило скидывались и закупали продукты за свои кровные – в данной автономке моряки закупили порядка 200 кг картошки и по 2 деревянных бочки зелёных помидор и селёдки, которые – ради сохранения с великими предосторожностями были установлены в кафердаме и из которых – а это знали все – вечно голодные сволочи–торпедисты воровали помидоры и рыбу – но в меру, не обижая остальных). Хлеб никто не ел – его было тык–в–притык на корабле, а всё остальное – без проблем.
После «картофана» пился моряками чай – Пониковский как всегда ушёл в море с двумя канистрами пресной воды и периодически – «от щедрот душевных» – расщедривался водою на чай. С собою ПНЭМС взял пак печенья и 4 килограммовые пачки сахара (кускового труднорастворимого), которыми делился с механиком (тоже вложившим свою лепту в финансовый проект ПНЭМСа), старпомом, штурманом и командиром. Вот и сейчас, Пониковский обернулся к отцу–командиру, взял «Добро» на изготовление закусона, и вызвал первый отсек.
– Первый отсек осмотрен, замечаний нет…, – собрался было доложить вахтенный на посту электрика, но Станислав Семёнович остановил его и приказал: – Доктора в центральный.
Тот через пять минут явился. Пониковский, повернувшись на чуде инженерной мысли с 16-тью степенями свободы обратился к Мулдашеву с просьбой:
– Док, будь другом, дай команду кокам – пусть организуют картошки сковородочку, лучок почистят, селёдочку, помидорчиков зачерпнут из бочки – короче, организуй ночной ланч. А я пока водичку организую для чайковского (так механик называл чай)
Услышанное далее повергло Станислава в шок.
– Я ничего организовывать не буду. Вам надо – вы и делайте. А я спать хочу.
С этими словами доктор уже было собрался уходить, но тут командир, оторвавшись от своего разговора по поводу ЖУСа  с шаманом, развернулся телом на 120 градусов и спросил наследника Гиппократа:
– Доктор, тебя это напрягает что ли? Тяжело пройти в третий и дать команду. Через часок прийти проверить – и самому поесть?
– Да, трудно! – Сергея Ивановича «занесло на повороте». – Я устал и спать хочу!
Тут Станислав Семёнович снова показал, что хоть он и добродушный дяденька, но таких «фокусов» не понимает.
– С чего это ты устал, болезный? – поинтересовался механик. – Спать только от безделья или напряжённого труда хочется. Да ты за весь день только и был занят один час, когда лодку обходил. Ты, кстати, зачётный лист закрыл – чтой–то я тебя не наблюдал рядом с собой с зачётным листом?
Доктор, который старался обойти ПНЭМСа дальней дорогой (что на ПЛ было проблематично), попытался было сдать зачёты по АСУ  (аварийно–спасательным устройствам), АСС (аварийно–спасательным системам) и организации выхода из ЗПЛ  (затонувшей подводной лодки) командиру БЧ–5, но тот послал доктора подальше, так как командир в начале автономки предупредил всех офицеров, что данные дисциплины будет у них принимать лично Пониковский.
– Я учу, – пролепетало бедное дитя преподавателей мединститута.
– Короче, доктор, давай организовывай картошку, – не стал заострять внимание на полной технической безграмотности доктора Станислав.
Но тот упёрся как баран перед воротами, и было похоже, что с этих позиций старлея и танком не сдвинуть…
Механик напомнил побледневшему доктору, что он, то есть Станислав Семёнович, «добро и зло помнит одинаково», но докторище упорно стоял на своём и продолжать славные традиции начмедов в автономке наотрез отказался.
– Отпусти ты этого г…но, а то в центральном уже пахнет! – сказал командир механику, и доктор, оскорблённый этими словами до самых глубин своей столь ранимой души, убыл в первый отсек и заперся в своей каюте.
Понятное дело, что Станислав не поленился оторвать свой зад от кресла, прошёлся по отсекам, проверив несение вахт, а затем заглянул в третий на камбуз, организовал «процесс», спустился тихонько в каюту, где спал командир БЧ–5, нацедил 2-хлитровую бутылку через воронку пресной водой, взял печенюшек и 10 кусков сахара и убыл в центральный. Через час боевая смена в центральном оттрапезничала, не забыв вахтенного офицера, ВИМа , вахтенных ЦП  и БИП , штурмана,  акустика,  боцмана и вахтенного трюмного, что кемарил (спал)на фильтре ГОНа в трюме, затем попили чайку с печенюшками и с кусками труднорастворимого…
С тех пор доктора невзлюбили…
Уже к концу автономки трюмный ухитрился вогнать себе железную занозу–стружку в палец. Время было около 04.00 – то есть практически перед сменой вахт. Он вылез наверх и доложил вахтенному ЦП (командиру отделения машинистов–трюмных), что, однако больно…
Пониковский, присутствовавший при этом, дал команду в первый отсек: «Доктора в центральный!» Через три минуты был получен ответ: «Доктор идти отказался!». Станислав спросил вахтенного БП–1  (боевого поста): «Ты что ему сказал?». Боец честно ответил, что подошёл к амбулатории и, постучавшись в дверь, сказал доктору, что того вызывает в центральный капитан–лейтенант Пониковский.
– Скажи доктору – тут трюмный поранился, пусть идёт и стружку из пальца вытащит у него. – приказал торпедисту механик.
Через две минуты тот сообщил в центральный пост, что доктор всех послал на… и сказал, чтобы его не безпокоили…
– Ну ладно, козлина питерская, я тебя отучу хер о подволок тупить (койка доктора находилась как раз под подволоком амбулатории). Торпедист иголку и одеколон в центральный. 4-ый, магнит в центральный. Третий – коку – тазик с тёплой водой и мылом в ЦП. – Пониковский в любой ситуации привык действовать очень быстро. – Акустик, давай пинцет сюда, хорош ими мондавошок из блоков вытягивать, – после этого он отправил механёнка в каюту командира ЭМБЧ за бинтом, йодом, перекисью водорода и спиртом (Пониковский долго приучал своих механиков всё это – вместе с анальгином, аспирином, валидолом и промедолом держать у себя в каюте под рукой – он ещё помнил последствия своего флюса – см. рассказ «Приём топлива»).
Всё было сделано очень быстро. Командир, войдя в центральный, онемел, когда увидел следующую картину:
– капитан минус лейтенант Пониковский держал в руках иголку и самозабвенно ковырялся ею в пальце трюмного;
– трюмного, сидящего в кресле ВИМа удерживал механёнок, обхватив за плечи;
– вахтенный офицер БИП держал переноску и освещал операционное поле;
– боцман, поставив рули на «автомат» подавал безполезные советы;
– трюмный кривился и постанывал, но держался.
– Вот она, зараза, вылезла! – сообщил участвующим в операции каплей. – Где пинцет?
Пинцет был подан и, приложив определённое усилие, Станислав вытащил из пальца почти сантиметровую стружку.
– Ни хрена себе. И как это ты, мил человек, умудрился–то? – вопросил «хирург», обильно смачивая начавший кровоточить палец, а затем, залив рану перекисью и йодом, плотно забинтовал палец.
Ответа на свой вопрос Станислав Семёнович не дождался, но ему было понятно, что боец точил что–то себе в дембельский альбом, обрезал железку, да неудачно…
– Пошёл, болезный, в трюм – скоро вахту сдавать. Боцман, сцука, – тут механик увидел, что средние рули ПЛ «шевеляться» сами по себе (ибо стояли на «автомате»), – я что–то не понял, а ну снимай с «автомата» нахрен – нечего насосы гидравлики гонять…
И служба покатилась по отработанному маршруту…
Сменившись с механёнком Пониковский спать не пошёл, а прошёл в первый отсек и уставился на дверь в амбулаторию. Затем, подманив своего «сотоварища», который пребывал в обидном для него одиночестве (Купидон  своё «чёрное дело» сделал и теперь завёл себе нового хозяина) – Везельвула , Стас посоветовался с хвостатым и решил, что доктора надо наказать, причём самым жестоким образом. Покрутившись в отсеке с рогатым, они позвали вновь заступившего вахтенного 1-го отсека, и с его помощью установили малый раздвижной упор так, что тот заблокировал всякую попытку открыть дверь амбулатории…
– Слышь, Стас, а крантик на смыв с умывальника давай закроем – чтобы не писал туда, – совет был дельным, и Пониковский не поленился открыть лаз в трюм, где располагался баллон гальюна, достать рукой находящийся под настилом кран и закрыть его. После этого капитан–лейтенант закрыл кран пресной воды на трубопроводе, уходящем в амбулаторию, после чего проинструктировал вахтенного БП–1, что не дай Боженька какая–нибудь скотина откроет доктора и объяснил – почему. Вахтенный дураком не был и всё с лёту понял…
Прошло 10 часов. Весь экипаж уже знал, что механик закрыл доктора в амбулатории и ждал – а что будет дальше. А дальше было следующее:
– доктор проснулся и почувствовал некоторое давление в районе мочевого пузыря;
– встав с койки, он обул лодочные тапочки на босу ногу и сделал шаг к двери;
– несмотря на все попытки, дверь открываться не возжелала;
– доктор начал стучаться в дверь и разбудил отца–командира, прилёгшего три часа назад у себя в каюте отдохнуть;
– отец–командир выглянул в отсек и сказал громко и сурово, что если какая падла будет нарушать режим «Тишина», то на всплытии он сам лично приведёт приговор в исполнение;
После этого стуки утихли. Ещё через часов 10 вахтенный первого отсека, давясь от смеха, вызвал Пониковского в отсек, который и прибыл туда вместе с заинтересовавшимся командиром. Вахтенный указал на дверь амбулатории, через которую доносились едва слышные удары костяшками пальцев и сдавленные всхлипования: «Лю-ю-ю-юди, откройте! Ссать хочу!»
Командир громко сказал: «Себе в карман!» и вместе с механиком убыл из отсека. Придя в центральный отец и первый после СварогаВ и НияГ приказал через 12 часов освободить доктора «из плена», что и было сделано, но предварительно Пониковский усилил месть – перед снятием малого раздвижного упора он поставил перед гальюном двоих офицеров, а третьего посадил внутрь, сказав, что если те не будут сидеть в гальюне минимум по пять минут – то им будет ещё хуже, чем доктору. Не забыл он и про третий отсек – только там моряков было выставлено человек пять…
Дверь в амбулаторию была открыта, и доктора неведомая сила вынесла к гальюну. Но тело до оной не дошло, так как упёрлась в широкую спину минёра, перед которым маячил ещё один офицер, который периодически постукивал в деверь и требовал от штурманёнка, чтобы тот быстрее выходил – а то он, бедный, сейчас не вытерпит…
Доктор понял, что тут счастья ему не видать как в… зубов, помчался в третий, но там народу было ещё больше перед заветной дверью. Заскочив в центральный доктор увидел, что Станислав Семёнович сидит в кресле, увешанный секундомерами, вооружённый калькулятором и что–то решает в своём любимом журнале. Рядом с ним сидит механёнок, обложившийся какими–то схемами, и также увлечённо что–то рисует в тетради по специальности. Вахтенный офицер на «подсолнухе» решает тригонометрические задачи по «треугольнику стрельбы» торпедной, а боцман весь во внимании управляет полётом ПЛ в гидросфере Тихого океана. От командирского кресла доносится говорок отца–командира, который в очередной раз исправляет творение старпома в ЖУСе.
Наконец, доктор по трапу скатился на нижний настил, и Пониковский пожалел его, дав команду в первый, чтобы медицину пропустили в гальюн…

1.3. Судьба–злодейка.
И вот сидит наш доктор на кухне и размышляет, что жизнь не удалась, жена «пилит» и пила не тупится, а посему – пора с этим бардаком кончать…
И влезла в голову эскулапа шальная мыслишка – а не покончить ли с собой, чтобы избавиться от мелких пакостей офицеров и мичманов экипажа, чтобы больше не встречаться с толстым и наглым Пониковским, и чтобы жена наконец поняла – какое сокровище она «стругает» чуть ли не каждый день. Выпрыгивать с окна не хотелось, вешаться тоже – поэтому, перебрав различные варианты в голове, Сергей Иванович остановился на том, что самое надёжное – это пуля в голову – быстро и никаких мучений.
Патронов у доктора не было, зато его сосед был страстным охотником и рыболовом. Очнувшись, Мулдашев вышел из кухни, повернул направо, открыл входную дверь и вышел на лестничную площадку. Затем повернулся налево и позвонил в соседнюю дверь. Открыл сосед и пригласил доктора войти. Они посидели и о чём–то поговорили. Сергей Иванович – как будто невзначай – попросил у соседа патрон с пулей. Тот не удивился – в Бечевинке вообще удивить кого–то чем–то было делом затруднительным – вышел и вернулся к доктору, неся в руке пару патронов.
– Стрелял хоть раз? Эти подойдут – у меня 16-тый?, – спросил сосед в полной уверенности, что док купил себе ружье и собрался идти его пристрелять.
– Подойдут, – утешил доктор соседа и, взяв патроны, распрощался с гостеприимным хозяином, который ещё не подозревал, что благодаря своему добродушию вскоре получит НСС (неполное служебное соответствие), лишится охотничьего билета и двустволки на пол–года, а также будет лишён энного количества рубликов – чтобы думал, что делаешь. И будет до икоты радоваться, что дал доктору патроны, заряженные мелкой дробью… 
Мулдашев покинул квартиру соседа и зашёл в свою. Понимая, что винтовку ему никто не даст, доктор сказал себе, подражая Володе Ульянову: «Мы пойдём другим путём!» – и прошёл на кухню. Там он включил маленькую камфорку и поставил на неё патрон, сел рядом и стал ждать, когда плита нагреет капсюль и тот, взорвавшись, передаст свою энергию пороху в патроне, пуля вылетит – и пусть все вокруг будут рыдать и причитать – какого золотого человека они потеряли!
Так сидел Сергей Иванович на табурете перед плитой и ждал окончания своей загубленной отцом–командиром и Пониковским молодой жизни. А в это время его супруга, пылая праведным гневом, направилась на кухню, дабы высказать этому олуху царя Небесного всю правду–матушку прямо в лицо, чтобы оно прочувствовало и осознало, как портить жизнь такому возвышенному и благородному созданию, как она – Нина Васильевна (если кто подзабыл). Она ещё раз подумала, что будет говорить и, толкнув дверь, шагнула в кухню…
Буквально за секунду до этого старлей встал и склонил свою голову над раскалённой камфоркой, на которой одиноко стоял «столбиком» патрон. Он услышал, как в дверь распахнулась и супруга вошла на кухню…
В это время раздался выстрел…
Результат попытки суицида:
– старший лейтенант Мулдашев Сергей Иванович получил сквозное ранение дробиной мочки правого уха (как потом сказал флагманский доктор: «Ух ты, блин, – теперь сюда и серёжку можно повесить, бляха муха!»;
– только собравшаяся открыть рот и отругать «как следоват» своего супруга Нина Васильевна получила 16 дробинок в лицо и шею, причём как получилось, что дробинка, попавшая в веко, не повредила глаз – все местные эскулапы были в неведении – видать она туда (в веко) влетела «на излёте», отразившись от чего–то;
– операция по извлечению дробинок из тела коллеги проводили два доктора, вытащенные из–за чьего–то стола и очень быстро протрезвевшие, когда узнали – что же произошло, и почему их тащат моряки под белы рученьки в лазарет, и длилась она 6 часов;
– раненый в ухо Сергей Иванович рыдал как младенец перед дверью операционной и всё порывался к своей ненаглядной, но фигура Вась–Вася (см. рассказ «Оправдание») каждый раз на корню пресекало все поползновения старлея прорваться внутрь;
– комбриг – во гневе и расстройстве – был привезён в штаб из бани, где он отдыхал от службы и трудов праведных, вызвал к себе суицидника с заклеенным пластырем мочкой уха и долго пытал его, но тот всё рыдал и отказывался – как Лиза Чайкина – отвечать на вопросы;
– флагманский медик отпаивал себя и женскую часть лазарета сначала спиртом, а потом и валидолом (а может и наоборот – автор не силён особо в медицине, но знал, что для восстановления нервного спокойствия применялось и то, и это), долго матерился, не стесняясь женщин, и грозился «урыть» припадочного…
– комбриг, командир ПЛ «Б–…», флагманский доктор, сосед Мулдашева по квартире, Пониковский и ещё куча народа были строго наказаны, а часть из них была лишена части денежного содержания (какого – не скажу), после чего Пониковский прилюдно пообещал пристрелить самолично доктора и сказать, что так оно и было…
– в гарнизон приехала комиссия, которая долго разбиралась в причинах попытки самоубийства офицера–медика и которая увезла с собой по окончании своей «работы» старлея с раненой супругой и 50 кг красной икры и около 100 кг копчёной красной рыбы – это не считая выпитого и съеденного «проверяльщиками» во время напряжённой «работы»…
– были собраны все обладатели охотничьего оружия и патронов и им в течения полудня долго и нудно объясняли, что нельзя давать оружие и боеприпасы никому, а особенно докторам (из которых четверо были членами общества любителей (читай – губителей) Природы, всех заставили пройти по новой инструктаж, расписаться в немеряном количестве бумаг и протоколов, по новой осмотрели оружие и сейфы, и составили акты, короче – испортили людям выходные…
Весь гарнизон славного града Бечевинка вздохнул с облегчением лишь тогда, когда торпедолов с комиссией, Мулдашевым с супругой и теми, кому посчастливилось досрочно уехать в Петропавловск–Камчатский, имея в карманах отпускные билеты, скрылся за линией мысов «Входной–Ловушек»…

Комментарии.
А Сказки – это не то, как сейчас воспринимают – сказки, т.е. как, что–то придуманное, типа сказок Агнии Барто, Маршака и пр. Когда мы видим сказы Думского приказа, подписанные думным дьяком времен Российской империи, это абсолютно не означало, что сидел думный дьяк и придумывал сказки о том, как испанский или французский посол приезжал в Петербург или в Москву, и он это всё придумал, хотя никто не приезжал.
Сказы это то, что было записано со слов очевидцев. Например, лет 300–500 назад приезжали послы и вели разговоры с царём, князем, а рядом сидел кто–то, во времена христианизации, как правило, думный дьяк – думающий дьяк, и он записывал это всё. Ведь трудно представить, что царь записывал строку, и посол писал ответную строку.
Современное понятие сказки это, как то, чего быть не может. На самом деле сказы существуют с древнейших времен. Сказы – это повествования о событиях, происходивших в прошлом. Но сказы записывали образами, т.к. образы передавали информацию более ёмко. Иногда, чтобы было понятно, Образы были сравнительные.
Время оставляет для нас в веках информацию. Информацию о событиях, которые происходили ранее. Чтобы эта информация доходила до людей, Жрецы вот эти Древние Знания, или как сейчас их называют: Сакрально–Ведические, они их отдавали куда, чтоб они не потерялись? Они их отдавали в народ. И народ передавал их из поколения в поколение. А Жрецы владели ключами к этой информации.
«Перуна Веды, мя призывающие»
Сантии писалось Каруной и Руницей, допустим: «Перуне вий призывающихся тя», т.е. это народ хранил и повторял, как гимн обращения к Богу, но Жрецы–то знали, что если брать хотя бы первое глубокое чтение, то можно прочесть:
«Путь есть ратное утешение наше, есть вне времени Миры и Земли в них расположенные».
Есть вне времени Миры и Земли, в них расположенные. Чувствуете, да? Уже как бы зашифрованная информация. Так и в любой сказке, вот эта образно–зашифрованная информация существовала.
Поэтому, почему отдавали в народ? Потому что знали – старики передадут молодым без искажения. Это сейчас, рассказывая детям сказки, могут там что–то приукрасить, что–то от себя добавить, а раньше такого не было: вот как дед рассказал, так и внук слово в слово передаст своему сыну, внуку и т.д. И информация будет без искажения, потому что Мудрость она же не только в сказах, но и в поговорках. Некоторые сказки, предания – их напевали, т.е. их баяли. А когда бают? Перед сном. Чтобы ребёнок уснул, ему пробаяли сказочку. Даже у негра Пушкина: «Бают люди или врут – в свете вот какое диво», т.е. «Бают» – т.е. правильно говорят, или дают поверхностную информацию…
Поэтому многое из того, что ребёнок (у Староверов) узнает в детстве – это всё Древняя правдивая информация, на которой ребёнок обучался к окружающему Миру. А ребёнку давали что? Сказки придания, песни, былины, небылицы и это всё передавалось из уст в уста, из поколения в поколение.
Вдумайтесь: Быль – от Древне–Словенского глагола Бытии, т.е. то, что было. Небыль – это то, что в Яви не было, но это происходило в Нави, или происходило в Слави, т.е. не в этой форме бытия. Но даже, если оно происходило не в нашей форме Бытия, оно всё равно происходило.
Поэтому все сказы они не воспринимались, как действительность только кем? Материалистами. Они не воспринимали, потому что их зашорили. Тем более, господин Луначарский, убрал Образы из Языка и язык стал без ;бразный, безобр;зный, поэтому и перестали понимать Мудрость Предков.
В чем их заблуждение? Когда наши Предки говорили, что наша Земля плоская, покоится на трех слонах, слоны стоят на черепахе, которая плывет в безграничном океане. Вспомните школу, когда вам говорили, что вот, Древние ошибались, думая, что Земля плоская, а она круглая. Но почему–то не объяснили, почему, если Земля круглая за каждым углом поджидает неприятность? И какая Образность вложена?
Небылица или небыль, т.е. то, что не могло происходить в Мире Яви, но оно могло быть в Нави, и как сейчас разделяют – Тёмной Нави, В Слави, или в Прави. но оно всё равно было. И вспомним, как многие Славянские или Арийские сказки заканчиваются? Сказка ложь, да в ней намек, кто познает, тем урок. А кто познавал? Мальчики и девочки. А христиане сказали: «Девочек учить вообще не надо: это сосуд дьявола, исчадие сатаны» и прочее. Поэтому они переделали, и концовка фраза у них изменилась: добрым молодцам урок. Но у нас–то Урок, т.е. Познание судьбы, воспринимали не только добры молодцы, но и красны девицы. А раньше концовка сказки была: «кто познает, тем урок», т.е. Познание Судьбы. И заметьте, «Сказка – ложь». Ложь – это ложе, это поверхностная информация, т.е. которая образом уходит вглубь. Чем отличается Русский, Древнерусский, Древнесловенский, Старословенские Языки от других, иностранных языков? Они отличаются тем, что Смысловой Образ у нас идёт вглубь, а у них идёт вширь. Поэтому невозможно правильно перевести с Русского, допустим, на английский, а с английского на Русский.
Поэтому взять Михаила Васильевича Ломоносова, Федора Тютчева, Михаила Андреева – это XVI век, они изучали другие языки, чтобы произведения тех народов читать в оригинале. Как можно понять то, что передает Ницше? Надо выучить немецкий язык XIX-го века, прочитать на нем произведение Ницше, и тогда будет понятно. То же самое и Гёте. Чтобы понять образность хотя бы революции 1792 года надо выучить не современный французский, а старофранцузский, и прочитать Виктора Гюго «Отверженные» в оригинале. Вот тогда будет всё понятно.
Для понимания старых вещей надо изучить старые языки, древнегреческий, например, чтобы почитать Платона, Сократа, чтобы понять, какими образами они передали то, что они хотели сказать. Так и подход к сказам на современном русском языке уже не даст понимания этих сказов, т.к. в современном языке уже отсутствуют древние образы.
Поэтому сейчас, особенно потому, что произошла подмена понятий, как бы в одну линию сведены понятия: Ложь – неправда – кривда. Но это абсолютно три различных образа, которые между собой как бы не связаны. Это греки–христиане, которые пришли с Византии, они всё свалили в одну кучу, т.е. им не понятно, что поверхностная информация – это Ложь, это одно. Информация, которая не принадлежит Миру Прави – Неправда, это другое, т.к. Правда где?
Сейчас в одно слово сведено понятия: «Ложь», «Неправда» и «Кривда». Но это абсолютно различные Образы, которые между собой не связаны.
«Ложь» – поверхностное (не глубинная) передача информация
«Неправда» – информация, не принадлежащая Миру Прави,
«Кривда» – изменённая (искажённая, искривлённая) информация, которая также не принадлежит этом Миру.
Чтобы понять Кривду – надо иметь кривые мозги. А искривлённую информацию мы видим на TV или в кривом зеркале. Но даже, если она искривлена она же всё рано есть. Поэтому это всё – различные информации. Поэтому было: Ложь и не Ложь, Правда и Неправда, Кривда и не Кривда, т.е. видите, у Славян же всё равно дуалистическая система Образов присутствовала. Поэтому как бы всё между собой переплеталось.
Информация из старых времен. С детских лет детей воспитывал папа. Ему помогали деды и прадеды. И заметьте, они – воспитывали детей. Не обучали их, а именно воспитывали. А сейчас что? Главное – обучить или говорят: «Дать образование». Но вдумайтесь? Образование, т.е. научить их творить Образами. А советская система не учит составлять Образами. Она обучает. И что происходит? Воспитанием, родители говорят, пускай школа занимается. А школа говорит, пускай воспитанием займутся родители. И в результате, никто воспитанием ребёнка не занимается, и вырастает образованная, извините, сволочь. Для которого понятия: Совести, Уважения вообще не существует. Почему? Потому что с детских лет не прививали. Не воспитывали в нём.
А у нас идёт Воспитание – в первую очередь. Знания они всегда придут. Но главное, в какую почву зерна Познания будут посеяны. Даже в этом иудейском источнике – в Библии и то Иисус приводил пример: «одни зерна упали в благодатную почву и проросли, другие – в сухую, проросли и рассохлись, третьи – на камень и, вообще, не проросли». И здесь тоже самое – важно в какую почву падают семена.
И заметьте, какую бы сказку мы ни читали, мы хоть где–нибудь встречали, чтобы герой заблудился в лесу или на дороге. И заметьте, картами не пользовались, транспортом не пользовались, поездов, самолётов в те времена не было. А как же люди без всяких компасов, карт шли, и никогда не блуждали? А всё дело в том, что им не надо было карт. Некоторые говорят, что они чувствовали силовые поля Земли и просто шли по ним. Да, это было. А те, которые не чувствовали, они же тоже шли. А какие ориентиры всегда использовались? Звезды, Созвездия использовались. Поэтому кто преподавал, будем говорить, астрономию детям? Да дед преподавал, отец преподавал.
И первый наглядный пример астрономии, которые дети видели, это была сказка «Колобок». Вот с чего начинали. Старая сказка она отличалась от обрезанной урезанной сказки, которую мы имеем в настоящем. В изначальном варианте было немного по–другому:
«Попросил Тарх Перунович Дживу – создай колобок. И Она по Сварожьим сусекам поскребла, по Чертожьим амбарам помела и слепила Колобок, и положила на окно Чертога Рады. И засиял колобок, и покатился по Перунову Пути. Но недолго он катился, в Чертог Вепря прикатился, отгрыз Вепрь у Колобка бок, но не весь откусил, а крошечку. Покатился дальше Колобок и докатился до Чертога Лебедя, и Лебедь отклевал кусочек, и в Чертоге Ворона – Ворон отклевал кусочек, в Чертоге Медведя – Медведь Колобку бок помял. Волк в своём Чертоге почти пол Колобка обглодал, а когда докатился колобок до Чертога Лисы, то Лиса его съела»
Созвездие Рады  Чертог Вепря Чертог Върана  Чертог Медведя  Чертог Волка  Чертог Лисы
На самом деле это было описание природного явления. Созвездие Рады – появляется полная Луна (полнолуние) и потом эта Луна катится по Сварожьему Кругу. Как только Луна вступает в Чертог Вепря – Вепрь кусок отъел. Потом Ворон отклевал, потом Медведь бок примял, Волкъ полакомился, а Лиса – в Чертоге Лисы наступает новолуние. Потом Джива опять по сусекам, по амбарам Сварожьим и так далее…
Помимо того, что дети изучали звёзды и движение Луны, было также множество и других природных явлений. Славянские дети, в отличие от христианских детей, не боялись Природы – ибо Природа – это при Роде, и всякое явление Природы подвластно Воле Вышних Богов, а так как они – Дети Богов, то Природа подвластна и им. Но слово «властвовать» означало «знать».
Отсюда выходит и вторая сказка «Змей–Горыныч».
«Налетела туча чёрная, скрыло Ярило красное, поднялся ветер сильный. Это налетел тучею чёрною Змей–Горыныч, Виев сын.Стога разметал, крыши с хоромов посрывал, людей и скот в полон увёл»
Разбираем. Современный человек воспримет это как «сказку». На самом деле наши Предки были Мудрые. Змей–Горыныч – круглый, как змея, «Горыныч» – с высотой с гору. Прилетел он из тучи чёрной – Смерч. Бывает трёхглавый Змей–Горыныч – следовательно – три смерча. В Арканзасе сразу как–то засняли – 26 смерчей сразу. Появление Смерчей – когда Земля Вия ближе всего находится к Мидгардъ–Земле. Отмечалось, что Смерч подымал в «воздуси» и машины, выпадали «рыбные дожди».
Сколько ни ездило сражаться – меч рубит шею, а она – опять отрастает, то есть просто так Смерч не унять. А Русские Богатыри – бросали – кто щит, кто рукавицу, кто шапку (не кожаную) – обязательно кованное, которые разрушали восходящий и нисходящий потоки, «то есть рубили шею». И после этого Змей–Горыныч «тяжко испускал свой дух»
Видите, существовало народное средство борьбы со смерчем. А Змий Горыныч – смерч, может быть трехглавым, 6, 9-ти, сколько угодно главым.
Американцы – это дети, воспитанные в христианской пуританской морали. А вот этого у них нет. Тем более, даже если там люди взрослые, то все равно они для нас как дети. Любой американец считает: «Всё что мы делаем, всё правильно, мы самые умные, самые лучшие, самые–самые».
Возьмём ещё сказку:
«Сказка о старике и Золотой рыбке»
Философский смысл этой Сказки можно подвести к следующей Древней Мудрости: «Кто меньше всех возжелает – тот больше всех обретёт, а обретёт сколько захочется тот, кому захочется наименьшего. А стало быть и богатство лучше исчислять не мерою поместий и прибылью, но мерою Души человеческой» (Популий – из Расенов – Славянин был такой в Риме).
Было у нас разбитое корыто. Образ – «Жили старик со старухой 30 лет и 3 года…» А с Образом «33» у нас много чего связано – и Мудрость, и Заповеди и прочее. Опять–таки старик трижды забросил невод, первый раз – тина, второй – пустой, и только на третий раз вытащил Золотую рыбку, которая и взмолилась, просила отпустить, пообещала дать всё, что надо, на что старик ответил, что ему ничего не надо: «Я ведь не тебя ловил, а просто рыбку ловил покушать, ведь без труда не выловишь и рыбку из пруда». Старик отпустил рыбку, и вернувшись домой рассказал о происшедшем обещала дать всё, что угодно. Но ведь старик сказал: «Мне ничего не надо…». А старуха – «Дурень ты, иди и проси корыто новое…»
Заметим – когда что–то человек получает, не связанное с затраченным Трудом – эта халява начинает портить человека…
Старухе на халяву захотелось новые хоромы, получила. Оказалось – мало, дальше – столбовое дворянство. Получила. Опять мало – «хочу быть вольною царицею…». А затем, не ударив палец о палец, захотела жить в море, и «чтобы Рыбка была у меня на посылках…» и оказалась она… у разбитого корыта.
Т.е. тот, кто хочет получить на халяву – вернется к исходной точке, т.е. будет сидеть у разбитого корыта. А теперь давайте вспомним, что таким символом у нас обозначается? Жизнь человеческая, т.е. ничего не даётся на халяву: всего надо добиваться своим трудом. Но сейчас современные теле–юмористы и пр. говорят: «Вечная мечта народа о халяве – получить всё и сразу, и чтоб меньше двигаться». А это принцип христианский. А у нас – Никита Кожемяка трудится – кожи выделывает. Святогор он не только охраняет, он ещё и пашет. А это только у христиан все богатыри пьянствуют у киевского князя Василия (Владимира). Вот у них – извечная мечта о халяве, что кто–то придёт и даст. А у Славян нет, у них так: хочешь жить в счастье и достатке – создай себе счастье и достаток, т.е. как у Козьмы Пруткова: «Хочешь быть счастливым – будь им».
*     *     *
Б – Богородица Макошь – Небесная (Сва) Богородица, Справедливая Богиня счастливого жребия и Судьбы.
Вместе со своими дочерьми, Долей и Недолей, определяет Судьбы Небесных Богов, а также судьбы всех людей из Великой Расы и всех потомков Рода Небесного, живущих на нашей Мидгард–Земле и на всех других прекрасных Землях Сварги Пречистой, плетя для каждого из них Нити Судьбы.
Поэтому многие люди обращались к Богине Макоше, чтобы она доверила сплетать Нить Судьбы в клубок своей младшей дочери – Богине Доле. Богиня Макошь во все времена была очень внимательной и заботливой Покровительницей ткачества и всевозможного рукоделия, а также следила за тем, чтобы па полях, где орачи (крестьяне) вкладывают Душу в свой нелегкий труд, вырастал хороший урожай.
Следует помнить, что великая Небесная Богиня Макошь – это не только Богиня–Покровительница произрастания и плодородия, как могут подумать многие, а Богиня, дарующая трудолюбивым и прилежным людям хороший урожай.
К тем Родам из Великой Расы и ко всем потомкам Рода Небесного, которые не ленились, а трудились в полях, в садах и на огородах в поте лица, вкладывая Душу в свой нелегкий труд, Богиня Макошь посылала свою младшую дочь – белокурую Богиню Долю.
Тем же людям, кто плохо и нерадиво трудился на своих полях (неважно, из какого он Рода), доставался плохой урожай. Поэтому в народе говорили, что «от Макоши Доля пришла урожай мерить» или «Макошь Недолю послала урожай мерить».
Для трудолюбивых людей Богиня Макошь – подательница всяких благ, поэтому на Образах и Куммирах Богини Макоши ее очень часто изображали с Рогом Изобилия или его символическим изображеним в виде Небесного Ковша из Семи Звезд (созвездие Большой Медведицы, в Славяно–Арийской космогонической системе данное созвездие называется Макошь, т.е. Мать Ковша).
Православные Староверы–Инглинги, неизменно следуя всем наставлениям Богини Макоши, стремятся к спокойной и размеренной жизни, к исторически традиционному укладу, к чувственному сопереживанию и трудолюбию.
Богиня Макошь управляет Чертогом Небесного Лебедя во Сварожьем Круге. Поэтому Богиню Макошь очень часто изображают в виде Белой Лебедушки, плывущей по бескрайнему Морю–Океану, т.е. в Небесах.
В честь Мудрой Небесной Богородицы Славяне и Арии ставили Великие Куммирни и Капища, ибо Богиня Макошь олицетворяла не только судьбу, удачу, достаток в Славянских Родах, соблюдающих законы и заповеди Древних Светлых Богов, к ней также обращались люди с просьбой преумножить их Древний Род, т.е. просили побольше детей, внуков и правнуков.
Богиня Доля (Среча) – Небесная Богиня счастливой судьбы, счастья и удачи в жизни и созидательных деяниях. Это вечно красивая, молодая Небесная пряха, которая прядет чудесную нить жизни человеческой.
Богиня Доля – весьма искусная мастерица и рукодельница. С Её изумрудного веретена течет ровная и прочная, золотистая нить жизни и судьбы человека, которую она крепко держит в своих ласковых и нежных руках.
Богиня Доля – самая младшая дочь Небесной Богородицы Макоши и младшая сестра Богини Недоли.
Богиня Недоля (Несреча) – Небесная Богиня, которая наделяет различных людей и их детей несчастливой судьбой за нарушение Законов РИТА (Небесных Законов о Чистоте Рода и Крови) и Кровных Заповедей. Она пожилая женщина, которая прядет особую нить жизни человеческой.
С ее старого гранитного веретена течет кривая, неровная и непрочная серая нить жизни и судьбы человека, наказанного уроком Божиим. Когда человек полностью выполняет урок Богов, Недоля обрывает серую нить его жизни, и человек, освобожденный от несчастной судьбы, уходит в Мир Предков, или вплетает в судьбу человека золотую нить своей младшей сестры.
Богиня Недоля – самая старшая дочь Небесной Богородицы Макоши и старшая сестра Богини Доли.
*     *     *
9 Сварог – Верховный Небесный Бог, управляющий течением  Жизни нашей и всем Мироустройством Вселенной в Явном Мире.
Великий Бог Сварог является Отцом для множества Древних Светлых Богов и Богинь, поэтому мы, Православные Староверы–Инглинги, называем всех Их Сварожичами, т.е. Детьми Бога Сварога.
Бог Сварог как любящий Отец, заботится не только о своих Небесных детях и внуках, но и о людях из всех Родов Великой Расы, которые являются потомками Древних Сварожичей, Светлых   Небесных Богов на Мидгард–Земле.
Но наши Великие и многомудрые Предки, кроме Детей и Внуков Вышнего Бога Сварога,  Сварожичами называли и Небесные Светила – Солнца и Звезды (Солнца и Звезды – у Славян и Ариев, эти два понятия были различными. Солнцами назывались Светила, вокруг которых вращались по своим орбитам 8 и более Земель (планет), а Звездами назывались Светила, вокруг которых вращались по своим орбитам не больше 7 Земель (планет) или малых Светил (карликовых Звезд), а также любое Небесное тело, которое появлялось на Небосклоне и иногда падало с Небес на Землю (метеориты, болиды и т.д.).
Вышний Бог Сварог очень любит живую Природу и бережет различные растения и наипрекраснейшие, редкие цветы.
Бог Сварог – Хранитель и Покровитель Небесного Вырия (Славяно–Арийского райского сада), посаженного вокруг Небесного Асгарда (Града Богов), в котором собраны со всех Светлых Миров всевозможные деревья, растения и наипрекраснейшие, редчайшие цветы со всей подконтрольной ему Вселенной.
Но Сварог заботится не только о Небесном Вырии, и о Небесном Асгарде, но также заботится о Природе Мидгард–Земли и других схожих с ней Светлых Земель, находящихся у Рубежа между Светлыми и Темными Мирами, на которых Он создал прекрасные Сады, подобные Небесному Вырию.
Посылаемая Сварогом на Мидгард–Землю плодотворная сила лучей Ярилы–Солнца и дождевых ливней согревает и питает растительный и животный мир земного Сада–Вырия возле Асгарда Ирийского, а также согревает и питает растительный и животный мир всего Мидгарда.
Вышний Бог Сварог дает необходимую растительную пищу птицам и животным. Людям он указал, какую им необходимо пищу выращивать для питания Родов своих и какой пищей нужно кормить прирученных птиц и животных.
Вырий Сад примыкает к Небесному Асгарду (Граду Богов), в центре которого находятся Величественные Хоромы Сварога.
Великий Бог Сварог является постоянным Хранителем Небесного Чертога Медведя во Сварожьем Круге.
Вышний Бог Сварог установил Небесные Законы восхождения по Златому Пути Духовного Развития. Этим Законам следуют все Светлые Гармоничные Миры.
*     *     *
10 – Ний – Небесный Бог–Покровитель Морей и Океанов. Он также Великий Покровитель мореходства и рыболовства.
Бог Ний всегда изображался с Священным трезубцем в своей правой руке. Трезубцем Ний управлял погодой, ветрами и штормами на море. В своей левой руке Он держал морскую раковину, которую использовал для призыва своих верных помощников – дельфинов, касаток и китов. Считается, что Бог Ний обитает в своем прекрасном подводном дворце на дне океана лишь в определённые периоды времени. Остальное время Он проводит в своем Небесном Чергоге в окружении восьми своих прекрасных дочерей.
Ний является Родовым Богом–Покровителем древнейшего Славянского Рода – Антов, которых древние греки называли Атланты (современные украинцы). Он оберегал также и плодородные земли, на которых жили племена Антов и выращивали хлеб, сначала – Антлань (др. греч. Атлантида), а после Киевскую Рось. Бог–Покровитель Земли Ния (Нептун).