Рыбалка

«Интуиция – великая вещь,
поэтому, товарищи подводники,
никогда не пренебрегайте ею…»
(Из моей лекции молодым офицерам)

Что за чудное место на Земле – Камчатка! И вулканы завораживают, и восхищает прошлогодний снег на сопках в середине августа, и воздух здесь какой–то особенный, и дышится несравненно легче, нежели чем на Западе, и прожившим тут пол–жизни как–то не хочется покидать сей Край Обетованный – настолько прикипаешь Душею своею к этому месту нашей Великой и Необъятной Родины, которую за последние 25 лет наши правители уже по кусочкам начали раздавать направо и налево, даже не спрашивая у народа – а надо ли это делать, – а чего – не ими и не кровью их родственников прирастала Земля Русская, вернее восстанавливалось всё то, что забирали от Великой Тартарии потомки Серых…
Два доблестных офицера–подводника совместно со старшим мичманом бывшего Военно–Морского Флота СССР (которого всё–таки боялись все нынешние «друзья» наших «щедрых» за чужой счёт кремлёвских правителей) сидели у костра и негромко разговаривали. Давайте вкратце опишем их:
1) капитан 3 ранга Пониковский Станислав Семёнович – помощник Начальника ЭМС по-чившей ныне в бозе 182 отдельной бригады подводных лодок, укомплектованных даже сейчас са-мыми малошумными дизель – электрическими подводными лодками 877 проекта «Варшавянка» (по классификации наших «друзей», которых в своё время – к сожалению – не всех развешали по берёзам! – в качестве гирлянд – «Kilo») – 34 года, рост – 176 см, с седой головой, внимательными коричневыми глазами, внушительным чревом (весил около 125 кг), быстрый в движении и в при-нятии решений;
2) капитан 3 ранга Степан Ильич Чемеров – как раньше говорили при Советской власти – заместитель командира ПЛ «Б–229» по политической части – многодетный отец, рост – 172 см, вес также немаленький – около 110 кг, объёмист, со слегка выпуклыми серыми глазами, волосы – коротко стриженые, медлителен, знает себе цену, вечный «крайний» у командира ПЛ в преддве-рии Нового Года (см. рассказ «Дед Мороз и Снегурочка»); 30 лет;
3) старший мичман Сергей Сергеич Сергеев – 42 года, старшина команды… (а впрочем – ка-кая разница), худощав, быстр в движениях, «старожил» бригады, в морях провёл времени боль-ше, нежели в постели с любимой супругой, рыжеволос, имел х`Арийские глаза , старый матер-щинник и страстный любитель рыбы и икры…
Вот, в принципе, мы и описали участников произошедшего через некоторое время происше-ствия, о котором автор возымел скромное желание поведать уважаемому читателю.
Итак, все участники «процесса» представлены, а посему перейдём к сути повествования. Стоял пригожий сентябрьский денёк 199… года, время – вечер, уже стемнело. Листья ещё не ста-ли совсем жёлтыми, а только слегка покраснели, да лишь только отдельные желтые пятнышки, пробивавшиеся сквозь зелень и пурпур окраски листьев, уже точно – как барометр – показывали, что лето окончательно закончилось, и скоро в свои права вступит Богиня Марена , дабы Приро-да–Матушка могла отдохнуть от Трудов праведных и набраться свежих сил.
Солнце скрылось за сопками, и Матушку–Землю накрыла темнота, подсвеченная холодным блеском Зари–Мерцаны , уже появившимся на небосводе звёздами, «укомплектованными» в определённой Творцом последовательности, среди которых выделялись созвездие Большой Медведицы и Чертог Зимун , и далёких Звёзд и Солнц , которые видны были с места, где разбили «по-ходный штаб» – то есть палатку – любители рыбной ловли.
Ночь полностью ещё не вступила в свои права и воздух ещё был наполнен голосами собирающихся на отдых птиц, рыком медведей, спешащих «подхарчиться» идущей на нерест красной рыбой перед зимней спячкой, да тявканьем лисиц, которые также не упускали случая «порыба-чить» зазевавшейся, а потому близко подплывшей к берегу протока или озера кетой или горбу-шей.
 
Ветра практически не было, и неспешная вода озера лениво обмывала камни на Чуровой  черте между владениями Лешего  и Водяного , на которой была естественная небольшая полянка, окаймлённая зарослями жимолости, берёзы и рябины. Рыболовы, придя на берег озера с кристаль-ной чистой водой где–то около 21.00 вечера, сняли свои рюкзаки, развернули и установили палат-ку, достали из рюкзака Сергея Сергеевича сеточку, после чего «Сергеич в кубе» (как его ещё ино-гда называли за глаза) положил в палатку свой охотничий карабин и патронташ, а затем оба – он и  Станислав Семёнович – влезли каждый в свой КЗИ , накачали добытую из рюкзака «главного электрика бригады» одноместную лодку и, не спеша войдя в прохладную водичку, установили сетку, дабы рыбка не просто так плавала в воде, а попадалась.
Затем злостные браконьеры (по определению Уголовного кодекса РФ) вышли на берег, по-ставили сушиться лодку, вылезли из «штанов» защитного химического костюма, и надели сапо-ги–«болотники». Первая часть необходимых для успешной рыбалки мероприятий была выполне-на – сетка стояла, кончик шкерта был надёжно привязан к колышку, забитому на «бреге морском», как писал великий Александр Сергеевич, который даже сам признавался, что он «сукин сын» – понятное дело – он писал (а Муза Мельпомена , безтолочь худая, ему в этом помогала), чтобы себя с Натальей Гончаровой и детьми прокормить, а последующим поколениям – сиди и зубри его творчество!
Пока два рыболова–любителя устанавливали преступное орудие преступных замыслов тре-тий участник преступления – вечный Дед Мороз Степан Ильич, вооружившись топориком, орга-низовал пополнение запасов дров для костра, возле которого три подводника и собирались греться в уже ставшей довольно прохладной ночью. Выполнив все необходимые действия, Степан Ильич выудил из рюкзака двухлитровую пластиковую ёмкость из–под «Пепси–Колы», внутри которой «под пробочку» была залита жидкость – и как уже просвещённый читатель догадался – явно не пресная вода, которой вокруг было целое озеро – хоть упейся ею, хоть – топись – в зависимости от настроения и состояния Души. Правильно – там был спиритус вини, что на языке родимых берёз означает – «шильцо».
Я уже немереное количество раз приводил в своих записках химическую формулу сей «огненной воды» (почему–то раньше бывшей ядом, а ныне ставшей пищевым продуктом), поэтому все желающие освежить в своей памяти зачатки школьного курса химии – читайте мои рассказы. Недрогнувшей рукой Стёпа, сын Ильи уложил бутылку в воду и для надёжности (наверное, что-бы медведи с целью опохмелки не забрали) придавил священный сосуд тремя камнями. Вылезшие отрицатели рыбалки с удочкой, переодевшись, включились «в работу» по подготовке «процесса». Станислав Семёнович походил вокруг и увеличил лежавшую на краю полянки кучу дров при-мерно раза в три. Сергей Сергеич достал котелок, набрал в него водички, повесил на перекладину установленного неизвестными «любителями Природы» приспособления для варки ухи, из ножен достал ножик и принялся чистить картошку.
Минут через двадцать Степан Ильич заметил, что поплавки как–то странно стали себя вес-ти. Облачившись в штаны от КЗИ он вошёл в воду и через пять минут манипуляций руками вы-брался на берег с первым уловом – двумя горбушами. Надавив на их животы и определив, что это «мужики», бравый замполит положил их рядом с Сергеичем для экстренного потрошения, а сам принялся разводить костёр. Через несколько минут весёлые огоньки пламени жадно вгрызлись в сухое дерево, распространяя вокруг себя чуть заметное тепло и свет. Затем повесил котелок с во-дой на деревяшку и подкинул сухих дровишек в начинающий набирать силу костёр…
Долго ли, коротко ли, но рыба была почищена, вода своевременно закипела, и уха была сварена по всем законам кулинарного искусства. Часа в 23.00 Сергеич с Семёновичем произвели первую «выборку» улова (как рассказывал Пониковский – немного – «хвостов» десять), из которых только три «хвоста» были с икрой, так что времени на потрошение оных и добычи ценного про-дукта ушло не очень много – к полуночи рыбаки закончили все свои дела, Степан Ильич «вы-удил» из природного холодильника заветную ёмкость, и рыбаки расселись вокруг костра, дабы скоротать ночь – спать как–то не очень хотелось.
Так как Сергей Сергеич пил очень мало, а Станислав Семёнович категорически не приемлел употребление внутрь «горячительных» напитков, то разливать «шильце» Степану Ильичу пришлось на двоих. С возгласом «чтобы не последняя была» – заместитель по политчасти (показы-вая остальным личный пример) лихо опрокинул в себя первый стопарь (то есть налитую наполо-вину железную кружку). Сергеич отхлебнул немного и подцепил на ложку (вилки на Природе – это есть неуважение к самой сущности Действа) кусок горбушины. Станислав лениво хлебал покрытую лёгким жирком и пропитанную дымком костра уху.
Степан Ильич закусью «после первой» (как и подобает бравому подводнику) пренебрёг – не царское это дело. Помятуя о народной мудрости: «между первой и второй – промежуток не-большой» Степан Ильич «употребил» второй «стопарь» и занюхал (чтобы не нарушать процес-са впитывания «огненной воды» в организм) горбушкой хлеба. Сергеич второй раз «пропустил». Минут через восемь бывший проводник идей марксизма–ленинизма поднял третий тост «за тех кто в море» (Сергеич допил остатки шила, после чего поставил её возле себя, перевернув кверху дном, что означало – «свою норму на сёдни я уже принял»).
Степан Ильич, выпив третью, поставил «стопарик» в сторонку и принялся за уху, ибо к этому времени «процесс» в его организме явно вышел на необходимый уровень, что было заметно по слегка начавшим блестеть глазам замполита.
Когда время перевалило за «Полничь»А (а ещё было так называемое «летнее время» в стране непобедившего социализма) – то есть за 01.00 по местному, все насытились, помыли в озерной воде кружки, тарелки и ложки, положили их «обтекать» на ветки рядом растущих берёз и стали вспоминать всяко разные байки из своей жизни. Первым начал – как и положено по ВУ-Су  (военно–учётной специальности) замполит. Он в своё время начинал службу свою простым матросом надводного корабля где–то на Балтике, так что рассказать ему было о чём. Вот о чём он поведал :
Конец матроса Пупкина.
– Эта жуткая история полна мучений и страданий и, к сожалению не может похвастаться счастливым концом, – начал Степан Ильич, а затем – чтобы не томить друзей, продолжил. – А ведь главным героем этой история является именно конец, принадлежащий застенчивому матросу Пупкину.
Дело в том, что среднестатистический военнослужащий срочной службы – существо крайне неразборчивое в половых отношениях. Когда он выбирается за КПП , он рыщет в поисках самки аки вепрь. Миллионы некрасивых, на хер никому ненужных девушек, превращены в женщин именно матросами.
Как бы ни была обижена судьбою какая–нибудь Маша из Кунцева – толстая, прыщавая, ту-пая; если она придет в базовый матросский клуб на бывшей площади Труда с целью быть трахну-той, будет трахнута запросто. Именно поэтому в БМК  таковых страдалиц большинство. Одно время я боялся туда ходить из–за этого, но природа взяла свое.
Была у нас одна хорошая знакомая. К ней всегда можно было придти, попить чаю и совер-шить совокупление. Нормальное вполне отношение к этому делу, без иллюзий и рефлексий. По крайней мере, у нее был свой стиль. Правда, она никогда не кончала, лежала себе спокойно, мол-чаливо и улыбалась. Я её спрашивал:
– Ну тебе хоть приятно?
– Ага, – отвечала она, – ничего. Просто у меня очень широкое влагалище, фантастически ог-ромное, а вы все обычных размеров чуваки, поэтому эффект есть, но слаб.
И все ее кавалеры перековались на оральный способ общения.
 А матрос Пупкин боялся женщин. Ну, знаете, если оказывался рядом с девчонками, потел жутко, петуха голосом пускал, мямлил чего–то и старался сгинуть побыстрее. Пропадал парень. А тут еще после увольнений и самоходов товарищи рапортуют о победах и достижениях, после от-боя, в душной темноте звучат зажигательные истории о легендарных богатырских соитиях. Пуп-кин бедный никак не может снять кого–нибудь.
Как члены дружного коллектива и советские моряки, мы решили как–то ему помочь. У бал-тийцев закон такой – сам погибай, а товарища выручай. И однажды Никита, будучи в гостях у нашей малочувствительной подруги, рассказал ей о мучениях Пупкина.
– Приводи, – сказала ему подруга, – это ж интересно как!
И Никита, через пару недель, будучи вместе с Пупкиным в увольнении, затащил его за компанию в гости. Посидев для приличия с кружечкой чаю, второстатейный старшина удалился, оставив одеревеневшего Пупкина наедине с судьбою. Парень опоздал из увольнения. Мы думали, что все теперь будет хорошо. Не тут–то было – Пупкин влюбился. Мало того, он страдал еще больше, безжалостно обвиняя себя в профнепригодности.
В чем дело, товарищ, спросили его.
– Я не удовлетворил ее! Она даже ухом не повела, пока я так старался. О, я ничтожество, у меня маленький х..й. А она еще хотела из жалости взять у меня в рот! Это небесное существо! О–о–о, – страдал Пупкин, и успокоить его было невозможно.
Пупкин снюхался с матросами–подводниками, чей разгульный экипаж жил этажом выше, ожидая своей очереди грозить ядерной елдой вероятному противнику. От безделья и хорошего пи-тания эти рыцари глубин занялись тем, что поголовно вытачивали, шлифовали и вставляли в свои килересы разного размера и формы шары. Бывало, выползут они на солнышко после обеда, и сидя на скамейках вокруг чугунного котла, служащего пепельницей, трут тряпочками эти шарики из оргстекла.
А между делом прикидывают:
– Прикинь, Серёга, всадишь телке, она – уа–у, и все.
– Че, – пугается Серёга. – Померла?
– Какой там померла, наоборот – как начнет тащиться, за уши не оттащишь!
– Да тут нехер базарить, братаны, – вступает третий, – у меня у другана до службы, короче, братан с армии пришел, а у него тридцать восемь шаров. Он, короче, даже сам боялся. Х.. был как кукуруза. И они на пару погнали к телкам. Ну, забухали, х..е–мое, давай говорят. Те давай ломать-ся, менжевались–менжевались, в общем братан в одной комнате, а этот в другой. И Славик, в смысле кореш мой, свою крысу раскрутил уже, только–только начал, как слышит – в соседней комнате как заорет баба, типа ее режут.
– А! А!
Эта телка на измену присела, кричит:
– Что случилось?
А та надрывается, уже прям воет. Ну, они к двери, в дырки смотрят – а баба тащится как вошь на аркане… В общем, все там нормально, на следующий день они сами, прикинь, приходят, говорят – пошли мол, погуляем. И как прилипла эта телка, ведь она с другими уже никогда не сможет.
Круто говорят шаротеры. И с удвоенной энергией шуршат тряпочками.
Вот Пупкин и наслушался таких баек, и начал точить себе шары чуть ли не с голубиное яйцо величиной. Он шаро…бился по вечерам, весь в сладких грезах.
– Дурак ты, – говорили ему умные люди, – ты себе лучше в голову шары загони, у тебя их не хватает.
И не знаю, как бы Пупкин с этими шарами поступил, если бы не стал свидетелем одного инцидента.
 Шары загоняли, конечно, в Ленинской комнате по ночам. Дневальный был предупрежден, тощий молодой матрос стоял на стреме, а заинтересованные лица, с важными и целеустремлен-ными физиономиями проникали в святыню. Там стоял операционный стол, сделанный из древеси-ны надлежащего качества. Мрачный, сутулый маслопуп , он же народный хирург, уже провел пять успешных операций. Пациентом был коренастый белорус, заметно волнующийся. Пупкин, в группе наблюдателей, жадно смотрел на завораживающее действо. Ассистент развернул чистое полотенце, где оказались шары и столовая ложка; вынул из кармана бутылёк одеколона «Бэмби» и полил на руки хирургу. Потом была продезинфицирована ложка, с треугольно заточенной ручкой.
– Ну, х..ли ты ждешь, – рявкнул хирург, – давай агрегат, ложь сюда!
Бледный белорус осторожно выложил гениталии на край столешницы. Оттянув, как было сказано, крайнюю плоть, он зажмурился.
– Не ссы, матрос салагу не обидит, – пообещал ему хирург и, размахнувшись, ударил ложкой.
То ли удар был слишком силен, то ли ложка чересчур остра, только, пробив тонкую кожу, она наглухо застряла в столе. Белорус пританцовывал, хирург в растерянности метался рядом, зрители советовали. В этот момент в открывшейся двери возник бледный лик карася–часового:
– Атас! Дежурный по части идет!
Предупредив, вестник горя сгинул в ночи. За ним бесшумно побежали остальные: послед-ним, крупными прыжками, уходил хирург. За бегством равнодушно следила огромная гипсовая голова дедушки Ленина.
Оставшись в одиночестве, весь в неопровержимых уликах, членовредитель недолго обдумы-вал ситуацию. Матерные крики приближались и бедняга, быстро расшатав ложку, освободился от нее и придерживая клапан брюк, выключил свет и спрятался в нише, за шкафом. К счастью, дежурный лишь заглянул в Ленкомнату, торопясь к собутыльникам.
Вид залитого кровью полового члена так подействовал на Пупкина, что он обменял свои, уже готовые шары, на значок «За дальний поход». Заодно ему дали совет: купить в аптеке мазь для наружной анестезии, которая придает члену необычайную твердость и выносливость.
Пупкин дал нашему почтальону денег и бумажку с надписью «Анестезиенная мазь». Через два часа он получил два тюбика. В субботу он пошел в увольнение, сжимая в кармане широких штанин заветное средство.
Совершив вечернее омовение ног под краном, я шел по коридору, когда Пупкин вернулся из увольнения. Какой–то согбенный, он быстро пошел в баталерку, переодеваться. В кубрик он во-шел, прижимая к паху сложенную робу, согнувшись в три погибели уложил ее на баночку (это, чуваки, просто табуретка), накрыв скрученным ремнем и скрылся под одеялом.
И с этой минуты он начал безостановочно ерзать и скрипеть пружинами.
– Хули ты вошкаешься?, – резонно спросил его сосед по койке и не дождался ответа.
Молодой боец Ефимов подошел к выключателю и, поведав о том, что до приказа осталось восемьдесят шесть дней, погрузил помещение в темноту. Постепенно ночь наполнилась храпени-ем и попукиванием; шепчущие засыпали; сквозь сон я услышал, как кто–то проскакал к выходу с приглушенной матерщиной. Упала баночка, хлопнула дверь, а виновник этого, ругаясь уже во весь голос, топотал по коридору.
– Какая сука разбудила Ленина, – возмутился профсоюз кузнецов, – эти и подобные им слова говорили, подымаясь из могил–коек, злые мореманы.
Тут, со стороны умывальной комнаты понеслись уже вовсе не контролируемые вопли. Шле-пая тапочками, возмездие двигалось на звук.
 Его источником был матрос Пупкин, абсолютно голый, с торчащим вверх фаллосом. Пуп-кин безостановочно двигался, приседая и приплясывая; потрясая руками, голова его совершала круговые движения и глаза у него были ох..вшие полностью. Он был похож на шамана. Из дальнего крана била струя воды.
– Пупкин, е…ть твою мать, ты что, сука, ахх..л с горя? – закричали ему товарищи.
– Оу–оу–о! Ы–ы–блянаха–ы–банарот! – отвечал Пупкин, прыгая на корточках и спиралеоб-разно распрямляясь. Внезапно он схватил свой возбужденный орган обеими руками и попытался его оторвать. Это ему не удалось, но крики усилились.
Но не зря говорят, что время лечит. Постепенно он успокаивался, притих, и через пять минут вовсе сел на баночку и замолк под ласковыми взглядами сослуживцев.
Согласись, неизвестный читатель, такое поведение требовало объяснения. Накрытый до под-бородка, бледный Пупкин жалобным тенором рассказывал. Выйдя в город Ленинград и прибыв через полчаса по назначению, за чаем он наговорил подруге столько глупостей, что та испугалась. Конечно, Пупкин был искренен в своей любви, но неуместен. Циничная подруга сначала над ним стебалась, но Пупкин был глух и продолжал токовать. После попытки поцеловать ей руку, подруга сказала ему: 
– Может пойдем, потрахаемся, а?
– Сейчас, сейчас, – сказал Пупкин, – сей момент.
И закрылся в ванной. Довольная его чистоплотностью, подруга разделась и легла в кровать. Тем временем Пупкин, обнажив детородный орган, натирал его холодной мазью. Чтобы подейст-вовало наверняка, он мази не жалел. Потом он, проявив чудеса ловкости разделся и вышел к лю-бимой, прикрываясь комком форменной одежды. Та приняла его со свойственной ей страстно-стью, то есть в позе роженицы, заложив руки за голову. Пупкин старался.
Через двадцать минут, подруга, так и не дождавшись пупкинского семяизвержения, начала проявлять интерес к процессу. Еще через двадцать минут она заговорила, сильно удивляясь стой-кости Пупкина, потом обхватила его руками и ногами и все завертелось…
Глупый Пупкин разбудил в старой медведице жуткие страсти. Не чувствуя вообще ничего, он методично совершал фрикции, капая потом на счастливую подругу. Наконец та зарычала, перепугав партнера, захрюкала и, неожиданно железными пальцами за малым чуть не разорвала пупкинскую задницу пополам.
Щебеча всякую чушь, она полежала минут пять и, взглянув на пупкинский конец, восхитилась – ну, мол, ты и орел! Ну раз хочешь и можешь, ура!
И сношались они три дня и три ночи, и затихли ветры и остановились реки, и падали со стен отсыревшие обои.
Остановило этот кошмар неумолимое время. Наскоро одевшийся Пупкин бежал по Питеру и ужасно стеснялся продолжающейся эрекции. Растёртый член саднил, спина разламывалась, пот заливал глаза.
Как известно, Пупкин немного опоздал и молча упал в койку. Вы знаете, как отходят, например, перемерзшие руки, когда попадаешь в тепло? Вот так и истерзанный килерес Пупкина, отмороженный им сдуру с помощью мази, начал отходить. Все остальное Пупкин делал не думая, иначе бы он сунул свой конец под холодную, а не под горячую воду.
К окончанию рассказа эрекция у бедолаги исчезла и, как выяснилось впоследствии, до конца службы. Вот почему произошедшее с Пупкиным никак нельзя назвать историей со счастливым концом …
Слушатели долго и взахлёб смеялись над любителем сексуальных утех. Затем Сергей Серге-ич на всякий пожарный переложил свой карабин себе под правую руку, а Степан Ильич, что–то вспомнив, отрезал себе ломоть хлеба и, водрузив на него (ломоть) два куска колбасы из лодочных запасов, продолжил:
Женское коварство!
– Кстати, о женщинах. В пятницу, прихожу поздно вечером – уже под нули – со службы до-мой, сажусь готовиться к понедельнику (автор добавляет – к политзанятиям с горячо нелюби-мым личным составом), Настасья Владимировна на кухне варганит «лёгкий» (Станислав с Сер-геевичем быстренько представили себе этот «лёгкий» закусон) ужин, в состав которого входило и восемь сосисок, купленные по привозу (то есть в четверг «Авача» привезла дефициты и супруге зама кое–что перепало от щедрот Военторговских) – по четыре каждому, значит.
Ну, еда уже на столе, я открыл конспект, заодно читаю «Ориентир», думаю – щас пять сек – закончу и пойду есть. Слышу, жена с кухни зовет:
 – Ты сосиску хочешь?
 – Нет, – говорю, а сам думаю – четырех хватит, думаю, зачем на ночь наедаться (Стас и Сергей Сергеич с трудом поверили в сказанное).
 Через пол–минуты:
 – А еще сосиску хочешь?
 – Нет же, сказал, что не хочу, – смутные сомнения закрадываются в Душу мою.
Иду на кухню, так и есть – Настёна сидит довольная, а в моей тарелке только две сосиски.
– Да-а-а, – протянул главный электрик отдельно стоящей на краю цивилизации бригады, – ты прав, Ильич, – и как жить после этого?
Отдышавшись после дружного смеха, рыбаки немного помолчали, даже и не думая отвечать на риторический вопрос. Степан Ильич – чисто, в натуре, с горя – «отметился» очередным стопарём – дабы не замёрзнуть, а Сергеич, дастав из слегка помятой пачки «Примы» сигаретину, тщательно размял её, а затем, воткнув в рот, с жадностью закурил.
Пару раз вдохнув дыму, он настроился и рассказал свою историю об охоте в казахских сте-пях на сайгаков в то время, когда срочную служил на полигоне «Капустин Яр». Пониковский с интересом прислушался, ибо сам служил срочную в КазахстанеБ на всемирно известном космо-дрому Байконур, но по долгу службы неоднократно бывал и в Астраханской области на полиго-не ПВО, и на полигоне Капустин Яр, который привольно раскинулся на землях Волгоградской и Астраханской областей, а также «урвал» себе приличный кусок территории Казахстана. Так что то, о чём поведал Сергеич слушателям для Стаса было знакомо.
Особенности нац... э-э, просто – охоты
Начало 80-х годов. Я (то есть Сергей Сергеич – в дальнейшем рассказ поведётся от его имени) служил в звании сержант заместителем командира взвода роты охраны. В моём подчине-нии было 40 балбесов, собранных со всех концов СССР и 10 БТРов (бронетранспортёров).
Располагалась наша часть рядом с маленьким номерным городком, затерянным в безкрайних казахстанских степях. Население – смешанное: 50;50 = гражданские и военные. Тоска – глубоко выгоревшего под жарким казахским солнцем зеленого цвета. Одно из немногих развлечений – охота на сайгаков. Тогда еще их всех не перебили, и они огромными стадами кочевали в окрестностях (Станислав помнил отчётливо – особенно когда это стадо в несколько тысяч голов пробе-гало между железным полотном – а сайгаки почему – то страшно боялись переходить через на-сыпь железнодорожного пути и поставленными «во чистом поле» параллельно и перпендикуляр-но военными палатками, в которых жили бравые десантники).
Охотились порознь, т.е. как разлепленные пельмения – гражданские (тесто) отдельно, воен-ные (мясо) – отдельно. Было у них что–то вроде негласного соревнования. Гражданские пользовали для охоты открытый «козел», а у военных техника была куда разнообразней и могучей. Выезжали в ночь. Отыскивали стадо. Врубали все фары на «дальний свет» и гнали его перед собой, паля что было мочи по конкретно офигевавшим от таких бойцов сайгакам.
Ритуал, ессно, был отработан до тонкостей. Выезд (обычно пятница). Остановка. Прием на грудь. Остановка. Прием на грудь. Охотничьи байки. Приём на грудь. Приём на грудь. Приём... Если силы оставались «на отдых», то охотились сегодня, если нет, то откладывали до завтра, просто расслабляясь пивком. В тот злополучный выезд сил было много...
Далее на происшедшее лучше всего взглянуть трезвыми, сначала и «военными», а потом  «гражданскими» глазами…
«Военная» версия.
Приехала проверка гарнизона. Штабного полкана, сопровождаемого комиссаром (тут Сер-геич на минуту отвлёкся и посмотрел на Степана Ильича, который никак на это не отреагиро-вал), для усиления впечатления, решили попотчевать охотой. Мелочиться не стали. Руководство гарнизона выделило для этой забавы БТР и само же приняло непосредственное участие в действе. Загрузились и к вечеру в путь. Два штабиста, командир и комиссар гарнизона плюс я – водила – «экипаж машины боевой». Размах военный. Машина – образцово–показательная в боевой и по-ходной готовности: полный боекомплект + пара ящиков «горючего» (напиваться никто не соби-рался). Только тронулись, надо было сбрызнуть удачное начало. Дали контрольные очереди из взятых в оружейной комнате автоматов Калашникова – отметили.
В общем, пока вырулили на боевую позицию, первый ящик прикончили. Дальше больше. Опробовали стандартное вооружение БТРа. Пробные выстрелы из крупнокалиберного пулемёта заслуживал по банке на брата. Тут полкан решил немного освежиться, рядышком с броней. Вчет-вером его спустили на землю, наказав шумнуть из личного оружия (ПМ – как же без него?), когда закончит и быстренько за свое. Полкан, значится, отбомбился. Рука привычно потянулась к кобуре («шумнуть!»)...
И тут он видит несущиеся на него стадо в сполохах света, слышит свистящие вокруг пули, шлепающие о броню. Привычно, не успев ничего подумать, он обнаружил себя орлом, взлетаю-щим на башню и орущим по–командирски четко: «Мудаки! Пробухали всю охоту!» Командир гарнизона реагирует мгновенно на дружеское замечание старшего по положению, обращаясь к подчиненному наличному составу – то есть ко мне и трём оставшимся пока ещё в живых участни-кам охоты: «Е... твою мать! Товсь к стрельбе трассером!! Задраить люки!!!» ...
«Сергеев, огонь!» – кричит командир, свалившийся в люк и громыхая всеми частями своего тела, амуницией и крышкой закрываемого люка. Я нажал на гашетку, предварительно чуть–чуть на всякий случай подняв ствол в небо. Корпус БТР заполнило «тявканье» пулемёта и звук сы-павшихся в мешок гильз…
Через некоторое время после моей очереди, в наступившей тишине, слегка обалдевшие руко-водители слышат осторожный стук по броне. Приказывают мне уточнить обстановку. Я высовы-вается из люка и вижу такую картинку: стоит мужик с поднятыми руками, а еще четверо залегли поблизости. Вопрошаю: «Ты кто, мудила?»
Мужик: «Конь в пальто! У вас что там, крыша отъехала? Х...чите по своим!»
Из глубины чрева БТРа мои отцы–командиры интересуются: «Сергеев, блин, кто это там?»
Я: «П…асы какие–то, не наши, но говорят по–русски, вроде».
Начальство вылезло. Разобралось. Отметили...
«Гражданская» версия.
Они потом во всем обвиняли своего водилу, как самого трезвого, пившего через раз («Я жжжж ззз–арулем!»). А до этого всё шло что так.
Нашли стадо. Погнали. Палили. Ну грохот, матерок, шутки–прибаутки, топот, блеяние...
И тут, оставшиеся в стаде сайгаки как–то начинают разделяться, явно огибая что–то массив-ное. Ну нашим гражданским уже это до фени. Палят теперь во все стороны со всех стволов. Вдруг, в редкий момент затишья, впереди раздается вопль: «...Твою мать! Твось к стрельбе трассе-ром!!!...» Фары выхватывают стоящий в нескольких метрах БТР, у которого медленно поворачи-вается в их сторону башенка с чёрным раструбом крупнокалиберного пулемёта, из которого прямо над ними высвечивается трассирующая очередь – разноцветная такая, как в Новый Год, бляха–муха.
Неведомая сила выбросила водилу из сиденья метра на 2 вверх и в сторону. Это–то их и спасло, т. е. «козел» завихлял, сбив прицел воякам, и все 14-мм трассеры просвистели в стороне...
Тут вспомнили про водилу «козла». Снова отдали мне команду дать очередь трассирующи-ми. Потом пару раз пальнули из ракетницы. Скрашивая ожидание, приняли на грудь. Обменялись впечатлениями об охоте. Через час никто не пришел. Тогда решили поехать искать. Нашли часа через три, в какой–то канаве. На попытки приблизиться, сделался буйным. Выражался нецензурно и клацал чудом сохранившимся в его руках при катапультировании карабином. Грозился живым не даться. Налили стакан водки и отошли. Принял и успокоился. Видать, до следующей охоты...
Рыболовы посмеялись, хотя Станислав, как–то раз и сам участвовавший в подобной «охо-те» и понимал, что только чудо спасло «гражданские лица» от неминуемой смерти…
Решил главный электрик вспомнить свою студенческую жизнь. Учился он в Севастополь-ском приборостроительном институте на вечернем факультет. В его группе было 20 человек, из них – восемь особей женского пола, из которых пятерым было уже под тридцать, а трое – по возрасту были моложе Стаса, которому на тот момент исполнилось 22 года. И была среди них одна ничего так девица – звали, скажем так, её Валя, которая работала где–то секретаршей и со-вершенно непонятно почему решила поднять себе образовательный уровень. Так как она работала машинисткой–секретаршей, то писать от руки она за прошедшие после окончания школы года уже маленько подразучилась, а поэтому вечно опаздывала записывать излагаемый преподавателями материал.
В новом корпусе СПИ  установили как–то новую доску – после заполнения всяко там раз-ными формулами и знаками одной части преподаватель опускал исписанную часть доски вниз, а вторая половинка автоматом поднималась вверх, и преподаватель продолжал заполнять её всяко разными надписями.
И вот как–то на уроке физики, преподаватель, исписав одну половину, резким движением руки, отправил её вниз, и приготовился уже было начать писать на поднявшейся части очередной материал, как тишину аудитории нарушил возмущённый голос Валентины:
– Подождите, вы уже спустили, а я еще не кончила!
Преподаватель, мужик лет под 35, стоявший спиной к аудитории, замер, медленно обернулся и ответил вопросившей:
– Дорогая, мне такое даже жена дома не говорит!..
Опять посмеялись и помолчали. Теперь Станислав решил поделиться своими воспомина-ниями о службе в степях Казахстана, вернее на территории бывшей «КазаКской АССР» и рас-сказал друзьям–товарищам два случая, которые произошли во время его пребывания на террито-рии полигона Капустина Яра – как раз на границе Астраханской области и Казахстана.
– Приезжали мы всегда на грузовую платформу около 30-ой «точки» Капяра. Мотовоз бод-ренько выкидывал наше подразделение, после чего мы по отработанному плану распределялись по точкам. Мне и ещё четверым товарищам из моей «пятёрки» повезло – наша КТП  находился в километре от платформы. Надо сказать, что эта «точка» – КТП – было самым старым из всех «точек» на полигоне, и на его территории находилась довольно известная в «ракетнических» войсках баня, которую имели честь посещать не только советские начальники, но и приезжающие на полигон зарубежные вояки. На самой точке жили также пять человек, места было много, так что прибытие пятерых вояк, одетых (ради непонятно какой секретности) не в десантную форму, а в форму артиллеристов никак не сказывалось на обитаемости хозяев КТП, за исключением того, что командование батальона Пониковского вынуждено было «заправлять» ёмкости точек пре-сной водой, которую развозили «водовозкой».
Баня была придумана и построена довольно толково – состояла из двух помещений – пред-банника и непосредственно самой бани. Внутри бани стоял котёл, совмещённый с каменкой – то есть гибрид парилки с баней, однако, печь под каменкой и котлом имела три выхода – один в предбанник, второй – внутрь самой парной,  и третий – на улицу. Первый использовался в осеннее – летний период, второй – в зимний, а третий – в летний период…
И вот как–то раз подчиненные Пониковского обеспечивали охрану прибытия эшелона с ра-кетчиками из Болгарии (тогда ещё не забывавшей – кто её спас от полного вырезания янычарами турецкими) В составе прибывших «братушек» был и взвод красавиц – девиц, обеспечивающих связь ракетчиков с основными силами.
Дорога была дальняя, поэтому офицерский состав болгар изъявил желание омыть телеса свои от походной пыли и грязи. Командование полигона никакого святотатства в этом желании не уг-лядело и дало команду начальству, которому подчинялось ближлежащее к платформе, где выгру-жались болгары и которое охранялось переодетыми в общевойсковую форму десантниками, КТП. В те светлые времена социализма всё было до обморока просто – дали команду и никто не сомне-вался, что оная будет исполнена. Бравые ракетчики при помощи десантников натаскали воды в чан, затем пополнили дополнительную ёмкость, расположенную в верхней части банного отделе-ния, и разожгли печку. Через два часа баня была протоплена, каменка раскалилась, вода нагрелась, веники слегка пропарены – то есть всё было на «Товсь».
Было доложено кому положено, те – ещё кому надо – и через сорок минут около ворот КТП остановились три кунга, из которых не спеша и весело переговариваясь, спустились на грешную землю трое советских офицера, утяжелённые объёмистыми портфелями со звенящей стеклотарой внутри, – командир и заместитель – и куды без него, блин, части, командовавшей КТП, а замыкал шествие начальник штаба Стасовой части. Из второго кунга вылезло восемь офицеров в форме, сильно напоминавшую одеяние советских офицеров–лётчиков, с портфелями и пакетами. Из третьего кунга, весело оглашая близлежащие окрестности радостным смехом и практически по-нимаемой суровыми советскими воинами речью, спустились на грешную землю двенадцать девиц в возрасте от 20 до 25 лет – в самом, так сказать соку…
Стоящие суровые советские воины сглотнули слюну – дабы по подбородкам не текла – и нервно переглянулись. Командир КТП ефрейтор–чеченец (тогда ещё не забывавшем о том, что русские – вроде как и братья, а не враги) доложил своему командованию, что всё «в ажуре» и можно начинать процесс «помывка в бане». Командование выслушало доклад и, обратилось к офицерам–«летунам» через – как понял Пониковский – переводчика, что мужики могут идти мыться. Офицеры – болгаре оказались галантными кавалерами и передали «пальму первенства» своим спутницам. Те жеманиться не стали и, сопровождаемые одним из ракетчиков по кличке «Джуди», призванным из солнечного Узбекистана, направились к бане.
Советские отцы–командиры «распустили» строй своих военнослужащих, забрали двоих из них для помощи в организации «хурала» (то есть застолья), а остальным посоветовали зани-маться согласно «суточного плану» – то есть – скрыться с глаз долой и не нервировать усталых от напряжённой служебной деятельности отцов–командиров. Ракетчик узбекской национальности проводил девушек до бани, показал им расположение и кое–как втолковал им – чем и как пользо-ваться, после чего покинул заведение.
Служил на этой точке один товарисч – с Западной Украины, и звал он себя Иванко Горобец, что с украинского переводится как «воробей». Отслужил он уже к тому времени 1,5 года и имел чин «дед». Не известно – ни автору, ни Пониковскому – отчего и почему, но двуногий воробей решил «оказать помощь» юным девам из дружественной Болгарии. Для этого он набрал охапку дров и пошёл к бане. Все попытки остановить «дедушку» Советской Армии были безплодны – Иванко явно хотел помочь девицам не замёрзнуть в жарко натопленной бане.
Дойдя до двери и постучав в ней, Иванко выждал «ефрейторский зазор» и смело открыл дверь с возгласом: «Дозвольте ввійти – я тут вам дров приніс» . В ответ послышалось девичье: «Благодаря ви много – елате, гълъб», что означало – как перевёл потом интересующимся перево-дчик из «братушек» – «большое спасибо – заходи, голубь».
Голубь вошёл. Отсутствовал он минуты четыре, после чего дверь открылась, и «хитрий західний українець»  птичкой выпорхнул из двери, растянувшись на бетонке. Сослуживцы под-няли истопника и увидели, что лицо его украшал цвета дивного перламутра с зелёно–синим окра-сок синяк на пол–лица. Пониковский покрутил пальцем у виска любителя погреться рядом с жар-кими девичьими телами и спросил чудика:
– Ти що, не міркуєш, що це не твої Мариська і Ганки, а це – з закордону, зараз скандал піднімуть – всіх за шкірку візьмуть і натягнуть всiм яйця на саму верхівку. Ти хоч розумієш, що вони – іноземки? Зараз їхні мужики виповзуть – ми не відмахаємось кулаками – затопчуть як мамонтів у печері .
Однако, никакого скандала не произошло. Девчата через час выпорхнули из бани, оглянулись вокруг, и увидя «банщика» на пол–степи прогорланили, смеясь и зубоскаля:
– Какво си ти, гълъб, избяга толкова бързо от нас. Облегалката, той не е загубил, не желае да размахва метла... Уплашен от какво? Така че ние не хапят, те гали, лошото нещо  ...
Вышедший переводчик сначала удивился, но после того, как девчата ему всё рассказали, долго и взахлёб смеялся, а потом перевёл сказанной юными девицами суровым защитникам СССР:
– Они спрашивают – от чего товарищ их так быстро покинул, не попарил, дровишек в печку не подкинул? Испугался чего али как?
Видно было, что Иванко «али как» – о чём красноречиво и свидетельствовал синяк с левой стороны лица, который говорил то ли о том, что девицы пытались остановить убегавшего от жен-ских прелестей вояку, то ли о том, что подножек ныне много, и из–за каждого угла поленья летят в морду…
Девицы и командование «братушек» скандала из происшедшего делать не стало, посчитав это одним из элементов «гостеприимства» советских людей, зато командир роты воробушку на следующий день долго и настолько выразительно объяснял в своём кабинете «баншщику» – что и когда надо делать, отчего увеличившийся синяк ещё долго украшал физиономию незадачливого любителя подглядывать за девушками в бане…
Рыболовы оценили «подвиг» удальца, после чего Станислав, с каким–то остервенением до-бавил:
– Блин, сколько я видел этих из соцлагеря – среди них одни только нормальные и порядоч-ные были – это немцы из ГДР. Форма у них, правда, – добавил Пониковский – как у гитлеровцев – сними их эмблемы – рейсфедер и прочие масонские прибамбасы и дай в руки «шмайсеры» – точь в точь фрицы – такая же мышиная форма с закатанными руками и короткими голенищами сапог, только вот каски – как тарелки на тыковке. Немцы привозили в обмен (на бартер) кожаные портмоне и классные переводилки, – тут Стас сообщил слушателям, что у него холодильник, что стоит дома в Севастополе, уже более 10 лет весь в наклейках немецких – сколько ни мыл – так и не сдираются – в отличие от советских.
Что Стаса больше всего удивляло – то, что в кунгах гэдээровцев стояли запросто коробки с баночным пивом, а также их хитрая закуска к пиву – в пластмассовых контейнерах были сосиски с капустой – крышку открываешь, какая–то гадость на воздухе начинает выдавать тепло – пять ми-нут – хоп, и сосиски с капустой горячие – ешь, не хочу.
Так вот, однажды ракетчикам захотелось выпить. Бывают в жизни молодых людей – ну вот хочется – и хоть тресни – а нету. Что делать? А ничего – раз в километре от тебя стоит поезд, и там немцы разгружаются. Вот уже упомянутый Станиславом Семёновичем западэнец решил сходит «во чисто поле», которое, слава Богу, никто мёртвыми костями не усеивал, и разжиться горячительным.
Сказано – сделано. Подойдя к оцеплению и увидя Пониковского, любитель обнажённого женского тела и парных дел мастеровой, заручился его поддержкой и в отсутствие офицера из Стасовой части (тот залез в в уже выгруженный кунг и о чём–то беседовал за банкой пива с не-мецким офицером) решил обратиться к немецкому вояке (по шевронам и знакам на погонах – явно не рядовому).
Сначала, не долго думая, Иванко вопросил немца: «Водка есть»
– Ich verstehe nicht , – донеслось в ответ.
Было испробовано всё – и удар ладонью по горлу, и была нарисована на иссохшейся земле бутылка с широковещательной надписью «Водка» и отдельно обозначенной крепостью «40°», и вытянутый сжатый кулак с оттопыренными мизинцем и большим пальцем, и слова «горилка», «самогон», «первач» и т.п. были упомянуты истосковавшимся по «огненной воде» хлопцем, но на каждое восклицание или жест из уст немца, неподвижного как Сфинкс египетский, доносилось сакраментальное:
– Ich verstehe nicht.
Наконец парень напряг все свои школьные познания в английском языке и воскликнул, уже начиная терять всякое терпение:
– Look, dammit, the military, you have vodka?
Ни выражение лица, ни структура ответа не изменились. Советский солдат был обижен и возмущён до глубины своей украинской души:
– Слышь, старшой (Пониковский тогда ещё был старшим сержантом), что за чучело на-хрен? Ни хрена не понимает по–нашему. Мало мы им всыпали в 45-м? Может ты спросишь у не-го?
Стас помедлил, а затем обратился к немцу:
– Entschuldigung, fragt der Mann – Sie haben Schnaps oder Bier?
– Oh, ja, nat;rlich. Bier ist. Sie behandeln?
Всё закончилось к обоюдному согласию. Немцы вечерком дружно помылись в знаменитой бане, а ракетчики побаловали себя пивком (шнапса и у рядовых гансов не оказалось – зато пива – хоть залейся) и закусили всё это безобразие горячими сосисками с тушёной капусткой – Поников-ский потом автору рассказывал – сосиски ещё туды–сюды, но капуста – дрянь – наша лучше!
Болгары, по воспоминанию помощника НЭМСа, а заодно и главного метролога соединения, были ещё и так и сяк. Остальные же – сволочи и козлы безрогие. Особенно хреновые и сволочные – это поляки и венгры. Венгры – те привозили с собой ватман и фломастеры, которые зам ракет-чиков отбирал у солдат, но при этом нисколько не задумывался – откуда у подчинённых столько воды и сколько солдатам было затрачено трудов и времени, чтобы обеспечить помывку «союзни-ков», век бы их не видеть.
Самые ворюги были – это румыны – за ними – о чём сразу же предупредили переодетых де-сантников местные старожилы – нужен был глаз и глаз. Однако – на каждую хитрую гайку всегда найдётся болт с левой резьбой. Так и на этой точке. Служил там один товарищ Толя по фамилии Думеску – из сородичей начпо 182-ой бригады (кличка «Нукакис») на тот момент (который после увольнения ухитрился получить квартиру и в городе Москве, и в родной Молдавии, а своей доче-ри, которая вечно вытаскивала из сугроба около дома «загрузившегося» на переходе Петропав-ловск–Камчатский–Финвал (типа никогда не пьющего) – папашку, утомившегося от пятисо-тметрового перехода плац–7-ой дом, выбил квартиру где–то под Ленинградом), и будущего ко-мандира той же бригады, впоследствии ставший контр–адмиралом и командиром Вилючинской базы тыла, служившим когда–то в 19-ой бригаде и по приезду в посёлок Рыбачий командовать уже к тому времени не отдельной, а просто бригадой ПЛ и удивившего всю 182-ую брпл на ут-реннем построении вопросом: «А где тут у вас восток?» – и это несмотря на белеющие на торце пирса буквы чуть ли не метрового размера «Е» и «W».
Приехал эшелон с румынами. Те, как сообщил всё тот – же «отец–командир» из Ч–ИАССР в звании ефрейтора, постоянно привозили с собой коньяк румынский по твёрдо установленной цене – бутылка 0,5 литра – 3 рубля, а 0,7 литра – 5 рублей. Толян собрал деньги у сослуживцев, и в сопровождении Станислава отправился к платформе, с которой медленно, но уверено разгружа-лись потомки Антонеску. Автор румынского и молдавского не знает (хотя говорят – один хрен, только те, что за бугром – пишут латиницей, а те, что у нас – кириллицей), поэтому привожу диалог в русском переводе:
– Мужик, – это Толян, прижав своим животом в темноте к колесу вагона какого–то румына, втолковывает ему, что у того пять минут – пока не поймали, чтобы сбегать и принести ящик конь-
ячку (20 бутылок) по 0,5 литра. – давай милый, если хочешь советские тугрики получить.
Тот исчезает во тьме. Стас и Толян стоят и ждут. Через несколько минут появляется румын-ское тело, пыхтящее и сопящее, но крепко держащее ящик с требуемым товаром. Далее, когда он подходит е стоящим советским воинам, происходит обмен, сопровождаемый длительными фраза-ми на повышенных тонах и маханием руками. Пониковский, наблюдая за разгорячёнными собе-седниками, ногой подвигает ящик к себе, а заметя желание представителя братской Румынии вер-нуть сей предмет со стеклотарой на прежнее место, как бы невзначай поправляет автомат Калаш-никова на своём плече…
Диалог продолжается. Наконец Толян всучивает румыну пачку денег, который тот на ощупь пересчитывает два или три раза. После того, как доблестный подданный Чаушеску спрятал деньги в карман, Толян подхватывает ящик, весело позвякивающий бутылками с вожделенным пойлом, и уходит по направлению к своей точке, как маяк светящейся одиноким огоньком на горизонте. Стас, на всякий случай не выпуская автомата из рук, производит «сопровождение». По дороге Толян рассказывает, что всучил румыну 20 бумажек по 1 рублю, тем самым подорвав финансово и румынского бизнесмена и само государство Румыния, сохранив на более важные покупки 40 руб-лей своих сослуживцев…
Пониковский оглянулся. Сергей Сергеич уже тихонько похрапывал, облокотившись на свой рюкзак и зажав карабин между ног, а Степан Ильич стоял и облачался в штаны от КЗИ.
– Ты куда собрался? – вопросил бывший рассказчик, не имевший никакого желания вообще шевелиться.
– Пойду проверю сетку, – ответствовал зам.
– Оно тебе надо? Лучше отдохни, – посоветовал Ильичу главный электрик местных окрест-ностей и встал, чтобы набрать дров и подкинуть в костёр.
Тот не послушался, оделся и пошёл к берегу, наклонился, подхватил верхний край сетки и медленно стал заходить в воду, внимательно осматривая сетку, выпутывая «хвосты» из ячей, а заодно и очищая сетку от водорослей.
Станислав подошёл к куче с «топливом» для костра, набрал дров и повернулся, имея до-вольно благую цель «подпитать» костёр, но увидено остановило его.
Степан Ильич уже стоял в воде по пояс спиной к берегу. Сзади него стоял медведь–двухлетка и принюхивался. Самое интересное – что ни Стас, ни рыболов–любитель вообще ниче-го не слышали – ни как медведь выходил из зарослей, ни как входил в воду. Вообще–то эти жи-вотные умеют ходить совершенно безшумно, так что ничего удивительного в том, что его (медве-дя то бишь) «проспали», не было.
Теперь самое главное было не испугать косолапого, ибо хоть он ещё и был молодым, но уже мощь чувствовалась…
 
Мишка был сыт, как потом догадались браконьеры – и это спасло зама. Мишке было инте-ресно – нет, не ответ на вопрос: «Кто спал на моей кровати» – а что там это двуногое существо, возомнившее себя царём Природы делает в воде. Поэтому он ткнул царя Природы в правое плечо носом и замер, ожидая ответа на поставленный вопрос.
Ответа не последовало, но раздался голос, усиленный зеркалом воды:
– Стас, иди на х… – тебе что – делать нечего?
Станислав трусом не был, но ответить побоялся.
Медведя такой ответ не устроил совершенно и он вторично ткнул в правое плечо стоящего в воде тела носом. Тело не стало оборачиваться, а разразилось ещё более громкой тирадой:
– Механик, … твою маму, за…ал, иди на…, – и ещё долго объяснял Пониковскому – куда тому следует направляться в подобных случаях, чтобы не мешать уважаемому человеку выпуты-вать из сети улов.
Мишка снова не понял ответа, но Станислав заметил, как хвост косолапого приветливо на-чал двигаться в горизонтальной плоскости.
Мишка, довольно урча, в третий раз ткнул Степана Ильича, но уже не в плечо, а в заднюю часть грудины.
Интуиция в третий раз подвела капитана 3 ранга. Заместитель резко бросил сеть с блестев-шими серебром под светом обгрызанной Луны рыбинами, набрал полную грудь воздуха и обер-нулся…
 
Пониковский, относящийся тогда к христианской религии так себе – впервые увидел, как че-ловек может бегать по воде яко посуху – и сразу поверил, что Иешуа Гайностри, которого потом – в 325 году на I Вселенском Соборе «назначили» быть вторым ликом Господа – Исусом Хри-стом, а усилиями Никона обозвали Иисусом – таки мог ходит по воде, вот только кто так его (Иисуса) напугал – механик так и не понял.
Тело бывшего адепта марксизма–ленинизма выпрыгнуло из воды и с криком: «А-а-а-а-а, су-ка-а-а-а…» перепрыгнуло поплавки сетки и помчалось по «тихой глади» озера куда–то в темень. Сергеич проснулся, но заметив косолапого, замер.
Мишка, не ожидавший такого неуважительного к себе отношения, присел на заднюю точку и начал удивлённо оглядывать – мол, что это с царём Природы – я же только спросить его хотел…
Посидев минут 10 в полном недоумении, Михайло Потапыч поднялся на ноги, развернулся, но, увидев два неподвижно замерших тела, решил, что диалога и с ними вряд ли получится, отрях-нулся, не спеша развернулся и пошёл по своим медвежьим делам в темень зарослей…
Ильич показался у костра только через час, и до рассвета уже никто – даже под угрозой рас-стрела – вряд ли бы смог загнать его снова в воду проверять сетку…
Через год зам, избежавший Смерти в зубах косолапого, зам погиб самым глупым образом, несмотря на то, что Судьба ему 7 раз говорила: «Не делай этого…». Но об этом как–нибудь в дру-гой раз…

Примечания:
А У Славян не было в сутках 24 часа. Их сутки были «состыкованы» в суточными измене-ниями биоритмов Мидгардъ–Земли и содержали в себе 16 часов, то есть 1 Славянский час соот-ветствовал (но не равнялся) 90 минутам нынешних часов, и начинались в 18.00 нынешнего време-ни.  Каждый Славянский час имел своё наименование, с которыми я читателя и хочу ознакомить (где ЛВ – это летнее время, ЗВ – зимнее время):
Славянские сутки начинались с 16-го часа. Нулевого часа у Славян не было;
«Поудани»  16-ый час: 18.00;19.30 (ЛВ); 19.00;20.30 (ЗВ)
«Поабед»  1-ый час: 19.30;21.00 (ЛВ); 20.30;22.00 (ЗВ);
«Вечер»  2-ый час: 21.00;22.30 (ЛВ); 22.00;23.30 (ЗВ);
«Ничь»  3-ый час: 22.30;00.00 (ЛВ); 23.30;01.00 (ЗВ);
«Полничь»  4-ый час: 00.00;01.30 (ЛВ); 01.00;02.30 (ЗВ);
«Заутра»  5-ый час: 01.30;03.00 (ЛВ); 02.30;04.00 (ЗВ);
«Заура»  6-ый час: 03.00;04.30 (ЛВ); 04.00;05.30 (ЗВ);
«Заурнице»  7-ый час: 04.30;06.00 (ЛВ); 05.30;07.00 (ЗВ);
«Настя»  8-ый час: 06.00;07.30 (ЛВ); 07.00;08.30 (ЗВ);
«Сваоръ»  9-ый час: 07.30;09.00 (ЛВ); 08.30;10.00 (ЗВ);
«Утрось»  10-ый час: 09.00;10.30 (ЛВ); 10.00;11.30 (ЗВ);
«Поутрось»  11-ый час: 10.30;12.00 (ЛВ); 11.30;13.00 (ЗВ);
«Обестна»  12-ый час: 12.00;13.30 (ЛВ); 13.00;14.30 (ЗВ);
«Обед»  13-ый час: 13.30;15.00 (ЛВ); 14.30;16.00 (ЗВ);
«Подани»  14-ый час: 15.00;16.30 (ЛВ); 16.00;17.30 (ЗВ);
«Утдайни»  15-ый час: 16.30;18.00 (ЛВ); 17.30;19.00 (ЗВ);
*     *     *
Б – Декретом ВЦИК и СНК от 26 августа 1920 года Уральская казачья область переиме-нована в губернию и включена в состав автономной Киргизской республики; 5 апреля 1925 года декретом ВЦИК и СНК Киргизская республика переименована в Казакскую Советскую Социа-листическую Республику. Отныне киргизы будут именоваться «казак–киргизами». В 1925 году правителем республики Казакстан становится Шая Голощёкин – один из главных убийц царской семьи в Екатеринбурге. За 7 лет правления Шаи треть казак–киргизского народа вымерла от го-лода в первые годы коллективизации в Казакстане. В феврале 1936 года издано постановление ЦИК и СНК Каз.ССР «О русском произношении и письменном обозначении слова «казак»». В постановлении сказано, что последняя буква «К» заменяется буквой «Х». В соответствии с этим писать теперь надо не «казак» и «Казакстан», а «казах» и «Казахстан». Так все русские, жив-шие раньше в Уральской казачьей области ныне живут в области, гордо именуемой «Независи-мым Казахстаном»...
Продолжим: почему казахи называются казахами, и что общего у них с русскими казаками. В оригинале слово «казах» звучит как «каза;», где «;» произносится как мягкое гортанное хар-кающее «К». Что же означает это слово? По–тюркски это «беглец, человек, вырвавшийся на во-лю». Русских казаков казаками назвали ногайцы, язык которых очень сходен с казахским. Каза-хи же назвали казахами себя сами. Почему?
После «монгольского завоевания» территория современного Казахстана вошла в состав го-сударства, ныне называемого Золотой Ордой. В 1361 году Золотая Орда разделилась на Белую – А; Орда – и Синюю – К;к Орда. В 1428 году Белая Орда после смерти хана Барака (скорее всего, не имевшего никакого отношения ни к Эхуду Бараку, ни к Бараку Обаме) распалась на Ногайскую Орду и Узбекское ханство. Первая получила название в память хана Ногая – правнука Джучи – старшего сына Чингисхана, второе же – по имени хана Узбека, который Чингисхану также при-ходился праправнуком, а Джучи – правнуком.
Однако те, чьими именами были названы эти государства, к тому времени давно умерли, и ханом Узбекского ханства стал некий Абулхаир. В своём ханстве Абулхаир решил навести жёст-кую дисциплину, которая, правда, не всем понравилась. Не понравилась она двоим султанам Ке-рею и Жанибеку. В 1465 году, откочевав вместе со своими племенами от Абулхаира в дикую степь Дешт–и–Кипчак, эти султаны создали своё государство, ханом которого по старшинству стал Керей. Именно по той причине, что основателями государства и первыми его гражданами стали беглецы, их и стали называть казахами, а их ханство – Казахским.
Ханство росло и развивалось, и совсем скоро после своего образования включило в себя и бывшее ханство хана Абулхаира. Однако в 1715 году, после смерти хана Тауке, Казахское ханст-во распалось на 3 жуза – Старший, Младший и Средний. Названы эти жузы были так потому что племена Старшего жуза подчинялись потомкам старшего сына Джучи Орда Еджена, Сред-него – потомкам средних сыновей Джучи – Батыя и Берке. А роды Младшего жуза подчинялись потомкам младшего сына Джучи хана – Могола.
В Старший жуз вошли племена албан, дулат, шанышкылы, жалайыр, канлы, ошакты, сиргели, суан, шапырашты и ысты. В Средний – аргын, керей, конырат, кыпшак, найман и уак, а в Младший – алимулы, байулы, жетыру и ногай–каза;.
Старший жуз, численностью порядка 700.000 человек, традиционно занимал территорию от верхнего и среднего течения Сырдарьи до Семиречья включительно. Средний жуз занимал ре-гионы Центрального и Северо–Восточного Казахстана и среднее течение Сырдарьи. Его чис-ленность составляла примерно 1.200–1.300 тысяч человек. Младший жуз занимал низовья Сыр-дарьи, побережье Аральского моря, северную часть Прикаспийской низменности и низовья Урала.
Вскоре после этого разделения над казахами нависла грозная опасность – на территории ны-нешнего китайского Синьцзяна появился жестокий и страшный народ джунгары. Страшным этот народ был тем, что не просто грабил окрестные народы, а стремился поголовно их истребить. Единственным спасением было найти могущественного покровителя, и такого покровителя каза-хи нашли в лице России.
В 1730 году Джунгары после недолгого перерыва, вызванного войной с Китаем, вновь ак-тивизировались, и хан Младшего жуза Абулхаир (не путать с тем Абулхаиром, от которого бежали Жанибек и Керей. Кстати, для того, чтобы не путать, первого Абулхаира пишут через «Й») запросил защиты у императрицы Анны Иоанновны, предложив ей военный союз против джунгар.
19 февраля 1731 года императрица подписала грамоту о добровольном вхождении Младше-го жуза в состав Российской империи, а 10 октября 1731 года состоялся съезд представителей племён Младшего и Среднего жузов, на котором хан Абулхаир, батыры Богенбай, Есет, Худай-назар–мурза и ещё 27 влиятельных авторитетов присягнули на Коране на верность императрице.
Старший жуз предпочел тогда остаться независимым и вскоре попал под власть Кокандского ханства. Лишь в середине XIX русские войска освободили от кокандцев земли Старшего жуза.
В 1741–1742 джунгарские войска вновь вторглись в Средний и Младший жузы, но вмешательство русских пограничных властей заставило их отступить. Встретив в лице России сильного противника, джунгары теперь умеряют свой пыл и прекращают набеги на казахские земли.