Когда мы смотрим кино, в своём воображении часто пытаемся примерить на себя судьбу героев. Ничего странного, обычный инстинкт подражания. Многие помнят фильм «Вертикаль» с Высоцким и его знаменитыми песнями, многим этот фильм свихнул голову. Многим, но не мне. Мне он показался… странным, непонятным, нелогичным. И если под воду с аквалангом я мечтал спуститься все сорок пять лет жизни (с пяти), то горы меня не манили совсем. Хотя в детстве, когда меня возили на Чёрное море и в Грузию, и я видел Кавказ. И уже взрослым, в двадцать восемь, со старшим братом Ярославом я побывал на Полярном Урале. И Урал меня впечатлил, он понравился мне, но не настолько, чтобы бросить всё и лезть на Гору.
Самое большое влияние оказал на меня мой северный друг — Ванька Дьяков. Знакомство с ним чуть было не стоило обмороженных ушей на озере с экзотическим названием Тету-Мамонтотяй, но главное, он уже тогда чуть не подбил меня на зимний поход всё на тот же Полярный Урал, на гору Пайер. В поход я не пошёл, не случилось. Но, кажется, именно тогда этот стервец заронил мне что-то в душу, и это «что-то», удобренное моей эзотерикой, вдруг проклюнулось и начало расти, расти, расти и выросло в декабре 2012 года в Египте. Туда я поехал после тяжёлой болезни (панкреонекроза) исполнять заветную мечту — нырнуть с аквалангом, стал бояться, с такими болячками уже ничего не успею.
И там, в Шарм-эш-Шейхе, на дайверовском катере, уже после погружения я случайно познакомился с Игорем, таким же, казалось, отдыхающим, как и я.
— «Иронию судьбы» помните? Помните: «Каждый год 31 декабря мы с друзьями ходим в баню»? — заливал он своей спутнице — пышной блондинке. — А мы каждый год 15 июля восходим на Эльбрус…
— Прошу прощения, — вмешался я. — Кто это «мы»?
— «Мы» — бывшие воины-десантники.
— Возьмёте с собой?
— Без проблем! Записывай номер…
Но на июль 2013-го у меня уже были планы. Тот год я посвятил освоению акваланга. Тасманово, Чёрное, Андаманское моря, даже Волга. Идеи так и роились в голове! И горы я отложил до июля 14-го.
В Австралии, куда я приехал по приглашению всё того же Ваньки и где проходил курсы дайвинга, я попробовал обсудить идею восхождения на Эльбрус с моим возмутителем спокойствия.
— На Эльбрус? — Ванька замахал руками. — Да ладно, Палыч!
— Но почему, Ваня?..
— Палыч… Я же видел, как ты приползал с дайвинга… Хреновая у тебя физуха, Палыч. И не такие блевали на скалах Пастухова! «Эльбрус»… — передразнил он.
И я разозлился! «Хреновая физуха»… «Не такие блевали»… И это он мне! Бывшему полевику! И я твёрдо решил: поднимусь! Потом, правда, понял, опять он меня на понт взял…
В ноябре 13-го при составлении графика отпусков я созвонился с Игорем и спросил, помнит ли он меня. «Конечно!» — радостно откликнулся он. «А договорённость в силе?» — «Конечно!» — успокоил он меня. И я запланировал две недели отпуска на вторую половину июля 14-го.
А в феврале 14-го мы поехали на Канары, и там, на Тенерифе, я ещё раз познакомился с горами. Так сказать, поближе. Во-первых, мы с моей Софико пешком, ногами спустились по ущелью к морю. А во-вторых, поднялись на вершину вулкана Тейде — 3712 метров. Так высоко в горах я ещё не бывал. Вид с Тейде открывался космический, а это только три с половиной тысячи! Что же будет на Эльбрусе? Кстати, Эльбрус тоже вулкан, только двуглавый.
В апреле мы с Игорем встретились в кафе, и он прямо на салфетке накидал список снаряжения для восхождения. Список получился длинный, на весь разворот и два сезона: лето и зиму. Выше 3500 метров даже летом зима. Помнится по полевым работам, в межсезонье для этого требовалось полтонны груза на четверых и вертолёт для заброски. Но тут «хеликоптеров» не ожидалось, тащить придётся всё на себе. А поэтому никаких тяжелых вещей вроде зиловских аккумуляторов, унтов и бараньих полушубков…
Апрель и май посвятил закупке снаряжения и одновременно начал подтягивать «физуху», ту самую, что, по словам Дьякова, была «хреновая». А вообще, чего греха таить, конечно, хреновая! Мои северные полевые работы закончились давно, лет двадцать назад. Требовалось себя прокачать. Тем более два года назад я полтора месяца валялся на больничной койке с диагнозом, отрицающим любую возможность не только хождения в горы, но и нормальной жизни вообще! С таким диагнозом и жить-то не полагалось. Брат в 2003-м и не стал. Но я не согласился.
И потом… Не хотелось «блевать на Скалах», совсем не хотелось…
Ещё начиная с весны 2013 года, сразу после Австралии, после Ванькиных понтов, я ежедневно ногами поднимался на 22-й этаж — живу на 2-м этаже 22-этажного дома. А начиная с конца апреля 2014-го, начал ещё и бегать.
Боже мой… С каким трудом дался первый километр… Дыхалка не работала, ноги не слушались, пофигу им были мои подъёмы на 22-й этаж, бегать они не хотели. Но лиха беда начало! Уже через два месяца я пробегал семь километров и чувствовал себя вполне сносно. Одновременно продолжал свои похождения на 22-й этаж, но не по одному заходу, как раньше, а по пять-шесть кряду и с рюкзаком в 12 килограммов. Снаряжение к тому времени я уже почти всё закупил, оставались только альпинистские ботинки под «кошки», новые брать не хотелось, недёшевы они, а большой уверенности, что пригодятся в дальнейшем, не было. Поэтому я искал подержанные, а такие нужного размера всё не попадались. Наконец уже в середине июня удалось купить с рук совершенно новые, ни разу не надёванные немецкие ботинки. И теперь на 22-й я стал ходить не только с рюкзаком, но и в альпинистских ботинках. Тётенька, которая курила на 12-м этаже, кажется, всерьёз начала беспокоиться о моём психическом здоровье. Но что нам курящие тётеньки…
За три недели до отъезда я пригласил Игоря взглянуть на снаряжение. Тот приехал, всё тщательно осмотрел, всё перебрал, обозвал спальный мешок говном и выбросил панаму (оказалось, он сам в такой ходит!), но в целом снарягу утвердил. Билеты до Кисловодска и обратно к тому времени мы уже выкупили. Оставалось совсем ничего…
Но я уже извёлся. Тренировки эти! Сборы и разборы рюкзака! Уколы… Помимо тренировок для профилактики я проколол курс мильгаммы (комбилипена, если кому нравится) и мексидола. И они надоели.
И тут в отпуск из своих заграниц прикатил Ванька.
Мы встретились в «Траттории» на Чеховской. Дьяков поговорил со мной, спокойно поговорил, без выпендрёжа и понтов, внимательно рассмотрел и выдал свою страховочную систему, тёплую пуховую жилетку и штаны-самосбросы. Благословил, в общем.
За три дня до отъезда, в пятницу, я сидел на работе и удивлялся: а чего это мне не перечисляют отпускные, ведь должны же за три дня-то? Не то чтобы не хватало денег, но все же. И тут я с ужасом осознал: не писал я заявление на отпуск! Не пи-сал! Время 11 июля, 14-го утром паровоз, а заявления нет! А ведь к тому времени уже два года не пил и не курил! Как же так? И свалить не на кого! В холодном поту распечатал заявление, подписал у директора департамента и вице-президента, чем изрядно их повеселил, и галопом помчался в кадры.
Кадры веселились меньше, точнее, совсем не веселились. Ольга наша Петровна, начальник отдела, увидев моё заявление, закричала дурным голосом директору департамента: «Надя, у нас проблемы!».
Низкий поклон и огромное спасибо работникам кадровой службы. Огромное-преогромное… Они имели полное право послать меня куда подальше, но вошли в положение. «Беспокойный же пациент…» И 14-го скорый фирменный поезд 004 Москва — Кисловодск уносил нас с Игорем на Северный Кавказ, к белоснежному вулкану с поэтичным названием Эльбрус!
15 ИЮЛЯ, КИСЛОВОДСК
Дорога до Кисловодска заняла всего лишь сутки. Или целые сутки? Как кому нравится. Но уже утром 15-го на вокзале Кисловодска нас встретил Игорь Порошков — соорганизатор восхождения и хороший друг моего Игоря, наконец озвучу его фамилию: Котов.
Игорь Викторович Котов. «Кот».
Москвич, который родился в Туркменском городе Мары. Такое возможно, если только ты потомственный военный. А он таков и есть. Отец Игоря был лётчиком, он погиб, когда маленькому Гоше не исполнилось и десяти. При катапультировании не отстрелился фонарь кабины… И они остались вдвоём с мамой.
После школы Игорь поступил в Московский горный институт, но в конце второго вдруг всё бросил и уехал
в Рязанское высшее воздушно-десантное командное училище. Как он сам объяснял, насмотрелся фильма «В зоне особого внимания» и снесло крышу. Окончив училище, Игорь со свойственным молодым лейтенантам энтузиазмом стал рваться в бой, в то время наш ограниченный контингент уже вовсю выполнял интернациональный долг в Афганистане. По личному рапорту лейтенанта Котова отправили в Кировакан, очень хотелось поближе к Афгану, всё же не Псков, не Иваново и не Кострома.
Не сразу, но Игорь попал на свою войну. А там, как полагается, огрёб… На маршруте его однокашник, замкомроты, наступил на душманское самодельное взрывное устройство… Рвануло так, что «зэкаэру» сразу оторвало обе ноги — скончался через несколько минут, а Игорь, получив порцию металла в ноги, от ударной волны пролетел по параболе тридцать метров, рухнул, а сверху его прибило его же тридцатикилограммовым рюкзаком. Это было первое ранение. Не заставило ждать и второе. Потом Игорь дал в морду не в меру ретивому командиру, и ему вежливо предложили уволиться в запас. От Родины Котову достались майорские погоны, две Красные Звезды, небольшая пенсия и руки, которые он не может поднять за голову («Я, Палыч, даже сдаться в плен не смогу», — жаловался майор). Личная жизнь у Игоря не сложилась. Но у него двое взрослых детей и, слава Богу, хорошие отношения с сыном. Живёт Игорь с больной мамой. Работает в частной конторе, занимается экологией.
Несмотря на все жизненные перипетии, херр майор — хороший, весёлый и остроумный мужик.
Игорь Порошков встретил нас на вокзале и отвёз в детский туристический клуб «Центурион», на базе которого готовилось восхождение. Во главе клуба — отставной полковник, десантник Андрей Петрович Рябинин. Когда мы приехали, он заканчивал подтягиваться в цикле из пятидесяти раз. Полковник будет руководителем нашего восхождения. В дороге Игорь порассказал про него немало страшилок, по ним выходило, что Петрович человек железный, а может быть, даже стальной, из высоколегированной стали, к другим относится, как к себе, то есть все должны подтягиваться пятьдесят раз, а лучше больше, и стрелять от бедра навскидку. Повезло мне с руководством.
Полковник озвучил вводную: отъезд намечен на 16-е, сегодня вечером общий сбор, нас пока отвезут в гостевой дом «Спарта».
Дом тот располагался в горах. Двухэтажный, брусовой, стилизованный под деревенский, он принадлежал другу Полковника, а потому денег с нас никто не взял. Мы разместились, бросили рюкзаки, приняли душ и уже самостоятельно вернулись в город. Время клонилось к обеду, пора было и перекусить. Игорь предложил поисками кафе-столовых-ресторанов не заморачиваться, а ограничиться популярной пончиковой в центре Кисловодска. Пончиковая та носила оригинальное для юга название «Снежинка». Кстати, кто бывал в Кисловодске, тот знает это заведение, там подают такие пончики… такие… Пальчики оближешь! Кроме пончиков, бывает там неплохая куриная лапша, котлеты по-киевски и жаркое в горшочках. С голода не помрёшь, даже если у тебя некоторые проблемы с ЖКТ. Как у меня…
Насчёт проблем с ЖКТ… В горах чем-то питаться надо, и я понимал, что могу попасть в неловкое положение — никто же не собирается готовить специально для меня — а поэтому взял с собой сорок банок детских мясных консервов «Тёма». По четыре банки на день. И каш в пакетиках. Слава Богу, ничего этого не пригодилось. «Тёму» и кашу я ел только в поезде.
Отобедав, мы вернулись в «Центурион» на собрание. Там уже собралось человек двенадцать. Полковник по очереди всех представил (конечно, никто никого не запомнил), расспросил о снаряжении, сообщил, что к группе присоединятся ещё пара мальчишек и пара взрослых мужиков (последние через неделю), и озвучил график восхождения. По нему выходило так:
16-го — переезд в Терскол на базу «Динамо» в спортивную гостиницу;
17-го — первый акклиматизационный выход до 3000 метров;
18-го — второй выход на высоту 3500;
19-го — заброска продуктов на базу «Гарабаши» («Бочки»), на 3800;
20-го — переезд из Терскола на высотную базу «Гарабаши», заселение в домики;
21-го — первый высотный акклиматизационный выход на «Приют Одиннадцати», до 4100;
22-го — второй выход на те самые скалы Пастухова, 4600 метров;
23-го — день отдыха;
24-го — восхождение;
25-го — спуск в Терскол на базу «Динамо»;
26-го — возвращение в Кисловодск.
Было всё понятно, кроме одного: как же это я окажусь на Горе? Я почесал затылок и…
…и мы с Игорем ушли гулять по Кисловодску.
Кисловодск… Что сказать? Кроется некий парадокс в южном кавказском городе без моря. Всё на месте: кафе, цветы, пальмы, горбоносые таксисты, томные красавицы… а моря нет!
Но хорошо!
Мы гуляли по парку, любовались горной речкой, огромными раскидистыми липами, чёрными дроздами, деловито снующими под ними, и… и, конечно, женщинами. Да-да-да… мужчина, который перестал интересоваться красивыми женщинами, ни на что более не годен. Какие уж ему тогда горы?
Походили, погуляли, ближе к семи отужинали в «Снежинке» и вернулись в «Спарту». Завтра в Терскол…
16 ИЮЛЯ, ПЕРЕЕЗД В ТЕРСКОЛ
Утром в одиннадцать за нами заехал Порошков.
Игорь Вениаминович Порошков. Завхоз и комиссар, человек сугубо гражданский. Работает в «Центурионе» пять лет. Это его четвёртое восхождение на Эльбрус. На нём будет держаться всё: организация переездов, еда, проживание, к нему будут приходить за спальниками, «кошками», некоторые с него попытаются истребовать даже туалетную бумагу. Всех Игорь Вениаминович встречает, всех провожает. «Мать родная», а не Порошков.
В одиннадцать Игорь за нами заехал, а в половине двенадцатого были в «Центурионе», где нас уже ждал большой междугородный автобус. Общее построение, фотография на память, погрузка вещей и — в путь!
Дорога от Кисловодска до Терскола — пять часов. Но нам ещё надо заехать на рынок в Тырныауз за овощами. Готовить будем сами: с нами едет повар — Олег, — и мы везём с собой газ! Слава Богу, не будет никаких палаток, никаких горелок — нормальные условия, горячая еда и тёплая сухая постель. «Не мальчики уже!» — повторял херр майор, провожая взглядом очередную кисловодчанку в короткой юбке.
По дороге заехали в часовню. Заезжают каждый год, ставят свечи, просят благословения на восхождение. «Выше в Горы — ближе к Богу», — изрёк Полковник, крестя лоб и кланяясь.
Из часовни в автобус и до Тырныауза.
Тырныауз — страшное место.
Когда-то это был молодой и перспективный город — возникший из ниоткуда в тридцатых годах вокруг молибденового комбината. Но у него оказалась страшная судьба: он умирал и возрождался, как птица феникс. Первый раз его вместе с комбинатом взорвали в 1942 году, чтобы они не достались врагу. В 1955-м их восстановили. В 90-х другие враги, не взрывая, убили комбинат — и город без него снова умирает. Больно смотреть на многоэтажки со слепыми глазницами окон, без рам и стёкол. Больно. Что ожидает город? Только за десять лет — с 1992-го по 2002-й — население сократилось более чем на семьдесят процентов.
Да! Возможно, добыча молибдена и вольфрама в Тырныаузе нерентабельна.
Да! Возможно, выгоднее покупать молибден и вольфрам в Казахстане.
Да! Возможно, надо расселять народ и освобождать земли.
Но пока город выглядит как тяжелобольной.
От Тырныауза до Терскола остаётся 40 км, чуть больше — до Эльбруса.
К пяти часам автобус вырулил на стоянку спортивной базы общества «Динамо». Мы выгрузились и расселились в номерах, больше похожих на общаговские клетушки. А к ужину, за огромным столом из брёвен, на берегу реки Баксан устроили вечер знакомства. В первый и последний раз до окончания восхождения выпивали (кто пьёт) и говорили тосты. Всем хотелось на Гору. Все за этим приехали. Осталось всего ничего: взять и подняться!
17 ИЮЛЯ, НИЖНЯЯ АККЛИМАТИЗАЦИЯ. ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
После завтрака, построив всех на плацу, Полковник сделал вводную: в первый день для разминки радиальный выход до водопада Девичьи Косы, 2780. Общий подъём 600 метров. По расстоянию около семи километров. Экипировка лёгкая: трекинговые ботинки, лёгкие штаны, майки, солнцезащитные очки, головные уборы, лыжные (трекинговые) палки и небольшие штурмовые рюкзаки с водой и чаем, без еды. Обед на базе. «Сильно упираться не будем!» — сказал товарищ командир, и мы поверили (в первый и последний раз)!
Вышли в десять. Командир бодро набрал скорость, и за час мы лихо доскакали до 2400. Сделали десятиминутный привал, подтянули снаряжение, попили воды и снова поскакали. Средняя скорость выходила около 4 км в час. Так не по горам, так по равнинам ходят! Но Полковник подозрительно всех оглядел и прибавил ходу.
Ещё через час, уже изрядно запыхавшиеся, сделали очередной привал недалеко от Девичьих Кос. На сами Косы мы уже не идём! А идём «вперёд и вверх», к обсерватории «Терскол», на 3000. Пока отдыхали, двое наших — Андрей и Иван — с пластиковыми бутылками убежали к водопаду за водой, ту, что с собой брали, — уже выпили.
Андрей Степанов и Иван Волк. Из совершеннолетних в коллективе самые молодые. Участники Эльбрусского забега 2014 года. Такой забег компания RedFox (спортивное и горное снаряжение) устраивает каждый год в канун Дня Победы. Желающие стартуют от «Гарабаши» и «бегут» до Седловины Эльбруса (Эльбрус, как я уже писал, гора двуглавая: есть Западный (5642 метра) и Восточный (5621 метр) Эльбрус, между ними — Седловина (5300)). Перепад высот — от 3800 до 5300 — и есть Эльбрусская миля, полтора километра. Лучшие показатели забега около полутора часов; бежать они, конечно, не бегут, но идут быстро. Как это делают — убейте, не пойму никогда! Там и ходить-то трудно. Однако вернёмся к парням…
Андрей — кубанский казак. Недавно демобилизовался. Студент медицинского училища и будущий фельдшер. В группе у нас — медик.
Про Ивана рассказать могу совсем мало. Скромный парень. Молодой, спортивный. Единственная фраза, которой он всем запомнился, — «Пойти на Эльбрус с пенсионерами», это он своим пацанам в бане перед отъездом сказал, а на вечере знакомства признался в этом. Смеялись все, сам Иван ржал громче всех. Чего ржать? Пенсионеры и есть.
Андрей и Иван вместе с двумя подростками Нортманами у Полковника — вестовые.
Парни вернулись, напоили всех — жарило немилосердно — мы собрали волю в кулак и быстрым походным шагом рванули к обсерватории, и… обошли её стороной. А на высоте 3100 Полковник затеял игры в «демократию» — решил «голосовать» вопрос: «Идём 10 или 12 километров в одну сторону?». К тому времени уже прошли полноценных девять. Мнения, как в истинном демократическом сообществе, разделились. Я, Котов и ещё пара товарищей подали голоса за десять. (Первый день — куда такой темп-то?!) Но остальные семь проголосовали за 12. Азарт одолел. Поглумившись, Полковник всех построил и опять рванул на предельной скорости. К высоте 3300 мне стало нехорошо: заболела и стала кружиться голова. В это время Полковник ещё раз решил что-то проголосовать, и я, презрев основы демократии, незамысловато послал всех куда подальше, сообщив, что если кому нужно моё демократическое мнение, то лично я никуда больше сегодня не иду. Правда, сделал это несколько в резкой форме. Зато сразу закончились дебаты и прения. А вместе с ними и демократия. Щёлкнули волчьи зубы, отлетели за ненадобностью чьи-то очкастые рожки да ножки — господин Полковник изволили сердиться. Я этому был безмерно рад, да и многие тоже, ибо нет ничего хуже, чем ставить на голосование вопросы «итить на Гору» или «не итить». Если командир приказал пойти и сдохнуть — значит, надо пойти и сдохнуть, ему виднее. Скорее всего, там, куда он пошлёт, может быть, даже удастся выжить, а вот на этом самом месте, где сейчас сухо и тепло, как раз таки можно сдохнуть. Командиру лучше знать.
В результате остановились на компромиссной высоте 3333.
Я всё время пишу: «высота такая, скорость такая, прошли столько». У личного «оруженосца» Полковника Роберта — карачаевца с русской фамилией Богатырёв — везде и всегда с собой был туристический навигатор GARMIN. Поэтому мы всегда были грамотно позиционированы.
Полковник объявил привал сорок минут. Горная акклиматизация. Желающие могли подняться до 3500 на перевал, откуда уже была видна высокогорная база «Гарабаши», в простонародье — «Бочки». Туда мы по плану 19-го. «Если некоторые туда дойдут», — глянув на меня, уточнил Полковник. Я сидел и прислушивался к организму. Головная боль накатывала… и откатывала, накатывала… и откатывала, волнами. Тошноты при этом вроде не было. Только боль. Не страшно — можно потерпеть.
Через сорок минут засобирались обратно. И тут Полковник затеял новую игру — в догонялки! Рванул с такой скоростью: за ним едва поспевали участники Эльбрусского забега. Но я уже для себя решил: никуда больше бегать не стану! Пусть выгоняют… Пусть уволят… Но бегать по горам… Таких выявилось ещё несколько человек. И мы, ренегаты и сепаратисты, размеренно со скоростью — 4–5 км в час — двинулись вниз.
К трём часам, вместо того чтобы вернуться на базу «Динамо» и приступить к обеду, мы только-только вернулись к Девичьим Косам. И тут выяснилось: у нашей группы традиция купаться в водопаде. В водопаде! С ледника! И все, ничтоже сумняшеся, скинув с себя не только футболки-штаны, но и трусы, голыми кинулись под струи талого снега…
Что мне оставалось? «Жёлтую карточку» я уже получил — вызывать дополнительную неприязнь к Очкарику и Ботанику из «Масквы» я не собирался, поэтому, шипя и матерно шевеля губами, одним боком забрался в водопад. Вода… Нет! Не вода… Это не вода… Это… Ведь, она была даже не ледяная! Она была страшно ледяная! Ужасно ледяная… Даже в горной реке Хальмер-Ю на Полярном Урале она не казалась такой холодной. Эта не холодила, эта как плёткой стегала тело.
Искупавшись и напившись, мы с энтузиазмом продолжили путь на базу. Оставалось-то всего ничего — семь километров, сущие пустяки, по сравнению с уже пройденным… И тут на самом простом и ровном участке группа попала под камнепад!
Чёрт его знает, что сместило хрупкое равновесие, но сначала один камень, а потом и целая груда устремилась с высоты вниз на дорогу, по которой проходили мы. Я шёл в цепи четвёртым и успел проскочить опасную расселину, когда ударил крик: «Камни!». Сзади через одного от меня шёл Сергей Александрович, едва ли не самый старший участник нашего восхождения (по возрасту), ему камень распорол штанину. Слава Богу, только этим и обошлось.
Сергей Александрович. 1958 года рождения. Северянин. Всю жизнь прожил в Сургуте. Работал на сургутских ГРЭС. В конце 90-х организовал своё дело, и через несколько лет перебрался в Кисловодск. На Севере активно занимался лыжным спортом. А здесь, на Юге, стал постоянным участником Эльбрусского забега, лучшее его время — 1 час 22 минуты. Отличное время! Интереснейший и интеллигентнейший человек. Мы с Игорем после знакомства никак не могли вспомнить, как его зовут: как Пушкина или как Есенина? Оказалось, как Есенина. Так и запомнили. У Сергея Александровича необычное строение организма: у него сердце с правой стороны. Врачи ему всегда запрещали заниматься спортом. Он их, конечно, слушал…
Слава Богу, никого больше не задело… Слава Богу!
«Хвост» подтянулся минут через пять, когда перестали сыпаться камни. Полковник всех пересчитал, построил и, набрав предельную скорость, вновь умчался со свитой вперёд. А мы продолжали спокойно спускаться.
Только теперь, на спуске, я стал обращать внимание на окружавшую нас красоту. Горы-то и их заснеженные вершины я уже видел: Полярный Урал, вулкан Тейде, Кавказ в Грузии… Но с альпийскими лугами я знакомился впервые, и такого разнотравья, такого разноцветья не видел нигде и никогда! В самарской степи тоже хватает трав, но там они какие-то… выгоревшие, выцветшие, полинялые. На северных болотах по осени тоже красота необыкновенная, но… всё же то бедный Север. А тут травы и цветы пышные, свежие, с ярко-зелёными листьями, будто их умыли. Глядя на них, я вдруг понял счастливую альпийскую корову: я и сам так бы и жевал, и жевал, жевал и жевал… эту зелёную свежесть! Жевал и жевал… Может, просто хочу жрать? С утра же ничего не ели!
К пяти на подкашивающихся ногах наконец доковыляли до базы.
Я сидел на кровати, приспустив штаны, и тщетно пытался развязать шнурки на ботинках.
— Нет, — рассуждал я, — если командир решил доказать, что я — говно, даже возражать не стану. Скажите, херр майор: с какой такой великой целью мы проскакали двадцать с лишним километров в первый же день? Или, перефразируя, спрошу по-другому: нахрена?!
— Не знаю, — отвечал мой десантный друг. — Сам задолбался дальше некуда! Совсем не понимаю, как мы завтра пойдём…
Но тёплый душ, чистая одежда и горячий ужин-обед немного привели нас в чувство. А впереди ещё восемь часов сна. Немного побаливала голова, и я выпил нурофена.
Уже засыпая, Игорь бормотал: «А завтра… завтра будет ещё сложнее… Завтра будет…». И не угадал. С Полковником никогда не угадаешь.
Кавказ регион, Грузия страна, надо что-то с этим делать. Может быть, высокогорье Кавказа?
18 ИЮЛЯ, НИЖНЯЯ АККЛИМАТИЗАЦИЯ. ДЕНЬ ВТОРОЙ
7:00 — подъём.
7:30 — зарядка…
Полковник сам разрабатывал комплекс упражнений для «юных восходителей»: подтягивания, отжимания, брусья, бег, водные процедуры — обливание ледяным нарзаном из источника. Но мы с Игорем на общую зарядку не ходили: у нас, у москвичей, свой комплекс упражнений. Москвичи же…
В тот день, пока отжимались, смотрели телевизор и узнали про катастрофу малазийского «Боинга» на Донбассе.
— Теперь нас с говном сожрут, — резюмировал майор, меняя упражнение. — И сюда никто не поедет. А тут и так…
Действительно, народа в Приэльбрусье было немного, а Игорь рассказывал, в прошлые годы мест для палаток не хватало.
8:20 — завтрак.
9:00 — построение.
Полковник расхаживал вдоль строя, заложив руки за спину и изредка настороженно бросая на нас взгляды. Не знаю, удивило ли его, но в строй встали все. Даже Мурат, который вчера на спуске стёр ноги до кровавых мозолей — у него новые трекинговые ботинки.
Уж сколько раз говорено: не брать новую обувь в походы! Нет, кто-нибудь обязательно себе изувечит ноги. Беда! Хотя, конечно, если бы вчера не бегали…
— …Я вчера несколько переусердствовал… — «на малом ходу» начал Полковник вводную, — но я хотел вас взъе**ть! Я хотел, чтобы вы поняли… Вы сюда приехали не на прогулку! Хм! — Полковник дёрнул головой, продолжая обходить строй. — Но я доволен! Группа неплохо физически подготовлена. Сегодня гробиться не будем — сделаем небольшой переход на станцию канатной дороги «Чегет», Кавказская сторона, высота 3100. Склоны там не особо крутые, зато довольно продолжительный тягун. Опять же акклиматизация. Посидим — попьём чайку… — Командир остановился и посмотрел на часы. — Всем всё понятно? Напра-а-а-аво! Шагом… арш!
В общем, «хеликоптер нихт…» и дальше по тексту… Про «Боинг» Полковник ничего не сказал, а чего говорить-то?
На Чегет поднимались по серпантину. Не сказать, чтобы сильно утомительно, но в горы вообще ходить тяжело. Ближе к двенадцати подошли к намеченной точке, на тридцать метров выше станции Чегет, высота 3080, где стали свидетелями ужасной драмы. Расшалившийся ребёнок — девочка лет десяти — разыгравшись, побежала с горы, но зацепилась ногой, кувыркнулась и полетела вниз по склону… Отец, увидев такой кошмар, вначале окаменел, а потом сам подхватился за девочкой. Только властный окрик Полковника заставил его остановиться и осторожно спуститься к дочери. Андрей и Полковник пошли осмотреть ребёнка. Девочка была в шоке, лицо сильно разбито, но, слава Богу, все кости, кажется, целы. Хорошо ли с головой, станет понятно через несколько часов, наша экстренная помощь не требовалась, компания сама, сев на канатку, спешно эвакуировалась.
А мы остались. Но сегодня мы не сидели голодными! Сегодня Игорь взял с собой палку копчёной колбасы, и, сделав по паре бутербродов, мы распустили её на всех со сладким чаем.
Ходя по ровной земле и не сильно напрягаясь, никогда не узнаешь истинной цены простого бутерброда с чаем. Но там, в горах… Энергии прибыло, будто поменяли батарейки. Чесслово!
Мы хотели посидеть подольше, но уже через полчаса стало ясно, пора сматывать удочки. Со стороны Кавказского хребта Донгуз-Орунбаши, клубясь и перемешиваясь, в Баксанское ущелье вливались тяжёлые серые косматые тучи. Ветер усиливался. Температура быстро падала. Погода стремительно ухудшалась. Я с восхищением и страхом наблюдал, как прямо под ногами формировался грозовой фронт.
Полковник скомандовал построение, махнул рукой, и мы ринулись по серпантину вниз. Но на середине горы тучи всё же нагнали нас и накрыли. Дождь ещё не начался, а большие капли уже конденсировались на одежде. Короткий привал сделали на высоте 2800, где пограничники вкапывали столбы с предупреждающими надписями. Глядя на нас, служивые высказали предположение, что мы представители какого-то спортивного клуба и тренируемся к скоростному восхождению. О, как мы слаженно передвигаемся! Браво, господин Полковник! За пару дней вы сумели выдрессировать нас так, что мы уже выглядим как сплочённая команда, и это при наличии двух подростков — Марка и Данилы.
Марк и Данила Нортманы. Подростки 13 и 15 лет. Русские немцы. Их дед — большой друг Полковника — на лето сдал мальчишек под присмотр «Центуриона», зная — они там не пропадут, более того — может быть, из них сделают мужиков. И мальчишки трудного переходного возраста без проблем влились в коллектив взрослых мужчин. Не капризничали, не выделывались, по утрам на зарядке выполняли изнуряющий комплекс упражнений, обливались ледяной водой, и при этом я ни разу не видел ни одного проявления «трудности». Кстати, все с ними себя вели как с равными, не жалели, не сюсюкали, разве что лишний раз могли сунуть шоколадку или кусок хлеба (молодые же — жрать постоянно хочется). Налицо воспитание в мужском коллективе, перед которым стоит чёткая и ясная задача — подняться на Гору! Отсюда и поведение пацанов. Правда, со знаниями у них… Но это уже наша современная школа.
Передохнув, мы засобирались, пока не начался настоящий дождь. И всё-таки на 2200 он полил. Я прямо на ходу достал из рюкзака плащ-накидку и, набросив её, накрыл и себя, и рюкзак. Замечательная вещь! Спасибо тебе, Игорь Викторович, Кот мой разлюбезный: ты настоятельно рекомендовал её взять!
Уже до Поляны Чегет почти бежали.
На той Поляне перманентно развернут стихийный рынок. Мы с Игорем на нём собирались прикупить кое-какие шерстяные вещи: он — что-то для своей новой пассии, коих у него, как потом выяснилось, не одна и даже не две… в 55-то, а мне нужны шерстяные носки грубой вязки под альпинистские ботинки, да и так на высокогорной базе, на «Бочках», в них с обычными резиновыми тапками хорошо (опять же Кот насоветовал).
Я на бегу доложил Полковнику, что мы остаёмся, тот кивнул и повёл основную группу на базу — решил дождь не пережидать. И только мы с Игорем запрыгнули под навес рынка, сверкнула молния, вдарил гром и началось светопреставление! На Терскол обрушилась гроза с ливнем и градом величиной с хорошую вишню. Мы стояли под хлипкой крышей и балдели, как вовремя успели спрятаться.
Буйствовала стихия недолго, минут десять; больших луж не наделала, грунт в Терсколе каменисто-песчаный, но вымочить наших парней, надо полагать, успела. А мы, выбрав необходимые вещи, которые ещё ко всему оказались изумительно дешёвыми, и насилу отвязавшись от назойливых тётушек и бабушек, у которых не купили носков-платков-шарфов-перчаток, вернулись на базу. Сухими. Когда мы вошли на территорию лагеря, наши парни развешивали вещи на просушку — вымокли до нитки. Они на нас так смотрели… Вот за это и не любят нашего брата — москвича… Везде сухими из воды выйдем… Заразы!
Завтра по плану — заброска продуктов на высокогорную базу «Гарабаши». 3750. Так высоко пешком я ещё не забирался.
19 ИЮЛЯ, НИЖНЯЯ АККЛИМАТИЗАЦИЯ. ДЕНЬ ТРЕТИЙ
После построения подошёл Полковник:
— Скажи мне, москвич, ты зачем сюда приехал? Сегодня суббота… Выходной день… Потрахался бы с женой, выпил пивка, прогулялся бы… по Долгопрудному?.. — я кивнул. — Прогулялся бы по Долгопрудному. А вместо этого? Упираться, ломаться. Сегодня трудный день, — говоря это, Полковник нехорошо, ехидно улыбался.
— Соскучился, Андрей Петрович, — я преданно смотрел ему в глаза. — По полевым работам соскучился. По Северу. По снегу летом.
— Да что ты?! Ну, хо-ро-шо-о-о… Готовься! В девять тридцать выезжаем. — И, круто на каблуках развернувшись, ушёл к Land Cruiser’у Роберта.
Да-а-а… Не доверяет мне Полковник. Не-а. Не доверяет. Мне, очкарику и ботанику из Москвы. «Масквичу». Не доверяет. А что ты хотел? Он же ничего про твой Север не знает! Про полевые не знает… Ничего! Ну и ладно! Подняться бы на Гору, а кто кому доверяет, кто кого любит или не любит, меня не касается. Главное — Гора!
Прискакал Кот узнать, чего подходил Полковник — пугал? Я махнул рукой и пошёл к кухне, там Вениаминыч выдавал индивидуальную часть продуктов. Мне досталось 12 банок тушёнки. Пять кг. В принципе немного. Можно было бы совсем обойтись без этой инсценировки с заброской на ногах, всё равно основные продукты занести не сможем, всё равно завтра придётся всё везти на канатной дороге, но сегодня нужно ногами подняться с Поляны Азау (2300) до «Бочек» (3750). Нужно! Акклиматизацию надо нарабатывать. Надо!
С базы «Динамо» несколькими ходками Роберт на Land Cruiser’е перебросил личный состав и вещи на Поляну Азау.
Пока собирались, я разглядывал канатную дорогу. Канаток на Поляне две. Новая — с современными космическими ромбическими кабинками. И старая маятниковая — так называемая балкарская: два больших вагончика, поднимающихся и спускающихся в противофазе. Такой вагончик сразу может забрать всю нашу команду и в два этапа доставить на базу «Мир» (3500).
— В прошлые годы… — Игорь перехватил мой взгляд. — Петрович обратно личный состав спускал на канатке…
— Ну что ты врёшь?! — возмутился Порошков. — Когда это было?! Один раз! Всегда шли пешком вниз…
Кот пожал плечами:
— Значит, я не помню…
— Лучше бы ты, херр майор, этого не говорил, лучше бы я сразу настроился идти обратно пешком… — посетовал я. — Лучше бы…
— Построились! — скомандовал Полковник.
Так и не договорил я, что бы «лучше». Да я и сам не знал, что лучше, напугал меня командир этим утром…
Построились. Пошли. Первый большой привал наметили на станции канатной дороги «Кругозор», высота аж 3000.
Идти по серпантину дороги, по которой на «Бочки» заезжают даже КамАЗы, не сложно. Просто долгий, изнурительный подъём по пологой дороге. По долгой пологой дороге. Мы шли, а над нами в вагончиках проплывали обыкновенные туристы-зеваки, которые не упирались, не надрывались, чтобы посмотреть на снег летом, на приют со странным названием «Бочки».
Высокогорный лагерь «Бочки» — промежуточный лагерь при восхождении на Эльбрус. Расположен на горе Эльбрус на высоте 3800 м, в 50 метрах от станции канатной дороги «Гарабаши». На базе четырнадцать «бамовских бочек» — цилиндрических металлических жилых домиков, использовавшихся в своё время на строительстве БАМа. Каждая «бочка» рассчитана на пять-шесть человек. Есть две кухни с газовыми плитами, две столовые, есть даже электрическое отопление. Приют «Бочки» — официальная учебно-тренировочная база «Мир» Госкомспорта РФ. За последние лет десять лет на базе появилось много новых балков, в частности домики компании RedFox — производителя альпинистского оборудования и снаряжения. Летом база «Бочки» находится в зоне климатического перехода от «зимы» к «лету». Выше — «зима», ниже — «лето».
Полковник, глядя на пассажиров канатки, обращаясь ко всем сразу и к Роберту лично, на коротких привалах проводил «политработу»:
— Смотри, Роберт, эти изнеженные, ничего не смыслящие в жизни люди сейчас с удивлением взирают на тебя из кабинок канатки. Им недоступно счастье. Да что там! Само понимание счастья настоящего мужчины, ставящего перед собой трудную, порой невыполнимую цель, ставящего и добивающегося её. Они мелки и неинтересны, Роберт. Смотри на них и гордись собой, Роберт!
Роберт Азатович Богатырёв, местный житель, 50 лет, карачаевец, бизнесмен и автогонщик, собой гордился. Сильно гордился. Но перед отъездом у него увели любимую лошадь, и он пребывал в сумрачном расположении духа. Только Нортманы скрашивали его существование, на отдыхе он всё время возился с ребятишками. Как настоящий кавказец, Роберт радушен и гостеприимен и не раз приглашал нас с Игорем в гости. Да вот только мы так и не собрались…
— …гордись, Роберт! Гордись!
Товарищ Полковник по первому образованию заместитель командира по политической части. Не прошло это ему даром!
К полудню, миновав «Кругозор», дошли до станции «Мир». 3500. За эти дни — самая высокая точка, на которую я поднимался. Командир объявил привал полчаса. Я присел возле памятника альпинистам и привалился к стеле. Голова тихо плыла. Чувствовалась усталость, идти никуда не хотелось. Тридцать минут — и снова вверх. Всего на 250 метров, на 250 тяжёлых метров. Но пока я сидел, привалившись к памятнику, и смотрел, как в кафе на станции народ празднует жизнь: ест шашлыки, пьёт пиво, курит… Тошнота подкатила к горлу, и я отвернулся. По кругу пустили бутыль с водой. Вода — это хорошо. Я сделал глоток — больше не нужно — и отдал бутыль Игорю, прикрыв глаза.
— Интересно, как там эти уроды? — никого конкретно не спрашивая и не ожидая ответа, поинтересовался Кот, передавая по кругу бутыль с водой. Действительно: как?
Около часа назад на высоте в 3200 нас обогнал джип. На передних сиденьях — два молодых мажора. Тот, который за рулём, в шляпе, высунув руку в окно, показал нам средний палец… А ещё минут через двадцать на сырой глине на высоте в 3300 этот джип завяз по самые ступицы, и эта скотина в шляпе газовала и газовала, пытаясь вытащить севшую машину. А его кореш (не поднимается рука написать «друг») метался с лопатой, пытаясь хоть что-то сделать, чтобы джип выбрался. Нас было десять взрослых мужиков и двое пацанов. На руках бы мы его, конечно, не вынесли, но вытолкать бы — точно вытолкали… Однако кто-то должен приводить приговор мгновенной кармы в исполнение? У мажоров язык даже не повернулся попросить нас. И правильно.
Всё. Полчаса прошли. Подъём! Подъём, дистрофики! Вперёд и вверх! Нас ждёт победа!
Ни хрена нас ничего не ждёт… И прав я оказался: эти 250 метров дались крайне тяжело. Всё вырубалось по кругу: заболела голова, потом отпустило, но накатила усталость; онемели ноги, потом ноги прошли, и снова заболела голова, и всё заново. Через сорок минут, когда мы выбрались на площадку на другой стороне дороги от бочек, на базе «Ред Фокса», состояние у меня было аховое. Я переоделся, снял насквозь сырую от пота майку и надел лёгкую пуховую куртку, мы в зоне «зимы», и вокруг настоящий снег. Выбрав место, где пристроиться, я присел и вырубился на пару минут. Очнулся, когда Полковник громко объявил полтора часа акклиматизации. Отлично! Можно расслабиться, перекусить, попить чаю, но для начала надо сдать продукты. О-хо-хо… Поднявшись через силу, потащился с рюкзаком к железной будке, возле которой хлопотал Порошков.
— Таблетку дать? — участливо поинтересовался он, глянув на меня.
— Не надо. Устал просто. Голова побаливает, но терпимо.
— Отдохни, чайку сладкого попей.
Вернулся. Мужики времени не теряли, натесали хлеба, сала, достали чеснока, лука, перца, разлили чай и принялись рубать.
— Держи, Палыч, — Сергей Александрович протянул бутерброд, — закуси!
Взял и принялся вяло жевать, но больше одного куска сала съесть не смог, второй отдал Даниле. Передали баклажку с чаем. О! Вот чай — хорошо! Сладкий, с лимоном… Попив, я снова устроился поудобнее и прикрыл глаза. Ладно… Вниз будет легче, и груза не будет, и вниз оно всегда легче. Наверное… Наверное… Наверное…
Час пролетел. Полковник засуетился. Времени половина четвёртого, подъёмники до четырёх… Неужели?! Построились, пошли. В зоне талого льда и снега под ногами хлюпали лужи и жидкая глина, за день снег подтаял и побежал с горы ручьями, ботинки промокли совсем, а впереди ещё пара часов спуска… И тут на «Мире» Полковник вдруг резко свернул и направился к канатке.
— А я что говорил?! — Кот ткнул трекинговой палкой тёзку.
Подъёмник работал буквально последние минуты. А у нас не было билетов, билеты берутся внизу, на подъёме. И всё-таки нас и группу, только спустившуюся с Седловины, взяли в космические ромбы и свезли на «Кругозор».
По дороге с высоты мы видели брошенный джип, мажоров рядом не наблюдалось. Не факт, что это послужит им уроком, но всё равно на душе стало комфортнее. Злые мы! Злые…
И на «Кругозоре», видимо, за наше злорадство, вышла заминка. Смотритель упёрся, у нас нет билетов, и не хотел спускать ниже, оправляя на балкарскую канатку. Формально он был прав… Но фактически оказался простой ссыкливой сволочью, которая всю канатку остановила, лишь бы мы не прошмыгнули без билетов. Мы плюнули и пошли к балкарке, хотя та вроде уже и не работала. Но, о чудо! Её запустили! И свезли нас на Поляну Азау, откуда снова челночными ходами на Land Cruiser’е мы вернулись на базу «Динамо». На сегодня всё! Ужин, сбор вещей, а завтра перебазировка на «Бочки».
Полковник за ужином, тщательно пережёвывая макароны с тушёнкой, внёс предложение: кто желает, завтра может пойти на «Бочки» с ним пешком, остальные будут поднимать вещи на канатной дороге. Я прикинул и решил — а пойду-ка пешком! А что? Надо же акклиматизацию-адаптацию нарабатывать? Скоро восхождение, а я всё как муха мороженая. И уже перед сном идеей этой я поделился с Игорем. Херр майор, приподнявшись на локте, долго и задумчиво смотрел на меня, но так ничего и не сказал… Интересно, что он думал? Может, намекал на что?
20 ИЮЛЯ, ПЕРЕЕЗД НА «БОЧКИ». ДЕНЬ ЧЕТВЁРТЫЙ
Утром получилось всё не так!
Сначала Полковник сильно удивился, узнав, сколько желающих идти пешком.
Потом на построении, куда я, замешкавшись, опоздал, случился скандал. Женя Давиденко возразил (а может быть, — о ужас! — посоветовал) Полковнику — и командир взорвался. Всё! Демократия кончилась третьего дня. Впереди Гора. Полковник чуть не пальцем каждому указал его место в строю: кто идёт пешком, кто поднимается на канатке. Мне было велено ехать на канатке.
— И не сметь мне указывать впредь! — подвёл итог Полковник. Женя стоял, опустив голову, кажется, его специально выбрали для показательной порки.
Женя Давиденко. Мой ровесник. Десантник и разведчик. На триста тысяч населения Бобруйска в 80-х только десять мальчишек призвали в десантные войска. И только шестеро попали в Афганистан. И только четверо в разведчики… И среди них Женя Давиденко. Сим фактом безмерно горд. Хороший, надёжный парень. Но… Он как будто остался на той войне. Мальчишка-десантник, герой-разведчик. А может, мне это только показалось. А может, просто он в горах такой? А может, все мы… как мальчишки. Женя — альпинист со стажем, кандидат в мастера спорта, это не помешало ему получить выговор от Полковника, а на Горе — проигнорировать солнцезащитный крем и спалить морду дотла. И на старуху бывает…
Снова Роберт в несколько ходок перевёз всех на Поляну. Первыми уехали пешие бойцы во главе с Полковником. Потом остальные, с вещами. На Поляне, пока дожидались вагончика балкарской канатки, я задёргался и купил «балаклаву» (не помнил, куда сунул купленную в Москве) и пару варежек. На всякий случай. Пусть будут. А вообще, нервничал.
Пришёл вагончик. Закидав его наполовину шмотками, загрузились сами. С нами поднимались ещё семеро: семья бизнесмена средней руки и трое пограничников. «Бизнесменша», глядя на суету, поинтересовалась: «Куда?» — Мы сказали. Она покачала головой: «Зачем люди ходят в горы?». Никто из нас не успел ответить, со своим мнением влез пограничник, безапелляционно заявив: «Делать нечего — вот и лезут!». Мы вежливо промолчали, а бизнесмен шикнул на супругу: «Нечего спрашивать всякие глупости!». На «Кругозоре» перекинули вещи на следующий вагончик; с нами осталась только семья бизнесменов — пограничники выгрузились. Воспользовавшись сим обстоятельством, Игорь Вениаминович сделал попытку объяснить даме — зачем. И для начала он обозвал пограничника мальчишкой! Это был сильный ход… Потом пытался привести какие-то невнятные аргументы, сказал про мужество, превозмогание трудностей, про волю к победе… но запутался и так и не смог убедительно доказать необходимость хождения в горы. Дама продолжала смотреть на нас удивлёнными, широко распахнутыми глазами, как бы говоря: «Нет, всё понятно! Но зачем?». А действительно, зачем?
На «Мире» перетаскали вещи из вагончика к карусельной канатной дороге. Вагончиков на ней нет, есть подвесные деревянные кресла на одного сидельца. Четверых с рюкзаками отправили наверх, остальные грузили вещи на сиденья — потом доехали сами. За полчаса перебросили вещи с «Мира» на Гарабаши. Всё! Хотя, нет… В несколько ходок барахло перетащили к базе «Ред Фокса» и выдохнули. Теперь точно всё!
База на ближайшие три-четыре дня станет нашим домом. В распоряжении у нас — два вагончика, на восемь человек каждый, и кухня. Порошков, связавшись с Полковником по рации, получал указания по размещению. В первом вагончике будут жить: Полковник, Порошков, Роберт, я, Котов и двое наших «сынов полка». Остальные парни во втором. Дополнительно поступило распоряжение: основной группе выдвигаться навстречу группе Полковника, коку — готовить обед, мне и Мурату — искать воду.
Жил-был в дагестанском селе молодой крестьянин-тракторист, и звали его Мурат. И был он умным крестьянином, потому что учился в техникуме. После окончания техникума Мурат стал инженером по технике безопасности и уважаемым человеком. Но мир менялся, и надо было в нём выживать. И Мурат, бросив всё, переехал в Чечню, где стал… зубным техником. А потом снова переехал, теперь в Кисловодск, и… стал милиционером. Сейчас ему сорок, и он хочет стать офицером полиции, но для этого нужно высшее образование, которое он получит только через год. А сейчас надо становиться специалистом по информационным технологиям — другой вакантной офицерской должности в полиции Кисловодска нет. И Мурат согласился! «У меня брат в банке в Краснодаре работает, айтишником, он поможет!» И я уверен, что а) брат ему поможет и б) Мурат станет специалистом по информационным технологиям — по крайней мере «Винды» и «Ворды» ставить научится не хуже айтишников. Такая, блин, непростая судьба…
Мурат за поиски взялся профессионально. Для начала опросил соседей на предмет, где скрывается вода, но те путались в показаниях и внятного ответа дать не смогли, только махнули рукой куда-то наверх, дескать, там… труба… или прорубь… или труба, а в общем, не знают они.
Наверх так наверх. Но поднявшись, мы никакой «трубы» не обнаружили. И проруби тоже не нашли. А были уже метров на пятнадцать выше базы, подниматься выше бессмысленно — там сухой снег. Вся вода на «Бочках» — талая, с ледников. Где мы искали воду, стояли палатки, вокруг которых копошились люди.
— Мужики, — окликнул я их, — не подскажете, где воду взять?..
Парни оторвались от дел и непонимающими оловянными глазами уставились на меня.
— Иностранцы! — профессионально сделал вывод Мурат. — Пошли…
— Погоди… — остановил его я. — Hello! Excuse me! Where is water?
— Hello! Here is brook.
Ручей, значит. Хорошо.
— Thanks.
Мы подошли и посмотрели. Цветом и прозрачностью ручей напоминал воду из крана после ремонта водонапорных сетей. Грязноват ручеёк-то…
— Давай пока здесь наберём, — предложил я, — а там посмотрим.
Пока мы пристраивали пластиковые пятилитровые бутыли к ручью, я решил продолжить плодотворное общение с представителями Евросоюза.
— Where are you from? — вспомнил я главную ознакомительную фразу.
Один из иностранцев повернул к нам голову, посмотрел с подозрением, дескать, шляются тут всякие, но ответил:
— From Denmark.
— Датчане они, — транслировал я Мурату, и, больше ничего не вспомнив, сосредоточился на воде.
Мы набрали четыре бутыли грязноватой жёлтой жидкости и уже собрались обратно, как меня накрыло… Я замычал от боли и, потеряв баланс, заскользил на грязном льду…
— Палыч! — кинулся ловить меня Мурат.
— Спокойно! Накрыло… Голову… Горняшка… За-а-араза… — я присел, обхватив голову. — Ты иди, Мурат. Иди… Я посижу, отдохну и приду…
Голова разламывалась на части, будто её вскрывали изнутри, причём если я наклонялся или приседал, боль усиливалась кратно.
Передохнув, спустился к нашим домикам и к кухне. Сдал свои пару бутылей, выслушал «фи» от кока и, не найдя Мурата, но помня, что горняшку лучше переживать в движении, прихватив следующую пару пластиковых бутылей, пошёл искать нормальную воду.
База «Гарабаши» размером с футбольное поле и вся перепахана ратраками (большими гусеничными снегоходами), как картофельное поле осенью. По погоде на базе конец марта. Всё тает, всё течёт, всё изменяется. Передвигаться приходится по каше из мокрого снега и глины, удерживая равновесие, чтобы не поскользнуться. И это с больной-то башкой…
Воду я отыскал на другом конце базы, когда туда дополз. Там на леднике было что-то вроде колодца в снегу. Вода в нём оказалась чистая, прозрачная, словно из родника. Пересилив головную боль, — а в голове б;хало, как в кузнечном цеху, — я присел и наполнил бутыли. Потом с передышками, дышать на 3850 с непривычки нечем, вернулся к домикам. А там уже все пришли и собирались на обед. Дабы пресечь мучения, я выпил две таблетки нурофена… Топор бы, конечно… Кстати, не один я мучился. Мелкого рвало. Остальные тоже маялись головою.
После еды и таблетки вроде бы полегчало. Но Полковник предрёк всем ночь кошмаров, горняшка особо зло накрывает от трёх до пяти. Доживём — увидим. А пока я отвёл «живых» к «колодцу», а сам — поднятие флага намечалось аж на 21:00 — решил отдохнуть и подремать. Только подремать. И только отдохнуть. Но, укрывшись толстым одеялом и спальником, провалился в настоящий, глубокий сон. Вымотался…
Растолкал меня Игорь — Полковник просил пригласить на подъём флага датчан. Надо так надо… Голова болела терпимо, я надел шерстяные носки, резиновые шлёпанцы и пошлёпал звать «датских немцев».
«Немцы» долго не понимали, чего я от них хочу. И даже не потому что мой английский нехорош, просто им сама ситуация была непонятна. Поднять флаг на Горе — объяснимо, а здесь-то зачем? Но, в конце концов, мне удалось уговорить их хотя бы поприсутствовать.
Тем временем на импровизированном плацу уже началось действо: построилась вся команда, на столб влез Андрей с флагом, Полковник и Игорь экипировались голубыми беретами. Флаг закрепили, Полковник произнёс несколько проникновенных слов (умеет товарищ комиссар речи говорить! ох, умеет), с ответным словом выступили камрады: «Клянусь до последней капли…». Датчане стояли в сторонке и помалкивали, не понимая, о чём говорят эти странные русские, что такое творят… Но когда Полковник подал команду «Смирно!» и отдал честь, басурмане лихо вздёрнули правую руку к виску. «Да они военные!» — ткнул пальцем Полковник и оказался прав.
По случаю поднятия флага в кухонном балке мы организовали праздничное чаепитие, на которое пригласили всех без исключения соседей. Гостей ждали много, но пришли только несколько девушек из тольяттинской группы — они, не дождавшись погоды, завтра уходили вниз — и трое датчан: Стефан, Каспер и Кузнец (он сам себя так назвал: «Смит» и постучал кулаком по столу). Посидели, попили чайку, поболтали. Я снова выступил в роли переводчика, чем изрядно повеселил себя. Нет, не таков мой английский, чтобы быть переводчиком! Но за неимением лучшего (у других знание английского сводилось к фразе «Moscow is the capital of the Soviet Union») я очень даже сгодился.
День заканчивался. Давно стемнело. Полковник ещё раз напомнил всем про тяжёлую ночь, и пожелал «спокойной ночи». Издевался, наверное.
Всё! Живы будем — до завтра!
21 ИЮЛЯ, ВЫСОТНАЯ АККЛИМАТИЗАЦИЯ. ДЕНЬ ПЯТЫЙ
Прав оказался Полковник. В четыре накрыло и начало колбасить, будто с похмелья. Сердце б;хало, бросало в пот, дышать нечем, но голова не болела совершенно. К шести всё прошло, а в семь, как обычно, случился подъём.
Первый день в горах, а на завтрак Олег, его тоже маяла горняшка, накормил нас рисовой молочной кашей, вызвав восторг и заслуженные похвалы.
Повар Олег.
Олег — бывший капитан милиции, за что получил в коллективе негласное прозвище «Капитан Кук». Сегодня Олег процветающий бизнесмен: содержит фонд квартир для сдачи отдыхающим в Кисловодске. Ходит с Полковником, как бы это поточнее сказать… из удовольствия. По свидетельству Игоря — «бог кулинарии». Олег готовил нам практически домашнюю пищу (с поправкой на тушёнку). Но главное — он исповедовал полевой принцип: соль, перец, чеснок, лук на столе, а еда пресная. Помните, я взял с собой сорок банок детского питания? А питался я со всеми, и за это спасибо Олегу огромное! В некотором смысле я его отблагодарил: уже под самый конец восхождения колол обезболивающее из своей аптечки. Ему просквозило спину, и он еле ползал по своей кухне, а кормить-то кому-то нужно…
В девять построились и пошли на высотную акклиматизацию. Погода висела на ниточке. Солнце то появлялось, то пряталось в густом тумане. Это снизу кажется, что в тучах, для нас на 4000 тучи — туман. Ветер всё время менял направление и усиливался. А вокруг снег! Сначала сырой, но по мере подъёма всё суше и плотнее. Полное ощущение зимы. Зимы в июле!
Через час с небольшим подошли к «Приюту Одиннадцати».
«Приют Одиннадцати» (информация из Википедии) — останки гостиницы для альпинистов на горе Эльбрус, на высоте 4130 метров над уровнем моря. До 1998 года была самой высокогорной гостиницей России. Располагалась на юго-восточном склоне горы Эльбрус.
Название местности дали по предложению председателя Кавказского горного общества Р. Р. Лейцингера, переночевавшего там с группой школьников в 1909 году.
Первое деревянное здание «Приюта» построили в 1932 году, а в 1938-м на его месте возвели трёхэтажное, простоявшее 60 лет. «Приют» был построен всего за один сезон с помощью местного населения, вручную поднимавшего стройматериалы к месту строительства. На стройплощадке платили за подъём каждого килограмма. На первом этаже «Приюта» располагались альпинисты, на втором — инструкторы и спасатели, на третьем — учёные. Имелись даже кремлёвская «вертушка» и баня, которую во время Великой Отечественной войны разрушили. Тогда, 28 сентября 1942 года, у гостиницы состоялся бой между спецподразделением НКВД и немецкими горными егерями. Бой завершился поражением наших, потом пришлось «Приют» отбивать обратно. Позже на третьем этаже энтузиасты разместили музей военных времён.
А 16 августа 1998 года практически бесхозный «Приют Одиннадцати» сгорел из-за нарушений правил пожарной безопасности.
В 2001 году первых восходителей принял новый приют, «Дизель Хат», построенный на месте старой дизельной. В настоящее время старое сгоревшее здание полностью разобрано, на его месте возводится новое капитальное строение. Пока наличествуют только опоры. По состоянию на 2014 год, строительство нового здания гостиницы заморожено.
Прямо рядом с «Приютом» скала — большой лавовый останец. По всей его поверхности — мемориальные таблички альпинистам, кому Эльбрус отказал в благосклонности. Выше всех — медная доска создателю воздушно-десантных войск Маргелову — легендарному Дяде Васе. Нет-нет, Василий Филиппович не погибал в горах — доску установили «его дети», десантники, в 2008 году, в тот первый раз, когда они только-только пришли на Гору, ещё без «кошек», ледорубов и специального снаряжения.
У нас задача — закрепить на флагштоке флаг ВДВ. Самые ловкие снова полезли наверх с флагом, Полковник и Котов надели береты, а тут и датчане подтянулись… Их вчера предупредили — будет мемориальное действо, им понравилось поднимать флаги, и они принесли свой.
Потом пили чай, фотографировались, отдыхали…
А потом датчане вернулись на базу, а мы пошли на триста метров выше — приучать организм к горам. И эти триста метров прошли на удивление легко. Никогда не угадаешь, как будешь чувствовать себя на Горе.
Ещё вчера, выслушав благоприятный прогноз погоды, приняли решение: восхождение назначить на раннее утро 23-го. Хорошая погода на Эльбрусе — почти сто процентов успеха. Поэтому завтра будет почти выходной — сходим на «Приют», разгоним кровь, а потом — отдых и, возможно, ледовые тренировки.
На привале Полковник вдруг снова вздумал поиграть в демократию, скучно что ли ему? А вообще, думаю, он просто решил взять нас на понт. Проверить на вшивость… На управляемость. «А не сходить ли нам к скалам Пастухова, на 4600?» — предложил он. Только один товарищ попался, Владимир Васильевич. «Не пойду», — сказал он. Не пошли. Но товарищ получил показательную трёпку.
Владимир Васильевич.
Житель Кисловодска. Са-а-амый старший в группе. 58 лет. Раздражающий фактор всей команды. Кстати, Владимир Васильевич тоже с Севера. Даже с дальнего северо-востока, с Чукотки. Глядя на него, я вспоминал фантастический рассказ.
Готовится экипаж для межзвёздного полёта. Во время полёта экипаж должен бодрствовать, никаких анабиозов, никаких гибернаций. И экипаж подбирается чрезвычайно тщательно. Все специалисты высшего класса. Все профессионалы. Все обладают отменным физическим, а главное, психическим здоровьем, готовы к длительному пребыванию в космосе. Все готовы, всё готово, и вдруг… буквально в самый последний момент в экипаж «подбрасывают» недотёпу, неумеху, да чуть ли не калеку. Экипаж недоумевает, он взбудоражен, возмущён, но обсуждать решение руководства нет времени — старт!
За годы полёта (а был их не один десяток) экипаж извёлся с тем недотёпой. Вечно всё он бил, всё ломал, всех раздражал, злил, даже заболевал в самый неподходящий момент. Заноза в натренированном теле экипажа! Заноза, которую невозможно вытащить.
Но по возвращении… Недотёпа тот, этот неумеха, эта вечная заноза, оказался гениальным психологом, а по совместительству — известнейшим клоуном. (Его серьёзные коллеги о нём ничего не знали.) И этот клоун служил громоотводом всему экипажу, с честью выполнив свой профессиональный долг.
В нашей команде таким громоотводом был Владимир Васильевич. Все с ним постоянно цапались и задирались. Именно он пришёл к Порошкову за туалетной бумагой, и тот его послал куда подальше, именно он забыл спальник в самый распоследний момент, и пришлось Роберту возвращаться на базу. А год назад он имел неосторожность пообещать коллективу трёхлитровую банку красной икры, да так и не привёз, и теперь все ели его поедом вместо икры.
Но если кто начинал издеваться сверх меры, Владимир Васильевич подпадал под защиту Полковника, и уже никто не смел шпынять его безнаказанно.
Нужный человек!
Кстати, по опыту и выносливости он, несмотря на свои 58, мог дать фору любому молодому; тоже участник Эльбрусской мили, то есть тоже бегает на майские праздники на Эльбрус. Вот так-то!
К четырём вернулись на базу. Сели обедать, а за окном вдруг повалил снег — огромными пушистыми хлопьями, густой, настоящий. Снег в середине июля! Где-то я уже такое видел… Ну и пусть себе валит. Лишь бы послезавтра встала хорошая погода.
Вечером пришли датчане. Сначала Каспер — просить таблетки: у них совсем спёкся Кузнец, тошнило. Кузнецу выписали цитрамон, аспирин и нурофен, объяснив Касперу, что, как и в какой последовательности принимать. Особенно посоветовали быть осторожным с весьма дорогим и сильнодействующим препаратом с неизвестным для них названием — «цитрамон». Пока объясняли, привели в столовую, тут его Полковник и сцапал, усадив на разговор. Не дождавшись Каспера, минут через пятнадцать подтянулся Стефан, а ещё через полчаса — не дождавшись помощи, — приковылял и сам Кузнец.
Три часа! Три часа десантники и датские военнослужащие вели «перекрёстный допрос». Причём они-то расспрашивали друг друга по очереди, а я переводил в обе стороны. Оказалось, и те, и другие служили в Афгане. «А где?» — «А когда?» — «А как с духами… Не знаете, кто это? Пардон, с талибами…» — «Своих теряли?» — «На мины напарывались…» — «Мины „итальянки“?.. Ну да, конечно, „итальянки“… А то ещё какие?» За разговором датчан накормили супом из рыбных консервов и кашей с тушёнкой. Кузнеца напоили цитрамоном, и через полчаса тот тоже рубал рыбный супчик, без каких-либо признаков тошноты, а потом и вовсе включился в общий разговор.
Три часа! Целых три часа! Под конец я охрип и, послав всех подальше, вышел на улицу продышаться… и обалдел.
Погоду тянуло на мороз. Тучи уходили. На небе появились первые звёзды, но главное — открылся Эльбрус. Двуглавый древний вулкан. Во-о-о-он туда, на Западную вершину, послезавтра дорога. Сил-то хватит? Пока всё выдерживаю неплохо.
— Любуешься, москаль?
Я вздрогнул, сзади незаметно подошёл Василий Фёдорович. Крепкий, похожий на медведя мужик. Сам крупный, а ходит тихо. Охотник. На людей…
Я поёжился.
— Ничо, москаль… Не бзди, всё будет нормально!
Василий Фёдорович Страбинский.
Тоже мой ровесник. Офицер спецназа ФСБ. Родился в известном теперь всему миру городе Славянске. Украинец, но русский патриот. Такой парадокс. Окончил Славянское авиационно-техническое училище. На Кавказе в спецназе ФСБ с 88-го года, там и познакомился с Полковником. О своей работе рассказывал так: «В конце девяностых на Кавказе стали шалить горцы. То туристок снасилуют, то туристов ограбят, а то и вовсе поубивают. Надо было что-то делать, а сопредельное государство, в котором базировались эти уроды, принимать меры не хотело. И тогда мы, офицеры спецназа, десять человек, взяли своё руководство под белы рученьки, посадили его в ауле, выдали бочку вина, велели местным кормить шашлыком, только бы не вмешивалось, а сами взяли по СВД (снайперская винтовка Драгунова), по десятку боекомплектов, по тридцать килограммов тротила и ушли в горы.
Поговорили мы с ними… Через месяц вернулись. И вот, представляешь, до сих пор тишина!»
Хороший, весёлый мужик. Нас с Котовым называл «москалями», при этом всегда добавлял: «Я мужик простой, могу чего-нибудь брякнуть… Вы не обижайтесь: я не со зла…».
На заслуженной пенсии; охотник, рыбак и пасечник. На Эльбрус собрался в один присест. Полковник ему позвонил и предложил.
— А я здесь с восемьдесят восьмого! Все горы исходил, а на Эльбрус не поднимался. Думаю: как же так? Ну и собрался…
22 ИЮЛЯ, ВЫСОТНАЯ АККЛИМАТИЗАЦИЯ. ДЕНЬ ШЕСТОЙ
Ночью высыпало столько звёзд! Я не помню, когда их столько видел… Даже на Севере не видел такого звёздного неба. Хотя, чему удивляться: почти на четыре километра ближе к космосу. А в пять, ещё потемну, на Гору потянулась вереница огоньков. Это пошли на восхождение такие же искатели приключений, как и мы. Господь, даруй им удачу!
А у нас, как обычно, в семь подъём. В 8:30 завтрак. В десять вышли на прогулку.
Цель: подняться до 4100, посидеть, попить чаю и вернуться.
Чай пили опять возле камня-монумента. Там повстречали группу из Пензы — ребята устанавливали памятную доску четырём землякам, которые 23 февраля 2001 года пошли на Гору… и не вернулись. А по дороге туда нас обогнал ратрак, датчане ехали на скалы Пастухова, на акклиматизацию. На те самые, на которых «и не такие блевали»…
Скалы Пастухова (информация из Википедии).
Скалы на высоте 4600–4800 метров получили своё название в честь известного исследователя Кавказа, военного топографа Андрея Васильевича Пастухова.
В 1890 году А. Пастухов с казаками Д. Мерновым, Я. Тарановым и Д. Нехороших взошёл на Западную вершину Эльбруса. Затем на протяжении всего восьми лет поднялся более чем на десять вершин Кавказа, в том числе на Зыкой-хох, Халаца и Сау-хох, Шах-даг, Арарат и Алагёз, Восточную вершину Эльбруса (1896 год). На штурм последней он вышел с казаком В. Воробьёвым, своим спутником по другим восхождениям, и двумя местными проводниками. Погода им не благоприятствовала: дул холодный порывистый ветер. Воробьёв почувствовал недомогание ещё до высоты 5000 м и вернулся. Пастухов с двумя проводниками добрался до Седловины 5300. Далее он пошёл уже с одним проводником (второй идти отказался) — Агбаем Залихановым, — но вскоре вернулся из-за начавшегося снегопада. При второй попытке штурма вершины Пастухов организовал бивуак на самой верхней группе скал (около 4700 м) по пути к Седловине. Утром непогода заставила его снова отступить. Не удались третья и четвёртая попытки: одна — из-за ухудшения самочувствия самого Пастухова, другая — опять из-за непогоды. Последовала пятая попытка. Восходителей встретили жгучий мороз и сильный ветер. Терял силы проводник. Да и сам Пастухов чувствовал себя неважно. И всё же, хотя и медленно, они продвигались к вершине. На этот раз Пастухов достиг её. Здесь он нашёл в себе силы, прежде чем начать спуск, определить ещё высоту вершины и температуру воздуха.
Ныне группа скал, откуда Пастухов шёл к Восточной вершине Эльбруса, называется скалами Пастухова и служит для многих альпинистов отправной точкой для штурма высочайшей вершины Кавказа и Европы. А любовь Пастухова к горам была так велика, что он, серьёзно заболев в 1899 году, просил друзей похоронить его на склонах горы Машук, чтобы Казбек и Эльбрус всегда стояли перед ним. Последнюю волю выдающегося топографа и восходителя исполнили.
Завтра, как датчане, мы на ратраке поднимемся выше Скал и начнём восхождение. Но это завтра. А сегодня по дороге вниз мы встретили днепропетровскую группу. Из-за последних трагических событий они отказались с нами общаться, будто мы в чём-то виноваты…
Настроение нам поправил Николай Чёрный. Вы знаете, кто такой Николай Чёрный? О-о-о-о! Это настоящая живая (слава Богу) легенда. Он готовил наших альпинистов на Эверест, на К-2, и сам поднимался на многие восьмитысячники, он же консультировал десантников перед выброской на пик Ленина в 68-м, была такая блажь в министерстве обороны СССР, которая закончилась человеческими жертвами. Дяде Коле семьдесят шесть, а он до сих пор на Горе. Кремень дядька! Кре-мень!
Вечером проверяли снаряжение, крепили «кошки», Полковник всё рвался провести ледовые учения, но Порошков, мотивируя, что все вымокнут как цуцики, а завтра нужно быть сухими, отговорил его от этой затеи.
Ближе к ночи я снова вышел на склон посмотреть на вечерний Эльбрус и снова не заметил, как сзади кто-то подошёл. На этот раз — Полковник. Какое-то время он молча стоял, а потом спокойно, без издёвки, чем безмерно меня удивил, спросил:
— Страшно?
— Страшно, — обернулся я. — А вам, наверное, нет?
— Седьмой раз иду, всё — как первый, — вздохнул он, потом постоял ещё немного и ушёл. А я остался. Стоять и смотреть.
Полковник. Андрей Петрович Рябинин.
54 года. Полковник запаса. Окончил Новосибирское высшее военно-политическое училище. Начинал службу вместе с Котовым в Кировабаде в воздушно-десантных войсках. В составе ограниченного контингента советских войск проходил службу в Афганистане. В 90-х служил в войсках специального назначения ФСБ на Северном Кавказе. Принимал участие в контртеррористических операциях. После выхода в запас работал в частном охранном агентстве. В середине нулевых перешёл на работу в детский туристический клуб «Центурион», который возглавил в 2008-м. Провёл кадровую реформу клуба, уволив «педагогов», которые в походах продавали спиртное подопечным — подросткам. Считает своим долгом воспитание подрастающего поколения в духе патриотизма и любви к Родине. С 2008 же года возглавляет ежегодные июльские восхождения на Эльбрус. Отлично физически подготовлен, категоричен во мнениях, бывает необоснованно груб.
23 ИЮЛЯ, ВОСХОЖДЕНИЕ ИЛИ В ГОРАХ НЕ БЫВАЕТ АТЕИСТОВ. ДЕНЬ СЕДЬМОЙ
— Понимаешь, Палыч, горы — это третье измерение. В обычной жизни мы живём только в двух. Всё обыденно, рутинно… — Ванька говорил, близко наклонившись, в кафе «Траттория» на Чеховской вечером 9 июля было шумно.
— …Знаешь, почему фильм назвали «Вертикаль»?
Я пожал плечами.
— Только горы дают ощущение третьей координаты в этом мире. Когда поднимешься, сам поймёшь, — Ванька взял кружку с пивом: — Давай, Палыч! За успех вашего восхождения! Ты только это… жопу сильно не рви, я только с четвёртого раза взошёл на Эльбрус. Дойдёшь до Седловины — считай, уже победил. Всё-таки 5300…
***
23 июля, 4:00. Подъём.
4:30. Перекус: пара бутербродов с чаем. Многие отказались — слишком рано, да и нервничают… Заполнили чаем термосы. Игорь Порошков раздал всем по упаковке аскорбинок.
4:50 — общее построение. Нас пятнадцать — весь наличный взрослый состав (вчера подъехали ещё двое: Андрей Скворцов, ещё один бывший десантник, и Сергей Васильевич — штатный фотограф «Центуриона») минус повар. Олег остаётся на базе с пацанами, у него и у фотографа портативные рации. Все на восхождение экипированы тёплой одеждой, балаклавами, альпинистскими ботинками с «кошками», трекинговыми палками. Полковник на построении ещё раз напоминает:
— Повторяю: у каждого должны быть две пары тёплых перчаток, балаклава и тёмные очки. Очки нужно хорошо закрепить, их может сорвать порывом ветра. А без очков вы труп… Перемещаться строго в строю. Не обгонять! Не отставать! Если вдруг кто-то откажется от подъёма, то он один — повторяю! один — возвращается на базу. Никто сопровождать не будет. Ещё раз предлагаю каждому подумать, готов ли он. — Полковник сделал паузу, оглядывая строй, и скомандовал: — На ратрак!
Штурмовые рюкзаки в грузовые корзины. Сами в кузов. Поехали! Ратрак закудахтал, заперхал, зарычал тракторным двигателем и стал набирать высоту.
Широкогусеничный трактор-снегоход, удовольствие не из дешёвых. Аренда его стоит 15–20 тысяч за подъём. Зато он позволяет сэкономить силы и время на восхождении. Нас ратрак должен поднять выше скал Пастухова, на отметку 4900, почти к самой Косой полке — тропе, которая с небольшим подъёмом траверсом опоясывает Восточный Эльбрус, выводя на Седловину.
Едем.
3900.
4000.
4100. «Приют Одиннадцати».
4300 — высшая точка нашей акклиматизации, выше мы не поднимались.
4500 — с такой высоты я в тандеме прыгал с парашютом. Ратрак разворачивается и встаёт. Ехали 30 минут. Из кабины выходит Полковник, командует выгружаться и строиться. Построились. Полковник огорчает: ратрак на 4900 не пойдёт. У него старый двигатель, и водитель боится, что не сможет вытянуть на крутом участке скал. Зараза! Да он просто решил нас скинуть — слишком мало мы ему дали денег! Теперь 400 метров, почти два часа, а то и больше, придётся топать на своих двоих. Полковник формирует строй. Он — первый, за ним Роберт с навигатором, потом Мурат, потом я, далее последовательность не запомнил; замыкают колонну два Игоря — Котов и Порошков. Погода хорошая. Небольшой минус. Небольшой ветер. Под ногами снег. Светает…
Ну! Господи помилуй, Господи помилуй! Тронулись!
Первые 400 метров дались как-то уж совсем тяжело. Крутизна подъёма (не менее 30 градусов), раннее утро, новая экипировка (ботинки тяжелее, чем трекинговые), «кошки», высота, на которой мы ещё не бывали, всё работало против. К Косой полке пришли со сбитым дыханием и изрядно уставшие. Полковник объявил пятнадцатиминутный привал. Я решаю перетянуть ботинки — правый, зараза, хлюпает. По разговорам, нехорошо Роберту. Но он не отказывается и хочет продолжить подъём. Все мы усиленно и часто дышим, пытаясь восстановить дыхание… Вдох-выдох, вдох-выдох… Ещё минутку… Ещё… Ещё… Всё! Время вышло…
Когда смотришь с «Бочек», как маленькие человечки двигаются по Косой полке, кажется, что это легко и просто. Идут себе люди, гуляют… Но на 5000 снежная тропа выматывала и высасывала все силы. Я шёл, тяжело дыша, и считал, так учил Ванька, считал и мысленно разговаривал с собой:
«Раз… два… три… четыре. Тяжело… Хорошо, Роберт идёт медленно. Кстати, что с ним? Может, уколоть? „Кеторол“, шприцы с собой. „Кеторол“ и этот… как его… ну, этот… Не, не вспомню… А и хрен с ним! О! Встали. Хорошо! Дыши, ботаник, дыши! А дышать-то и нечем. Говорят, на пяти тысячах от атмосферы половина… О! Снова пошли… Раз. Два. Три. Башка трещит! И кружится. Стоп! По сторонам не смотреть! Не смотреть по сторонам! Под смотреть ноги, не то совсем закружится… Только под ноги! На ногах „кошки“… А слева крутой склон, ниже — трещины. Как их Полковник называл? „Трупосборники“! Вот как он их называл. Во-о-о-н там. Стоп! Не смотреть, говорю, по сторонам! Раз… два… три… четыре. Как же тяжело! Роберт не хочет встать? Вроде, нет, пока… Господи, Царица Небесная, Матушка, Пресвятая Богородица, помоги дойти во-о-он до того поворота — там, говорят, тропа даже книзу пойдёт, может, полегчает… Раз… два… три… четыре. Ночью приснился Колька Колганов, Царство ему Небесное… Чего приснился? Давно не снился… И умер давно. В 2003-м. Сколько же лет прошло? Умер, значит, в апреле 2003-го; брат в январе, а Колька — в апреле. Сейчас 2014-й, и значит… С Колькой мы шесть лет вместе работали, половину полей изъездили… На День геолога пьяный упал на лестнице и разбил башку. А сегодня ночью стоял и смотрел, а потом махнул рукой. К чему? Раз… два… три… Опять встали. Метров сто до Седловины. Царица Небесная, помоги! Да, чего Колька-то приснился? Может, звал? Господи помилуй, Господи помилуй! Сколько же лет, как умер? Раз… два… три… четыре. Ха! Не могу сосчитать. Ха-ха-ха… Не могу решить простейшую задачу! Кислорода мозгам не хватает, вот что! Жалко брат не дожил — может, со мной пошёл бы. А, брат, пошёл бы? Брат, брат… Тебе было пятьдесят два, а мне уже почти пятьдесят, как Кольке в 2003-м. Мы все уже почти ровесники… А с 2003 года прошло… прошло… не-а… не сосчитаю… Не сосчитаю! Много прошло, а мне до сих пор тебя не хватает, брат! Всё, встал Роберт! Встал! Ура! Чего же ты радуешься, гад, Роберту плохо… А ты… Ну, что там?»
Роберту было худо. Отказывали и не шли ноги. Его подняли и повели… Бросать нельзя! Да и не думает об этом никто. Но и вниз никто идти не хочет. Да-а-а-а, так мы с Робертом далеко уйдём!..
Доползли до Седловины. С частыми остановками, но доползли. «Дошли, Ваня! Слышишь? Дошли!» 5300. Но поднялся ветер. И народ устал. И я сильно устал. А Роберт просто измотан. Кто-то предложил попить чаю, предложение не услышали. Полковник попытался поднять боевой дух, осталось-то всего ничего — 342 метра! Его никто не слушал. Он махнул рукой и объявил привал двадцать минут. Не находя сил достать подстилку, я сел, просто подогнув ногу. Совсем нет сил. Совсем… Может, не ходить? А? Ванька говорил, дойдёшь до Седловины… до Седловины говорил… говорил дойдёшь… дойдёшь… говорил… Без сил я повалился на снег…
— Э!
«Ни хрена ж себе! Сколько же лет я не слышал этот голос? А вот столько, сколько сосчитать не могу, с 2003-го!»
Я приоткрыл глаза. Рядом на корточках в унтах, энцефалитках и треухах сидели оба: брат Славка и Колька Колганов. Молодые, заразы… Моложе меня! Лет по сорок, не больше. Как тогда, на первой полевой.
— Э! А ты чего как собака разлёгся?! — взялся грубо орать Колька, а глаза у него за стёклами очков озорные, весёлые, как у Ленина в анекдоте.
— Брательник, ты это чего? Решил не ходить?
— Ага… Мужики его, значит, ждут… А он здесь валяется… — Колька выпучивает глаза. — А для чего пошёл-то?!
— Ты бросай, брат! Ванька чего угодно мог говорить… «Дойдёшь до Седловины…» Вставай! Поднимайся, брат!..
Очнулся — Игорь треплет за плечо. Никого нет. «Ты как?» Я смущённо кашляю. «Ничего, ботаник, ничего… — Кот подаёт руку. — Самые трудные только первые сто пятьдесят метров… А потом опять Косая… Как проспект! А там…»
А там. Я прошу Полковника поставить меня перед Котом, третьим с конца. Мне так лучше. Спокойнее. Увереннее, когда у меня за спиной херр майор.
Встали, построились, пошли.
Нога! Правая нога — в неё будто впилось миллион иголок. Отсидел… Отлежал! Вот осёл! Может, отпустит? А если нет?.. Нет-нет! Надо двигаться. Двигаться. Двигаться!
«Раз, два, три… Ногу не отпускает, зараза… Осёл и баран! Как же я? Здесь и без того с сосудами не пойми что, а ещё ногу отсидел! Господи, только бы не упасть… Только бы… Раз… два… три… А Роберт скоро ляжет. Уже подгибает ноги… А я? Если кровообращение не восстановится, свалюсь раньше других. „Поднимайся, брат!“ Ишь… Господи, помоги! Добраться бы до во-о-о-он той полки, про которую Кот говорил. Раз… два… три… Дышать… дышать совсем нечем! И башка… болит башка… А нога ни хрена не идёт! А голова… О чём я? А! Сегодня ночью приснился Колька, а теперь это… Ха! Надо же… Оба заявились… Разлёгся я им… А ногу вроде бы отпускает… Раз… два… три… Встали. Метров пятьдесят до полки. Царица Небесная… Помоги неразумному. Знал бы, как будет трудно… Ладно, ерунда всё! Е-рун-да. Раз… Морок! Два… Привиделось… Три… Но силы-то откуда-то взялись? А вроде совсем идти не мог… Или казалось? Господи помилуй, Господи помилуй, Господи… Опять стоим. Да что там?!»
А там разворачивалась драма. У меня нога прошла, а у Роберта отказала окончательно (видимо, что-то со спиной), и колонна перестроилась. Теперь Роберта на трекинговых палках тянули Василий Фёдорович и Скворцов. Остальные продолжали идти на своих местах, Кот пыхтел за мной, Порошков за нами. А навстречу стали попадаться те, кому уже посчастливилось подняться. Вот с «бест регардсами» прошёл Каспер — единственный из восьми датчан, кто поднялся, остальные не смогли… Вот группа наших знакомых из Днепропетровска, они на нас обижены, но сейчас все обиды по боку, мы на Горе, и они желают нам удачи…
Медленно, но верно, по пятнадцать-двадцать шагов, наша колонна вползала на полку. Осталось двести метров. Только двести до вершины.
«Раз… два… три… двести метров, наверное, сейчас уже сто девяносто девять. Ну, брат, дойду я или нет? Молчишь? Господи, Царица Небесная, надо дойти! Надо! Вот не на кого больше надеяться, вот не на кого! Токмо на Тя, Матушка, уповаю! Царица! Раз. Два. Три! Шаг. Раз. Два. Три!! Шаг! Раз. Два. Три!!! ШАГ!»
Последние сто девяносто метров шли, будто это дорога в вечность. Хотя, наверное, так шёл я. Остальные нормально. Василий Фёдорович и Скворцов тянули Роберта. Сергей Васильевич забегал вперёд и фотографировал. Полковник продолжал управлять, оценивая состояние каждого. Реально почти отключались Роберт, я и Мурат; остальные чувствовали себя вполне. Особенно это хорошо стало понятно, когда мы вышли на предвершинное плато, и оставшиеся тридцать метров до вершины Полковник, Котов, Давиденко и Скворцов пошли маршем, в беретах, с развёрнутым флагом ВДВ, расстегнув куртки до голубых тельняшек, выкрикивая слова «Десятый наш десантный батальон».
Рассказывают, в 12-м они так нечаянно на Горе распугали немцев. Представляете картинку? В беретах, с флагом и «От Курска и Орла…». А тут дышать нечем! А они маршируют! И поют! Страшно! А нечего «в гости» приезжать на своих трескучих мотоциклах с пулемётами и автоматами… «Яйка, курка, млеко…» Нечего!
Но я, выбравшись на плато, понял: всё-таки силы меня покинули, и на последние тридцать метров, тридцать пологих метров до вершины, их нет! И взять неоткуда. Баста! Всё! Кончился бензин. Совсем кончился. Я уже стал валиться на колени, как услышал: «Не надо, Палыч, не вставай на колени, слышишь, ради Аллаха не вставай! Давай как я: полшага — три вздоха, полшага — три вздоха. Пойдём, пойдём, мы уже на вершине!».
Дорогой ты мой, Мурат Нажмудинович, родной мой айтишный полицейский, слёзы и ком в горле… знал бы ты, как помог! Не знаю, откуда (ну неоткуда же!) у меня вдруг снова появились силы. Вот, и от простого, от обычного человека может быть помощь! Может же! Или Царица Небесная услышала? Ох, спасибо, Матушка! Ох, спасибо… Через пятнадцать минут я стоял на вершине.
23 июля 2014 года, 11:43, Западная вершина Эльбруса, высота 5642. Прекрасная погода. Солнечно. Ветра почти нет. Морозно, минус 16. Видимость… изумительная! Надо мной тёмно-синее небо, Космос! Подо мной весь мир! Нет, не весь, только Европа. Эльбрус — высшая точка Европы. 5642 метра. Сердце бьётся как сумасшедшее. Дыхание частое, прерывистое, воздуха не хватает. Ещё одна цель… Ещё… Можно позвонить — на Эльбрусе отличная связь — позвонить и рассказать всем, кто ждёт, кто болеет, что… что… Но, нет, не буду этого делать. Подняться — полдела. Спуск — опаснее восхождения… А пока… Пятнадцать минут на фотографии. Всюду слышны щелчки затворов. Фотография — главные документы, чтобы показать и сказать: «На вершине стоял хмельной…». Сделать фотографии — очередь. Одна группа снимает, вторая ждёт, третья на подходе. Сегодня хорошая погода — сегодня много народу взойдёт на Гору. Наши достали флаги России, Чукотки, десантных подразделений и поочерёдно фотографируются с ними. Я тоже достал фотоаппарат и флаг Компании. Зачем я взял флаг Компании? А чей флаг я должен был взять?
Полковник смотрит на часы… Пора вниз. Построение. Он обходит строй, вглядываясь в лицо каждого, пытаясь разглядеть: как он? Определив неопытных и уставших, среди них, конечно же, я, прикрепляет к нам по два помощника на спуск с вершины до Седловины. В прошлом году на этом участке группа чуть не потеряла друга Мурата — Рашида. Порывом ветра его сбросило с Косой, он проехал по снегу триста метров, по высоте — сто этажей, и получил сильнейшее сотрясение мозга. Эвакуировали со Скал снегоходом МЧС. До Скал несли на руках… Хорошо, жив остался. Чтобы не случилось подобного, слабые звенья сегодня страхуются. Мне в «помощники» достались: Владимир Васильевич и Кот. Игорь придерживает меня за ручку рюкзака, Владимир Васильевич идёт впереди. Так и взаправду лучше.
Разбитая на тройки, наша группа без эксцессов спустилась до Седловины, а там мы наконец немного расслабились! Напились чаю, наелись шоколада, аскорбинок. Не обошлось без курьёзов. Мурат с собой брал упаковку фиников и предлагал их всем на привалах. Но финики хоть и сладкая, но твёрдая пища, и есть никто не стал. А на обратном пути на Седловине Кот вдруг взял да и слопал всю упаковку, а после с удивлением обнаружил — отпустило его! Точно как с похмельем: не знаешь, от чего полегчает.
Котову полегчало, а Андрюха Скворцов спёкся. Его доконало отсутствие акклиматизации: первый день, а он сразу рванул на восхождение. Теперь Андрей лежал в позе эмбриона и мелко трясся, однако сделать укол себе не позволил. Потом Андрюха будет рассказывать, что в тот момент видел красный снег.
— Ботаник, ты чего на восхождении бормотал, молился, никак? — Полковник снял очки и, прищурившись, испытующе рассматривал меня.
— Молился! — с вызовом ответил я.
— Правильно! — кивнул Полковник. — В горах не бывает атеистов… Всем молиться было нужно! Всем… Ну что? Пошли?
Мы снова шли по Косой… Но теперь крутой склон был справа от нас, и в голове стучалась другая мысль: на возвращении, именно на возвращении, многие, расслабившись, теряют силы и срываются. И я снова просил Небесную Заступницу помочь дойти.
Трудно, но уже несравнимо легче.
Тяжело, но уже не так задыхались — шли вниз.
А главное, шли домой!
Возле Скал группа разделилась. Полковник с молодыми рванул вперёд. Кто-то остался отдыхать. А мы пошли втроём: я, Кот и Василий Фёдорович. После Скал идти стало совсем легко, мы даже смогли разговаривать.
— …как тебе, москаль, сегодняшнее событие? — Фёдорыч шёл справа от меня.
— Честно… или как?
— Конечно, честно!
— Я не знаю… Я не знаю, что мне делать? Заплакать или закричать… «Ура!»?
— Зачем плакать, москалик? Кричи! Кричи!
— Крикнул бы. Только сил нет… И воздуха.
— Щас дойдём… — Кот брёл слева от меня. — Окунёмся в прорубь… и силы придут…
— Не-е-е-е… — я с ужасом попытался представить себе такое купание. — Не-е-ет. Это вы сами, без меня.
— Сами так сами. Может, «кошки» снимем?
— Может, после «Приюта»?
— Давай! — согласился Игорь и вдруг в изумлении встал. Мимо проехал снегоход, на пассажирском сиденье которого сидел Скворцов.
— Это он зря… Это Петрович ему не простит.
— Ой, да хрен с ним, с Петровичем! — Василий Фёдорович снял шапку, вытерев ею лицо. — Жарко… Я вот что думаю, мужики… Вы же двадцать шестого уезжаете? Может, у меня остановитесь?
— Спасибо тебе, Василь Фёдорыч! — поклонились мы. Но через секунду Игорь уточнил:
— Только давай сначала дойдём… до «Бочек».
На базу мы пришли в шестнадцать с копейками. Игорь ушёл купаться, а я сидел и не спеша раздевался. Поверх майки и флиски на мне были лёгкая пуховая и противоштормовая куртки. Пуховая обнаружилась насквозь сырой, будто окунули её в ведро с водой, а на восхождении не чувствовал. Сменив куртку, я взялся за ботинки и вдруг поймал себя: счастлив! Безмерно счастлив! Абсолютно счастлив! А почему? А больше не надо идти на Гору. Совсем! Не надо! Я уже сделал это!
Посмаковав ощущение, прилаживаясь к нему, я вдруг, неожиданно для себя, к мысли «не идти на Гору» добавил «пока». А потом и вовсе пришла уверенность: ботинки не продам! Обычно альпинистские ботинки, если сходил на Гору и больше не собираешься, продают. Всё равно они больше ни на что не годны, только с «кошками» ходить.
Так вот, свои не продам! Точно не продам! Слышите там? Пригодятся ещё… Ей-ей, пригодятся!
***
Кто здесь не бывал, кто не рисковал,
Тот сам себя не испытал,
Пусть даже внизу он звезды хватал с небес.
Внизу не встретишь, как ни тянись,
За всю свою счастливую жизнь
Десятой доли таких красот и чудес.
В. Высоцкий
1. Эльбрус. Дневник восхождения. В горы после 50
© Copyright: Валерий Лаврусь, 2017
Свидетельство о публикации №217022401652
Свидетельство о публикации №217022401652
Рецензии
Здорово написано. Вдвойне ценно т.к. пережито и информативно. Почти пособие для желающих повторить (Я). Бывали, видали Эльбрус, Домбай (есть ли что-то красивее) и.т.д , но в качестве тех немощных, которых в люльке по веревочке катают. Спасибо автору. Вдохновили.
Александр Кобаско 07.04.2017 18:46 • Заявить о нарушении
Александр Кобаско 07.04.2017 18:46 • Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.