Влага. Глава 4

Проснувшись, я первым делом запустил руку под подушку, куда накануне сунул свою «чёрную метку». Камня там не было, и, как ни странно, это привело меня в превосходное расположение духа. Подняв для верности подушку, я легким волейбольным ударом отбросил её в сторону, окончательно убедившись, что серый бумеранг исчез без следа.
Белое летнее солнце радостно рвалось сквозь занавески, с кухни доносился манящий запах омлета и кофе, а возмущенные вскрики кур на заднем дворе перекликались со звоном тарелок и вилок и смехом матери, смеявшейся над грубоватыми шутками отца. Все символы и знаки, которых так жадно ищет неугомонное детство, указывали на то, что день обещает быть долгим и счастливым.
Отбросив одеяло, я скакнул по направлению к двери, но моё стремительное движение было грубо прервано неописуемой болью в мизинце левой ноги. Взвыв, я взглянул под ноги, совершенно нелогично намереваясь пнуть обидчика ещё раз. Но моя минутная ярость была полностью уничтожена охватившим меня изумлением: серая щербатая половина кирпича, отброшенная столкновением почти к самой двери, оставила на всем пути следования мучнистую дорожку пыли. Откуда это здесь взялось?
Впрочем, эта мысль занимала меня недолго; скорее всего, его принесла сюда моя мать, любившая свежий воздух и потому регулярно устраивавшая сквозняки по всему нашему дому, подпирая двери всем, что попадется под руку. Конечно, эта ловушка могла быть устроена и моим старшим братом, но боль утихла, и мне совсем не хотелось тратить столь замечательное утро на разборки с этим белобрысым переростком. Разумеется, я отомщу ему позже, и, уж поверьте, он не будет разочарован моим ответом. Так расследование было завершено в такие короткие сроки, что их стоило бы привести в качестве примера в каком-нибудь учебнике для полицейских школ.
Переполняясь восторгом и азартом, которые, как известно, в избытке хлещут из любого юного организма под палящим июльским солнцем, я скачками вернулся к окну, отдернул шторы, поднял до упора рассохшуюся раму и с чувством выполненного долга швырнул шершавый обломок в заросли крапивы у самого забора. Предчувствия не обманули меня: со скоростью пушечного ядра из зеленых джунглей вылетел наш пёстрый петух; его гребень, обычно лежавший набок подобно берету вельможи, трясся и откидывался назад, а истошные вопли, которые издавала несчастная птица, окончательно лишили её возможности сохранить хоть сколько-нибудь достойный вид.
Я расхохотался, да так, что не было сил разогнуться.