Перелёт. Камчатка. Зима. Звёздное небо
Камчатка. Зима. Звёздное небо. Экипаж подводной лодки летит в отпуск. Офицеры в фуражечках, белые шарфики. Жены, дети, сумки-чемоданы, настроение почти праздничное. Ожидая своей очереди, толпятся дембеля. Сверка по списку и подъём по пупырчатому металлу рампы в студёное чрево военно-транспортного самолёта проходит медленно. Посадочных мест, конечно, не хватает. Гвалт. Хождение. Наконец, поднимается рампа, и член экипажа просит всех сесть – самолёт готовится к взлёту. Люди усаживаются кто куда, двигатели ревут. Дребезжа всем, что может дребезжать, Ил-76 разгоняется и тяжело отрывается от земли.
Ровный гул набравшего высоту самолёта приводит пассажиров в движение: разбираются баррикады багажа, ёрзают молнии сумок, люди стараются разместиться по возможности удобней. Мне досталось крайнее сиденье, и я приставила к нему огромную сумку, устроив лежаночку для моей маленькой Сони.
Откидные сиденья, вдоль бортов самолёта, заняли женщины с детьми, а мужчины рассредоточились на полу. Отдельной группой устроились холостяки. Вскрывались жестяные банки с импортной тушёнкой, из бутылок предательски весело булькал Royal – молодёжь была возбуждена. Семейные поглядывали в сторону холостяков и понимающе ухмылялись. То и дело раздавался детский плач. Родители кормили малышей из согретых на груди бутылочек.
Постепенно народ надышал плюсовую температуру на борту. Дети успокоились и уснули на руках, чемоданах, сумках, сиденьях. Молодые матери прижимали к себе драгоценные свёртки с грудничками. Рядом дремали молодые отцы, готовые принять вахту.
Моё место находилось в хвостовой части, у рампы, которая в поднятом положении напоминала пологий склон горки. От её подножия до кабины кучно сидели и неудобно полулежали на вещах старшины, мичманы и офицеры. Некоторые уже спали, аккуратно сложив белые шарфики в фуражки. Но те, кто, невзирая на усталость и поздний час, был бодр, открывали бутылки, сверкали фольгой шоколада и оживлённо общались.
Шёл второй час полёта, когда меня взбудоражила мысль: туалета ведь на борту нет!
Первой открылась в своих желаниях женщина лет сорока. Старательно переступая через сумки и чьи-то ноги, она достигла рампы в надежде увидеть маленькую дверь. Слышать женщину я не могла, но мимика лица и подвижность глаз дамы были красноречивее слов. После заговорщицких перешёптываний с одной, потом с другой женщиной, дама запунцовела, обвела взглядом публику и заторопилась назад, в носовую часть самолёта.
Спустя несколько минут она возвратилась, семеня за здоровым дядькой, в руке которого блестело новенькое цинковое ведро. Дядька, член лётного экипажа, поднялся по рампе, обернулся к даме и вручил ей ведро, а сам делово снял со стены огромный красный круг - заглушку с двигателя, и с отрешённым видом закрыл от множества людей, как щитом, предстоящий процесс. Но над красным кругом возникло пылающее лицо дамы с опущенными вниз уголками губ. Губы прошлёпали что-то жалкое. Военный озаботился принести второй красный круг.
Самолёт потряхивало. Спиной к нам стоял, широко расставив ноги и вывернув голову в сторону, насколько это позволяла природа, добрый военный. За красными кругами совершалось естественное и через пару минут тот, кто не заметил никакой суеты, или не оценил монументальной стойки военного, замершего в позе музыканта с литаврами в руках, догадливо понял всё. Управившись, дама предстала с ведром в руке, полная недоумения в дальнейших действиях. Военный повесил круги на прежнее место, принял ведро и закрепил его в самом конце грузового отсека. Женщина спешно ушла.
Открытие, так сказать, отхожего места состоялось, и к ведру потянулся народ. Шли по двое. Красный круг выписывал хаотичные движения, замирал на минуту-другую и переходил в руки товарища. Преодолевая смущение, подходили супружеские пары.
Вскоре другой член экипажа принёс второе ведро, прикрепил его и без всякого красного круга исполнил задуманное. Мужчины тут же переняли опыт, а вот женщинам приходилось упражняться с предметами – кругами и ведром.
Наконец, самолёт пошёл на снижение. Шасси грубо коснулись бетонки, одно ведро сорвалось и, изливая содержимое, покатилось по наклону рампы. Зловонная жижа хлынула под сумки, под фуражки, под людей. Реакция у народа, безусловно, была, но беззлобная. Кто-то даже шутил, спасая вещи: «К деньгам, товарищи!»
Самолёт, руля и выруливая, остановился. Рампа опустилась. Пустое ведро, приветствуя аэродром Толмачёво, весело протарахтело вниз . Сибирский мороз в один момент превратил рампу в каток. Перед глазами открылась снежная гладь без единого укрытия. Прижимая к себе дочку, я бежала подальше от самолёта, не замечая мороза. Пережив счастливое облегчение, мы возвращались, обходя, как пеньки на просеке, присевших тут и там женщин.
У рампы матерились перепачканные мужчины. Кто-то пнул злополучное ведро и вопросительно рыкнул:
- К полёту готово?
- Всегда готово! – дурашливо ответила какая-то женщина тонюсеньким голоском.
Гогот и хохот в ночи. Чистенькие сочувствовали жертвам. Жертвы чистились снегом. Обходя примёрзшие нечистоты, народ поднимался на борт. Ледяные сиденья, жуткий холод. Бесконечное ожидание. Наконец самолёт заправили, рампа поднялась, и тот же военный крепко-накрепко приладил ведро на прежнее место. Предстояло ещё 5 часов лёта до Москвы.
Я ни с кем не была знакома, но это была моя военная семья. Мы служили, охраняя дальние рубежи Родины, которая терпела разруху. Армия была унижена и разворована. «От тайги до британских морей» царил великодержавный бардак.
Санкт-Петербург. Осень. По Гороховой улице, занимая весь тротуар, вышагивают четыре морских офицера в чинах. Пока я соображала вправо или влево мне податься, чтобы не расстроить этот маленький парад, офицеры дружно свернули в ресторан. Чёрные фуражки, белые шарфики.
Не они ли, продрогшие, двадцать лет назад шуршали фольгой шоколада?
октябрь 2017 г.
Свидетельство о публикации №217022400195
С улыбкой
Ваш
В.
Вахтанг Рошаль 08.06.2019 11:45 Заявить о нарушении