Всех невзгод сильней. Глава вторая
Они с мамой учились шить и вязать, чтобы одевать маленького человечка, которого уже назвали Валечкой, не в стандартные магазинные одежки, а в вещи, сшитые и связанные их любящими руками. Отец бегал по магазинам, отмечаясь в очередях на кроватку и коляску, но они никому не потребовались.
По первому снежку Анна Михайловна, возвращаясь домой с работы, поскользнулась на проезжей части и упала, сильно ударившись животом о тротуарный бордюр. С трудом женщина дошла до дома, откуда с обильным кровотечением ее увезли в больницу на "Скорой". Когда она пришла в себя после наркоза, врачи сказали ей, что ребенка спасти не удалось. К одной ужасной новости добавилась другая – медики предупредили Анечку, что больше забеременеть у нее, скорее всего, не получится.
Сообщить Лизе, что Валечки не будет, пришлось Николаю Ивановичу. Мужественный человек, повидавший на своем веку много горя, рано потерявший родителей, после смерти бабушки воспитывавшийся в детском доме, прошедший войну фронтовым разведчиком, перенесший несколько тяжелейших ранений, последнее из которых сделало его на всю жизнь инвалидом, оказавшийся после войны репрессированным за одно неостророжное высказывание, начавший после реабилитации жизнь практически заново и сумевший не потерять себя, на сей раз растерялся. Он, видевший на фронте, в госпиталях и лагерях множество смертей, не знал, что сказать девочке, чтобы не очень сильно травмировать ее. Только через два дня отец сообразил сказать Лизе, что Валечка был очень болен и, вместо того, чтобы приехать жить к ним, стал прекрасной белой птицей - журавлем. Анна Михайловна была в больнице и не видела, как вместе горько плакали по Валечке ее муж и дочь.
Сама она неожиданно легко пережила потерю нерожденного ребенка, найдя утешение в своем горьком опыте. Когда-то она тоже хотела иметь братика или сестричку, но, когда ребенок появился на свет, вместо радости получила большую неприятность. Родители, заимев долгожданного сына Сережу, продолжателя рода и династии военнослужащих, все свое внимание и любовь отдали ему, а на ее долю остались жалкие крохи, изредка перепадавшие ей от отца. Мать же вела себя так, словно вообще забыла, что у нее, кроме сына, есть еще дочь. Анечка не хотела такой участи для Лизы и утешилась тем, что ее девочке такая судьба больше не грозит.
Шли годы. Лиза подрастала. Анна Михайловна постепенно подходила к тому возрасту, который принято называть зрелостью, а Николай Иванович старел, но следил за собой и хорохорился перед молодой женой изо всех сил. Казалось, что их налаженной, благополучной и счастливой жизни ничто не угрожает. Но это им только казалось. Все закончилось в один момент, когда, торопясь с работы домой, он, чувствуя себя молодым и счастливым, неосторожно переходил через дорогу…
В тот сентябрьский вечер 1983 года Анна Михайловна и Лиза остались одни…
Аня очень тяжело пережила потерю Николая. Все, кто ее знал, думали, что женщина помешалась от горя. Она долго не могла поверить в то, что любимого мужа больше нет, и никогда уже не будет. Дни складывались в недели, а застывшая в своем горе вдова продолжала говорить о своем Коленьке, как о живом, вязать ему теплые носки на зиму, и каждый вечер, приготовив ужин из его любимых блюд, стоять у окна и ждать его с работы, а потом, ночью, даже не плакать, а скулить, как больной щенок.
Выйти из ступора ей помогла Лиза. Четырнадцатилетней девочке не хватило сил одновременно перенести и потерю обожаемого отца, и депрессию матери, и страх того, что мать сошла с ума, и свою заброшенность и ненужность. Однажды, приблизительно через месяц после сорокового дня, когда мать, купившая новый свитер для своего Коленьки, вечером стояла у окна и вновь ждала его с работы, Лиза не выдержала. У девочки началась страшная истерика – она аж взвыла от ужаса. Ее жуткий вой стал первым внешним раздражителем, проникшим в мозг Анны Михайловны после смерти Николая и пробившим брешь в стене горя и помешательства, за которой она жила уже несколько недель.
Взглядом, уже больше походящим на осмысленный, чем еще час назад, женщина оглянулась вокруг, увидела взахлеб рыдающую дочь, единственного оставшегося у нее родного человека, и поняла, что ради девочки она не имеет права распадаться на части. Ради дочери она должна собрать себя в кулак и, как бы ей самой плохо ни было, найти силы продолжать жить дальше. Лизины слезы спровоцировали у Анны Михайловны очищающую истерику. Обнявшись, осиротевшие женщины провылись, а потом, постепенно успокоившись, уцепились друг за друга, как за соломинки, и начали потихонечку выстраивать свою жизнь заново, но тут выяснилось, что проблемы у них только начинаются.
Пока был жив папа Коля, материальных проблем Лиза и ее мама не знали, и копейки в своем кошельке высчитывать не привыкли. Николай Иванович хорошо зарабатывал и обожал баловать своих девочек дорогими деликатесами с Центрального рынка и обновками. С его уходом для избалованных его любовью жены и дочери настали трудные времена…
Почти половина тех денег, которые Николай успел накопить на покупку дачи, была потрачена на достойные проводы и памятник. Оставшаяся сумма оказалась не бесконечной. Однажды она закончилась, и Анне Михайловне пришлось задуматься о том, как жить дальше. Николая Ивановича не было, и больше им надеяться было не на кого.
Об обращении за помощью к родителям не могло быть и речи. Анна не забыла того, что ей было сказано перед уходом из дома, и не собиралась тешить их самодурство своим унижением, тем более, что она отлично знала - если мать пообещала ей какие-то неприятности, жалости или сострадания ждать бесполезно. Что было обещано, то она и получит, тем более, что все прошедшие годы семейство Седовых последовательно исполняло свои обещания.
С того дня, когда она ушла из их дома, судьба дочки и внучки стала им безразлична. О происходящем в их семье Аня изредка узнавала из рассказов своей приятельницы, родители которой дружили с Седовыми. Она знала, что родители выставили ее перед всеми родственниками и знакомыми неблагодарной свиньей и потаскухой, изгнанной из семьи за многочисленные "похождения", но женщину их слова не трогали. Из разговора со случайно встреченной на улице своей бывшей учительницей, Анечка узнала, что ее брат Сергей, в котором родители души не чаяли, вырос весьма неблагополучным молодым человеком, но мать с отцом этого не замечали и продолжали считать неблагополучной ее.
При таком положении вещей Анне Михайловне оставалось радоваться тому, что Лизе платят небольшую пенсию по утере кормильца, а ей, как вдове фронтовика, инвалида войны, полагаются его льготы. В остальном ей оставалось надеяться только на Всевышнего.
Она сделала единственную вещь, которая была ей доступна. Чтобы выжить с ребенком на руках, Аня набрала подработок.
Шло время. Женщины жили на скромную Анечкину зарплату бухгалтера, те деньги, которые она получала за совместительство и скромную Лизину пенсию. По окончании девятого класса девочка начала подрабатывать на почте, разнося вечерние газеты. Женщины не бедствовали, но жили очень скромно и ничего лишнего позволить себе не могли. Их очень выручало то, что они обе неплохо шили и вязали, что позволяло экономить на одежде, но при этом выглядеть вполне прилично.
Уяснив, что ей, по природной некрасивости, надеяться на внимание мальчиков не приходится, Лиза запретила себе до окончания школы даже думать о них, и с головой погрузилась в учебу. Совместное с матерью преодоление жизненных трудностей привело к тому, что она очень рано повзрослела. Когда в десятом классе ее ровесницы еще витали в облаках, не в силах выбрать между театральным и медицинским институтами, девушка не хотела рисковать своим будущим ради глупых сиюминутных девчачьих амбиций и точно знала, что ей, не имеющей достаточных средств для оплаты услуг репетиторов, готовиться к поступлению в институт придется самостоятельно, а посему, профессию придется выбирать весьма прозаическую и непрестижную, из тех, на обучение которым в ВУЗах чаще всего случается недобор. В восьмидесятые годы прошлого века такой была престижная ныне профессия бухгалтера.
Став студенткой, Лиза утром ходила на занятия, а по вечерам все так же подрабатывала разноской газет. Ее зарплата и стипендия были для семьи совсем не лишними. Они помогали Лялиным жить скромно, но вполне прилично. О молодых людях девушка даже не помышляла. Юношей-москвичей в Плехановской богадельне училось так мало, что их не хватало даже красивым и модно одетым девушкам. Лизу-крокодилицу, которую в институте переименовали в Лизу-замухрышку, они не замечали. Девушке было обидно, но она смирилась со своей судьбой и вновь сосредоточилась на учебе.
Совсем скверно Лизе стало перед распределением, когда оживилась часть иногородних студентов, желавших любой ценой остаться в Москве. Поскольку девушки-москвички были далеко не дурами, отлично понимали, в чем состоит интерес их скоропостижно "пылко влюбленных" поклонников, и не собирались делиться с ними родительскими квадратными метрами, надеяться новоявленным "женихам" было не на что. Девушки наотрез отказывались принимать их ухаживания. От отчаяния один из них, Колька Воробьев по прозвищу "Гунявый", которому предстояло возвращаться домой в совхоз, все-таки обратил свое внимание на Лизу в расчете на то, что она, неизбалованная мужским вниманием, будет готова на все ради того, чтобы побывать замужем.
В тот мартовский день 1991 года Лиза готовилась к экзамену по научному коммунизму в институтской библиотеке. Когда она конспектировала одну из статей В.И.Ленина, к ее столу разболтанной походкой первого парня на деревне подошел тот самый Колька. Он взял стул, подсел к девушке, смерил Лизу презрительно-снисходительным взглядом и довольно громко заявил:
- Лялина, слушай сюда! Тебе, кикиморе болотной, все равно замуж никогда не выйти, а чтобы ребеночка родить тебе придется очень храброго мужика найти, заплатить ему и напоить так, чтобы он смог свое дело сделать. А я тебе могу помочь совсем бесплатно. За это ты оформишь со мной фиктивный брак и пропишешь меня к себе. Ты даром получишь штамп в паспорте и ребенка, а меня оставят в Москве. Соглашайся, пока я не передумал и не сделал предложение Катьке Матвеевой.
От гнева и унижения у Лизы перед глазами поплыли красные круги. Не вполне осознавая, что делает, и, каковы могут быть последствия ее поступка, она схватила со стола первую попавшуюся книгу и изо всех сил ударила Воробьева ею по голове. Как выяснилось чуть позже, орудием воспитания мерзавца оказался том сочинений В.И.Ленина. Если кто-то не знает или забыл, нелишне будет напомнить, что каждый том Полного Собрания Сочинений В.И.Ленина – это довольно толстая и тяжелая книга в красном переплете.
То ли силенок у девушки было маловато, то ли черепушка у мерзавца была особо крепкой, но убить его Лизе не удалось. Первые несколько секунд после удара Воробьев сидел спокойно, только изумленно хлопал глазами, но, увидев, что прозошедшее привлекло внимание присутствующих, он устроил целое представление. Он весь обмяк и свалился со стула, как мешок с костями. Вокруг него засуетились посетители и библиотекари, поверившие в то, что он действительно потерял сознание. Совместными усилиями Кольку "удалось привести в чувство" и отвести в институтский медпункт, откуда его отправили в больницу с подозрением на сотрясение мозга.
Разумеется, началось разбирательство. Лиза была потрясена тем, что никто из тех, кто в это время был в библиотеке, не вспомнил, за что именно, за какие слова, она ударила Воробьева, словно он не оскорблял ее, как женщину, причем, публично, а пел ей серенаду.
Наоборот, все дружно объединились против нее. Сокурсники пытались обвинить Лизу в покушении на убийство, хотя самого "убиенного" выписали из больницы уже на следующий день, поскольку, на Лизино счастье, никакого сотрясения у него в той больнице не обнаружили. Лиза считала, что этого гунявого хмыря вообще нельзя было заподозрить в сотрясении мозга, поскольку нельзя сотрясти то, чего нет. Однако, свое мнение она благоразумно оставила при себе.
Тем временем, Воробьев возжаждал отомстить Лизе. Он трезвонил на всех углах, что Лялина его грязно домогалась, шантажировала, требовала жениться на ней, убить пыталась за то, что он наотрез отказался вступать с ней в брак, а на шантаж и домогательства не поддался. Кроме того, он делал особый акцент на то, что ударила она его не чем-нибудь, а томом Ленина и, тем самым проявила свою антисоветскую сущность, оскорбила память Вождя мирового пролетариата, а также всю КПСС. Это было очень серьезное обвинение. За такое могли, если очень повезет, исключить из комсомола и из института. О том, что может быть, если не повезет, Лиза старалась не думать…
Продолжение следует...
Свидетельство о публикации №217022402213