Затворник 2. 6 Воевода Рокот и каганская милость

2.6 ВОЕВОДА РОКОТ И КАГАНСКАЯ МИЛОСТЬ.

Покидая с войском Каиль, воевода Быстрый оставил за себя Рокота, своего двоюродного брата по младшему дяде. Этот боярин имел страшную силу в руках, был крут нравом, смел и предан городу и семье. Но по своему характеру он был склонен больше выполнять поручения, чем отдавать и следить за их выполнением. Из всех же поручений, которые когда-нибудь сваливались на голову Рокота, больше всего он предпочитал выполнять приказ «В бой!» Более замысловатые задания обычно вызывали у него легкую растерянность и тоску.
-   Возьми ты меня в поход, а, брат! – говорил он Быстрому – Мне здесь будет скучно, когда все в поле уйдете!
-   Нельзя! – отвечал наместник – Наш род на воеводстве в Каили с прадеда, прерывать никак нельзя. Мне князь велел идти с ним, оказал мне честь стоять по правую руку, я не могу отказаться. А Силач мой совсем еще молодой. Только ты и остаешься.
-   Закисну, брат! Вы все биться уйдете, а я… - огорчался Рокот.
-   Ничего, не закиснешь.

Рокоту и правда не пришлось скиснуть от скуки. На рассвете Мудрого выступило в Степь, а уже спустя несколько часов после полудня к воротам прибыли первые беглецы. Потом стали подтягиваться и другие – поодиночке или врозь, мелкими кучками. Каждые несколько минут кто-нибудь появлялся на восходной дороге. Приезжали на измученных, полумертвых конях – некоторые пали прямо поднимаясь на городской холм, и сами воины были едва живые от усталости и от страха. Раненных среди них почти не попадалось, их ыкуны настигали первыми, или они сами падали в дороге. Почти не приезжало и ополченцев - у бояр и кони были лучше, и в седлах выученные и опытные воины держались тверже.
На расспросы все отвечали невнятно – сбивались, заикались, кричали и плакали. Понять, что случилось в точности, было трудно. Несли какой-то вздор о пурге и снежной буре, о крике, от которого небо рухнуло на землю, о выколотых глазах, о бешеных конях, и черных призраках… Ясно было лишь общее: что каяло-брежицкое войско и все ополчение удела потерпели страшное поражение. И все поминали злыдней.
Рокот в сердцах обругал про себя все на свете, и принялся распоряжаться.
-   Свирепого сюда, бегом! – велел он слугам, усевшись на стульчике на забрале ворот – И посадского старосту тоже!
Пришел Свирепый, доверенный воеводы Быстрого, высокий сутулый боярин с худым, словно высохшим, лицом, обвислыми усами и редкой бороденкой. Два глубоких шрама крест-накрест лежали на челе воина, повидавшего все на свете: один рубец спускался через переносицу на скулу, другой пересекал пустую глазницу. Воевода оставил Свирепого в помощь двоюродному брату. Рокот рассказал ему коротко о деле, и спросил:
-   Что нам теперь делать?
-    А в Каяло-Брежицк уже отправили гонца? – спросил Свирепый.
-   Эй! – закричал Рокот – Быстро, гонца снарядить, и сюда! Перо, бумагу, печать! Быстро!
-   Печать у меня. – сказал Свирепый, доставая из кошеля на поясе завернутую в платок печать. – А гонцов, на всякий случай, двоих бы отправить.
-   Двоих! – крикнул Рокот вслед убегающим посыльным – Двоих гонцов пусть снаряжают! Коней пусть по три каждому возьмут, и лучших коней!
Меж тем беглецы прибывали. Рокот со Свирепым допросили еще нескольких, посоветовались, и воевода велел:
-   Так. Всем не каильским, кто еще будет прибывать, пусть найдут места в городе. Пусть они отдыхают, а потом становятся в строй. Где там посадник?
Пришел и гражданский выборный. С ним - оставшиеся в городе улицкие старосты. Подъехали из своих дворов и оставшиеся бояре, почти все - пожилые отцы семейств. Пришли богатые купцы. Простой народ валил из домов на сбор, и площадь у ворот быстро заполнялась гудящей толпой.
Стали считать людей, и отбирать на стены сколько-нибудь годных к бою. Две сотни воинов остались в Каили по княжескому приказу. Кроме них нашлось еще с тысячу граждан да укрывшихся в городе деревенских. Немало, но и мне много, и почти все из них или разменяли шестой десяток или едва доросли до середины второго. Вызвались защищать стены и сотни три самых решительных баб. С оружием было не лучше – все из боярских и городских хранилищ забрали в ушедшее войско, и биться предстояло кому чем: старый кузнец нес из мастерской молот, сын мясника тащил на плече огромный тесак. Кто имел телегу, тот выворачивал из нее оглоблю, у кого была в хозяйстве соха, тот привязывал к рукояти сошник. Вооружались люди заступами, вилами, ножами, кольями, поленьями, камнями. Много было луков, но больше таких, из которых бьют птицу и мелкого зверя, даже против стеганки такие слабы, не говоря уже про латы. Но был еще высокий крутой вал, и мощные стены. Были запасены на этих стенах камни и бревна, очаги для огня и котлы, смола и пакля, стояли на башнях огромные дальнобойные самострелы.
-   Будет нам, воевода, чем накормить дорогих гостей! – сказал Рокоту Большак, рослый бородатый мужичище с огромными руками. Он был старостой городских плотников, и следил также за исправностью и оснащением стен – Накушаются кизячники, пусть только появятся под городом!
Кизячники появиться не замедлили. Последняя группа ратаев, спасшихся из метельной бойни, еще поднималась к воротам, когда с восходной стороны на гриве холма показалась цепочка всадников. Приближаться к городу ыканские разведчики не стали, а помаячив немного, скрылись обратно. Ближе к вечеру стали появляться еще. Теперь они рассыпались по окрестностям стайками в два-три десятка, мелькали с разных сторон между холмами и рощами. Разведывали подступы и искали места для удобных стоянок, родники и луга для коней. Перед темнотой подошел и первый большой отряд - сотен шесть или семь, с множеством запасных коней. Над толпой вершников висел бунчук с восемью черными хвостами – знак «быръя-ирек-каган» - особо приближенного полководца Ыласы. Ыканцы остановились в тысяче обхватов от стен, и стали готовиться на ночь. Тут и там по округе в затененных местах зажигались огоньки костров.
Весь следующий день к Каили подходили толпы табунщиков. В разных сторонах от городского холма вырастали становища в сотни юрт и кибиток. Один – с полуночной стороны, второй, почти напротив ворот, на зимнем закате. Самый большой лагерь занимал высоты к юго-востоку от города, как раз напротив него склон городского холма был самым пологим. В этом третьем лагере, обширнее многих городов, на самом видном и высоком месте, ыкуны поставили огромную черную юрту. Среди остальных юрт она была как княжеский терем над избами горожан.
В поля нагнали пастись скотину без числа. Всюду разъезжали отряды верховых. Приближаясь к городу они, словно дразнясь, устраивали меж собой скачки и конные игры. Иные наглели так, что подъезжали к самому холму и кружились на виду стрелков, потрясая обнаженными саблями, вертя бунчуками. Кричали что-то на своем языке, вызывая хохот у спутников.
На полет стрелы, однако, никто не дерзал подойти. Покаркав в свое удовольствие, ыканцы разворачивались и не спеша трусили восвояси.
-   Может, стрельнуть по ним с башни разок для смеха? А, воевода? – спросил Рокота один из бояр, смотревший вместе с ним с ворот на забавы табунщиков.
-   Из самострела достанем – как бы поддержал его предложение Большак.
-   Что думаешь? – повернулся Рокот к Свирепому.
-   Сейчас не надо пока. Если кого и убьем, то остальных только лишний раз предупредим. Лучше до настоящего дела подождать.
Между тем, невинные потехи Ыкунам наскучили. От одного из колесных городков они пригнали десяток человек, связанных по рукам, и остановили обхватов за сто до вала – так, чтобы со стен было хорошо видно. Несколько черных шапок спешились, и повалили пленников на землю, оставили лишь одного. Путы на нем разрезали, одежду разорвали и бросили прочь. Ыканин в распашной куртке с лисьим воротом, плешивый – лысина его сияла на солнце лучше медного шлема, с бородкой, заплетенной в косу, погнал голого к валу уколами короткого копья.
Множество людей высыпало на стену, смотреть это новое развлечение табунщиков.
-   Братцы! Это ж наши! Наши, ратаи! – сказал кто-то.
-   Воеводу позовите, быстро! – закричал караульный.
Ратай брел к бугру, озираясь назад, сутулясь, и оступаясь через шаг. Немного отведя его от лежащих в пыли пленников, и сидевших верхом ыканцев, черный колпак остановился. Встал и пленный.
-   Ыркыт! – крикнул медноголовый табунщик – Ыркыт!
-   Говорит, чтобы бежал… - пронеслось по толпе. Всадники выстроились цепочкой, в руках у них появились луки.
-   Что здесь! – спросил Рокот, взбежав на стену.
-   Там, воевода! Гляди!
-   Ыркыт! – закричал снова черный колпак и запустил в затылок пленника комом земли.
Тот обернулся еще раз, и вдруг сорвавшись с места, с неожиданной прытью кинулся к валу.
Ыкуны стреляли по очереди, с левого края цепи. Первая стрела просвистела выше головы бегущего. Вторая прошла точно между бедер, вызвав дружный хохот табунщиков. Стена отозвалась единым стоном…
Ратай достиг самого вала, и стал подниматься, карабкаясь в крутом месте, неловко но очень быстро. Страх утроил его силы, и он, перебирая руками и ногами как муравей, взбирался на холм. Вот уже можно было хорошо разглядеть его: русые волосы и борода, тонкие руки, комья земли катятся из-под ног. Стена затаила дыхание…
Третья стрела, просвистев, вошла беглецу под лопатку. Наконечник показался из подреберья. Ноги несчастного подкосились, он откинулся навзничь и кубарем скатился с вала.
Крик ужаса и проклятья пронеслись по городу со стен. Внизу меткого стрелка поздравляли товарищи, хлопая по плечам и стуча кулаком о кулак. Тем временем ыканин, что гнал пленного к холму, выбрал следующую цель для состязания. Подойдя к лежачему, он ткнул его тупым концом копья и приказал встать, но пленник не отозвался. Черный колпак с криками ударил его древком несколько раз, но распростерший по земле ратай только кричал в ответ. Двое ыкунов силой подняли его, разорвали веревки и одежду, и толкнули вперед – не пройдя и двух шагов, пленник свалился и сжался в комок, подобрав ноги и прикрыв руками голову. Черные шапки перебросились меж собой парой слов, крикнули что-то блестящей лысине, и тот, повернув в руке копье, проткнул им лежащего.
Следующий пленник не сопротивлялся. Как и двух первых, раздетого и освобожденного от веревок, ыканин погнал его к валу.
-  Прекратить сей час же! – сказал Рокот – Бегите на обе ближние башни, пусть самострелы заводят, и как он побежит – пусть стреляют!
-   Ыркыт! – крикнул плешивый. Пленник рванул с места и петляя, побежал к валу. Ыканин, левый в цепочке конников, даже не успел натянуть тетивы, как с двух башен разом ударили самострелы. Одна стрела легла прямо у ног лысого, вторая вонзилась в круп лошади стрелка. Конь, дико заржав, свалился на бок и придавил седока под собой. Тут же подскочили другие ыкуны, вытащили товарища из-под бьющегося коня, и закинули на другого скакуна, как мешок, поперек седла. Пленников перекололи короткими копьями прямо с коней, и торопливо поскакали прочь. Медноголовый бежал позади, размахивая копьем и крича. Один из всадников, услыхав вопли товарища, чуть придержал коня. Ыкун с ходу ловко вскочил на круп, и сам с криками стал погонять лошадь, охаживая ее копейным древком по боку. Еще две стрелы с башен легли уже в поднятую утекающими ыкунами пыль.
Пленник тем временем, видя что его мучители скрылись, спокойно добрел по валу до ворот. Воевода пошел на него поглядеть.
-   Небо! – воскликнул Рокот, едва взглянув на спасенного – Ты!? Ты это…
Пленник приподнял голову и пробормотал:
-   Я это… здравствуй, дядя…
У ворот перед всем народом стоял Силач, сын воеводы Быстрого. За два дня потерявший четверть веса, и прибавивший, на вид, к своим шестнадцати годам, еще лет десять. Он стоял, осунувшийся, глядел прямо, без страха и смущения, но и без всякого выражения, отрешенно и пусто. Голый, среди множества уставивших на него глаза мужчин, женщин и детей, он совсем не стеснялся своей наготы, да кажется, просто сам ее не замечал.
-   Ты давай… - пробормотал потрясенный Рокот – Свирепый! Давай, уведи его к матери. Пусть отдыхает! Иди, племяха, не стой тут…
Больше табунщики в этот день к бугру не приближались, и никак города не тревожили. Спокойно прошла и ночь. Сторожей беспокоил только волчий вой, раздававшийся до рассвета, удивительно близко от стен. Как - да и зачем - волки подошли к городу мимо ыканского лагеря, многих цепей охраны, табунов и стад, никто не мог взять в толк. Говорили снова о колдовстве, и колдунах.
Утром, не успело показавшееся из-за окоема солнце расстаться с землей, как Рокота начали донимать нежданными донесениями.  Какой-то чужак – доложили ему - подъехал никем не замеченный к самым воротам, и назвал себя посланником Стройны.
-   Один, что ли? – спросил Рокот, выбираясь из-под одеяла, и усаживаясь на лавке. В это время дня он привык еще видеть свои богатырские сны.
-   Один. – сказал посыльный - Конь с ним еще, и тот, кажется, вот-вот сдохнет
-   Пусть запустят, и на двор ведут со стражей. Там, за дверью скажи, чтобы одеться несли.
Рокот облачился, и перешел из спальни в столовую, когда перед ним, под конвоем трех бояр, предстал Молний. Поздоровавшись и поклонившись, он снял с груди и протянул воеводе «дело» от княгини – бляху с выбитым на ней кораблем под парусом.
-   Садись, боярин. – сказал Рокот, оглядев гостя и предъявленную им печать. – Один, что ли, ты приехал?
-   Один я, да.
-   Давно ты из Струга к нам?
-   Вчера на закате выехал.
-   Когда? – переспросил Рокот – Позавчера?
-   Да нет, воевода, вчера, как смеркаться стало, выехал.
-   Как же так быстро доскакал? – удивился Рокот.
-   Так и доскакал. Подо мной кони резво скачут, потому, что нужные слова знаю. Одного коня загнал, другой вон, у тебя на дворе, еле живой стоит, а мне не привыкать. Да я-то и раньше тут был, только рассвета ждал, в город войти.
-   Почему? – спросил Рокот.
-   Потому, боярин, что если бы здесь твой город одни табунщики стерегли, то я бы ночью спокойно вошел, а они-то не одни.
-   А кто еще?
-   Злыдни, воевода. Они город окружили как колдовским кольцом, так что по-тихому не в жизнь не проскользнуть. Пришлось вот ждать, пока рассветет, да пока они выйдут из силы.
Рокот изумленно поглядел на гостя.
-   Кто же ты есть? Какие слова говоришь?
-   Молний меня зовут, сам я с Белой Горы, что в Пятиградье. Не слыхал?
-  Пятиградье знаю, а про гору твою не слышал. Дело у тебя, я смотрю, подлинное, а сам ты что-то на княгининого посланника не очень похож.
-   А она меня и не посылала. – сказал Молний, не моргнув глазом.
-   Как? – удивился Рокот.
-  Да так. Я сам – вольный человек, в Каяло-Брежицк прибыл с князям Смирнонравом, а у княгини дело попросил для удостоверения.
-  Попросил? И она тебе вот так вот просто дала княжеский знак? – удивился Рокот пуще прежнего.
-   Да. «Вижу – говорит – что ты дурного не сделаешь» и велела мне знак дать.
Рокот совсем запутался. Не полоумный ли сидит перед ним? Но дело подлинное. Может быть, он настоящего посланника от княгини убил, и теперь морочит здесь голову?
-   Говоришь, ты вольный человек. Зачем же приехал?
-   Приехал помочь вам город отстоять. Потому мне княгиня и дала знак.
-   И каким ты нам поможешь? Может, ты целый полк возишь за пазухой?
-  Не вожу. А помогу вам тем, что от ыканских стрел и мечей вы защититься можете. А злыдни с вами будут биться невидимым оружием, от него как защититесь? А тут я. Мы с ними – старые знакомые, еще по позорным годам. Послушайся княгиню, воевода! Она мне поверила, и ты поверь – позволь я при тебе останусь!
-   Княгиня Стройна славится умом. – сказал Рокот. – Раз она тебе поверила… А ты тоже колдун, что ли?
-   Колдую помаленьку. Но не так, как злыдни. Их время ночь, мое – день.
-   А князь Смирнонрав, говоришь, он в Каяло-Брежицке? Получается, что он с самого Засемьдырска приехал.
-   Да. Он давно узнал, что Степь готовится идти на вас воевать, потому он и вышел из Засемьдырья.
-   И ты с ним? – спросил Рокот.
-   Нет. Я своим путем сюда шел с товарищами, а в дороге и князя встретил. Его я тоже знаю.
-   А Смирнонрава откуда знаешь? – спросил Рокот.
-   Я в его уделе часто бывал в позорные годы.
-  Ладно, что с тобой сделаешь. – сказал воевода – Оставайся, не гнать же тебя обратно, когда у нас людей в обрез. Да и княгинино слово нам - указ.
Вот, что: Как тебя…
-   Молний.
-   Молний… Имя-то какое у тебя! Дай Небо, чтобы ты его носил поделом… Скажи мне: Ты с Каяло-Брежицка приехал. Слышат там нашу беду?
-  Слышат, воевода! – уверенно сказал Молний – И не только там. Во всей ратайской земле слышат про вашу беду. Еще кровь не остыла там, где ваши воины ее пролили в степи, а в Каяло-Брежицке уже собираются новые полки, чтобы спасать вас, и страну. Верь – придет твоему городу помощь! Нужно только продержаться.
Едва Рокот позавтракал, и собрался идти справлять воеводство, как у городских ворот завыла труба. Прибыл посол, со словом к городу от великого кагана. Рокот поспешил к воротам, туда же велел собраться боярам и старшинам. Пошел и Молний.
Послом на этот раз был не Большой Человек, а среднерослый худощавый ыканин лет около сорока, в сияющей чешуйчатой броне. Суровое лицо его было гладко выбрито, волосы стянуты на затылке в толстую косу. Под мышкой воин держал шлем, обшитый черным шелком. На левом боку висел кривой меч без всяких украшений. А вот сопровождавший его седой переводчик был тот самый, что и при Великом Посольстве, да и бунчук о шестнадцати хвостах был точ-в-точь как у парламентера под Каяло-Брежицком. Еще полдюжины конных слуг стояли позади.
Посланник заговорил жестким твердым голосом, и толмач вторил ему, пронзительно выкрикивая слова:
-   Я, быръя великого кагана Ыласы и начальник над тысячей всадников в его войске, говорю слово великого кагана!
Всадник за спиной быръя поднял длинную прямую трубу, и протрубил так, что гул снова пронесся через весь город. Вслед за этим посол продолжил:
-   Великий Каган Ыласы, да пошлет небо ему сто пятьдесят счастливых лет, владыка в Великой Степи над людьми, животными, землей и водой, и всем кроме неба над Великой Степью, гроза всех своих врагов, ласкатель подданных, хранитель священных законов, справедливый судья, покоритель земель на сто дней пути, усмиритель бунтов и податель всяческой милости, повелевает вам, жители города Каиль подчиниться ему и выполнить его волю:
Уплатить великому кагану дань: С города - пять тысяч денег, двести пятьдесят добрых коней, и с каждого двора в городе - по мешку зерна.
Допустить в город слуг великого кагана, чтобы подсчитать дворы и определить точный размер дани, и чтобы укрепить над воротами города знак великого кагана - С этими словами быръя указал рукой на черный бунчук - Поклясться, что никто из жителей города не станет воевать против кагана и не сделает его воинам и подданным никакого зла. Для доказательства этого дать в заложники шестнадцать больших бояр с их женами и детьми.
Тех, кто принимает условия великого кагана, коснется его милость. Они не будут лишены ни жизни, ни имущества, чести их не будет нанесен никакой урон, а черный бунчук великого ыласы над воротами послужит городу защитой от всех врагов, настоящих и будущих!
Город Острог-Степной в вашей земле уже принял такие условия, и жители его увидели милость великого кагана. Князь Мудрый, который призрел дружбу и добрые намерения великого кагана, увидел его силу и решимость!
Вот слово великого кагана тем, кто внемлет! Тем, кто не внемлет – вот, что!
Один из слуг позади подал тысячнику продолговатый сверток. Посол размотал его, и поднял, показывая всем, кусок деревянной тележной оси длинной в локоть, с бабкой для крепления колеса. Подержав каганский подарок над головой, быръя швырнул деревяшку к воротам.
-   Каков будет ваш ответ? – пересказал толмач слова посланника.
-   Вот, что: - ответил Рокот – Я не князь, а Каиль это не мое владение. Меня люди выбрали. Без совета с ними, я не могу ответить.
Переводчик негромко сказал послу несколько слов и, когда тот ответил, прокричал прежним голосом:
-   Великий каган велел ждать вашего ответа вот это время!
Тут же тот всадник, что трубил в рог, спешился, выбежал вперед и поставил на дорогу большие песочные часы. Песок в них тоненькой струйкой посыпался в нижнюю чашу. Посол молчал.
Рокот спустился со стены и велел вестовым в два счета созвать всех бояр и старост, которых не было при оглашении каганского слова. После воевода сообщил собранию условия, что назначил Ыласы, и спросил:
-   Как нам быть, господа?
Господа молчали.
-   Условия и правда, добрые… - сказал, наконец, один из улицких, не очень уверенно.
-   Добрые-то они добрые. – ответил Свирепый – Только еще выполнит ли их каган? Такое ли его слово твердое, как этот быр-мыр тут ыкает?
-   Как нам это узнать? – спросил Рокот.
-   Ты говоришь, - сказал другой боярин, из младших – что Острог-Степной ему сдался, и увидел, какова милость кагана. Вот если это проверить?
-   Дельно! – сказал Свирепый – Раз они нам велят дать заложников, значит и острожские у них должны быть в заложниках. Пусть их сюда приведут, с ними мы и поговорим.
-    Это хорошо придумано. – согласился Рокот.
-    Было бы хорошо, - сказал Молний – если бы против нас были не злыдни.
Бояре и граждане обернулись на странного незнакомца.
-   Почему? – спросил воевода.
-   Они могут над человеком потрудиться так, что он, чего сам не хочет, и то скажет. Иначе надо.
После недолгого молчания, один из старост, ветхий седой дед, сказал:
-   Прав он. Заложников могут и околдовать, и обольстить, и запугать. Сказали же – требуют заложников с женами и с детьми. Вот пригрозят им, что жен и детей перебьют – так мало ли, что тогда они нам скажут! Если про Острог-Степной узнавать, то самим туда ехать, и смотреть своими глазами.
-   Тогда так и надо сделать: – предложил Свирепый – Потребуем от кагана, чтобы семь наших выборных съездили в Острог и взглянули на город. Чтобы с гражданами поговорили. Если там все без обмана, тогда сдадимся.
-   Согласны? – спросил Рокот.
Никто не возразил.
Песка в часах за воротами тем временем не высыпалось и трети. Рокот с забрала сообщил послу, что решил совет.
-  Вы не должны ставить условия кагану. – Объяснил ответные слова ыкуна-тысячника переводчик – Вы можете принять его волю, или не принять!
-   Ну, ты тоже не говори, чего мы должны, чего не должны. – ответил Рокот – А  наш ответ передай кагану, как есть.
С тем посланник и уехал.
-   Хорошо ли мы делаем? – спросил Рокот Молния, спускаясь с забрала. – Вдруг каган с послом сказал всю правду, а мы его разозлим лишний раз?
-   Это небу известно, воевода. Что оно положило, того нам все одно не избежать.
Не прошло и часа, как молодой посыльный прибежал от ворот, донести Рокоту о новом посланнике.
-    Кто там еще? – спросил боярин.
-    Приехал боярин какой-то, сам наш, ратай, и с ним ыкунов человек десять, да они под валом остались, а к воротам он один подъехал. – ответил паренек – Говорит, что из Острога-Степного, и тебя, воевода, называет по имени. Велел позвать. Сказал, что тебя знает.
-   Да что сегодня, гости, как поганки, один на одном! – проворчал воевода - Ладно. Беги. Передай, что сейчас иду.
-   Я с тобой. – сказал Молний.
Рокот покосился на него, как на чуть надоевшую няньку.
-   Зачем?
-   На всякий случай. Не было бы какого-нибудь подвоха
-   Так если он меня знает, то и я его узнаю. Какой подвох?
-   А я тебе мешать не буду – ты говори с ним сам, я в сторонке постою, послушаю.
Вместе они снова приехали к воротам и поднялись на забрало. Молний, всходя по лестнице, наверху чуть пригнулся, и присел у бойницы на одно колено, не показавшись наружу.
За воротами сидел в седле воевода Острога-Степного большой боярин Сотник. Рокот с ним и правда были старыми знакомыми. Оба бывали по разным делам в соседних городах, да и в поле вместе ходили.
-   Здравствуй, Рокот! – сказал острожец.
-   Здравствуй! Ты какими судьбами?
-   А я с ними. – кивнул Сотник на ыканский лагерь – Я заложником у кагана – я, да еще семеро наших бояр.
-   Стало быть, вы и правда сдали ыкунам город? – спросил Рокот.
-   Да, сдали. И вы сдавайте. Посол от Ыласы сейчас был у тебя, так ты ему зря не веришь. 
-   Так…
-   Ну что «так»… То, что не веришь на слово – может, это и правильно. Мы тоже не верили, совещались долго. Но ыкунов с каганом пришла такая сила, что нам было, если биться с ними, то все равно всем помирать. Он ведь и тебе тележную ось прислал?
-   Да, вон она, валяется. – сказал Рокот.
-   Вот и у нас так было. Мы и решили: битва - это заведомо смерть всему городу. А если сдаться по-хорошему, то может, и не обманет.
-   Значит, не обманул вас каган? – спросил Рокот.
-   Нет. – сказал посол – Не обманул, и при этом сдаться нам велел очень по-доброму. Приказал дать дани: со всего города пятьдесят коней и тысячу денег, с двора по мешку зерна. И заложников – меня, воеводу, и семерых бояр вместе с семействами. Нас теперь возит с собой, а жен с детьми отправили в степь – не как пленников, а как дорогих гостей – с почетом, с прислугой и со стражей. А в городе и жердочки не сломали.
-   Добрый, значит, каган? – спросил Рокот – А здесь про него другое слышали.
-   Вы слышали - от кого? – спросил Сотник – От тех, что ли, кто к вам бежал из Дикого Поля? Так это – его враги. От Ыласы бегут те, кто сначала сам с ним мирно не хочет жить, а потом здесь плачется, да рассказывает какой он изверг! Ыласы суровый, это правда. С побежденными он беспощаден, но войной ни на кого зря не идет. А прежде чем за дело идти воевать, всегда пытается договориться по-доброму. Последнюю рубаху отдать а самому к Морю идти в колодках, он ни от кого не требует, условия ставит всегда хорошие. А уж давши слово – держит крепко! Но и угрозы свои тоже выполняет, но без этого как правителю!
-   А тех наших, которых здесь мучили вчера на глазах всего города, кого тут убивали – это тоже от большой доброты кагана?
-   Это не кагана дело. – ответил Сотник – Это его воины развлекались с пленниками, которых в бою взяли на щит. По ыканским обычаям могут с ними делать, что хотят. Но если каган прикажет – никого в городе и пальцем не тронут.
-   Значит, можно верить ему, и если сдадимся, он город пощадит?
-   Клянусь! – сказал Сотник – Землей – ткнул он пальцем на дорогу – и Небом! – воздел руку кверху – Все, что говорят его послы, чистая правда – и доброе, и злое! Чем обещает наградить за покорность – тем каган наградит, как грозит покарать – так покарает!
-   А почему тогда, если он честный, и добрый с покорными, - сказал Рокот – почему тогда ему по-нашему не сделать? Мы ведь тоже ему ничего позорного не предлагаем. Просим доказательства его словам – и все.
-   Ты, Рокот, подумай сам! То, что ты доказательства у него просишь, это его каганской чести – ущерб. Его слово – камень, на этом все и стоит теперь в Степи, а ты посмел сомневаться! Да еще и условия ему ставишь! Ыласы в Диком Поле полный владыка, ему там все покорно. И если он говорит, чтобы так было, то так и должно быть. А если ему кто, вот вроде тебя сейчас, скажет, мол будет так, но по-моему – с тем у него разговор короткий! Свои «если да кабы» ему в Степи давно никто не говорит. Только как он велит, а кто рассуждать станет – тот кагану враг и мятежник. И он когда узнал, что ты ему тут свои условия назначаешь, то рассвирепел как змей, и хотел тот час же сжечь город дотла. И ты, не думай, Рокот, что это одна его прихоть: Задержка большая будет. До Острога-Степного три дня пути. Пока ваши посланники туда доберутся, пока назад, да пока там – сколько времени пройдет. А в деле кагана сейчас даже один лишний день – большая потеря! С его силами проще и быстрее город сейчас взять приступом, чтобы потом не ждать укола в спину. Ему это – только рукой махнуть.
-   Почему не махнул тогда? – спросил Рокот.
 -  Потому только, что я при этом был, и успел за вас вступиться. Я кагана уговорил подождать с его гневом, и вызвался сюда съездить. Сказал ему, что уговорю вас мне поверить, а нет – пусть и с меня голову снимает.
-   И он тебя послушал? – спросил Рокот.
-   Он же не волк, Рокот, не зверь. Нам, острожским боярам, он оказал честь. Меня принял в своем шатре, и за обедом отвел мне место с его воеводами. Крови лишней он не хочет – Сам знаешь, князю Мудрому он предлагал мир и братство. А когда мы без боя ворота отворили, то они и пальцем никого не тронули в городе. Вечным Небом клянусь: даже в город его воины не стали входить. Въехал только один воевода со стражей, припасы и коней забрал, что каган велел приготовить, да и выехал обратно. Сверх установленного даже зернышка не взял. И наши люди после из города выходили, брали воду с табунщиками из одной реки, торговали с ними, никто их не трогал.
Так и с вами, Рокот, будет, уж поверь мне! Ыласы для Каили - не враг. Он потому и возвысился, что при всех своих-то силах не жесток, от всякого лишнего зла, от всякой лишней крови пытается уйти, любое дело всегда сперва предлагает решить миром. Но уж если уговоры не помогают – тут уж он Небо призывает в судьи! Вот тогда, Рокот, пощады просить поздно! Разве это не справедливо?
-   Конечно, справедливо!- крикнул Молний, выходя из укрытия - Здравствуй, Сотник!
-   А ты кто такой? - невозмутимо спросил посланник.
-   Или не помнишь? - усмехнулся Молний - А ведь недавно виделись.
-   А! Теперь узнал тебя. -  Сказал Сотник. На его лице показалось слегка брезгливое разочарование. - Ты тот бродяга, что к нам в Острог приезжал весной... Ну, и что тебе надо?
-   Узнал, значит! А раз узнал, то поздоровайся, как полагается, да шапку сними-ка!
Сотник выпучил на Молния злобные глаза, кнут в его руке затрясся.
-  Язык придержи, чертов оборванец! Я тебя знаю, да только и всего! Не было такого, чтобы я с тобой водил дружбу, а чтобы шапку ломал перед таким как ты - скорее ты передо мной в пыли будешь ползать, ты, непоймикто - волчихин выкормыш! Рокот! Убери ты этого пса к лешему, а лучше вели с него шкуру спустить, чтобы он не совался в воеводские дела!
-  Вот что, честный господин! - сказал Молний, поднимая над забралом лук и стрелу - Можешь на чем свет стоит меня проклинать, а шапку сними-ка, или не хочешь снимать - так хоть на затылок сдвинь. Не то...
Молний приложил стрелу к тетиве. Все смотрели на него с изумлением, а Рокот подбежал, и сжал одной рукой стрелу, а другой лук.
-  Ты себе как хочешь, - сказал боярин - но пока я воевода в городе, в послов никто не посмеет стрелять с ворот!
-  Верь мне, воевода. - сказал Молний, глядя Рокоту в глаза. Лук, однако же, опустил.
-  Что... - не понял Рокот.
-  Не посол это, а один морок. Это злыдень пришел взять город обманом. Да смотри! Он уже и сдриснул!
Рокот поглядел со стены на посланника. Тот действительно уже удрал – едва увидев у Молния в руках лук и стрелы, он взмахнул плеткой, и теперь круп его коня сверкал дальше подножия холма, обхватов за двести от ворот.
Посол придержал коня и обернулся еще раз на крепость. И тогда Рокот – с такой дали, что нельзя было даже различить лица –  но увидел перемену в Сотнике. Вернее, не увидел. Рокот ВСПОМНИЛ то, что видел сейчас, и ужаснулся, едва сдержав вскрик - так стала ему очевидна та отвратительная поддельность людского облика переговорщика, которая ведь была заметна, только что, на этом самом месте! Но тогда разум, чем-то одурманенный, ее не понимал. А теперь словно спала с глаз колдовская пелена, и вместо живого дышащего человека, слова которого можно было слушать, верить им, и говорить в ответ, предстала одна только оболочка, набитая внутри чем-то чужим и мерзким. Так Пила, ночью на постоялом дворе в Новой Дубраве, увидел за лицом брата чудовище, словно напялившее на себя маской кожу мертвого Краюхи. И воевода сам удивился теперь тому, как он мог минуту назад смотреть на это странное и страшное создание, и признавать в нем давнишнего знакомого!
-   Э-э-э-э-э, Молний! – злобно крикнул мнимый острожец через левое плечо – Всегда любил влезть не в свое дело! Теперь смотри – как бы вылезти на сей раз! Ночь будет – снова встретимся!
-   Улепетывай, давай! – крикнул Молний. – Хозяину от меня поклон!
-   Что за нечистая… - пробормотал Рокот.
-   Злыдень это, воевода. Боярина этого острожского он убил. Сам поселился в его теле, вот и сюда пришел за нос тебя водить. Да видишь – кишка тонка оказалась, до конца притворяться. Мы с этими лешаками давно знаемся – вот он и почуял, что я шутить с ним не буду.
-   Так это ты его… раскрыл? – спросил Рокот.
-   Да, пришлось немножко его припугнуть, он и раскрылся.
Изумленный боярин посмотрел на Молния снизу вверх.
-   Так кто ж ты такой? – спросил он.
-   Да никто. Я вам приехал помочь. Веришь мне?
-   Верю! – с готовностью ответил Рокот.
-  Собирай своих старшин тогда. Сейчас день, а настанет ночь – тяжелей будет. Ночью они в силу входят. Надо приготовиться.
-   А где ты лук-то взял? – спросил воевода.
-   У твоего человека и взял, тут, на стене.
-   И он тебе дал?
-   Да не давал, я сам взял, а он и не заметил.
-   Колдовство опять? – подивился Рокот.
-   Колдую помаленьку…

Вечером воевода собрал у ворот на совещание всех помощников из бояр, и из граждан. Были здесь и вновь вставшие в строй беглецы из метельной сечи. Силачу дядя велел пока оставаться дома.
 Рокот попросил Молния выйти, и объявил совету:
-   Вот, господа! Вот знающий человек! Само Небо его нам послало. Все уже знаете, КТО привел к нам под стены степняцкое войско! Это злыдни! А вот он - один знает, как с ними справиться! Слушайте его, добрые люди!
-   Благодарю.  – сказал Молний – Добрые люди! На нас на всех большая беда свалилась. Пришел на нас войной старый враг, что громил эти края в позорные годы. Да пришел с новыми силами, со всем войском Дикого Поля. Как тогда никому не было пощады от злыдней, так и теперь не ждите от них пощады. Много их собачьи глашатаи здесь под воротами брехали, чего только не плели про каганскую милость, а ни слова правды они тут не сказали. Вся каганская милость – это огонь, кривой меч и тележная ось! Колодки да дорога к Синему Морю – вот такая его доброта! Так стало с Острогом-Степным, так и с Каилью будет, если вы сдадитесь добром. Поэтому ничего вам и не остается, только биться насмерть за ваш город.
Добрые люди, братья! Верьте мне, не одни вы готовитесь схватиться с табунщиками и с их черными вожаками матерыми! В Каяло-Брежицке собирается новая сила, ратайская земля вам на помощь поднимается! Светлый князь Смирнонрав уже пришел туда со своими засемьдырцами, да с людьми из других земель, с пятиградцами и верхнесольцами! Князь стреженский, Лев, не откликнулся на мольбу вашей земли, но сами стреженцы откликнулись по своей воле, их ведет к Стругу-Миротворову воевода Кречет! С заката идет воевода Месяц с храбровскими полками! Будет вам помощь, только бы выиграть сейчас время!
Молний говорил, и людям, что слушали его слова, представлялись многочисленные рати, стекающиеся со всех концов огромной страны. Каильцам было неведомо, что Кречет ведет из великокняжеского удела шесть сотен воинов, что с князем Смирнонравом пришло людей в Каяло-Брежицк и вовсе горсточка, и что всех вместе взятых, даже с храбровцами, не будет и половины той рати, которую недавно увел на рассвет Мудрый… Но надежда появлялась - даже от неверных этих слов – настоящая, и по-настоящему укреплялись от этого силы для смертельного боя.
-   Знаю я одного дубравца. – говорил Молний – так тот, месяца еще не прошло, как он в Новой Дубраве своими руками одного злыдня забил насмерть молотом! А сам он простой человек, вроде нас всех! Можно, добрые люди и этих бесов убивать, а раз можно убивать – так будем их убивать, только бы сунулись!
Вот что, добрые люди! Сегодня днем злыдни обманом пытались заставить нас сдаться без боя. По-ихнему не вышло. Теперь они, только ночи дождутся, и сами станут брать город – ыканской ратной силой, и своей колдовской. Ночь им в помощь, тьма им тоже в помощь. Но если будем правильно и надежно нести стражу, то они ничего с нами не сделают!
-   Что делать надо? – спросил Свирепый.
-   Во-первых, огня побольше на стены. Они будут нам глаза застилать тьмой, а мы – огнем и светом слепить их колдовской взор, да и сторожить будет надежнее. Во-вторых: не дремать на страже. Все помнят, как злыдни напустили сон на князя Храбра и его дружину! Всех перебили спящих! И с нами так будет, только сомкните глаза! Поэтому: на стражу людей много надо ставить, да не на всю ночь, а сменять, и сменять почаще! Воеводам стены обходить все время – смотреть, чтобы никто глаз не смыкал. Можно петь, перекликаться, как угодно сон гнать, хоть водой обливайтесь! Лишь бы не задремать и не пропустить дела!
Третье: Страх – вот вечное оружие злыдней. Страху не поддавайтесь. Что ни случись, каким мороком вас враг не пугай –  а вы знай, несите стражу. Помните, что страху не уступите – ничего вам злыдни не сделают, а уступите – сами погибните, и город отдадите на смерть!
-   Всё слышали! – спросил Рокот – Так и сделаем, как он сказал! Всех людей, сколько есть, поделим на смены, и чтобы каждая смена стояла по два раза за ночь! От стен до утра никому ни на шаг! Всех бояр, старшин и улицких, поделим по местам на стенах, чтобы каждый отвечал за свою часть, и каждый пусть себе выберет из ополчения помощников понадежнее. Я сам принимаю главное начальство над караулами, в помощь себе беру Свирепого, и Большака.
Распределили, кому отвечать за какую башню, за какой проем стены, как сменяться начальникам, и сменять часовых. Рокот думал, то и Молний останется ему в помощь, но тот отказался.
-   У меня на ночь будет свое дело. – сказал он.
-   Какое это дело? – удивился Рокот.
-   Мне нужно укромную горницу, где-нибудь в городе, хорошо если поближе к самой верхушке бугра. Там запрусь, и до рассвета меня не тревожьте.
-   Не понимаю. – сказал воевода. – Получается, ты всем сейчас говорил тут, как строго надо нести стражу, а сам в горнице в тереме хочешь всю ночь просидеть?
Молний рассмеялся:
-   Сам понимаю, как это со стороны слышится! Только ты верь мне! Не думай, будто я этой ночью отдыхать буду! Злыдни колдовским взглядом сквозь стены и дома видят. Я им буду виден, и они мне тоже. И будет мне тоже не до отдыха.
-   Хорошо. – согласился Рокот.
В воеводском доме, что стоял на самом видном месте городского холма, для Молния подобрали каморку. Рокот хотел пустить его в одну из спален, но Молний сказал, что лучше бы найти комнату с земляным полом.
-   Мне огонь нужно будет жечь, так что как бы не спалить весь терем. И чтобы обязательно окон не было.
Слуги провели Молния в одну из клетушек в подвале. Необычный гость велел принести огня в горшке, а дверь хорошенько запереть снаружи.
-   Запомни, Рокот: - сказал Молний напоследок, уже переступив порог комнатки – До рассвета ко мне никому не входить без последней нужды. Пойдут ыкуны на приступ – отбивайте приступ. Подожгут стены – гасите. Проломят стены – бейтесь в проломе, не пускайте их в город. Если в город ворвутся – вот тогда за мной посылай. Ясно?
-   Ясно. – сказал Рокот.
-   Ну, Небо вам в помощь!  Закрывайте!
Рокот проследил, чтобы дверь коморки подперли как следует, приставил к ней отрока, и пошел готовиться к ночной страже. Дела его не ждали.