Мой красный цветок
Преисполненный гордости, ты киваешь на искусно исполненные картины изумрудных тропиков, где каждый волен жить так, как угодно ему одному, и уверяешь меня, что у нас - я не верю своим усеянным шрамами ушам - у _нас_ всё это будет, что мы поймаем свободу и сохраним самым эгоистичным образом - лишь для себя. И я знаю, что необратимо произойдет дальше. После ты оторвешь её несравнимые ни с чем по своей быстроте крылья и посадишь, изуродованную, в более миниатюрную, чем моя, клетку. Я всё это знаю. Мои потухшие глаза не желают обратить даже мимолетного взгляда на эту отвратную, гнилую фальшивку. У меня всё это было. Я здоровался со свободой одним легким кивком головы, ловил ее перефирийным зрением где-то в районе плеча и знал совершенно точно, что ее чудесные крылья трепещут ради меня. С ней я был беззащитен, но ловок и упрям. Я разменял её на твою уютную клетку, на хлесткую пощечину и удар начищенным до блеска, лакированным носом кожаного сапога. Этот небольшой огрызок пространства не так уж и удушающ. По крайней мере, ты приложил бесчисленное количество усилий, чтобы он казался таковым: в камине напротив ласково потрескивают поленья, на них, складываясь в причудливые и таинственные фигуры, завораживающе дрожат в диковинном танце безобидные язычки огня. Металлические прутья, из которых мне никогда не выбраться, словно перестают существовать, растворяются в теплом сухом воздухе, когда ты властно протягиваешь руку и треплешь меня за ухом. Чутко, с неподдельным участием расчесываешь мою бледнеющую с каждым мгновением шерсть, а я делаю вид, что хочу тебя укусить, всадить прямиком в сильную шею пару своих крепких клыков. Ты самый поганый трус из всех, что мне доводилось когда-либо видеть на этой несчастной земле, но я даю тебе возможность примерить шкуру сильного мира сего, почувствовать богом. Я мог бы убить тебя в один резкий прыжок, в один неожиданный рывок, и твоя жизнь растеклась бы багряным пятном под моими когтями. Каждый день мой зоркий взгляд незаметно потухает, и я на глазах растворяюсь под убийственным влиянием неизвестной болезни. Несказанное, несделанное распухает в моей грудной клетке, распирает её узкие, тесные стенки. Но я всё равно остаюсь вечным пленником, беспомощным узником по своей собственной воле. Я сам вгрызаюсь с ожесточенностью в свою лапу, изгрызаю её в кровь, до хруста костей, отрезаю себе пути к отступлению. И теперь, даже если во мне колыхнется желание вновь оказаться среди одуряющей, сочной зелени, я не смогу в ней выжить. Я стал жалок и уязвим. Любая стрела, даже самого непутевого охотника, пронзит мою свалявшуюся, поредевшую шерсть и проберется прямиком к легким, чтобы, захлебываясь в крови, задыхаясь, я тут же встретил свою костлявую судьбу. Но теперь я не знаю, что хуже: сдаться в этот тошнотворный плен или же умереть на свободе. Страх колотится на том месте, где было мое горячее сердце. Ядовитый цветок теплится в моей груди. Его лепестки - металлический сплав отчаяния. Он ждёт своего часа. С меня спадает тёплая шкура, оголяя изрубцованную кожу, лапы приобретают очертания ломких человеческих рук. И нет больше клыков, нет когтей. Из царя тропиков я стал жалким человеческим рабом с исковерканной рукой, скрюченной, уродливой, как и я сам. Ты больше не гладишь меня, не любуешься, а во взгляде твоём замерла искусственная восковая нежность. В очередной раз, когда ты швырнёшь в меня кусок сырого мяса, я схвачу тебя прямо за горло и задушу своими собственными слабыми руками. А после, словно могильный крест, над моей грудью возвысится железный кровавый цветок.
Ты отнял у меня свободу. Комета без своего огненного хвоста - всего лишь невзрачный ком пыли. Я же - пепел.
Свидетельство о публикации №217022400846