Пишите письма на заре вечерней

Время писем ушло – как ушли почтовые кареты, почтмейстеры, сургучные печати. В ХХI веке уже мало кто адресует своим корреспондентам послания в запечатанных конвертах. Почтовые отправления от пенсионных и страховых фондов, регулярно рассылаемые гражданам и выдаваемые под расписку, разумеется, не в счет. Да и зачем писать, если есть Интернет и телефон. Можно воспользоваться достижениями цивилизации, не выходя из дома, путем нажатия соответствующих кнопок – удобно и доступно. И все-таки…

И все-таки – письма бесценны. Они необходимы и незаменимы. Просто мы об этом стали постепенно забывать. И чтобы самим себе напомнить, давайте обратимся к веку девятнадцатому и посмотрим, чем были письма тогда для множества людей различных сословий, профессий, вероисповеданий, жителей столичных и провинциалов. Они были всем – универсальным средством общения, способом передачи сведений самого разного свойства, средством самовыражения и попыткой преодолеть чувство одиночества. Общение посредством писем было нормой культуры быта, профессиональных взаимоотношений, частного партнерства – делового, приятельского, любовного. Отношения родственные, семейные, брачные и внебрачные также поддерживались с помощью писем. В течение жизни человек писал кому-то постоянно, менялись только адресаты: родители, тетушки, дядюшки; дети, супруги – тайные и явные. Можно сказать, что век девятнадцатый был веком людей, пишущих письма.
В обширной переписке Пушкина есть интересное послание, присланное из провинции и датированное 1835 годом: «…Еще в апреле послана была рукопись моя в трех тетрадях, к Мамышеву, в Гатчино. Первые две он получил, но последняя пропала. Я вправе так думать, потому что шестой месяц, как Мамышев ничего не отвечает мне. При этой последней тетради был и портрет мой, писанный с меня в шестнадцатилетнем возрасте моем и, разумеется, в том виде, в каком мне надобно было быть тогда… Адрес прошу делать на собственное мое имя: Александрову в Елабуге…»
Пушкин отвечал корреспонденту, принимал участие в делах его, проявил терпение и настойчивость – и книга начинающего автора увидела свет. Александр Сергеевич благоволил к Александру Андреевичу и писал ему: «Моя цель – доставить вам как можно более выгоды и не оставить вас в жертву корыстолюбивым и неисправным книгопродавцам».

Книга впоследствии неоднократно переиздавалась. Это знаменитые «Записки кавалерист-девицы», автор их – Надежда Андреевна Дурова (1783-1866), русская амазонка, пользовавшаяся покровительством Александра I. Приняв мужское имя, прослужив до 1816 года в армии, она вышла в отставку в чине штаб-ротмистра и вела уединенный образ жизни, не пожелав расстаться ни с мужским платьем, ни с мужским именем. Пушкин уважал и ценил воительницу, немолодую уже даму с весьма жестким характером, только начинавшую входить в литературу. В «Современнике» был опубликован фрагмент из «Записок» Дуровой с предисловием самого Пушкина; он же поместил в журнале сообщение о выходе первой части их отдельной книгой.

Отставной штаб-ротмистр (он же кавалерист-девица), привыкший брать все приступом, настойчиво требует, чтобы записки  были непременно показаны царю: «Что удерживает вас показать мои записки государю? Он ваш цензор. Вы скажете, что его нет дома, он на маневрах! Поезжайте туда, там он верно в хорошем расположении духа, и записки мои его не рассердят. Действуйте или дайте мне волю действовать; я не имею времени ждать. Полумеры никуда не годятся! Нерешительность хуже полумер; медленность хуже и того и другого вместе!»
 
Чем отвечает на это Пушкин – дерзостью, холодной вежливостью, молчанием? Ничуть не бывало! Он пишет так: «Очень вас благодарю за ваше откровенное и решительное письмо. Оно очень мило, потому что носит верный отпечаток вашего пылкого и нетерпеливого характера…Государю угодно было быть моим цензором: это правда; но я не имею права подвергать его рассмотрению произведения чужие… Ехать к государю на маневры мне невозможно по многим причинам…»
 
Литературный процесс, который сводится в нашем восприятии только к конечному результату – художественным текстам – лишается динамики, противоречий, внутренней борьбы. Он выглядит как упрощенная схема: «задумал – написал – издал», а то обстоятельство, что замысел, возможно, отделен от публикации большим временным промежутком, оказывается в тени. Но именно взаимоотношения автора с издателями во многом определяет успех дела, судьбу литературного произведения.
А теперь перенесемся мысленно на полвека вперед; здесь появляются новые авторы, издатели, критики, новые темы, новые книги. Но проблемы остаются теми же. Известные писатели выводят в свет начинающих, наставляют их, следят за успехами, дают советы и рекомендации.

Прочтем одно из таких писем, посланных в 1892 году знаменитостью, опекающей молодое дарование: «…Рассказ хорош, даже очень, но, будь я автором его или редактором, я обязательно посидел бы над ним день-другой. Во-первых, архитектура… Начинать надо прямо со слов: «Он подошел к окну»… и проч. Затем герой и Соня должны беседовать не в коридоре, а на Невском, и разговор их надо передавать с середины, дабы читатель думал, что они уже давно разговаривают…Во-вторых, то, что есть Дуня, должно быть мужчиною. В-третьих, о Соне нужно побольше сказать. В-четвертых, нет надобности, чтобы герои были студентами или репетиторами, – это старо. Сделайте героя чиновником из департамента окладных сборов, а Дуню офицером, что ли…»
 
Двух недель не приходит, как доставляют адресату другое письмо: «Офицера не нужно, бог с Вами – уступаю, оставьте Дуню, но утрите ей слезы и велите ей попудриться. Пусть это будет самостоятельная, живая и взрослая женщина, которой поверил читатель…» Что же делать начинающему автору? Писать, разумеется! И она писала, печаталась, имела успех. Она – это Лидия Алексеевна Авилова (1864-1943), строгий наставник – доктор Чехов, который очень любил письма, хранил их годами, берег и не терял.

Это ряд можно было бы продолжать до бесконечности, цитируя письма А.П. Чехова к родным, друзьям, любимым женщинам. Академическое собрание сочинений А.П. Чехова в 30-ти томах включает 12 томов писем. Никакие воспоминания современников, никакие биографии писателя, написанные профессорами и академиками, не могут, на мой взгляд, сравниться с автобиографией, написанной им самим в письмах к разным адресатам.
 
Письмо – самое личное, сокровенное, живое слово об авторе. Индивидуальность литератора нигде так ярко и очевидно не проявляется, как в посланиях к близким и дальним, единомышленникам и оппонентам. Письмо – это высшая степень доверия к адресату и одновременно высшая степень ответственности: отправленное послание – это то, что остается запечатленным на бумаге и не подлежит исправлению. Как говорится, что написано пером…