Рассказ. Прощеное воскресение
Но сегодня я решилась - я опять пройду через эту боль воспоминаний, и…может быть, вытащенная, выволоченная из темниц души через девять лет - на свету - она окажется не такой пугающей и мучительной. Кто знает? Я не знаю. Я просто открываю потаенные двери своей души.
… Подготовиться ни к чему нельзя и всё же. Внезапные перемены бьют наотмашь, когда ты к ним совсем не готов, и не «подстелил соломку» …
Я до мелочей, до самых мелких подробностей помню тот день… «Прощеное воскресенье»…. Нет, не совсем…Я не помню, куда убежали мои девчонки, а вот муж - пошел в гараж за картошкой. Я же занялась привычными хлопотами
Понимая, что гараж быстро не «выпустит из объятий» верного члена мужского гаражного сообщества, тем более в такой праздник- я, помнится, подумала еще, что «картошка» придет, дай Бог, к вечеру и потому стала стряпать блины, вернее - блинчики с творогом. Как раз накануне, я занималась тем же, но мужу вечером блинчиков этих досталась всего ничего - штуки две – девчонки оказались проворнее , и он ворчал, что в «доме всё с выдачи». А потому в это воскресенье я решила настряпать их много - чтобы поел от души.
Провозилась я на кухне довольно долго, потом всё перемыла. Шел обычный воскресный день. Но муж пришел около двух часов дня и принес картошку, и был весел и бодр, и наелся блинов. А потом, как все порядочные мужчины- труженики завалился на диван перед телевизором. Там шел какой-то матч, и кот лежал рядом с ним в блаженной неге.
А я, досыта накрутившись на кухне, завалилась с книжкой в другой комнате на кровати.
Часа в 4 домой забежала старшая дочь, которая оглядев нехитрое наше времяпровождение, сказала вдруг:
«Ну, прямо, идиллия!»
С тех пор я это слово не выношу, не говорю, не желаю слышать. И хоть оно ни в чем не виновато, я утверждаю - идиллии не существует, а потому и слово это надо вычеркнуть из словаря!
….Но тогда я только посмеялась, и дочь побежала на свидание, а я опять взялась за книгу, а потом пошла в кухню - греть ужин. И. наконец, все собрались , и вечер проскочил, и день закончился. Обычный воскресный день обычной семьи.
…Не спалось. Я слышала, как муж бегал пару раз покурить, а потом он робко открыл дверь в комнату…
До сих пор помню его темную фигуру в проёме… он сказал виновато: « что-то голова сильно болит», и я подскочила и побежала на кухню. И помнится, ворчала, что опять он плюет на давление, и наверняка оно снова «зашкаливает», и почему взрослый человек так безответственно относится к таким вещам.
Давление зашкаливало! Верхняя цифра перешла отметку 210. Я сунула ему под язык нужные таблетки, велела немедля лечь, побежала вызывать «скорую». А он пошел курить! Курить!
Помнится, я ворвалась в ванную и заставила его бросить сигарету, и он покорно пошел в кухню. Я кинулась вновь за тонометр в надежде, что давление хоть немного упало и, вдруг, услышала:
« Я ничего не слышу». Это были его последние слова…
Что может обрываться в душе? Струны жизни, надежды, покоя? Не знаю. Но в этот миг я поняла, что значит выражение « в душе все оборвалось», и еще в то же мгновение поняла, что в жизни уже ничего не будет по-прежнему… никогда…
….Я подняла его со стула и тихонько вела по узкому коридорчику к дивану, заспанные испуганные девчонки толпились у дверей. Он уже не мог идти, последние несколько шагов я волокла его и, наконец, он тяжело упал на диван. И его не стало. Вот так буднично и просто может закончиться любая идиллия и любая жизнь.
Нет, он еще слабо дышал, дыхание его сбивалось, и, наконец, приехала «скорая» и пришлось среди ночи будить соседа, чтобы помочь донести носилки до машины. И я говорила, что ему холодно, и всё пыталась-пыталась подоткнуть плед, в который мы его закутали. А врач говорила, что он в «коме» и ничего не чувствует. А еще у него была в гипсе правая рука - сломал месяц назад, а его переворачивали, тянули, и мне всё казалось, что ему больно – хотя, конечно, это была неправда.
... И мы поехали с дочерью в машине по ночным улицам, и сидели в приемной, а потом его увезли в реанимацию. И мы сели рядом с дверью. И вдруг там раздался вой сирены, и все забегали, и я знала, у кого остановилось сердце…но ждала и молилась, враз вспомнив все молитвы, которые знала.
.. Утомленная врач вышла и сказала, что сердце удалось запустить, и мы как-то ободрились. Я достала блокнот и стала записывать расписание каких-то посещений и список необходимых вещей: чашка, салфетки. И я писала- писала, а врач спокойно сказала: «Да не пишите вы ничего, а поезжайте домой…звоните…организм молодой…». Но она не верила в то, что говорила, и я не поверила тоже, но мы обе сделали вид, что верим.
Организм бороться не захотел, а, возможно, не захотел он сам. Его не стало через два дня. Помнится, я проснулась в половине пятого утра и поняла - что всё! Его нет! Но набрала номер реанимации - а там сказали- «Звоните утром, когда придет врач»…. «врач»… «врач»…я знала, что если в реанимации человек жив- о его состоянии сообщают в любое время ночи.
Да, ровно в половине пятого он и ушел, улетел от нас в неведомые дали и миры… а мы остались - три сиротинки. И вместе спали на диване - крепко прижимаясь, друг к другу. И надо было всё пережить, и мы пережили…
А потом жизнь закрутила- завертела, прошел шок, пришло осознание. Очень долго меня мучила почему-то мысль , что никогда больше я не услышу его тихого стука в дверь. Глупость! Но она сводила меня с ума! А потом в подъезде установили домофон, и я перестала прислушиваться к звукам.
Вот так порой меняется жизнь…
Я не хочу помнить ту дату его ухода, что выбита на сером памятнике. Я вспоминаю его именно в «прощеное воскресенье» и пеку блинчики с творогом. Я простила его за столь ранний уход,за то, что не берегся, за то, что после операции по удалению почки-ему нельзя было пить ни грамма,а он пил,за то...за всё. И, надеюсь, он простил всех нас, но … слово «идиллия» ненавижу до сих пор.
Свидетельство о публикации №217022501071