01. Наваждение

          Я спешил подняться по лестнице и ругал про себя хозяина…
          Да не только. А всех его родственников и знакомых, которые устроили гостиничный бизнес на этом холме. Откуда они начали – не понятно, но действовали, по всей видимости, долго и упорно. Как династия Габсбургов в Европе – объединялись семьями.
          Нынче вход в заведение устроили у подножия горы. Кряжистая двухэтажная хибарка, нарядившись в потрепанную штукатурку, смотрела окнами на озеро. Гравийная дорожка прибегала от самой воды и упиралась в порог двери с выбеленной солнцем вывеской на чистом итальянском: «Hotel». Сменив полуденный зной на милость прохлады просторного вестибюля, я опустил чемодан у стойки и огляделся.
          Италия. Ее не перепутаешь ни с чем. Милый сердцу налет небрежности, рукоделия и уюта. С запахом теста и лаванды. Повсюду. Немного напоминает парижское кафе и детскую площадку с песочницей. Только света побольше. И обстановка почти домашняя. Хорошенечко топтаный пол, но вымыт до матовой свежести. Картины на стенах пестроваты, но просты. Мебель гурманов, а стулья для тех, кто любит потешить слух скрипом на все лады. Мило. И пусто. Никого.
          На потертой доске красовался шикарный, блестящий бронзою, звонок. Боясь оглушить тишину, я осторожно нажал на прохладный металл. Чудный, высокий звук порадовал помещение. Мелодичный и нежный. Совсем не то, что звон местных колоколов, вспомнилось мне. Эти гремят каждую четверть часа будто консервная банка на хвосте очумелой кошки.
          Немедля из дверного проема подсобки плавно выскочил сухощавый, опрятный человечек, с улыбкой и чуть усталым, но добрым взглядом. Состоялся взаимный обмен "бонджорнами" с поклонами, и я вручил ему верительные грамоты – ваучер и паспорт. Через минуту мне открылось все. Я знал логин и пароль местного wi-fi-я, время начала завтрака, место остановки автобуса, что везет в город, и держал в руке тяжеленный брелок с увесистым ключом (очевидно, изготовленным по спецзаказу на «Уралмаше»), способным открыть дверь номера 402.
          На этом прием закончился, и только мелкая странная мысль успела кольнуть: а где же четвертый этаж в двухэтажном особнячке? На этот вопрос портье приветливо улыбнулся и объяснил, что в гостинице, к его искреннему сожалению, нет лифта, поэтому извольте вот сюда, вверх по лестнице. И вежливо указал налево.
          Вверх, так вверх. Из всей поклажи самым тяжелым оказался ключ, поэтому я решил, что справлюсь. Чтобы успеть к очередному автобусу, бодро кивнул человеку и двинул по указанному направлению.
          И вот, теперь, нежно ругал про себя хозяина…
          Оказалось, что лестница ведет не на второй этаж, а поднимается в крытом коридоре к соседнему зданию, стоящему выше на холме. И делает это очень… хорошо. Уже тяжело дыша на площадке второго уровня и разглядев табличку «номера 200 – 205», я понял суть подвоха. Гостиница представляла собой итог удачных сделок владельца недвижимости, который, скупая домики на горе (а теперь, изрядно запыхавшись, я не был готов назвать ее холмом), превращал их в «этажи» и соединял крутыми лестницами. Отель альпиниста, черт возьми! Хитро. По другой версии, парень последовательно женился сам или выдавал замуж дочерей, приобретая хижины на склоне и расширяя семейный бизнес. Короче, подъем оказался не из легких.
          На площадке третьего «этажа» я распрощался с мыслью успеть на автобус, поскольку всерьез пожелал не только «бросить» вещи, но и принять ванну, душ, или чего уж там найдется и основательно отдохнуть. А стоило! Последний пролет ничуть не уступил подъему на Капитолийский холм.
          Преодолев половину (или надеясь, что это так) третьего пролета, забросив подальше мысль спускаться к ужину, мечтая только лечь и поспать, оказался на маленькой застекленной веранде.
          Здесь бурчание и недовольство хитростями гостиничного бизнеса мигом смолкло. Чемодан надолго остался без внимания в углу, а я уставился в окно венецианской формы, поднимавшееся от самого пола и обрамлявшее один из самых потрясающих видов на Комо. Закутанный в дымку прозрачного зноя, город прижался к берегу озера. Спокойная вода вобрала всю неизмеримую высоту голубого неба и опустила, словно вдохнув, глубоко в себя. В отражение гляделись густые облака, упругие холмы, башни, церковь, средневековая крепость, игрушечные виллы… Не оторвать глаз, если б только… что за странность?
          С какой-то подозрительной уверенностью я ощутил на себе взгляд. Чужой и со спины. Все, как в романах, но почему здесь-то? Пришлось нехотя обернуться.
Взгляд твердый, прямой и внимательный, как шпага, теперь был направлен мне прямо в лицо. Не мигающий и решительный. На меня смотрел Наполеон.
          «Ох, ты е! – как-то само собой прозвучало в голове».
          Из тени противоположной стороны, в наглухо застегнутом мундире, вполоборота и низко опустив массивный подбородок он смотрел строго и с укоризною. Чуть приподнятые ноздри и плотно сжатые губы подчеркивали суровость, с которой разглядывал меня император.
          «Мать честная!»
          Я вдруг почувствовал себя санкюлотом с палкой в руках, на которой ветер трепал мои собственные штаны. А жесткий взгляд малорослого артиллерийского капитана не предвещал ничего, кроме угрозы: «Я приказал зарядить пушки и смел всю эту сволочь!» И, казалось, проткнул меня, как гвоздь масло.
          Краски времени слегка потухли, сделались ровными и утопили фасад Бонапарта в светлый фон, но тем сильнее и ярче выделили его взгляд. Я попал под него, как под выстрел. Перепугался до жути. Пейзаж и лестничный пролет выскочили из головы. Сердце сжалось ровно на мгновение, но в память оно врезалось прочно. Под этим взглядом, мне показалось, французские солдаты бились под Тулоном, чеканили шаг в Египетском походе, штурмовали итальянские бастионы и бросались в пекло Аустерлица.
          Конечно я сообразил, что это портрет. Но стоял, не смея шелохнуться, еще минуту. Завороженно. Кони ржали, люди вопили «Ура-а-а!», лязг металла и грохот выстрелов звучал в мозгу так отчетливо, что от испуга я, наконец, нырнул в сторону из-под внимательных глаз. Как по команде: «Вспышка справа!»
Тут же все стихло. Император безмолвно смотрел перед собой.
          «Вот жеж наваждение!»
          Ощущение такое, будто выскочил с линии огня. Теперь Наполеон был по-прежнему внимателен, но не так страшен. Другой бы, наверное, попробовал вернуться на место у окна и еще разок «подставиться» из любопытства, но мне почему-то не хотелось.
          Бочком-бочком, не смея больше глянуть на грозного полководца, я подобрался к чемодану, и с легкостью, которая самому показалась странной, подхватил манатки да кинулся к лестничному пролету. Через минуту, нервно звякнув ключом в замочной скважине, рванул дверь и захлопнул за собой. Все. Вот мой 402-й.                Добро пожаловать на отдых.
          Ну и глазки у корсиканца. Как он тут оказался?