Большая волна в Ахунгалле. Глава 5

Молодой человек сидел в кресле у противоположного конца вестибюля, за круглым столиком, его массивная фигура пряталась в тени колонны, на которую падал яркий солнечный свет снаружи. Едва мы оглянулись на его окрик, он поднялся со своего места и застыл в ожидании. Игра солнца и тени делала его массивную фигуру особенно зловещей. У меня возникло неприятное ощущение, что я стою посреди огромной саванны, без единого деревца, а в нескольких метрах от меня – насупленный, готовый ринуться в атаку разъярённый носорог. Почувствовала ли это Анжелика, или это была её естественная реакция, но первой в бой ринулась именно она.
- Ты что тут делаешь? – прикрикнула она с негодованием в голосе. – Ты зачем сюда приехал? Я тебя разве просила? Следишь за мной? Ты что себе позволяешь?..
От града её возмущённых вопросов Павел сразу как-то сник. Он снова стал похож на тот пресловутый бурдюк с водой, у которого развязали тесёмки, каким я увидел его прошлым вечером на пляже, когда он смотрел вслед уходящим Анжелике и Полю. Девушка действовала на него обезоруживающе.
- Я… Я…, - начал он лепетать растерянно. – Я за тебя волновался просто. И потом… Поль… Твой любовник…
Анжелика взвилась до небес. Её возмущение казалось искренним, но я ей не верил, я был на стороне Павла.
- Какой любовник? Ты о чём? – кипятилась она. Её сумка снова оказалась в моих руках, и она стала приближаться к Павлу хищной угрожающей походкой. Павел покорно стоял и ждал развязки, его мощные руки плетьми висели вдоль туловища. – Ты думаешь, что говоришь? Ты видел? Ты свечку держал? Ты что, и вчера следил за нами на пляже? Ничтожество! Какое же ты ничтожество! – Анжелика вот-вот готова была вцепиться в его лицо своими ногтями и исполосовать его не хуже Фредди Крюгера. Я уже начал подумывать, что надо бы вмешаться и в последний момент обхватить девушку сзади и не дать ей нанести увечья её бедному, по-видимому, отставному ухажёру. – Сейчас же убирайся отсюда! – взвизгнула она, когда до молодого человека ей оставалась пара шагов. – Пошёл вон, и чтобы я тебя никогда больше не видела!          
И тут Павла прорвало.
- Убирайся? Значит, ещё вчера утром, останься и не уходи, а сейчас убирайся?? Так значит??? – заорал он в свою очередь, сжал кулаки и двинулся на неё. Девушка в испуге отступила на несколько шагов. Я с дурацким выражением лица стоял, держал её сумку и не знал, что делать. Конечно, милые бранятся – только тешатся, но тут явно требовалось вмешательство. К тому же, мне казалось, что на ссору сейчас сбежится не только персонал отеля, охранники и постояльцы, но и все обитатели окрестных джунглей. Я уже было раскрыл рот, чтобы шикнуть на них и призвать к порядку, но вид Павла, причём опять в облике взбудораженного носорога, склонил меня в пользу мнения, что милым пока лучше побраниться. Павел и сам понял свою оплошность, он остановился и заговорил полушёпотом, но с таким чувством, что мне продолжало казаться, будто его слышали все, кому не лень. – Значит, вчера ты сказала «останься» мне, завтра утром скажешь тоже самое вот этому старому пентюху, - он энергично махнул рукой в мою сторону (и что обидно, я даже не возмутился ни на «старому», ни на «пентюху», ни на словосочетание в целом). А что ты сказала Полю?
Анжелика молчала и только судорожно сжимала и разжимала кулаки. Она была вне себя от гнева и это, по-видимому, мешало ей подобрать эпитеты побольней. Я видел её сейчас со спины, но выражение лица девушки я представлял себе отчётливо: плотно сжатые побелевшие губы, прищуренный испепеляющий взгляд, в который она постарается вложить максимум презрения и резко очерченные ямочки на щеках из-за осунувшегося в негодовании лица. При виде этих неравноценных по масштабам фигур, но выражавших крайнюю решительность, словно два гладиатора в римском Колизее застыли друг напротив друга в преддверии смертельной схватки, я не мог отделаться от мысли, что несмотря ни на что, и Анжелика, и Павел глубоко неравнодушны друг к другу; может быть их отношения дали трещину, может какая кошка пробежала между ними, может девушка и впрямь любила коллекционировать мужские типажи, а Павла бесило это, или, наоборот, молодой человек сам напортачил, может реально сходил налево или переборщил с напускной ролью альфа-самца и теперь Анжелика платила ему той же монетой, но взаимное чувство у них было.
- И что по-твоему я могла ему сказать? – выдавила она, наконец, из себя. От напряжения голос её казался севшим. – Да, ты прав, я и ему сказала «останься»! Ты это хотел услышать? Услышал? А теперь убирайся! И вон из моей жизни!
- И где ты ему это сказала? – на лице Павла заиграла злорадная усмешка. Он сделал вид, что не слышит слов девушки.
- А тебе, что за дело? – с вызовом огрызнулась Анжелика. – Сначала я это сделала прямо на пляже, на мокром песке, под шум прибоя, а потом у себя в номере, ранним утром.
- Ты не могла это сделать у себя в номере, - неожиданно утвердительным голосом сказал Павел. Обычно в кино таким тоном говорят следователи перед тем, как окончательно изобличить обвиняемого. – Ты в нём не ночевала, если только не лежала на полу или не спала, сидя в кресле. Но, зная тебя, это невозможно по определению.   
Анжелика зло и нервно хихикнула. Она выдержала паузу, давая пройти мимо двум молчаливым парам средних лет, навскидку похожим на американцев. Они равнодушно окинули нашу троицу погружёнными в себя взглядами и чинно прошествовали к полутёмному тоннелю, откуда не так давно появились мы, видимо, собирались ехать на экскурсию.
- Значит, я была в его номере, - с вызовом сказала она. – Тебе откуда известно, что я не ночевала?    
Горячность их дискуссии явно пошла на убыль. Наступала пора обмена колкостями в оболочке холодного презрения. Мне это было только на руку. Павел опять переставал быть носорогом во гневе.
- Если ты ещё не забыла, наши номера были рядом, - горько усмехнулся Павел. – И перелезть с балкона на балкон мне не составило труда. Твоя постель была не разобрана, без единой складки, видно, что на ней никто не спал. Вряд ли горничная будет убирать в номере в семь утра, тем более, что он проплачен ещё на неделю вперёд.
- Ты совсем свихнулся, - Анжелика тоже понизила голос и произнесла это с нотками печали или усталости, какая обычно накатывает, когда в личных разборках с близким человеком наступает перерыв. – Боже мой, Паша, в кого ты превратился? Ты никогда таким не был. Ты – славный малый, весёлый, смелый, ну как же так!..
- А ты в кого превратилась? – парировал он тем же усталым тоном, что и она. – Я для чего тебя сюда привёз? Чтобы ты строила глазки каждому встречному-поперечному? Нашла какого-то Поля, ну хорошо, захотела попрактиковаться в английском, бог с ним, но зачем таскать его с собой повсюду: на завтрак, на обед, на ужин, на пляж?..
- Значит, так надо было! – огрызнулась она. – Ты сам упросил меня приехать сюда. Я тебе ничего не обещала. Привёз, спасибо. Или ты теперь тоже будешь жалеть о расходах, как некоторые? – шпилька была в мой адрес и кольнула она меня неприятно, в тот самый момент, когда я переживал внутреннюю эйфорию от своей вымученной щедрости и благородства. – Я просто захотела пообщаться с новым человеком, так получилось, что подвернулся Поль. И ты обещал мне не мешать. Не забыл, что мы теперь никто друг другу?
- Не забыл! – мрачно буркнул Павел. – Тогда зачем позвала к себе в номер позавчера вечером? Зачем просила не уходить утром?
- Накатило что-то, - простодушно ответила Анжелика. – Думала, что всё вернулось, а днём поняла, что нет. Извини, я не нарочно. Так получилось. А насчёт Поля не переживай, он мне больше не нужен…
- Он тебе и так больше не будет нужен, - прервал её Павел угрюмым тоном и испытующе посмотрел на Анжелику. – Его выбросило на берег чуть севернее нашего отеля, а верхнюю одежду нашли рыбаки на пляже ранним утром, буквально сразу после твоего поспешного отъезда. В той стороне, куда вы с ним пошли вечером. Они же и подняли тревогу. Наверняка полиция уже произвела дознание, возможно, они тебя ищут. И меня заодно. Нас же видели вместе. Даже этот старый козёл видел, – он мотнул головой в мою сторону. – Я его хорошо запомнил. Пялился вчера на тебя весь ужин. Дебил нерусский. Тебе всё равно с кем? – набросился он снова на Анжелику. – Неважно сколько ему, лишь бы иностранец?
Анжелика молчала, видимо переваривала только что услышанную новость. Я по-прежнему не мог видеть её лица, но было ясно, что она шокирована этим сообщением. Я был сбит с толку не меньше её, поэтому до меня не сразу дошёл смысл обидных высказываний Павла в мой адрес. А когда я, наконец, понял, кого он имел ввиду, мне волей-неволей пришлось реагировать; оставить без ответа оскорбления, тем более в присутствии Анжелики, не представлялось возможным.
- Я может и дебил, но уж точно русский! – начал я задиристо. – И по какому праву вы…
- Заткнись! – заорал Павел и образ бешенного носорога опять нарисовался со всей своей очевидностью. – Так ты ещё и наш ко всему прочему! Даже здесь, на краю света, от своих покоя нет. Ну хорошо, будешь соучастником.
- Соучастником ч-ч-чего? -  заикаясь от нехорошего предчувствия, произнёс я. Сумку Анжелики я испуганно прижал к груди, словно хотел беспомощно защититься от удара ножом или от выстрела из направленного на меня пистолета.
- Убийства! – снова рявкнул Павел и обратился уже к Анжелике, - Слушай, как ты сошлась с этим чудиком? Его даже за ноги подвешивать не надо, всё возьмёт на себя и так. Ну что, сдадим его полиции?
- Случайно я с ним сошлась, случайно, - пробормотала растерянная Анжелика. Её голос сейчас был точь-в-точь такой же отрешённый, как несколькими часами ранее, когда она просила взять её с собой. Девушка коснулась своего лба тыльной стороной ладони и замерла в такой позе, несколько раз печально вздохнув.
- Какой полиции? – заметался я. – Вы о чём? Соучастник какого убийства? Вы в своём уме?
- Заткнись, тебе говорят! – Павел недвусмысленно двинулся в мою сторону, но Анжелика задержала его движением руки.
- Игорь, - обратилась она ко мне. – Иди в номер и жди меня там. Я перекинусь парой слов с товарищем и приду. И сумку мою прихвати, - добавила она таким тоном, словно мы с ней живём вместе уже не один год.
- Да, но…, - хотел было сказать я, что у неё есть собственное пристанище и даже полез в карман за электронным ключом, но Анжелика взорвалась:
- Я кому сказала, иди в номер и жди меня там! Ты чего не понял!?
Теперь против меня теперь было два разъярённых носорога, причём одна из них - самка. Я предпочёл подчиниться.
Ощущение дежавю не покидало меня. Вчера вечером она просила подождать Павла, когда уходила с Полем на прогулку. Теперь просит об этом меня, а сама остаётся с Павлом. В то время, как Поль умер, утонул в океане, и Павел говорит, что это было убийство. Бред какой-то…
Я оставил Анжелику и Павла выяснять отношения и поплёлся в свой номер. Силы и впрямь покинули меня, всё только что услышанное выбило меня из колеи. Я не понимал, что происходит, но ощущение, будто я очутился в эпицентре какой-то грязной истории, в которой мне отведена не последняя роль, нарастало с каждым шагом. Обыкновенная симпатия к девушке ещё никогда не заводила меня в такие дебри скандалов и интриг. Максимум, чем я рисковал в прошлой жизни – это нарваться на гнев влиятельного обманутого мужа, но и то, благодаря обаянию его второй, пусть и неверной, половины, мне удавалось выходить сухим их воды и даже не помятым ни с боков, ни в одежде. А здесь!.. Такое впечатление, что кто-то разработал хитроумный сценарий, где я выступаю в качестве ритуальной жертвы на которую, в итоге, повесят всех собак. Я ещё раз прокрутил в голове события вчерашнего дня, и особенно вечера, когда я впервые увидел Анжелику, вспомнил сегодняшнее утро и нашёл, что мои опасения имеют место быть. И в тоже самое время я не предпринял никаких попыток сопротивления, кроме вялых приступов скаредности, которые посетили бы меня в любом случае, независимо от сложившейся ситуации. «А ведь признайся, тебе было приятно, когда Анжелика заговорила с тобой в таком приказном тоне и велела дожидаться её в номере! - завертелась в голове мыслишка. – И что она дала понять этому борову Павлу, что номер у нас один на двоих, хоть на поверку это и не так. И тебе интересно, чем всё закончится. И не в последнюю голову, к чему приведут отношения с девушкой». То, что Поль умер, это ужасно, думал я. Ещё вчера вечером я видел его живым и здоровым, ничто ни в его манере держаться, ни в каких-то скрытых дотоле знаках ни говорило о его скорой погибели, никакой печати смерти не читалось на его лице, ну, может, та самая безучастность, с которой он взирал на происходящие вокруг него события, так это, скорее всего, снобизм из него выпирал и европейское гендерное равноправие, а не предчувствие страшного конца. И если Поль утонул, а в таком прибое это немудрено, не он первый, кого уносила волна на этом пляже, то почему Павел назвал это убийством? Если только… Меня даже передёрнуло от неприятной догадки. Если только Павел сам не приложил к этому руку. Ведь он следил вчера за ушедшей парочкой, а потом исчез. Куда, зачем? Или они вдвоём с Анжеликой могли провернуть задуманное, а меня втянули, потому что сам подставился, слишком уж откровенно пялился на девушку в ресторане, чем не разменная пешка! Но откуда они узнали, что я уезжаю рано утром? Да и не похоже было поведение Анжелики на спектакль. Нет, скорее всего я стал невольным соучастником какой-то истории, возможно, жуткой, возможно, комичной и банальной в конце, но интересной в данный конкретный момент. «В конце концов, - рассуждал я, - Павел тут, и я могу дать Анжелике от ворот поворот в любой момент или она это сделает первой. Как ни крути, я остаюсь хозяином положения», - так думал я все те несколько десятков шагов, которые отделяли меня от спиралевидной лестницы на второй этаж. Когда я стал подниматься по ступеням, то увидел, что Павел и Анжелика сидят рядом и о чём-то энергично шушукаются. Мысль о том, что они заговорщики, а я – часть их дьявольского плана, если не очередная жертва (а что! Поля они утопили в океане, меня пустят на дно озера – удобно и следов никаких!) опять стала главенствующей, но ровно до тех пор, пока я имел возможность их лицезреть. Едва оказавшись на втором этаже, где находились наши с Анжеликой номера, я позабыл про всех убийц на свете и отдался очарованию отеля. Нет, не так! Очарованию места, где отель находился и тому, как гармонично он вписался в него.
Как и на первом этаже, отсюда открывался великолепный вид на озеро и на две дальних одиноких горы – Сигирия и Пидурангала, куда мы должны были отправиться через час. Окна номеров тоже смотрели в этом направлении. На противоположной стороне взгляд упирался в скальный массив, почти полностью скрытый джунглями. Повсюду свисали плети лиан, больше похожих на корабельные канаты, по которым в самый раз лазить любимым в окна, а на перилах сидели, где в одиночестве, а где и по двое, забавные небольшие обезьяны. Я не сразу понял, что они тут делают, вроде как на деревьях им было бы сподручнее, если только они не приучены воровать сумки или их содержимое у беспечных туристов. При мысли об этом я вспомнил про свой рюкзак, который унёс носильщик, а ценный Louis Vuitton Анжелики обхватил обеими руками и теснее прижал к груди. Если эти бандерлоги захотят им поживиться, то только через мой труп. Но обезьян увлекал не я, а совсем другой удав Каа. Им оказался служитель отеля в длинной национальной белоснежной одежде, что катил перед собой тележку с коробками, в которых лежали различные фрукты. Предназначались они для постояльцев отеля. Я как раз шёл по крытой галерее, ища свой номер, когда поравнялся со служителем. Молодой смуглый парень поприветствовал меня лёгким поклоном и традиционной лучезарной улыбкой, затем открыл дверь какого-то номера (на всякий случай я посмотрел на цифры, номер был не мой), взял одну коробку и понёс вглубь зашторенной полутёмной комнаты. Стоило ему оказаться спиной к тележке и сделать пару шагов в сторону, как мимо меня пулей пронеслась серая тень, схватила с тележки одну коробку с фруктами и столь же стремительно рванула обратно. За доли секунды тень материализовалась в обезьянку, которая раскачивалась на ветке дерева, вне досягаемости человеческих рук, а заодно и сородичей по обезьяньему племени и с жаром дербанила на клочки коробку из тонкого картона, расшвыривая ошмётки направо и налево. Саму коробку она держала под мышкой и орудовала только одной рукой. Коробка и так была весьма хлипкой, можно было просто открыть крышку  и взять фрукты без особого остервенения, но, видимо, расправа над оной доставляла обезьянке особое наслаждение и она продолжала терзать её на мелкие кусочки. Фрукты при этом, а их было там много и все круглые, за исключением небольшой связки бананов, из коробки не высыпались, хотя, как мне казалось, от самой коробки уже и след простыл. Другие обезьяны с завистью следили за её движениями, но никто даже не предпринял попытки приблизиться к счастливице и устроить свару, дабы поживиться результатом чужого успеха. Занимала ли эта обезьяна какое-то особое положение в стае, или я оказался свидетелем социальной справедливости в мире животных (кто взял, тот и съел), так и осталось для меня загадкой. Лишь на мордочках их появилось выражение глубокой тоски, когда обладательница коробки принялась уже срывать кожуру с бананов, апельсинов, разорвала прозрачный целлофан и впилась зубами в оранжевую мякоть половинки плода папайи. Но эта же тоска на их лицах прошла сама собой, как только их соплеменница покончила с трапезой и в лапах у неё оказался последний плод, тёмный по цвету, размером со средний грейпфрут. Она было попробовала его на зуб, но тот, видимо, оказался весьма неподатлив, отчего обезьяна обескураженно повертела его перед глазами, ещё раз попыталась раскусить и, уверившись в бесполезности таких действий, досадливо швырнула вниз. Позже я выяснил, что этот стойкий фрукт именовался деревянным или слоновьим яблоком, не раскололся он и в моих руках, даже вооружённых ножом и вилкой. Его постигла та же участь, что и собрата в лапах обезьяны: в порыве злости я открыл дверь на балкон и запулил им что есть силы в сторону озера. До воды оно не долетело, упало в чащу джунглей и, как теперь втайне надеюсь, дало жизнь новому дереву, которое растёт очень долго, а посему и память обо мне в этих местах должна сохраниться на годы вперёд, хоть об этом мало кто и узнает. Ни я, ни обезьяна на тот момент не догадались, что вскрыть деревянное яблоко не представляло особого труда, достаточно было со средним усилием стукнуть им о камень или о стену, коих в округе хватало с избытком, твёрдая кожура дала бы трещину, а дальше, вот оно, счастье – приятная кисло-сладкая мякоть у тебя на языке. Одно меня тревожит до сих пор: если не я и ни первая обезьянка не сделали этого, не факт, что этого не сделала вторая. 
Едва сценка с воровством коробки и поеданием её содержимого завершилась, я заметил, что молодой паренёк радостно улыбается, глядя на меня. Видать, ему доставило удовольствие, что он смог позабавить гостя. Никакой печали по поводу утраты вверенного ему имущества он не испытывал. Не думаю, что ему было бы всё равно, ведись этим коробкам строгий учёт. По тому, как остальные обезьяны прилежно ждали своей очереди на налёт, по тому, что при похищении брали не более одной коробки в одни руки, закрадывалась мысль, что воровство фруктов было изначально запланировано, как аттракцион для туристов.
Наши с Анжеликой номера оказались неподалёку от места преступления. Но едва в моём мозгу промелькнуло слово «преступление», я опять подумал о бедном утопленнике Поле и о зловещих словах Павла, что это убийство, а не несчастный случай. «Ладно», - сказал я сам себе, - «сейчас Анжелика придёт и я вытрясу из неё всю душу. Если и она обмолвится, что это убийство, то пошли они с Павлом туда-то и туда-то – дальше она со мной никуда не поедет». И, ободренный такой правильной и волевой мыслью, я стал изучать инструкцию по входу и выходу из номера, что висела на двери. Я прочёл, что в вечернее время надо сначала войти в номер, закрыть за собой дверь, а потом только включить свет, а если выходишь, то сначала выключаешь свет, а потом открываешь дверь. Иначе всякая крылатая насекомая живность дружно завалит к тебе в гости в несметном количестве. Было написано и о том, что в дневное время окна и входную дверь лучше не оставлять открытыми, а то обезьяны поживятся не только коробкой с фруктами, но и чем-нибудь гораздо более ценным. В номере оказалось очень уютно, но, конечно, поражало французское окно во всю стену с видом на тропические кущи вдоль берега озера. Едва я вошёл в номер, раздался робкий стук в дверь. Я напрягся от неожиданности и даже, к стыду своему, малость струхнул. Богатое, чаще не к месту, воображение, нарисовало мне наёмного убийцу в одежде ниндзя с бесшумным пистолетом наизготовку или самурайским мечом в руке, а потом, под впечатлением от только что увиденного, я представил скребущуюся в дверь обезьяну, которая, едва я её открою, врывается в номер, хватает коробку с фруктами, а попутно прибирает к рукам «чего-нибудь гораздо более ценное». Я сглотнул подкативший было комок к горлу и решительно распахнул дверь. На пороге стоял носильщик с моим рюкзаком в руках и простодушно улыбался. Бедный, он терпеливо ждал, пока я доберусь до номера сквозь строй выяснения чужих отношений, обвинений в убийстве и обезьяньих преступлений на почве воровства. Мне стало неудобно перед ним, словно я опять показал весь свой снобизм и отнёсся к нему, как к человеку второго сорта. Я протянул ему двести рупий в качестве чаевых и забрал рюкзак. Он посмотрел на деньги, приложил руки к груди и несколько раз поклонился. Не успел я закрыть за ним дверь, как в неё снова постучали, на этот раз громко и требовательно. Я почти не сомневался, что это были Анжелика и Павел, и не ошибся. Только в дверь стучала сама девушка, а Павел маячил в метре за её спиной. Вид у него был неважнецкий, совсем потерянный. Я встал посреди прохода, не давая Анжелике пройти. Меня переполняла решимость отдать ей сумку и ключ от второго номера и пусть она продолжает свои разборки с Павлом в нём, и даже на экскурсию пусть не едет. Но у девушки были свои планы.
- Можно я пройду? – сказала она недовольно. – Чего встал посреди дороги? Мне надо принять душ и прилечь хотя бы на полчасика. А тебе, если заняться больше нечем, можешь с Пашей поговорить по-мужски, я не возражаю.            
Похоже, Павел был не против побеседовать со мной начистоту, а поскольку Анжелика не возражала, то и мне возражать было не с руки, поэтому я воздержался. Решимость отдать ей ключ и выпроводить в свой номер куда-то улетучилась, я посторонился и дал ей пройти. Она смерила меня уже знакомым презрительно-насмешливым взглядом, повернулась в дверях и сказала своему провожатому:
- Паш, возвращайся на побережье. Отдохни, забудь меня на время. Не думаю, что у тебя…, - она осеклась на мгновение, потом продолжила, - что у нас будут там проблемы. Поль утонул, это несчастный случай. Всё, что может сделать полиция, это задать несколько неприятных вопросов. Плохо, что мы так поспешно уехали оттуда, но кто же знал! Это может натолкнуть полицейских на некоторые мысли и количество неприятных вопросов в результате увеличится. Лучше тебе вернуться, раз я возвращаться пока не собираюсь. А теперь извини, я устала и хочу отдохнуть. 
Она резко захлопнула дверь, прислонилась к ней спиной, вздохнула, рот её скривился и губы задёргались от беззвучных и бесслёзных рыданий. Я стоял в стороне и молчал, ждал, пока она заговорит первой. Прошла минута, может две-три, прежде чем Анжелика соизволила обратить на меня внимание. Едва её взгляд остановился на мне, она тут же подобралась, страдальческая маска в одно мгновение сменилась на выражение отчаянной решимости, и она произнесла ровным бесстрастным голосом:
- Ванная комната свободна? Мне надо в душ.
Я опять было открыл рот, чтобы сказать ей, что у неё есть собственный номер и он напротив моего, но она предупредила мою тираду:
- Я ещё какое-то время побуду у тебя. Так надо. Вечером я перееду к себе. – И, видя, что я не реагирую, добавила, - Спасибо тебе большое, ты настоящий джентльмен.
С этими словами она взяла свою сумку и проследовала в ванную комнату. Дверь за ней закрылась, но уже не так решительно, как входная и, как я успел услышать, замок с внутренней стороны не щёлкнул. Я был в очень странном положении. С одной стороны, на меня давила вся эта история с очень странным бегством Анжелики из отеля, особенно теперь, когда стало ясно, что Поль утонул или был умышленно утоплен во время или сразу после их совместного променада по пляжу, с этой погоней, а по другому и не назовёшь, за нами Павла; как он узнал, где мы, тут секрета не было – на лобовом стекле и с обеих боков нашего автомобиля красовались название и логотип обслуживающей компании. Имя постояльца, который только что уехал, можно под любым благовидным предлогом узнать на ресепшн, дальше звонок в офис, мол, уехавший господин Карпов, с которым мы познакомились, оставил фотоаппарат или ещё какую вещь, чемодан, например, я ведь и впрямь не взял с собой чемодана, нет-нет, не стоит, я сам ему сообщу, нет, даже я пошлю к нему гонца с забытыми вещами, скажите, в каком отеле он остановится на ночлег? Примерно так Павел и мог получить нужную ему информацию, наверняка, он звонил и Анжелике, но плутовка просто отключила мобильный, и дело с концом. С другой стороны, мне не давало покоя слово «джентльмен», которое обронила Анжелика по дороге в душ, я не знал как его воспринимать: то ли как признание того факта, что во мне ещё живы зачатки настоящего мужчины, то ли она меня раскусила в очередной раз, ведь упоминаем о её номере, нет, не тогда, когда она попросила меня удалиться во время разговора с Павлом, а вот прямо сейчас, несколькими минутами ранее – я ведь и впрямь хотел обратить её внимание на то, мол, посмотри, какой я молодец, не пожадничал, не воспользовался её подчинённым положением, ничего не потребовал взамен, одним словом, Мистер Благородство с большой буквы. И то, что она решила остаться в моём номере и не закрыла на замок дверь в ванную комнату – не сигнал ли это, что она оценила мой поступок и даёт добро на более нескромные поступки в отношениях с ней? Я даже подошёл к двери и осторожно повернул ручку. Она и в самом деле приоткрылась, а в образовавшуюся щель хлынули звуки струящейся воды. Я тут же поспешил её прикрыть, не дай бог Анжелика заметит это и истолкует на свой лад, особенно, если она в расстроенных чувствах просто забыла её запереть или понадеялась на моё джентльменство. В довершение начатой тайной операции по соглядатайству, я на цыпочках, хотя пол из натурального камня позволял идти по нему бесшумно, прокрался к входной двери и посмотрел осторожно в глазок. Чего я боялся, я даже сам не понял. Что Павел прислонился ухом к двери и слушает, что в номере происходит? Или, что воображаемый убийца в костюме ниндзя прислонил дуло пистолета с глушителем к глазку с той стороны и ждёт в нём проблеска, чтобы нажать на курок? И жертва с дыркой вместо глаза и простреленным черепом падает на пол, на стук выходит Анжелика из душа и начинает дико вопить? Где-то я уже видел подобную сцену, в каком-то фильме с Аленом Делоном, кажется. Всё-таки, иметь богатое воображение зачастую вредно для дальнейших поступков.
Естественно, никакого Павла за дверью не было. Не было даже обезьян. Я открыл дверь, высунул голову, потом протиснул туловище, но никто на меня не напал. Стрекотали и иногда трещали ветками джунгли и где-то в отдалении мерно гудел генератор.
- Ты чего там высматриваешь? – раздался за спиной голос Анжелики. – Наверное и на лестнице также стоял, подслушивал наш разговор?       
Я повернулся. Она была чертовски соблазнительна в обёрнутом вокруг голого тела полотенце и с прядями влажных волос на голове. Кончиками пальцев одной руки она придерживала концы полотенца в районе груди, чтобы то ненароком не развернулось и она не оказалась передо мной уже полностью обнажённой. Девушка смотрела на меня с некоторой выжидательной настороженностью и опять я не смог однозначно расшифровать значение этого взгляда – вызван ли он моими странными действиями или она ждёт, какой эффект произведёт на меня её новый, почти интимный, облик. Эффект получился ровно такой, какой и должен был произойти, даже если и не задумывался нарочно – я её захотел. Но дух противоречия, сидевший во мне, упрямо твердил, что я ни в коем случае не должен переступать определённой черты во взаимоотношениях с ней, хотя бы в данный момент.   
- На какой ещё лестнице? – с раздражением переспросил я и скорчил недовольную гримасу. – Твои подколки не к месту сейчас. Даже, если я хотел вас подслушать, то с такого расстояния вряд ли бы уловил хоть что-то из вашего воркования. А если честно, то мне уже порядком надоел весь этот театр. Нам надо будет серьёзно поговорить. История с вашим утонувшим приятелем, с твоим ревнивым бойфрендом, пусть даже бывшим, насколько я могу судить, да и с тобой тоже мне совсем не нравится. Я приехал сюда страну посмотреть, а не участвовать в ваших разборках. И уж тем более не хочу быть замешанным в чьей бы то ни было смерти, а тут ещё про убийство говорят, причём открытым текстом, мало того, меня каким-то образом пытаются притянуть ко всему этому. Ну не смешно?
Полотенце на теле Анжелики немного разъехалось внизу, открывая взору волнующую промежность между её соблазнительными ляжками, ещё сантиметр-другой и я увижу то, от чего можно окончательно потерять голову, но девушка заметила, куда устремился мой взор и вовремя спохватилась. Она плотнее запахнулась в полотенце, виновато улыбнулась и сказала:
- Не обращай на Пашу внимания. Он хороший малый. Просто на взводе сейчас и из-за наших с ним проблем, и из-за этой трагической истории с Полем. Я сама в шоке и никак не могу понять, что мне делать дальше. Я действительно хотела уехать из отеля, сбежать от своих личных неурядиц и ты оказался на моём пути совершенно случайно. Ты вспомни, я просила только отвезти меня в аэропорт, ты сам настоял на поездке сюда. Я согласилась, потому что была в разобранных чувствах, мне хотелось удрать куда-нибудь подальше и одновременно я дико желала остаться. И твоё предложение дало такой шанс как бы уехать не уезжая. С Полем я познакомилась вчера днём и просто решила пообщаться с ним, в английском поупражняться, в конце концов, да и Пашу отвадить хотя бы на время, отдохнуть от него. Думала, он обидится и станет держаться в стороне. Так нет же, он принялся ходить за мной как хвостик. Тут ты ещё вечером нарисовался со своими пристальными взглядами, я даже не знаю, сколько раз ты меня за вчерашним ужином раздел и сколько дырок во мне просверлил. Не скрою, мне в какой-то момент даже стало приятно, что ты так смотришь и, будешь смеяться, но я намеревалась познакомиться с тобой на следующий день, и, на тебе!, ты оказываешься тем, кто помог мне сбежать. Ну не фантастика ли!? А про полицию не бери в голову. Паша перестраховщик просто. Никому мы там неинтересны. С Полем мы погуляли по пляжу, потом вернулись к отелю и расстались у бассейна. Он сказал, что хотел бы попрыгать на волнах, звал меня, но я отказалась. Я вернулась к себе, пыталась заснуть, но не могла, какая-то смутная тревога терзала мне душу, теперь понимаю, какая. Я тогда о Паше подумала, хотела даже к нему пойти, но услышала, что у него работает телевизор, наши номера рядом, и передумала. Испугалась, что дам слабину и всё закрутится по новой. А под утро решила сбежать. Вот и всё.
- У тебя же кровать была застелена, - напомнил я ей слова Павла, как бы намекая, что она говорит неправду.
- А ты видел её, мою кровать!? – нахмурилась она. Я покачал головой. – А если не видел, чего, как попугай, повторяешь чужие слова? У тебя, наверняка, такой же номер, как и у меня. Если не забыл, там диванчик есть возле выхода на балкон. Так вот, я выключила в номере свет, открыла балконную дверь, лежала на диване, слушала шум прибоя и думала о жизни. А через какое-то время заснула. А под утро подскочила, как ужаленная, и решила немедленно уехать.         
- Без денег? – съехидничал я.
- Без денег, - ответила она без малейшей запинки. – А что тут такого? Мир не без добрых людей. А не смогла бы уехать, вернулась бы. Значит, такова моя карма. Мы в буддистской стране, Игорёк, здесь человек определяет свою судьбу тем, что сам следует за ней. Его боги-покровители ему ничего не советуют, он лишь просит их, чтобы они помогли своим могуществом, ну, или просто не мешали, на худой конец.
- Откуда тебе всё это известно? – усмехнулся я.
- Да неоткуда! – ответила она и снова поправила полотенце в нижней части своего туловища. – Просто поездила немного. В Индии была, в Таиланде, в Камбодже, во Вьетнаме, на Бали. Вот и нахваталась. Мне нравится путешествовать по Азии.
- Ясненько… – тоном своим я давал понять, что удовлетворён её словами. - Послушай, извини за нескромный вопрос, а кто тебе Павел?
- Кто… Кто… Муж! – рассмеялась она, а потом добавила даже с какой-то нежностью, - Объелся груш. Несостоявшийся.
- Что значит несостоявшийся? – удивился я. – Несостоявшийся муж, это как?
- А вот так! – снова засмеялась Анжелика. – Хотела выйти за него замуж и… передумала. 
- Почему? – спросил я машинально.
- По качану! – отшутилась девушка. Глаза её лукаво прищурились. – Поняла, что тебя скоро встречу, жмот! Иди в душ лучше, а то встал над душой – ни туда, ни сюда! - она звонко хохотнула над своим невольным каламбуром.
Когда я вышел из ванной комнаты, обёрнутый полотенцем ниже пояса, с голым торсом, на котором ещё проступали остатки былой мышечной роскоши, с тщательно втянутым в себя животом, Анжелика уже была готова к походу. Она переоделась: бирюзовая кофточка сменилась на белую, в обтяжку, футболку без рисунка, сквозь которую просвечивался кружевной бюстгальтер и это поневоле приковывало внимание к её не очень большому, но чрезвычайно выразительному бюсту, джинсовые шорты уступили место обычным, из тонкой материи голубого цвета, отчего любая выпуклость или впалость самой соблазнительной части её тела отпечатывалась на их поверхности весьма зримо. Волосы её были собраны в тугую косу на затылке, на босых ногах красовались лёгкие синие кеды. Она сидела на кровати полулёжа, откинувшись на подушку, и свесив обутые ноги на пол. Полотенце, которым она оборачивала своё прекрасное тело, валялось скомканным на самом краю кровати. В руках у неё был смартфон, она с кем-то увлечённо переписывалась и на губах играла та же усмешка, что и вчера вечером в ресторане, когда она разговаривала по нему до того, как сесть за столик к Павлу и бедняге Полю.
«М-да!» - подумал я. – «Надо, чтобы она всегда шла за мной, иначе, глядя на неё,  я буду спотыкаться на каждом шагу».
Анжелика оторвала взгляд от гаджета и посмотрела на меня, полуголого, без особого энтузиазма, даже с недоумением, точь-в-точь, с каким я взирал на неё получасом ранее, тоже обёрнутую в полотенце после душа. Но если я прикидывал в уме, а не приглашение ли это к чему-то большему, то в её взгляде красноречиво читалось: уж не решил ли этот болван, что я своим видом намекнула ему на что-то большее и он теперь заявился это что-то большее получить?
- Мне выйти? – спросила она надменным тоном и на моё немое «зачем?» уточнила, - Чтобы ты переоделся. Или ты эксгибиционист?
- Я? Нет. С чего ты взяла? – мой голос был полон разочарования и досады. Чего уж там греха таить, я подспудно надеялся, что её непринуждённый полуобнажённый выход из ванной комнаты таил в себе намёк, что она не прочь со мной позабавиться не только в словесных перепалках. Мне хотелось, чтобы она так думала, было бы приятно для моего самолюбия увидеть её в том же обличии, завёрнутой только в полотенце, лежащей в ожидании на кровати, узреть игривый блеск желания в её глазах, в изгибах губ, в плавных, едва заметных, вращениях бёдер, в медленном попеременном скольжении по покрывалу то одной, то другой ноги, как бы призывающих подойти ближе и не стесняться. А я бы в ответ смерил это действо холодным взглядом свысока, изрёк бы лишённое чувств «Одевайся, нам пора!», а потом самодовольно посмеивался бы внутри над реакцией Анжелики, над её раздражёнными выпадами в мой адрес, на которые я не обращал бы никакого внимания, как бы говоря всем своим видом: «Ещё не время, детка! Я скажу, когда оно придёт. Или не скажу вовсе…» Но нет! Девушка и тут словно предвидела все мои мысли наперёд и равнодушный приказ одеваться получил я, а не она, и если мой срам был надёжно прикрыт полотенцем, то посрамление на лице прятать было некуда.
- Да, да, я сейчас! – заметался я по номеру в поисках рюкзака, хотя он и стоял на самом видном месте. – Один момент и я буду готов, - рюкзак, наконец, был найден и я опять скрылся в ванной комнате, хотя логично было бы попросить Анжелику выйти на улицу, понаблюдать за обезьянками и послушать голос джунглей. Благо лавочек и кресел снаружи для любителей погружаться в природу было понаставлено предостаточно.
Спустя пять минут мы с Анжеликой шли к выходу из отеля, как бы прокручивая всю недавнюю историю назад. Но обезьяны попрятались, скрылся с глаз долой и Павел. Словно и не было ничего. И Поль был жив, и всё услышанное ранее – суть наше с Анжеликой помешательство, влияние сильной энергетики, что источали здешние места. Только пунктуальный Чандана и улыбчивый водитель возле машины поджидали нас. Короче, идиллия возвращалась. И мне казалось, что девушка тоже поверила в это. Но когда мы подошли, Чандана первым делом обратился к ней:
- Мисс Анжелика, тут ваш знакомый просил передать, что он будет ждать вас в Сигирии, куда мы сейчас направляемся.
- Простите, Чандана, какой мой знакомый? – удивление Анжелики выглядело столь естественным, что купился даже я в первые мгновения. – Я здесь никого не знаю, кроме нашей тесной команды.
- Он назвал себя Павлом…, - Чандана не успел закончить, девушка резко оборвала его:
- Простите, Чандана, ещё раз, но я не знаю никакого Павла, – она метнула на меня яростный предупреждающий взгляд, чтобы я не проговорился ненароком, и вовремя, надо сказать, ещё секунда и я бы воскликнул: «Да как же, какой это Павел! Да вот тот самый, с которым ты в фойе…». Я прикусил язык, а девушка продолжала, - он, наверное, спутал меня с кем-то, возможно, кто-то ещё сюда приехал из России помимо нас.
Чандана посмотрел на Анжелику более пристально, чем это положено ему по штату, потом взглядом обратился за поддержкой ко мне, но я скорчил недоумённую гримасу и развёл руками.
- Странно, он назвал ваше имя, - пробормотал наш гид и жестом пригласил нас занять места в машине. – Но, наверное, вы правы, мисс Анжелика, тот молодой человек обознался. В любом случае, он будет ждать нас в Сигирии, если, конечно, раньше не встретится с той, другой Анжеликой. Я вам его покажу, если увижу.
Тут самое время написать, что мы тронулись в путь, навстречу новым увлекательным приключениям, однако события последнего часа, вспыхнувшие с новой силой в коротком разговоре с Чанданой, отбили у меня всякую охоту к каким-либо новым впечатлениям. Анжелика сидела на своём прежнем месте, а я всё не решался обернуться или посмотреть в зеркало заднего вида, боясь встретиться с нею взглядом. Не скажу, что она стала пугать меня, но настораживать – это точно. Ну призналась бы, что Павел – её знакомый, зачем отпираться от очевидных вещей? В конце концов, Чандана просто мог видеть, как она собачилась с Павлом в вестибюле, или ему кто-то из персонала отеля поведал об этом. Ну, и наконец, в каком она предстанет свете, когда Павел встретит её возле Сигирии и между ними опять возникнет словесная перепалка? Ладно бы ещё, не довлей над всем этим смерть Поля. А если Чандана уже в курсе, что произошло в отеле на побережье? То, что Анжелика пошла гулять с иностранцем видели не только мы с Павлом, но ещё много пар глаз. И если, в довершении ко всему, сюда ещё заявится полиция с дознанием, вот будет номер! Короче, влип: и деньги потратил, и проблемы нажил, и женщиной красивой обзавёлся.
Тягостная атмосфера неловкости повисла в салоне автомобиля. Молчали все, даже водитель был серьёзен и сосредоточен на дороге, хотя встречных машин было немного и ни один попутный тихоход, будь то гужевая повозка или моторикша, за всё время езды до Сигирии не заставил нас идти на обгон. Во мне всё больше крепла уверенность, что гид и шофёр знают о происшедшем в отеле и что ниточки случившегося там тянутся к Анжелике. А вдруг мы и не на экскурсию едем вовсе, а в полицейский участок? То-то все притихли! Чтобы случайно не выдать своих намерений, куда и зачем мы направляемся. Напряжение во мне достигло апогея.
- Чандана, - решил я разорвать вопросом гнетущую меня тишину, - а как у вас в тюрьме, хорошо сидеть?
К моему изумлению гид не удивился, не переспросил, с какой целью интересуюсь данным вопросом, не усмехнулся его забавности, а с готовностью ответил:
- Вы знаете, мистер Игорь, я бы на вашем месте предпочёл сидеть в России…
- В смысле, на моём? - не на шутку перепугался я. Идея, что нас и впрямь везут в полицию, овладела мною целиком.
- Вы меня немного не так поняли, или я неправильно выразил это по-русски, - продолжал Чандана и я затылком почувствовал его улыбку. Это меня немного успокоило. – Я хотел сказать, что иностранцу лучше сидеть у себя дома, хотя я слышал, что в России тюрьмы тоже не ахти. Уж если садиться в тюрьму, то на Мальдивах. Там у вас будет отдельный необитаемый остров, хижина под пальмой и удочка. А ещё два раза в месяц вас будут подвозить продукты, которые не выловишь из морских глубин. Да-да, мисс Анжелика, - отреагировал Чандана на её удивлённое «Ничего себе! Это правда?», - хотите с милым рай в шалаше, совершите преступление на пару, только не очень серьёзное, и не в курортной зоне. – При этих словах у меня сильно ёкнуло сердце, что это, если не явный намёк на случай с Полем. - А у нас и сидеть будете в грязи, - продолжал Чандана, - и оберут вас, как Любку…
- Как липку, - поправил я его и натужно рассмеялся, чтобы снять напряжение. – И не оберут, а обдерут.
Анжелика сперва тихо прыснула, потом не удержалась и залилась весёлым непринуждённым смехом, такое ощущение, что в словах нашего гида она не уловила никаких двусмысленностей. Она просто смеялась над забавной ошибкой Чанданы или обладала незаурядным самообладанием и талантом актрисы. Как бы там ни было, но я по-прежнему не соизволил повернуть голову в её сторону. Сейчас я жалел о том, что не она утонула вместо Поля.
- Ой, точно, как липку! Ха-ха-ха! А я думал, причём тут Любка и почему её обобрали? А это же липка, липа, липовое лыко для ваших лаптей, – в тон Анжелике захохотал Чандана и звучно стукнул себя ладонями по коленкам. – Я даже песню такую слышал «Лапти мои, лапти липовые…» Надо будет её выучить и напевать русским туристам. Как вы думаете, мистер Игорь, это им понравится?
Я представил, как невысокий темнокожий, круглолицый и с пухлыми губами ланкиец, с характерным «детским» акцентом, присущим почти всем народам Южной, Юго-Восточной Азии и Дальнего Востока, когда они говорят на европейских языках, поёт русские народные песни и уже не мог не улыбаться, напрочь позабыв о своих недавних страхах. Оговорка Чанданы вернула непринуждённую обстановку в нашу тесную компанию. По некоторому размышлению, я убедил себя в том, что она не была случайной и мудрый гид нашёл способ выдрать нас из когтей мрачных мыслей. Подумав так, я иронично усмехнулся. Ещё немного и я начну наделять Чандану сверхъестественными способностями, а то вообще разгляжу в нём образ Майтрейи – следующего Будды. Но шутки шутками, а бредовая идея про полицейский участок (надолго ли, коротко ли!?) улетучилась, чувству же неловкости за недавние панические настроения не дали развиться очередные, достойные бронзы, слова пришедшего в мир «нового Будды» в облике нашего скромного простолюдина Чанданы. Звучали они торжественно, как возвещение об исторической и судьбоносной проповеди:
- Ну вот, мистер Игорь и мисс Анжелика, мы и приехали! Прошу любить и жаловать – основная достопримечательность Шри-Ланки и гордость нашей нации – Львиная Скала Сигирия. А от себя добавлю: перед вами Блистательная Ланка – затерянная столица царства могучего демона Раваны из древнеиндийского эпоса «Рамаяна».