Из цикла- портреты -Версия

Версия

Уиллу эта дама была незнакома. Публику, предпочитавшую театр в Бенисайде, он знал неплохо. Правда, иногда приходили знатные вельможи, но атмосфера театра, с её порой необузданной реакцией простолюдинов, громко кричавших на актёров, с детской непосредственностью и сарказмом, отталкивала их. Некоторые иногда возвращались, но не надолго. А эта дама пребывала в театре до конца представления. Она даже прошла за сцену, чем вызвала резкую и негативную реакцию артистов.
– Дама у нас? – возмутился толстяк Ричард, – это непорядок? Вон её! – И он указывал своим корявым пальцем то на неё, то на открытый выход на грязную улицу.
Сегодня дама держала бумажный свёрток и кого-то искала.
– Мадам! Вы кем-то интересуетесь? – с любопытством спросил Уилл, ожидая её реакции. Смуглое лицо дамы побелело, но глаза при этом сияли интересом. Чёрная прядь выбилась из-под её берета.
– Да! Мне было бы интересно увидеть автора этой пьесы, – ответила она.
– Автор – народ, мадам, – уклончиво ответил Уилл.
– Разумеется, – улыбнулась она. – Но кто-то водил пером по бумаге, выписывая слова, фразы, имена героев, их слабости, предпочтения?
А она непроста, подумал Уилл. И, видимо, что-то хочет. А что? И какая необычная!
В это время участники спектакля разбегались по своим делам.
– Ты узнал, что ищет мадам в нашей дыре? – Толстяк Ричард с насмешкой ждал ответа. Мальчишка Роб, игравший служанку, тащил его к выходу.
– Пошли, пошли! Пора перекусить. Да и тётка ждёт меня дома.
Ричард махнул рукой и сдался. Так они вдвоём и исчезли.

-Мадам, каков ваш ответ на вопрос? – Уилл ждал.
– А! Вы и есть тот затейник, что шлифует диалоги, придумывает коллизии, имена и обстоятельства, как мне поведал Джон? – ответила она.
– А кто это Джон? – прикинулся удивлённым Уилл. – Поясните мне, мадам. И что это вы мнёте в руках?
– А, это? – молодая особа протянула ему бумажный свёрток. – Вот, взгляните. Здесь всё правда, хотя и кажется неправдоподобным. В этом вся интрига. Вот только подать в лицах я не сумела. Специфика театра мне ещё не знакома.
Уилл с интересом взял свёрток и спросил:
– Можно оставить это до завтрашнего представления? Обещаю, что ничего не пропадёт. Любопытно посмотреть. Вы, и наши низменные дела? Интересно!
– Напрасно! Я считаю зрелище достойным. Народ, да и знать благоволят к театру. Увидеть себя со стороны весьма необычно и полезно. Особенно знати. Ведь даже королева, как я слышала, иногда бывает здесь. Инкогнито. Но народ не проведёшь. И он играет эту пьесу.

– Мадам! Жду вас завтра и спешу познакомиться с материалом. Вас проводить? – спросил Уилл.
– О, нет, нет! Я знаю, где выход, – смеясь, ответила молодая особа и упорхнула в открытую дверь, шурша юбками.
Уилл ещё долго оставался в театре, думая о необычной даме, поражённый её красотой.
Вернувшись к себе, Уилл наскоро перекусив холодной похлёбкой и продолжая жевать кусок хлеба, с любопытством углубился в чтение.
По мере того, как он поглощал текст, его фантазия уже создавала мизансцены, дописывая и уточняя ситуацию героев, строя ракурсы и придумывая костюмы. Так рождалась необычная история загадочного мира далёкой страны под южным солнцем и полная интриг и коварства людей её населявших. Не всех! Но и ничтожной кучки достаточно, чтобы понять скрытую страсть внешне благополучных и благородных людей.
Ночь пролетела незаметно.
На следующий день Уилл ждал даму, чтобы выразить ей своё восхищение, но она пропала. Прошли две недели полных ожидания встречи. Но дама не появлялась.
– Уилл, что случилось? Ты сам не свой, – язвил толстяк Ричард за кулисами, хитро посматривая на Уилла.
– Ты лучше не путай текст и не придумывай свой, – беззлобно отвечал ему Уилл.
– А мой не хуже, – продолжал Ричард.
– Тогда и играй свой, а я посмотрю. Вот будет потеха, когда получишь тухлые яйца, – уже с улыбкой отвечал Уилл.
– Вот! Когда ты весел и улыбаешься это лучше, Уилл, – хитро заметил Ричард.
Как-то, после очередного представления, когда Уилл уже собирался домой, посыльный принёс ему письмо от его обожаемого друга и покровителя театра графа Генри. Тот, боясь очередной заразы залетевшей в Лондон, приглашал его, своего друга, как это было написано в письме, в Тичфильд. При этом напоминая, что не прочь увидеть очередную импровизацию его театра. Уилл, недолго раздумывая, прихватил труппу из нескольких актёров и, оставив в театре старого слугу, поспешил на зов великосветского друга.

Разместив в имении графа немногочисленную труппу, Уилл направился в апартаменты своего покровителя. Однако, вместо графа, его встретила мать.
– Рада вас снова видеть у нас, – улыбаясь и протягивая ему руку, воскликнула радостная женщина. Уилл вежливо поздоровался, исполнив принятый этикет.
– Ваши сладкоголосые сонеты восхитительны, – продолжила она. – Мне бы очень хотелось иметь новые. И знаете, чтобы тема была о любви, необходимости женитьбы моего сына ради продолжения рода. О, как бы я желала видеть его главой семьи! Постарайтесь, друг мой. Вам это хорошо удаётся.
– Спасибо, миледи! Не смею вам отказывать. Буду стараться.
– О, я уже с нетерпением жду этих сладостных песен, – улыбнулась она. – Идите, идите, мой сын уже заждался вас! – добавила она.
– Уилл! Наконец-то! Чем порадуешь? – встретил граф гостя, не скрывая своего удовольствия от этой встречи.
– Сэр! Я счастлив вновь быть вашим гостем. И видеть вас в хорошем настроении. Мне ваша милость и покровительство дороги, – отвечал Уил.
– Пустое, мой друг. Что ты привёз сейчас? Надеюсь, что покажешь нам пьесу, о которой говорят в Лондоне? Или новые сонеты?
– Да! С превеликим удовольствием сыграем несколько сцен из хроник королей.
– Чудесно, Уилл! Завтра собираются близкие мне люди, постарайся удивить их. Мне очень хочется этого. – Граф ждёт реакции Уилла.
– Как прикажете, сэр, – кланяется Уилл.
– О, нет! Какие приказания! Это просьба друга и только.
– Это ещё почётнее, сэр. Будем стараться.
Весь следующий день повторяли мизансцены, штудировали в который раз текст, проверяли скромный реквизит и костюмы. Уилл переписал набело несколько последних сонетов, посвящённых графу Генри. Любопытные слуги так и крутились вокруг артистов.

К вечеру, когда собрались гости графа, и он многозначительно улыбался, приготовив для них неожиданный сюрприз, Уилл спросил его:
 – Сэр, угодно ли вам посмотреть спектакль по хроникам короля Генриха VI?
– Да! Непременно, мой друг. Надеюсь, что ты удивишь моих гостей?
– Мы постараемся, сэр, – скромно отвечал Уилл.
В самый разгар спектакля, игравшегося на широкой беседке у спокойной глади пруда, в ворота имения въехала карета. Граф, показав жестом, чтобы артисты продолжали играть, поспешил к остановившейся у ворот карете. Гости с любопытством делили своё внимание уже и с мизансценой у ворот. Галантно протянув руку, граф помог выйти из экипажа молодой даме, увлечённо разговаривая с ней, и повёл её к беседке. Уилл, сопровождая выступления артистов из-за импровизированных кулис, порой как откровенный суфлёр, увидел приближающуюся пару уже вблизи сцены, и … потерял дар речи.
– Проснись Уилл! – шипел на него Ричард, – где твоя реплика? – Но всё было бесполезно.
Уилл узнал молодую особу. Это она была в театре и предложила ему свой необычный текст. Наконец, опомнившись, Уилл снова руководил спектаклем, но мысли его были подле незнакомки.
– Верно говорят, что лондонцы понимают толк в представлениях! Очень интересная интерпретация королевской власти, поздравляю – граф покровительственно похлопывал Уилла по плечу, в то время, как его гости после одобрительных аплодисментов обменивались впечатлениями от увиденных сцен.
Уилл искал глазами даму. Граф, заметив это, с усмешкой спросил:
– Что, Уилл? Ты ищешь молодую леди. О! Ты прав. Она любительница театра, и, надеюсь, с достоинством оценит твои труды. Здесь ты найдёшь понимание. Поверь мне.
– А где же она, сэр? – Уилл ждал ответа.
– Увы, мой друг! Маленькие женские хитрости и капризы. Видимо, меняет дорожный костюм. Но к ужину выйдет. Так что жду тебя среди гостей. Надеюсь, что ты познакомишь нас со своими новыми сонетами. Слышал я, что Кембридж оценил их. Твои песни на слуху.
– Непременно, сэр. Сочту за честь.
– Тогда до встречи! – и граф направился прочь.

Поздний ужин был шумен. Гости, знавшие друг друга много лет и изучившие привычки и предпочтения, общались свободно, порою забывая об этикете.
После ужина все собрались в гостиной. Уилл весь вечер искал даму, но безуспешно, на ужине её не было. И только, когда гости расселись в креслах и на диванах, появилась она. Её наряд был изыскано безупречен, что вызвало некоторое удивление присутствующих дам. И мужчин так же.
Граф Генри встретил её, элегантно поцеловав ей руку, и провёл к стоявшему у окна клавесину.
– Друзья! Попросим Молли сыграть нам. Она это умеет делать и, поверьте, неплохо, – обратился граф к уже заинтригованной публике. Все дружно заопладировали.
Молли села за инструмент. Полились лёгкие, изящные звуки, которые буквально заполнили всё пространство гостиной. Серебряные колокольцы пробуждали мечты и уносили в этот прекрасный мир волшебной музыки.
Уилл наслаждался игрой и с восхищением смотрел на исполнительницу.
– Прелестно! Не правда ли? – шепнул ему граф, который стоял рядом.
– О, да! – не отрывая свой взор от клавесина, ответил Уилл.
Взяв последний аккорд, Молли встала и под дружные аплодисменты собравшихся гостей, поклонилась с изяществом и достоинством дамы. Сэр Генри, оказавшись подле неё и подзывая Уилла, поблагодарив за доставленное удовольствие, представил ей его.
– А мы уже виделись, граф! – смеясь промолвила она. – Не правда ли? – спросила она Уилла.
– О, да, мадам! Я очень рад нашей новой встречи. Ваша игра завораживает.
– Однако, это интересно, Уилл! И где же вы уже виделись? – заинтересовано спросил граф.
– В театре, сэр, – ответил Уилл.
– А! Вот видишь. Я тебе говорил, что Молли знает и любит театр.
– Я в восторге от ваших пьес, господин драматург. И люблю театр. Но я слышала, что ваши сонеты чудесны. Мы услышим сегодня новые песни? – спросила Молли.
– Я буду рад показать их, – скромно ответил Уилл.
– Тогда начнём! – граф призвал гостей насладиться и стихами. Все умолкли, ожидая ещё более необычного действа.

Новые сонеты Уилла покорили слух гостей. В них было что-то необычное, сокровенное и любвиобильное. И сегодня угадывалась героиня, которой посвящены эти восторженные строки. Кто она? Этот вопрос волновал всех. И как она смогла покорить сердце Уилла? Наступила пауза. Уилл поклонился. Первой опомнилась мать графа:
– Это просто чудо, Уилл! Какая восторженность души!
Проницательный граф Генри был явно удивлён новыми мотивами в сонетах Уилла.
– Как я вижу, Уилл, у тебя появилась ещё более утончённость поэтического дара. И кто эта особа, что вдохновила тебя? Ну, не смущайся, мой друг. Меж нами появились секреты?
– Я, как всегда, сэр, вдохновляюсь вами, нашей дружбой и вашим тёплым расположением к моим скромным творениям. Ваша забота и милость бесконечна. Вы и сами знаете это, – скромно отвечал Уилл.
– Разумеется, разумеется, – воскликнул граф Генри, – но меня трудно провести. Всё вроде бы так, однако, проступают женские черты, не возражай Уилл. Столько пыла и откровенного признания влюблённого! Кто она?
Уилл растерялся. Граф тонкий знаток и ценитель сонетов, подумал он. И, конечно, для него не стоило труда понять, что это не он, а вдохновитель иной. И возразить нельзя.
– Ну ладно! Не буду настаивать, Уилл. Всё равно талантливо и красиво. Кембридж будет доволен этими опусами. Они прекрасны! – заключил граф, чем облегчил участь Уилла. Но сомнение осталось. И любопытство. Молли в это время была в обществе юного графа Уильяма, близкого друга графа Генри и его протеже. Этот молоденький красавчик своей детской, юношеской непосредственностью притягивал к себе друзей высшего света.

Молли весело болтала с ним о сущих пустяках, внимательно наблюдая за Уиллом. Как только его беседа с графом окончилась, и он остался один, она тотчас, извинившись перед Уильямом, подошла к Уиллу.
– Мадам! – обрадовался Уилл. – Я так долго ждал нашей встречи, чтобы выразить вам восхищение. Ваши записки потрясающи!
– Господин драматург! Не преувеличивайте моих заслуг. Это только констатация факта места, времени, моего восприятия увиденного и всего лишь – ответила Молли.
– Да! Но сколько в них свежих мыслей, подмеченных характеров героев, их не безразличность к окружающему миру. А какие дамы, с их психологическими портретами! И место действия всего этого пиршества, – восклицал Уилл.
– Вам действительно понравилось? – Молли ждала ответа, пристально изучая Уилла.
– Очень, мадам, – ответил Уилл. Как бы мне хотелось приблизить события отдалённых дней на этих волшебных берегах южной, солнечной земли к нашей публике. К нашему порой холодному и дождливому краю, чтобы это стало понятно ей. Меня это волнует и очень сильно.
– Вот как! – воскликнула Молли. – И вы напишите пьесу, да?
– Да, мадам. Это будет необычная пьеса. И вы во многом повинны в этом.
– Почему повинна? – спросила Молли.
– О, простите. Я неверно выразился. Совсем наоборот, мадам. Вы дали мне тему. Как это чудесно кататься в гондолах! Ве-не-ция, – нараспев произнёс Уилл, глядя на Молли. – И вы всё это описали так живо, что я вижу всё это наяву.
Красноречие и образность повествования и, видимо, незаурядный ум, уже известного в Лондоне драматурга, покорили молодую даму. А его сонеты, с таким чувством исполненные на публике, вот сейчас, в этом доме не могли оставить её равнодушной. Молли спросила Уилла.

– Скажите, вы будете писать пьесу по моим записям?
– Да, мадам! Я уже начал писать! Это необычная история любви и преданности двух сердец и грозного мира вокруг, полного предрассудков, злобы, коварства, разрушившего этот союз, но не победившего их любовь!
– Мне очень любопытно, когда же эта пьеса пойдёт в вашем театре? – заинтересованно спросила Молли.
– Я думаю, что скоро. Я полон желания её писать. О, боже! Я приглашу вас на первый спектакль, мадам.
– Буду ждать. Не сомневаюсь, что ваша уверенность и дар играть словами, наделяя героев характерами, привлечёт внимание публики.
– Уилл! Позволь и мне насладиться обществом Молли, – сэр Генри подошёл к ним и увёл даму в соседнюю залу. Уилл огорчился, но не подал вида.
Как оказалось, комната, где остановился на ночлег Уилл, была рядом с комнатой Молли. Где-то ближе к полуночи, Уилл услышал робкий стук в дверь. Открыв её, он увидел Молли.
– Мадам! Как хорошо, что вы пришли. Жаль только, что я не могу пригласить вас. Видите, какой беспорядок. – На столе и кровати были разбросаны многочисленные записи, которые делал Уилл.
– О! Ничего страшного, – смеясь, отреагировала Молли. – Давайте погуляем в парке. Ночью, при луне, это так романтично, – добавила она.
– С удовольствием, мадам! – ответил Уилл.
Прогулка затянулась почти до утра. Уилл был в ударе и читал Молли сонеты, с удовольствием рассказывал о театре, интересовался её жизнью в высшем обществе и смеялся, смеялся, что было для него необычно. Молли поняла, что Уилл увлечён ею, и очень серьёзно. Пора было оканчивать эту импровизированную прогулку, тем более, что слуги могли заметить гуляющую в ночи пару.
– Я что-то озябла. Вернёмся, – попросила она.
Прощаясь у двери её комнаты, Молли поблагодарила Уилла за очаровательную прогулку, его сонеты и неожиданно поцеловала его в щеку, скрывшись тотчас за дверью. Уилл был сейчас счастлив!

– Однако, мой друг, ты имеешь успех не только на театральных подмостках в Бенисайде! Тобой интересуются дамы, Уилл. И какие!
– Сэр, простите, вы это о чём? – удивился Уилл. Граф Генри улыбнулся, внимательно посмотрел на Уилла и продолжил:
– Я уверен в том, что поэт – это титул, который ровняет его со знатью. Драматург – слуга, поэт – друг. И я пи-таю к тебе дружеские чувства. Ты знаешь об этом, Уилл.
– Сэр, конечно! Я так вам благодарен за ваше внимание, помощь и дружбу. Я ценю всё это и рад служить вам. Для меня это большая честь, – Уилл умолк, раздумывая о причине подобного разговора.
– Понимаю, Уилл, – продолжил граф Генри. – Попасть под всевластные чары красоты, такой колдовской, необычной на фоне наших рыжих и беловолосых дам, это ли не восторг души! Но такой же неверной случайной прихоти служанки Венеры. Не отрицай мой друг. Ты увлечён Молли.
– Не смею скрывать от вас сэр, – откликнулся Уилл на откровенное признание графа, – мадам прекрасный собеседник, отличный знаток театра и так много повидала в свои молодые годы. И мне, в свои почти тридцать лет, весьма интересно общаться и беседовать с ней.
– И это всё? Ну, Уилл, мне трудно поверить, что её женские чары не прельстили такого мужчину, как ты, тонко чувствующего границу между дружбой и страстью.
– Прельстили, сэр. Но я знаю своё место и не желаю быть смешным, – твёрдо ответил графу Уилл.
– Похвально, мой друг! Я не сомневаюсь в тебе, – с улыбкой ответил граф и, сделав паузу, спросил с иронией:
– А Молли? – Наступила пауза. Оба продолжали молчать.

Свежесть юности, делающая облик молодой женщины освещённым изнутри, незаурядность натуры, своевольный характер и природный темперамент решили эту необычную связь. Уилл забыл обо всём. Его сонеты откровенно говорили, нет, не говорили! Пели об этой любви. С каким душевным подъёмом рождались новые и новые сцены необычной пьесы, где главная героиня была наделена чертами и характером Молли. Перевоплощение души, сила любви и преданности ярко и торжественно побеждали предрассудки общественного мнения, воскрешая торжество любви.
Восторг был настолько велик и широк, что Уилл задумал ещё одну пьесу, где своеобразная метаморфоза взаимоотношений супругов от привычного властвования мужского начала, на глазах будущих зрителей, переходит в общую гармонию любви и понимания. Дерзкая, необычная, фонтанирующая юмором история вечна, как мир. И всё это подсказано Уиллу Молли и, конечно, их любовной связью и состоянием души драматурга.
Жизнь, увы, не пьеса. Всё кончилось так же внезапно, как и началось. Уилл не находил себе места, когда Молли исчезла. Но сонеты всё продолжали эту линию любви, и долго ещё отзвук этого высокого чувства жил в песнях Уилла…
Молли была призвана ко дворцу. Королева сделала её своей любимицей. И сэр Генри, и его младший друг сэр Уильям были её любовниками. Судьба порой упекала её в темницу, чтоб потом снова возвысить, но Молли оставалась сама собой, поражая окружающих своим своевольным характером необычной женщины, той смуглой дамой из блестящих сонетов великого драматурга и поэта.
02.02.2014.