Однажды летней ночью
Буксирный теплоход, заходящий сейчас на рейд, являет собою новую ступень в развитии волжского флота. Он построен в Чехословакии и пришёл на смену паровым колёсным буксирам с надстройкой, выкрашенной коричневой краской и высокой чёрной трубой с начищенным медным свистком. И хотя эти трудяги продолжают шлёпать плицами колёс и тащить за собою плот или баржу, но будущего они уже не имеют.
Вращая винтами и выворачивая из-под кормы пласты воды наш буксир подводит свою баржу к намеченному капитаном месту на рейде, где можно будет поставить её на якорь. Корпус буксира окрашен в шаровый (серый) цвет. Высокая носовая часть (полубак) и два ряда иллюминаторов на ней красиво дополняются белой надстройкой, рубкой с большими стёклами окон и открытым ходовым мостиком, опоясывающим надстройку от борта до борта. На лобовой части мостика сверкают медью выпуклые буквы названия - «Степан Разин».
Капитан, крепкий среднего роста 35-ти летний мужчина, стоит на крыле мостика, наблюдая за движением баржи и ожидая сигнала от шкипера о готовности отдать якорь. Вот шкипер поднимает руку, мол, всё в порядке и тогда капитан кричит ему в медный рупор:
- Отдавай якорь!
Загремела, вытравливаясь, якорь-цепь. Шкипер наблюдает как выходит из воды тугая линия цепи, ожидая когда якорь «заберёт» и удержит баржу на месте. Вот он скрещивает над головой руки, мол, всё в порядке и тут же следует команда:
- Отдавай буксир!
хххх
«Степан Разин» стоит у борта небольшого дебаркадера, где разместилась диспетчерская и магазин для снабжения судов продуктами. Ожидали подхода баржи, которую надо будет буксировать в Казань. Я занимаю на «Разине» должность 3-го штурмана уже третий месяц. И здесь нет оговорки. Именно «занимаю», поскольку ничего ещё не умею, стою вахту вместе с капитаном и по его команде днём машу белым флагом встречному пароходу, а ночью включаю мигающий огонь, чтобы показать нашим собратьям каким бортом будем с ними расходиться. Я только что окончил речное училище. И хотя все практики пройдены, но доверить мне вести самостоятельно судно не решился бы даже я сам.
Среди моих служебных обязанностей есть одна самая нелюбимая: вести судовой журнал зарплаты. К концу месяца надо составить табель рабочего времени и насчитать каждому причитающуюся зарплату. Обязательно удержать подоходный налог и налог на бездетность в доход государства. Кстати, бездетный налог с мужчин начинают удерживать по достижении возраста 20-ти лет, а с женщин – через три месяца после того, как она выйдет замуж. А из счётных приборов косточковые счёты. Ну, на счётах-то я научился работать быстро. Но главное, чтобы у тебя на листе сошёлся счёт по вертикали и горизонтали. Честно скажу, что такое случалось не всегда. Бывало, потерянные копейки плюсовал или отнимал у самого себя, надеясь, что государство рабочих и крестьян не пострадает, а промах не увидят в бухгалтерии и выдадут деньги.
Пока «Степан Разин» ожидает баржу, можно бы подняться по каменным ступеням «Чкаловской лестницы» наверх, где высокий Волжский откос уютно закрыт кронами деревьев и с круглого постамента сам Валерий Павлович смотрит в небо. Но старшие товарищи ушли в город по своим делам, а тебе оказали высокое доверие следить за судном. Ты скучаешь у трапа вместе с вахтенным рулевым или бродишь по дебаркадеру и вдыхаешь незабываемый запах просмоленных брёвен.
С Петей Сомовым, рулевым, мы знакомы третий месяц. Он парень надёжный и толковый. Нам по 20 лет и у нас есть общие темы для разговора. Кроме того, мы оба высокие и тощие, что по-своему роднит нас.
В полночь получили команду идти в затон имени Парижской коммуны, там взять баржу и отбуксировать её до Камского Устья. На борту тишина. Команда спит. Вахтенный рулевой с матросом приняли с дебаркадера наши швартовы и сворачивают их на вьюшки. Ворочаю большое колесо ручного штурвала, выполняя команду капитана. Он сейчас хмурый, кутается в свой бушлат, в котором обычно несёт ночную вахту. У нас есть и электрический привод управления рулём, но мы предпочитаем пользоваться ручным.
Тихая лунная ночь. В ярком свете луны слабо видны звёзды. По корме удаляются городские огни, а на рейде тёмные пятна стоящих на якорях барж с редкими огоньками. Мы идём по течению и, значит, красные бакены будем оставлять по правому борту, а белые – по левому. До затона нужно пройти 50 километров. К рассвету будем на месте. Судно управляется легко и я передаю штурвал рулевому. Капитан устало опускается на высокий деревянный табурет и подправляет наше движение:
- Поближе, поближе к красному бакену, - командует рулевому и поворачивается ко мне. - Дай-ка отмашку влево.
Идёт встречный пароход и надо с ним разойтись левыми бортами. По мере удаления от города становятся лучше видны огни бакенов на чёрной воде. Прошли рейд, миновали селение Бор на левом берегу Волги. Впереди и чуть справа открылся красный огонёк. Это светит красный бакен. Подходит время подворачивать вправо, чтобы заходить на Верхне-Подновский перекат, куда нас зовут створные огни. Этот путь я вижу на листе лоцманской карты. Более того, на четвёртом курсе мы особо учили отдельные трудные участки Волги, а потому судовой ход от Горького до села Работки (это 60 километров) я помнил достаточно твёрдо. Почему молчит Александр Иванович? Поворачивать бы уже надо!
хххх
Капитан привалился к переборке, опустив голову на грудь. Днём-то, наверное, не пришлось отдохнуть и вот сейчас его сморило. Оба двигателя работают на полный ход и лёгкое судно идёт с хорошей скоростью, а капитан-то, получается, спит! Рассуждать нет времени.
- Пошли право помалу! - негромко даю команду.
- Право помалу! – эхом отзывается Петя, поворачивая колесо штурвала.
Так прозвучала моя первая команда в принятом самостоятельно решении. Этой командой я беру ответственность на себя. И рулевой выполнил её, подтвердив тем самым моё право на управление судном. Конечно, мне было бы легче самому ворочать штурвал, чтобы с нужной скоростью выполнять повороты. Однако, на штурвале лежали другие руки и я могу влиять на правильность движения только подачей своевременной и ясной команды.
Справа залитые светом луны спят луга Подновья. Лёгкие полосы тумана кое-где стелятся над ними. Проходим перекат и пора повернуть влево, чтобы идти на небольшом расстоянии от берега, оставляя его по правому борту. Опасаясь задержаться с поворотом, я наклоняюсь к Пете и негромко говорю:
- Видишь слева белый бакен? Подворачивай ближе к нему и пойдём вдоль яра.
- А течение не прижмёт нас к берегу? – высказывает опасение Петя.
- Будем держаться ближе к белому бакену, - успокаиваю я себя и рулевого.
Прошли Подновские перекаты и оставили слева вход в затон «40 лет Октября», где встают на зимовку пассажирские суда. Александр Иванович по-прежнему не поднимает голову. Делать нечего, надо идти дальше. В бинокль стараюсь разглядеть слабый свет керосиновых ламп бакенов. Темнота не отступает. Впереди по Верхне-Ржавскому перекату поднимается буксир. Он уже вышел с переката и скоро его баржа освободит нам дорогу. Даём ему отмашку для расхождения. Встречный соглашается. В рубке тихо, уютно. Наш «Стёпа» хорошо слушается руля, а мы стараемся выбрать ему правильную дорогу.
Незаметно светлеет небо. На его фоне на нас надвигается темень высокого, обрывистого берега и огни небольшого городка Кстово. Волга здесь широкая и русло её делает крутой поворот влево. Это, так называемое, «Кстовское колено». Я чувствую, что пора начинать поворот и негромко говорю Пете:
- Давай-ка начинай поворачивать влево. Только не торопись.
Я ещё не умею давать ясные и короткие команды рулевому, но Петя послушно вращает колесо ручного штурвала и наш "Разин" подчиняется нам. Оставляем по корме редкие огоньки на берегу, тёмную массу обрывистой горы и уходим к левому берегу. Вот снова встречный. На этот раз пассажирский пароход, торопливо загребая воду колёсами, разминулся с нами. Прошли затон имени Калинина. Ночь заканчивается серыми красками раннего утра.
Впереди Безводнинские перекаты. Ночную темноту сменяет раннее утро. Давно пропала луна и в утреннем небе почти растворились звёзды. Александр Иванович спит, но мне уже не так страшно. Я чувствую какую-то внутреннюю приподнятость, мне приятно ощущать, что судно слушается меня. Оно взрезает штевнем гладь реки, образуя расходящиеся «усы». Тихо покачиваются на лёгкой волне конусы бакенов, ограждающие песчаную отмель. Вон лодка привалилось к бакену. Это бакенщик выполняет свою работу и гасит керосиновую лампу фонаря. Справа на высоком берегу ещё крепко спит село Безводное, но уже скоро прозвучит рожок пастуха, собирая стадо.
Село Безводное памятно мне и моим однокашикам. Четыре с лишним года назад нас, мальчишек-курсантов, привезли сюда, чтобы помочь местному колхозу убрать картошку. И две недели мы старательно собирали её в мешки с необъятных колхозных полей. Наш труд колхоз оплачивал училищу той самой картошкой, которая потом шла в наш рацион. Мы располагались на втором этаже угрюмого кирпичного дома в центре села. На первом этаже жили хозяева и стояла большая русская печь, мимо которой приходилось идти на выход из дома. И днём и ночью на той печи сидел молодой парень Федюшка, раскачиваясь и мыча. На его белом круглом лице выделялись что-то просящие глаза. Было страшновато встретиться с ним взглядом и мы старались быстро проскочить мимо той печи особенно ночью, когда требовалось выйти во двор «по нужде». Мерцала лампадка и в её свете несчастный, увидев тебя, мычал и протягивал руки, а тени двигались по потолку. И никто из нас ни разу не остановился, чтобы спросить его, мол, что хочешь сказать или помощь просишь? Тогда я не мог знать, что пройдёт целая жизнь, а я всё буду вспоминать несчастного Федюшку.
Раннее утро. Ни ветерка. «Разин» тревожит гладь реки, оставляя за кормой кильватерный след. Солнце вот-вот покажет свою огненную макушку над притихшей рекой. Чайки проснулись и с криком ныряют в воду. Впереди на высоком правом берегу раскинулось большое село Кадницы. Это родина многих известных волжских капитанов, работающих на пассажирских судах. Слева виден белый бакен у входа в затон «Парижская коммуна». Мой первый самостоятельный переход заканчивается. Берусь за ручки пульта управления главными двигателями и передвигаю их на «Малый ход». Становится тихо. «Степан Разин» теряет скорость. Пропадают «усы». Осторожно трогаю за плечо капитана:
- Лексан Иваныч! Пришли.
Капитан резко встаёт, а у меня с плеч, недовольно ворча, падает Ответственность, которая впервые там побывала. Она тут же занимает место на капитанских плечах и оглядывается на меня, мол, а ты жди, скоро снова и уже тогда надолго к тебе приду.
Свидетельство о публикации №217022502337
Стас Литвинов 10.04.2019 16:10 Заявить о нарушении