Ашхабад - Уфа

Я коренной житель солнечного, тёплого Ашхабада. Как-то, будучи ещё студентом, побывал в Уфе. В те дни там проходил традиционный городской праздник – День цветов. Городские организации устраивали экспозиции из цветов и соревновались друг с другом в красоте и оригинальности. Я был в восторге! Сейчас такие дни проводятся во многих городах, а тогда у нас в Ашхабаде ничего подобного не было. Люди вокруг в приподнятом настроении, любуются, оценивают, фотографируются на фоне этой красоты.

И я фотографировал. Где цветы, там должны быть девушки, иначе в композиции будет какая-то незавершённость. Ага, а вот и две девушки-школьницы.
- Разрешите Вас сфотографировать?

Девушки смеются. Поболтали. Обменялись адресами. Я сохранил адрес той, что была симпатичнее, а второй потерял. Ну, вот такие мы, мужики, сволочи!

Потом мы переписывались. Она писала о жизни: об институте, подругах, друзьях, о чувствах к кому-то из них. Она оказалась интересной собеседницей. Писала стихи. Наверное, они были хороши для её нежного возраста. По крайней мере, я их ценил достаточно высоко. Я тогда увлекался гитарой, и кое-что переложил на музыку:

Небо!
И дороги без конца.
И меня целует ветер,
Сдунув волосы с лица.

Поле!
И ромашки вдоль дорог.
Свежий ветер их колышет
Возле запылённых ног.

Переписка была душевной, было ощущение тепла. Я писал о том, что волновало в тот момент, о студенческом театре, об интригах, об угрозе срыва классного спектакля "Алые паруса".

Прошло несколько лет. В Уфу я летел в мае. Зачем? Не знаю. Просто встретиться с подругой по переписке. Тем более, что память и фото убеждают – девушка весьма привлекательна, даже откровенно красива. Не могу сказать, что ехал исключительно ради встречи с ней. У меня был какой-то душевный зуд – хотелось уехать из своей «дикой», как тогда казалось, Средней Азии поближе к Европе. Ведь по отношению к Туркмении Урал – это Европа. Я искал шансы, чтобы зацепиться и переехать. Это сейчас, благодаря нефти и газу  Ашхабад преобразился и ему могут позавидовать многие европейские города, а тогда было – а может быть  казалось – иначе. Понадобились многие годы и несколько переездов, чтобы понять справедливость народной мудрости: хорошо там, где нас нет.

Впрочем, мотивация той поездки для меня самого покрыта туманом. У меня уже была жена, ребёнок, и вероятно, я себе придумал оправдание. Не знаю.

Как бы то ни было, я летел в Уфу. Взял с собой магнитофонную плёнку, на которой были записаны те самые песни для несостоявшегося спектакля. Надо сказать, песни были интересными, на стихи из лирики вагантов, Роберта Бернса. На той же плёнке были песни из спектакля «Маленький шарманщик», который недавно прошёл на ура и в успехе которого песни сыграли немалую роль. Был уверен, что подарок ей понравится.

Тогда в Ашхабаде было уже практически лето. Ходили в безрукавках. Зная, что еду в холодные края, приготовился соответственно - взял с собой осеннюю курточку из кримплена. Для Средней Азии самое то! Пересадка на другой рейс была в Ташкенте, где было несколько прохладнее, но всё равно - весна. Купил в аэропорту букетик тюльпанов - там они уже росли в полный рост - и полетел дальше. Немного волновался при мысли о предстоящей встрече.

Когда из иллюминатора увидел сплошные заснеженные равнины, понял, что где-то я ошибся. Недооценил. Моя курточка «на рыбьем меху» явно не по погоде. Подумалось: неуютно будет, придётся терпеть холод.

Но когда из салона самолёта вышел на трап, моментально понял, что неуютно не будет. Будет смертельно холодно. В одну секунду меня пронизало холодом так, что тело стало неуправляемым , дрожь била и руки и ноги. Она всё поняла, когда увидела меня в зале аэропорта. Дрожащие челюсти свело, я не мог внятно выговорить ни одного слова.

Она – настоящий друг! Совершила подвиг – не выходя из здания аэропорта по телефону-автомату, вызванивала каких-то друзей, знакомых, уговаривала, требовала, на кого-то даже кричала - и раздобыла зимнюю куртку. Привезли прямо в аэропорт.

В этой куртке я проходил всю неделю, что был в Уфе. В ней я был на лекции в её институте, ходил в гости к каким-то незнакомым мне людям, посещал какое-то поэтическое собрание, хотя ничего не смыслю в поэзии. Пили холодное пиво, сидя на снегу на берегу реки. Пиво на всю компанию наливали в трёхлитровые полиэтиленовые пакеты. Мягкий пакет с пивом невозможно поставить, его надо всё время держать на весу окоченевшими от холода руками. Из него надо было разлить каждому по кружкам, а это непросто даже в тёплой уютной обстановке. Тоже мне, европейская цивилизация! В «диком» Ашхабаде всегда предложат банку, а тут – пакеты.  До сих пор дрожу от холода и испытываю ужас при воспоминании о том пиве.

Между нами стала появляться отчётливо ощутимая дистанция, которая увеличивалась с каждым днём. Это и понятно. В гостях у её друзей я скучал. В поэзии я не смыслю. На лекции в институте однокурсники смотрят ехидно.

Мы сидели в её домике. Накануне её родители по моей просьбе пытались узнать нет ли такой работы для меня, которая гарантировала бы получение жилья. Там недалеко был какой-то крупный завод, может быть, я буду там востребован? Ответ был вполне ожидаемый - наивно полагать, что я кому-то где-то нужен. Мы с ней обсуждали эту тему. Ещё она что-то говорила об отношениях с подругой - а у меня в голове крутилось: какое мне дело до той подруги? Говорила о друге, который талантливый поэт – а я думал: да какой там талант, просто она в него влюблена. Мне было не интересно то, о чём она говорит. Она была чертовски красива. Её мраморная кожа, округлые коленки действовала на глаза как магнит на компас, и они плохо слушались, норовя соскользнуть вниз. И этот факт заслонял собой всё, что она говорила. Разумеется, она видела, что мне не интересно. Я одним указательным пальцем легонько – очень легонько, ведь уже появилась дистанция - прикоснулся к ней. Такой целомудренный контакт.

Раздражение я почувствовал сразу. В голосе появился металл. И я узнал всё, что за эту неделю ей наговорили родные, друзья, что думала сама.  Что переписываться со мной было интересней, чем общаться вживую - надо же, и я подумал так же! Что соседи проглядели дырки в окнах, что я так и не определился оставаться ли в Уфе, что мама хочет знать кто я – жених или не жених. И о том, что меня не интересует то, что волнует её. Пожалуй, в этом она права.

И я понял, что мне пора уезжать, пока она не стала ненавидеть меня. Впрочем, не знаю, может и стала.

Куртка перестала греть.

На другой день я уже был в Ашхабаде.
Как всё-таки хороша майская погода в Ашхабаде! Как ярко светило солнце, как же тепло оно грело!