Людаеды

ВНИМАНИЕ! возрастное ограничение 18+
не рекомендуется для прочтения детям и лицам с неуравновешенной психикой и нервными расстройствами!

ЛЮДАЕДЫ

В отдалённой охотничьей таёжной избушке два небритых, подвыпивших мужика третий день подряд отмечали, только что наступившие, новогодние праздники.
Они не были охотниками и рыбаками, так как им жалко было убивать ни в чём неповинных милых зверушек, которых в тайге и так почти совсем не осталось. Зато горячительные напитки они всегда поглощали с большой охотой.
Одному мужику было немного за сорок, а возраст второго исчислялся лишь тремя десятками.
Первый работал плотником, второй – шофёром в сельсовете. Сорокадвухлетнего мастера по дереву звали Степан, а тридцатилетний «пилот» пассажирской «Газели» с гордостью носил, редкое для этих мест, греческое имя Герасим.
Телевизора, естественно, в охотничьей избушке не было, да и радио - тоже. Смотреть они могли только в окно на трескучий мороз, на потрескивающий в печке огонь, ну, или на облезлое молчаливое чучело бурого медведя, угрюмо стоявшее в углу избушки возле входа, под лосиными рогами.
Водить хороводы вокруг ёлок в лесу было опасно из-за большого количества рыскающих в округе голодных волков, а лепить Снеговика в такую холодину было зябко рукам. Поэтому, мужикам ничего другого не оставалось, как «жрать» из гранёных стаканов охлаждённую водку и развлекать себя бесконечными разговорами на злободневные темы.
Детских воспоминаний об этом волшебном празднике и рассуждений о вере в Деда Мороза хватило лишь на одну новогоднюю ночь, а с утра, опохмелившись, мужики с новыми силами взялись за бурное обсуждение политических проблем. После обеда они немного покритиковали кривоногих футболистов, поностальгировали по службе в армии, поругали отечественное автомобилестроение и как только добрались до баб, у них закончилась закуска.
«Сервировка» новогоднего стола, украшенного хаотично разбросанными блестящими фантиками от дорогих шоколадных конфет, была скудна даже для будничных посиделок, не говоря уж о праздничных днях. На газетной «скатерти» стояла (заполненная окурками) консервная банка, недопитая бутылка водки и распечатанная пачка сигарет. Под столом валялись четыре пустые пол-литровые ёмкости, а возле стола красовался ящик с вышеуказанным алкогольным напитком, в котором не хватало пяти, уже употреблённых гостями, бутылок. Поверх ящика лежал начатый блок тех самых сигарет с фильтром, а вот на дне чистых салатных тарелок, вместо традиционного «Оливье» лежал растёкшийся, застывший, полупрозрачный, бежевый парафин.
С пьяных глаз, мужики, конечно, могли принять «растаявшие» ночью свечи за какой-нибудь сладкий медовый десерт, но закусывать водку безвкусными плавлеными и обессахаренными «пчелиными сотами» было невозможно, так как воск абсолютно не перебивал вкуса водки, а полное отсутствие в нём запахов не позволяло этим  «десертом» даже занюхивать.
Чтобы решить возникшую гастрономическую проблему, мужчины были вынуждены на время прекратить пустые разговоры и посвятить весь день второго января пополнением съестных запасов.
Когда проблема была к вечеру устранена, мужчины, плотно поужинав, вернулись к разговорному формату празднования и продолжили искать истину на дне стакана, но уже на сытый желудок.
- Вот скажи мне, Герасим! Ты бы смог утопить голыми руками маленькую хорошенькую собачонку, как твой литературный тёзка из тургеневского «Му-му»? – спросил заплетающимся языком у своего собутыльника плотник Степан, вальяжно облокотившись на «спинку» деревянного скрипучего стула.
- Утопить пса?! – воскликнул Герасим, выпучив от возмущения глаза. – Да как у тебя язык повернулся такое спросить? Собаки самые преданные существа на Планете! Их топить грешно! – погрозил кривым мозолистым пальцем шофёр и, выплеснув себе в глотку сто граммов крепкого алкоголя, поморщившись, добавил: - Вот кошку, другое дело! Эти продажные твари променяют хозяина за кусок колбасы. Я котят за свою жизнь уже столько в огородной бочке перетопил, что если бы я их оттуда не доставал, то они бы там, как шпроты в банке, еле помещались бы. Жила бы у меня в доме не кошка, а кот, давно бы его кастрировал, а кошку стерилизовать я не умею и даже примерно не знаю, как это делается в домашних условиях. Везти её к ветеринару в такую даль, в районный центр, неохота, да и доктору платить придётся. Дешевле котят в бочке топить. И бензин экономится.
- А может, проще, саму кошку утопить и хлопотам конец? – нашёл более простой способ избавиться от котят Степан и громко икнул.
- Да эта кошка для матушки как член семьи! Она её больше, чем детей своих, любит и меня в эту бочку вперёд закатает, если я хоть пальцем трону эту мурлыкающую потаскуху, - сразу отказался от мудрого совета Герасим и, от греха подальше, спрятал под стол, грозно торчащий перед лицом Степана, пропитанный мазутом, указательный палец.
- Ты ведёшь себя, как Шариков из булгаковского «Собачьего сердца». Только тот кошек душил, а ты топишь! – усмехнулся Степан и, чиркнув спичкой, закурил вынутую из пачки сигарету.
- Я веду себя, как разумный человек, и выражаю мнение большинства. Все знают, что собаки служат людям, а кошкам служит сам человек! - обиженно отреагировал Герасим на оскорбительное сравнение, нервно вынимая из той же пачки точно такую же сигарету.
- Ты зря начинаешь злиться! – начал успокаивать собеседника Степан, выпустив изо рта густое облако дыма. - Я ведь не спорю с тобой о том, что собаки ловят преступников, охраняют дом, ищут наркотики и работают сапёрами. Я просто хочу выступить защитником этих грациозных мяукающих животных и доказать тебе, что они не только лежат весь день на печи и вылизывают себе яйца, а тоже приносят людям пользу. Например, ловят мышей!
- П-ф-ф! Тоже, мне, ПРИМЕР! – фыркнув, заулыбался Герасим. – Великая польза ловить мышей! Мыши наводят страх только на слонов! Может для них кошка и является единственным спасением, а человек может обойтись и мышеловкой.
- А ты слышал о том, что во время блокады Ленинграда (в годы второй мировой войны), когда люди от голода съели в городе всех кошек и собак, окружённая фашистскими немецкими захватчиками северная столица была «оккупирована» крысами? И что, как только блокада была прорвана, первым делом в январе 1943 года в освобождённый город привезли из Ярославля четыре вагона дымчатых кошек для борьбы с полчищами грызунов? В итоге, крысы «капитулировали» и сгинули вслед за фашистами. А в современном Петербурге, в честь героических кошек, защитивших (от разграбления крысами) ввезённое в город продовольствие, установили на Малой Садовой улице памятники коту Елисею и кошке Василисе. Ты чувствуешь масштаб? Бесполезные (как ты говоришь) кошки, спасли огромный город от голодной смерти! – с умным видом учителя истории привёл неопровержимые доказательства кошачьей полезности Степан, блеснув своей эрудицией.
- Так это, что получается? Южной Корее, официально поедающей собак под видом национальной кухни, тоже грозит оккупация и неминуемое разграбление со стороны соседних государств? Ведь, съев всех четвероногих «друзей», они рискуют оставить свои границы и дома без охраны? – «переконвертировал» ленинградский пример с кошками на корейский пример с собаками Герасим, пытаясь доказать оппоненту, что значимость собак в мире, всё же, выше, нежели значение кошек.
- Ну, раз они едят собак, значит, их границам ничего не угрожает! – сделал вполне логичный вывод Степан, небрежно и равнодушно туша окурок о консервную банку.
- Ага, скажешь тоже: «НИЧЕГО НЕ УГРОЖАЕТ»! - ехидно ухмыльнулся Герасим. - А Северная Корея? Они ведь друг с другом враждуют из-за чего-то?
- А, может, они из-за этого и враждуют, что одни едят собак, а другие кошек?! – выдвинул смелую версию причины меж корейского конфликта Степан и, довольный своей смекалкой, щёлкнул пальцами.
- Не знаю, чью шкуру они там не поделили, но я бы собаку жрать точно не стал! Будь я хоть южным корейцем, хоть «заблокированным» ленинградцем, - категорично заявил Герасим, поровну разливая водку в сдвинутые стаканы.
- Даже, если бы умирал с голоду? – хитро прищурив глаза, спросил Степан, беря в руку свой стакан с, только что, налитой в него водкой.
- Да! – не раздумывая, ответил Герасим и, резко, не чокаясь, запрокинул голову вверх, плотно прижимая ко рту стеклянную гранёную «тару» с прозрачной жидкостью.
- А ты помнишь Антонину Ивановну, с соседней улицы? – «подошёл» к разговору, с другой стороны села, Степан, тыкая пальцем в край стола, словно в карту той местности, где, по его расчётам, должен был располагаться её дом.
- Дряхлую старушку-дачницу из Питера, которая приезжала каждое лето в село и жила здесь до поздней осени, а на зиму переезжала в этот промозглый и холодный город в благоустроенную квартирку? – зачем-то уточнил Герасим, прекрасно понимая, о ком идёт речь.
- Да-да, ту самую блокадницу, которая, во время войны, будучи юной девушкой, не смогла выехать из окружённого фрицами города, в наше село, и была вынуждена зимовать в Ленинграде два года, - подтвердил Степан и, выпив содержимое стакана, заел его небольшим кусочком жареного мяса. - Так вот она, хочу тебе заметить, съела за время блокады не одну собаку, а целых две! А когда забеременела, то через девять месяцев съела и своего ребёнка! Причём, эти страшные факты биографии никак не повлияли на её положение в обществе. После войны она не стала злой, как собака, а была добрым, отзывчивым, уважаемым человеком и заботливой матерью для двух последующих детей.
- Как это, съела своего ребёнка? – вытаращив от удивления глаза, поинтересовался Герасим, начиная стремительно трезветь от услышанного.
- А, вот, так! – заинтригованно произнёс Степан и, оглядевшись по сторонам, заговорщицки зашептал, склонившись над столом. – Лет десять назад, я починил ей забор, а денег с неё не взял. Совестливая старушка не смогла меня отпустить без «награды» и уговорила меня с ней пообедать. А когда мы пропустили с ней по рюмочке, из неё и потекли слёзы да признания. Оказывается, до гражданского мужа, у неё был возлюбленный. Бывший одноклассник. На выпускном вечере он предложил ей выйти за него замуж и на следующий год сыграть весной свадьбу, когда им исполнится по восемнадцать лет. Она, конечно, с радостью согласилась, но в их планы вмешалась война. Соответственно, как только он достиг совершеннолетия, вместо свадебной «росписи», его записали в ополченцы и, весной 1942 года, торжественно отправили на фронт. Перед отправкой, чтобы ему доказать свою любовь и вселить в него уверенность в том, что у неё серьёзные намерения ждать именно его, она забеременела. Однако, жених оказался не таким отважным, как его невеста. Провоевав чуть больше месяца, он попал в окружение, сдался в плен и, испугавшись смерти, согласился прислуживать фашистам. Такого позора молодая комсомолка перенести не могла и, совершив тот самый шаг от любви до ненависти, стала умолять свою мать помочь избавиться от растущего в ней отпрыска предателя Родины и организовать ей аборт. Но комиссованный с фронта (по инвалидности) отец отговорил дочь прерывать беременность, а предложил, ради спасения голодающей семьи, совершить чрезвычайно кощунственный и страшный поступок. Он убедил её в том, что созревший плод врага народа целесообразнее не просто убить, а беспощадно съесть. Своё чудовищное предложение её отец обосновал тем, что ребёнок (таким образом) сможет искупить вину своего трусливого папаши и геройски спасти от голодной смерти родную мать, бабушку и дедушку.
После этих слов собутыльника у Герасима отпала челюсть, и дальше он слушал Степана с широко открытым ртом. Нечищеные, жёлтые от никотина, кривые зубы немного смутили рассказчика и он, дабы поскорее вернуть рту слушателя прежнее положение, опустил незначительные подробности тех страшных событий и перешёл сразу к финалу повествования.
- Роды состоялись в канун Нового, 1943 года, и запечённый в духовке младенец стал главным и единственным блюдом их семейного праздничного стола. Кусок собственного дитя не лез ей в горло, а рвотный рефлекс, то и дело, выталкивал его обратно в тарелку. Сделав над собой невероятные усилия, ей, всё же, удалось заставить себя немного поесть, но утром Антонина Ивановна проснулась суровой вегетарианкой. С тех пор, она больше никогда не ела мяса и не разговаривала с отцом. Об этой истории не знал никто в нашем селе, даже её послевоенный муж, с которым она прожила сорок с лишним лет. Но, видимо, проносив всю жизнь эту (тяжёлую, как камень) тайну в сердце, она так сильно устала, что захотела кому-нибудь излить свою душу, а тут и я подвернулся под руку. Она, конечно, взяла с меня клятву о том, что я никому не расскажу об этой трагедии, пока она жива, но, мне кажется, Антонина Ивановна до самой смерти стеснялась своей откровенности и всегда прятала от меня глаза, когда мы пересекались с ней на улице или в магазине.
- Ни хера себе, шабаш устроили! Принять решение рожать, чтобы потом дитё сожрать, - возмутился Герасим, приглаживая рукой вставшие дыбом волосы.
- А вдруг она, на самом деле, не баба Тоня, а самая настоящая местная «Баба Яга»?! А её семья – древний род ведьм? Тогда это вполне объяснимая ситуация, - поддержал версию Герасима о шабаше Степан и закурил очередную сигарету. – Помнишь, как в детских сказках Баба Яга «зуб точила» на Иванушку-дурочка, запихивая его на лопате в печь, да слюни роняла на сестрицу Алёнушку с её родным братцем?
- Ну, ты сравнил жопу с пальцем! – развёл руки в стороны Герасим. - Одно дело, когда злой Бармалей, собираясь пообедать, жарит на костре совершенно постороннего ему доктора Айболита, а другое дело съесть своего собственного новорожденного Бармалейчика или розовощёкую ведьмочку!
- А какая разница? – пожал плечами Степан. - По сути, и то называется каннибализмом, и другое. А в остальном, как говорится – дело вкуса! Одним нравится нежное сочное мяско младенцев, а другим - пахнущая лекарством «старятина». К примеру, ходят слухи, что китайцы предпочитают кушать суп, сваренный из абортированных человеческих эмбрионов. Они, даже, считают, что этот суп оказывает благотворное влияние на здоровье и может вылечить астму! А с их демографической ситуацией в стране, КНР (Китайская Народная Республика) в будущем может запросто превратиться в ККР (Китайскую Каннибалистическую Республику).
- Ага! Ты ещё скажи, что они делают из людей колбасу или челоВЕТЧИНУ! – засмеялся Герасим, мотая головой.
- Про это я, пока, не слышал. Но, со временем, вполне возможно и такая колбаса появится на прилавках наших магазинов, - почёсывая подбородок, задумчиво произнёс Степан, приняв позу «мыслителя» - Учитывая то, с какой скоростью на планете Земля исчезают животные, а численность населения растёт, не мудрено, что каннибализм в будущем станет нормой.
- Постой! Кажется, я понял, к чему ты клонишь! – воскликнул Герасим, хлопнув ладошкой по краю стола. - Ты каннибал со стажем, и стесняешься мне в этом признаться! Потому ты и пытаешься мне внушить, что сжирать людей в прямом, а не в переносном смысле гораздо полезнее. По всей вероятности, ведьма баба Тоня, в момент своей исповеди, потчевала тебя человечиной и заразила (в тот день) каннибализмом! Ты «подсел» на этот «наркотик», как вампир - на кровь, и стал ЛЮДОЕДОМ!
- А ты, разве не стал людАедом? – спокойно переадресовал вопрос собеседнику Степан, сделав акцент на последнем слове.
- Я попробовал человека первый раз в жизни, в чрезвычайной ситуации, чтобы выжить, – нашёл уважительную причину своего участия в преступной трапезе Герасим и разоблачительно погрозил собутыльнику пальцем. - А ты, похоже, этим давно балуешься! Иначе, откуда ты можешь столько знать на эту тему?
- Зачем ты всё переворачиваешь с ног на голову? – спросил Степан расстроенным тоном. - Я вовсе не какой-то там гурман-извращенец, а такой же, как и ты, обыкновенный человек, только всесторонне развитый, и, в отличие от тебя, немного, более образованный и начитанный. Мои знания основываются именно на этом, а не на «плотоядном опыте». А Люду мы с тобой съели по другим причинам: первая – она красивее, моложе и выглядит аппетитнее, чем кто-либо из нас; вторая причина заключалась в том, что нам, действительно, что-то нужно было есть, чтобы не умереть с голоду в этой заброшенной охотничьей избушке на «курьих ножках»; а третьей причиной послужил тот факт, что поделить её между собой мы могли только «кулинарным» способом. Согласись, если из нашего любовного треугольника убрать тебя или меня, то в данной ситуации это было бы равносильно самоубийству. Так как водку пить она бы всё равно не позволила, а отправила бы выжившего за подмогой через заснеженную тайгу. Ты видел, сколько сверкающих волчьих глаз окружают нашу избу? – спросил Степан и, подав сигнал Герасиму, чтобы тот сидел тихо, прислушавшись, затаился сам. С улицы доносился беспрерывный волчий вой, перекликающийся с вьюгой.
- Вот бы волки обрадовались такой добыче! А съев Людку, мы сейчас сидим в тепле, пьём водку и разглагольствуем на всевозможные темы! Вот скажи мне, ты смог бы поговорить с ней о футболе, политике, об автомобилях или об армии? Нет! Темами ваших разговоров были бы её старые платья, сносившиеся сапоги, облезлая шуба, рваные колготки, заканчивающаяся губная помада, устаревшая сумочка и так далее. А через десяток лет, она стала бы тебя обвинять в постоянной нехватке денежных средств и в том, что ты «украл» её лучшие годы.
- Ты хочешь сказать, что если бы мы её не съели, то обрекли бы кого-то из нас на бытовые муки? – изумился Герасим, наблюдая за тем, как его собеседник, ловко, переквалифицировал бытовое убийство на почве ревности в святую каннибальскую миссию.
- Я хочу сказать, что если бы кто-то не захотел «срезать» пятьдесят километров и не свернул бы на лесную дорогу, то мы бы сейчас отмечали новый год в посёлке, а не в тайге, и Людка была бы жива. Но кто-то ведь громче всех кричал, что знает короткий путь, и что на его шустрой «Газели» мы вмиг «проскачем» по непроходимой чаще и через полчаса будем на месте?! – укоризненно напомнил Степан, по чьей вине они оказались в этой глуши, не желая брать груз всей ответственности (за произошедшее) на себя. - Хорошо, хоть, «копыто» у твоей «Газели» отпало недалеко от этой охотничьей стоянки. Иначе не мы Людку, а нас сейчас доедали бы те волки под ёлкой.
- На кой чёрт мы вообще поехали в такую погоду за двести километров в районный супермаркет? Как будто наши односельчане не встретили бы Новый год без этой водки, сигарет и шоколадных конфет? – «процедил» сквозь зубы Герасим и пнул, от досады, по стоявшему возле стола ящику с водкой. Тот глухо звякнул в ответ и передвинулся на пару сантиметров ближе к Степану.
- Да потому, что Людмила Георгиевна - ГЛАВА ПОСЕЛКОВОГО СОВЕТА, и хотела сделать односельчанам новогодний сюрприз от лица администрации, - заступился за возлюбленную Степан, оправдывая её спонтанную инициативу: «ехать в такую даль».
- Хороший получился «сюрприз», - буркнул Герасим и смачно плюнул в сторону чучела медведя. – Водитель сельсовета вместе с деревенским плотником съели Главу поселкового Совета и запили её водкой, купленной на государственные бюджетные средства.
- Не боись! Об этом никто не узнает! Если мы, как баба Тоня, не растрезвоним об этом по всей деревне! – успокоил собеседника Степан, косясь на чучело медведя, как на ещё одного потенциального свидетеля. – А когда нас найдут, то скажем, что пока мы пьяные спали, Людмила Георгиевна пошла за водой к роднику и на неё напали волки. Чтобы выглядело всё правдоподобно, нужно будет завтра отнести её шубу и несъедобные части тела к ручью и разбросать их повсюду. Волки почуют кровь, сбегутся и наследят там, как следует.
- А если люди спросят нас, что мы столько времени ели? Что мы им на это ответим? – обнаружил изъян в (предложенном Степаном) алиби Герасим и громко щёлкнул языком.
- Скажем, что кроме водки, сигарет и конфет, купили на рынке телятины, - невозмутимо вышел «сухим из воды» плотник, ткнув вилкой в лежащий на тарелке шматок мяса. - Внешне «окорока» Людки похожи на телятину, да и по вкусу почти не отличаются.
- Не скажи! – возразил Герасим, отрицательно помотав головой. - Людка наша гораздо слаще и нежнее телятины!
- Да-а-а! В самом соку была баба! – согласился Степан, тяжело вздохнув.
- Может, помянем? – предложил Герасим и миролюбиво взглянул на бывшего соперника.
- Давай! – кивнул Степан и разлил остатки, стоявшей на столе, бутылки по стаканам.
Выпив водку не чокаясь, мужчины принципиально не стали закусывать этот «поминочный тост» и «погрузились» в молчаливые воспоминания.
Несколько минут ЛЮДАЕДЫ сидели стиснув зубы, нахмурив брови, опустив головы, «переваривая» содеянное.
Первым нарушил тишину Степан.
- Помню, когда я впервые увидел Людочку на сцене местного Дома культуры, я принял её за артистку и влюбился в неё с первого взгляда! Уж, больно она была похожа на голливудскую кинозвезду Мэрилин Монро, а не на нового Главу сельсовета. Я ещё тогда подумал, как такая молодая и красивая женщина будет справляться с нашими, вечно пьяными, неуправляемыми, грубыми мужланами? Но потом, когда она, засучив рукава, активно взялась за дело и превратила заброшенное село в цветущий город-сад, я понял, что отныне в нашей «дыре» будет царить непререкаемый матриархат и, согласившись на унизительную роль «раба любви», признался ей в своих чувствах. Я знал, что она не испытывала ко мне ничего подобного, но, со временем, надеялся растопить её холодное сердце, а тут «прискакал» более молодой «принц» на своей «Газели» и спутал мне все карты! – съязвил деревенский плотник и, с расстройства, бросил перед соперником вилку на стол.
Герасим вздрогнул от неожиданности и, не дожидаясь, пока что-нибудь полетит в него, начал оправдываться:
- Я, между прочим, «скачу» за ней по пятам уже полжизни! И, в отличие от тебя, влюбился в неё гораздо раньше! Я положил на неё глаз, ещё работая водителем в Академии ГОССЛУЖБЫ, где она училась. После окончания Академии, ей предложили должность в районной администрации, и я ушёл вслед за ней. Её карьера росла, как на дрожжах, а я, как верный оруженосец, преданно следовал за ней с одного места работы на другое. К сожалению, она не отвечала взаимностью на мои откровенные знаки внимания и строго соблюдала между нами дистанцию. Но, в то же время, она и не пресекала мои робкие попытки ухаживания, позволяя мне иногда относиться к соблюдению субординации «начальник-подчинённый», как к ролевой игре.
- Да что там говорить?! – махнул рукой Степан. – Она дурачила голову не только нам двоим. Вся мужская половина села от неё сходила с ума! Любой деревенский житель мужского пола мечтал, хоть раз в жизни, «провиниться» перед ней, чтобы она грязно «наказала» плохого работника прямо у себя в кабинете на рабочем столе и заставила «подчиняться» её приказам! А видишь, как всё вышло на самом деле? Теперь она лежит у нас на столе и утоляет наш звериный голод. А вот что касается голода сексуального и животной страсти, то, в этом смысле, у нас получилось, прямо, как у Островского в «Бесприданнице»: «ТАК НЕ ДОСТАВАЙСЯ ЖЕ, ТЫ, НИКОМУ»! – процитировал литературного классика начитанный плотник, обращаясь к лежащему на блюде, в центре стола, большому куску мяса, и, широко зевнув, философски добавил: -  Но, несмотря на это, она навсегда останется в наших сердцах! Ведь она прошла путь к нашим сердцам, через желудок. А это, если верить народной мудрости, самый надёжный и проверенный способ!
Расчувствовавшийся шофёр, слушая такие трогательные речи об объекте своего обожания, с умилением смотрел на маленький кусочек Люды в своей тарелке и ласково его поглаживал облизанной вилкой. Затем Герасим уставился в «одну точку», и улыбка спала с его лица.
- Я вот всё думаю, а нафига она попросила тебя с нами поехать в качестве грузчика? Чтобы специально столкнуть нас лбами, или она просто хотела, таким образом, заставить нас безумно ревновать?
- Я думаю, она вообще преследовала другие цели, - ответил Степан, подмигнув хорошо прожаренной Людмиле. - Скорее всего, она использовала меня как помеху, чтобы избежать твоих возможных грязных домогательств во время командировки. Вдруг ты захотел бы воспользоваться предоставленным шансом, завёз бы её вместо супермаркета в лес и трахнул? А при мне, ты вёл бы себя, как паинька. Ну и я, соответственно, вёл бы себя также при посторонних. Как говорится: «убила бы сразу двух зайцев»!
- А вдруг она, наоборот, хотела побыть с нами обоими наедине и специально всё это подстроила? – посмотрел на ситуацию с вульгарной точки зрения Герасим, припомнив схожий эпизод из недавно просмотренного им порнофильма.
- Ослабила гайки у колеса, чтобы машина сломалась в лесу, и мы встретили Новый год втроём? – попытался представить Степан ряд, столь сложных, манипуляций, проводимых хрупкой молодой женщиной для достижения своих низменных целей, и ехидно прокряхтел.
- Именно, так! – с азартом подтвердил Герасим, продолжая рисовать в своём воображении неожиданно возникшую в его голове эротическую фантазию.
- А что ей мешало это сделать в деревне? – поинтересовался Степан и с недоумением взглянул на возбуждённого фантазёра. – Уединилась бы с нами в своём уютном кабинете и заставила бы нас голышом «плясать под её дудку»?!
- Может, она стеснялась? Или боялась, что кто-то из нас может не согласиться на групповуху? – привёл пару увесистых аргументов Герасим, намекая на распространённую женскую фобию «сексуальной невостребованности». - А тут форс-мажор! Безвыходная ситуация. Хочешь-не хочешь, а придётся втроём в лесу ночевать, с вытекающими (из этого) интимными последствиями!
- А если она, всего-навсего, просто хотела устроить нам проверку? Своеобразный кастинг женихов? Кто лучше проявит себя в экстремальной ситуации? – начал склоняться к более реальному жизненному варианту развития событий Степан, опираясь на свои обширные знания женской психологии. - Может, она симпатизировала нам обоим, но не могла определиться с выбором? Вот и организовала нам это испытание?
- Ну, и чего она, в итоге, добилась своими проверками?! Игра в «кошки-мышки» вышла из-под контроля и «мышки» съели «кошку»? – хмыкнул Герасим и победно взглянул на заполненное мясом блюдо.
- Получается, что так, - немного утомившись от кровожадных разговоров, бесспорно, согласился с аллегорией собеседника Степан, лишь бы поскорее сменить изрядно поднадоевшую плотоядную тему и поговорить о чём-нибудь нейтральном, например, о погоде. И как только в беседе возникла долгожданная пауза, плотник громко крякнул, тряхнул головой и, восхищённо, подметил, – Надо же, как интересно устроен мир, наполненный любопытными фактами и противоречиями?! Казалось бы, произошла очевидная вещь, но каждый из нас видит её по-своему! Причём, необъективность взглядов усугубляется ещё и таким визуальным дефектом, как обман зрения, доставшимся нам от природы. Вот взять, к примеру, молнию. Нам кажется, что она «бьёт» сверху – вниз. А на самом деле, она исходит от Земли, а не прилетает с неба. Или внимательно присмотреться к строению человека! По существу, наши тела напоминают бракованные биологические игрушки, созданные в небесной лаборатории несуществующего «Института Мутации». Ты никогда не задавался вопросом: почему в наших, катастрофически уязвимых, организмах такой ужасающий дисбаланс? Почему ногти растут до старости, а зубы только в детстве? Почему мозг работает не на полную «катушку»? Почему у людей два глаза, две ноги, две руки, два уха, две почки, два лёгких, а печень, голова и сердце – в единственном экземпляре? Представляешь, как было бы удобно иметь запасное сердце? – задал риторический вопрос собеседнику Степан и, продолжая смотреть в образную даль, похлопал ладошкой по своей правой половине груди. - Одно неожиданно остановилось и, тут же, заработало второе! И любить можно было бы всем сердцем не одну женщину, а сразу двух! Одним – Людочку, а вторым, какую-нибудь другую дурочку. А как объяснить окружающие нас температурные несоответствия?! Вот сейчас на улице минус сорок градусов, а в водке плюс сорок. Отсюда следует вывод, что по законам физики и математики наша температура тела (проспиртованного водкой), по идее, должна быть примерно около нуля! Почему же тогда она у нас тридцать шесть и шесть?! – придирчиво критиковал плотник Создателя, перечисляя очевидные изъяны человеческого организма один за другим.
- И это мне говорит начитанный человек с высшим образованием! – захохотал Герасим, пренебрежительно тыкая пальцем в собутыльника. – Ты что, считать не умеешь?! Всё же элементарно! Тебе любой первоклассник с лёгкостью решит эту задачу и объяснит, что если человека, с температурой «+36,6» поместить в холод с отметкой в «-40» градусов, то человек остынет до «-3,4» градуса. А если в него влить сорокоградусную водку, то его температура опять придёт в норму и достигнет комфортной отметки ровно в «+36,6» градусов! А что касается внутренних органов, данных нам природой в единственном экземпляре, то я был бы больше рад запасной печени, нежели запасному сердцу. Тут с одним-то сердцем столько страданий! А с двумя, вообще, разорвёт от любви. То ли дело запасная печень! – с вожделением произнёс Герасим и мечтательно закатил глаза к небу. – С таким «арсеналом» можно безболезненно бухать до глубокой старости и жрать вредные продукты без ограничения! А праздно прожить жизнь в хмельном веселье – не это ли и есть истинное СЧАСТЬЕ?!
- А я, всё-таки, думаю, что без бабы мужик не может стать абсолютно счастливым человеком! – не согласился с мировоззрением шофёра Степан, видя в беспробудном пьянстве некую дисгармонию.
- Ну, только не надо мне нести эту чушь про полноценные семейные отношения и семейные ценности! Ты ещё скажи, что мужик не способен стать счастливым без ребёнка! – с отвращением поморщился Герасим. - Это бабские жизненные приоритеты, продиктованные законами природы. А настоящему мужику от баб нужен только секс! Если говорить откровенно! Причём, жёсткий и грязный секс! А не романтично-мусипусичный или миссионерский.
- А я про это и говорю! А не про то, что я вижу счастье в сопливых, орущих детях, в сварливой тёще и в приевшейся жене, - не найдя в своём высказывании противоречий, попытался повторно донести оппоненту свою точку зрения Степан, огорчённый невнимательностью собеседника. - Я всеми руками голосую за холостяцкую, кишащую сексуальным разнообразием, беспорядочную половую жизнь, позволяющую безнаказанно бегать за каждой встречной юбкой и разгадывать всё новые и новые женские загадки! А как можно прожить такую жизнь без баб?
- А, что такого незаменимого есть в людях женского пола, что может помешать осуществить полноценную, половую, БЕЗДЕТНУЮ жизнь? – в свою очередь поинтересовался Герасим, намекая на (ненужный для бездетной жизни) детородный женский орган. - Обходятся же как-то без баб мужики в тюрьме? Или на необитаемом острове? Робинзон Крузо, на самом деле, наверняка, с удовольствием пользовался тем экзотическим чернокожим юношей с именем «Пятница». Просто об этом не стали писать в детской книжке, чтобы не сломать читающему ребёнку психику. Я видел мужиков, у которых грудь, по размерам, не уступает Людкиной, а жопы, примерно, у всех одинаковые. А, о ртах и говорить нечего!
- Фу! Как тебе не противно говорить о мерзком гомосексуализме? – брезгливо отпрял от собутыльника Степан, закрывая руками уши.
- А что: «ФУ»? Если отбросить привитые обществом комплексы, то, теоретически, можно, наверное, полюбить и однополое существо. Главное, увидеть в нём то, за что его можно полюбить. И если верить народной мудрости, гласящей о том, что каждый человек красив по-своему, то можно с уверенностью утверждать, что это вполне осуществимо! Взять, к примеру, миллионера из фильма «В джазе только девушки». Он так сильно влюбился в героиню, что когда узнал, что это переодетый мужик, даже не обратил на это внимание! А он не был педиком! Я почти уверен, что трахнув в Таиланде танцовщицу в задницу, ты будешь убеждён, что переспал с бабой, а не с трансвеститом. После чего, ты не будешь себя считать «голубым», а будешь чувствовать себя нормальным мужиком, «отпежившем» классную «тёлку»!
- Кстати, да! – оживлённо закивал головой Степан. - Такая ситуация вполне возможна и, наверняка, многие нормальные мужики, попавшись на эту таиландскую уловку, невольно встали под голубые знамёна гомосексуализма.
- Подожди минутку, я сейчас! – торопливо произнёс Герасим и, дружески похлопав Степана по плечу, выбежал из комнаты.
- Живот прихватило, что ли? – предположил плотник и, уставившись на чучело медведя, кивнул в сторону захлопнувшейся двери. – Видал, как приспичило? Наверное, Людка обратно «просится»! А ведь я предупреждал, что они не подходят друг другу!
Медведь молча стоял в прежней позе с растопыренными лапами и угрожающе смотрел чуть выше Степана.
- А сам-то ты, я надеюсь, не из-за самки пострадал? Послала тебя, поди, медведица на охоту, а ты, вместо этого, на охотников вышел. Чего молчишь, угадал я? – спросил чучело сильно захмелевший плотник и прищурил один глаз, чтобы сфокусировать взгляд на морде зверя. - По глазам вижу, что угадал! Не Маша ведь тебя «завалила»? Хотя, могла и она. Все бабы очень коварны и опасны, независимо от возраста. Любая маленькая девочка готова три шкуры с родителей спустить, чтобы ей подарили куклу. А взрослая, ради новой шубы, и с медведя, не раздумывая, шкуру сдерёт.
Слуховая память давно убитого медведя отреагировала на слова «охотники», «шкура», «шуба», «Маша» и волосяной покров чучела вздыбился. Возможно, вставшие дыбом волосы зверя отреагировали вовсе не на слова пьяного мастера по дереву, а на сквозняк, возникший от открывшейся входной двери. Но причиной вздыбившихся седых волос Степана стал именно появившийся в дверях Герасим.
Красное, красивое платье Людмилы, напяленное шофёром на себя, пришлось ему как раз по размеру и хорошо «сидело» на его женственной фигуре. Губы были ярко накрашены помадой такого же, как и платье, цветом. Волосатые ноги скрывали плотные чёрные колготы, а широкие плечи и мощные руки были спрятаны под короткой шубкой из чернобурки. Голову прикрывал пуховый оренбургский платок, завязанный излюбленным способом Люды.
- А вот и я! Скучал, поди, без меня? – кокетливо спросил Герасим, подражая тоненькому голоску Людмилы, у открывшего от удивления рот Степана, и медленно покружился.
- Людка?! – удивлённо прохрипел плотник, пытаясь навести резкость на расплывшемся объекте былой страсти.
- Да, это я! – начал подыгрывать, переодетый в Люду, шофёр, продолжающему пребывать в сильном шоке собутыльнику, при этом, шутливо виляя перед ним задницей. – Согласись, что моя попа ничуть не хуже той, которую ты лапал?
Налитые кровью и водкой глаза Степана обезумели от счастья и, приведя другие органы чувств в возбуждённое состояние, отключили мозг.
Соскочив со своего места, обезумевший плотник схватил, с трудом стоявшего на ногах, Герасима и, неистово швырнув псевдо-Люду на стол, животом вниз, шустро задрал вверх подол красного платья. От столь бурной возни на столе попадавшие свечи погасли, и воцарился интимный полумрак. Понимая своим пьяным умом, что его «научный» эксперимент с переодеванием зашёл слишком далеко и может закончиться для него плохо, Герасим попытался прекратить маскарад, но резкая рваная боль сзади отключила его сознание.
Очнулся Герасим лёжа на полу, лишь только утром, когда вставшее солнышко осветило комнату охотничьей избушки. Его тело трясло от холода и похмелья. Голова «раскалывалась». Но больше всего болела его несчастная растерзанная жопа. По запёкшимся пятнам крови на платье и следам спермы на ляжках шофёр понял, что лишился «девственности» и, стиснув зубы от физической и душевной боли, попытался встать на ноги. Жгучая, щипающая боль в заднице и трясущиеся коленки мешали Герасиму подняться, но бешеное желание поквитаться с обидчиком, было сильнее боли. Опираясь на непострадавшие от насилия руки, и ящик с водкой, шофёр, кряхтя, медленно привстал с пола и осмотрелся по сторонам. Степан сидел за столом и, уткнувшись в сложенные перед собой руки, крепко спал.
Сначала Герасим хотел связать сонного предателя и отплатить ему той же монетой, но общее физическое состояние и сильное душевное отвращение не позволяли его, вяло болтающемуся между ног, «орудию возмездия» прийти в боевую готовность. Кем он только не представлял спящего плотника, чтобы возбудиться и осуществить месть: и спящей царевной, и первой учительницей (проверяющей за школьным столом тетрадки), но всё было тщетно. Этот пьяный, вонючий ублюдок, с расстёгнутой ширинкой и опущенной на стол головой, больше напоминал приговорённого к смерти насильника, сложившего голову на эшафот. В связи с чем, у Герасима возникло только одно желание: «КАЗНИТЬ КОЗЛА».
Подкравшись на цыпочках к печке, Степан взял в руки острый топор, вернулся к столу и, прицелившись, с размаху рубанул плотника по шее, что было сил. Тело Степана вздрогнуло, руки (как плети) свесились вниз, седая башка откатилась к центру стола, а из туловища хлынул фонтан крови.
Отбросив в сторону топор, Герасим налил из забрызганной кровью бутылки в стакан водку и, прошипев: «Людке, привет!», залпом выпил его до дна.
В течение нескольких минут, «гомосек» поневоле и «дровосек» по собственному желанию, молча смотрел на обезглавленное тело собутыльника и мучительно старался понять, какой жизненный путь ему теперь выбрать? Путь грубого и беспощадного каннибала или путь нежного и любвеобильного гомика? Убивать людей или любить? Питаться ими или еб***ся с ними? Остаться жить с волками в лесу и по-волчьи выть или уехать в Сан-Франциско и ходить с геями на парады? Но неопрятный, неаппетитный, скукоженный труп Степана абсолютно не вызывал во рту водителя слюноотделения и не манил в мир каннибализма. Да и лютая ненависть ко всем мужикам, после случившегося, отбивала всё желание подпускать к себе за спину этих грубых, похотливых «животных».
В итоге, Герасим выбрал ни то, ни другое.
Он распотрошил чучело, стоявшее возле дверей, напялил на себя медвежью шкуру и, прячась в ней от стыда, ушёл от злых, надоедливых и недоеденных людей в тайгу, в честный и справедливый мир диких животных.
Однако, голодные волки оказались не такими гостеприимными по отношению к новоявленному «Маугли». Необразованные и не читавшие Киплинга звери не стали выбирать Герасима новым вожаком стаи и возводить его в ранг «хозяина тайги», а просто его съели, вместе со шкурой неубитого медведя.
По истечении ещё долгого времени охотники боялись промышлять в этих местах и стороной обходили охотничью избушку, в которой произошла эта ужасная трагедия. А самые смелые поговаривали, что с тех пор, в каждую новогоднюю ночь, к этой избушке сбегаются голодные волки и хором, истошно зовут: Лю-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-да, Лю-у-у-у-у-у-у-у-у-да,