Винцкевич интегральный

1
НА ГРЕБНЕ ДЖАЗОВОЙ ВОЛНЫ

В Курской научной библиотеке имени Николая Асеева состоялся творческий вечер известного джазового пианиста Леонида Винцкевича, где он выступил в сопровождении группы «Новое искусство» в составе: Николай Винцкевич (саксофоны), Сергей Винцкевич (электро-бас), Леонид-джуниор Винцкевич (гитара, вокал).

Представлять этого человека в данном случае совершенно излишне, ведь благодаря именно ему джаз по серьезному пришел в Курск, город проникся этой музыкой, не весь, конечно, но та его часть, которая способна чувствовать джаз, настроена на джаз. В 1996 году Леонид Винцкевич реорганизовал проходивший в Курске ежегодный джазовый фестиваль, придав ему новую форму и наименование. С тех пор он называется «Джазовая провинция» и является единственным в нашей стране передвижным джаз-фестивалем, охватывающим многие города европейской части России, но с неизменным центром в Курске. За время проведения фестиваля в нем переиграло более семи сотен музыкантов со всех континентов Земли. Сам же Леонид Владиславович за это время приобрел статус не иначе как джазового гуру из Курска. А 9 марта 2011 года губернатор Александр Михайлов присвоил Леониду Винцкевичу звание «Почетного гражданина Курской области».
    
Всё это, конечно, хорошо, однако… можно перечислять множество достижений, титулов и наград, а суть дела останется не проясненной. Дело в том, что есть люди просто одержимые джазом, а есть те, для кого это не больше чем какая-то непонятная какофония. Да еще и чужеродного происхождения. Но это вовсе не значит, что невоспринимающие джаз обязательно люди грубые, невоспитанные, не понимающие высокого – вовсе нет – просто они настроены совсем на другое – на другую музыку, на другие вибрации и гармонии. Вспомним по этому поводу главный джазовый анекдот:
 
Один нувориш, любитель Шуфутинского, для намечающегося семейного торжества поручил своему агенту нанять самых крутых музыкантов. И денег на это не жалеть. Агент организовал всё в лучшем виде – нашел именитых джазменов. Когда же настало время играть, они заняли свои места и начали импровизацию. Через 20 минут к ним подходит нувориш-заказчик и с сочувствием спрашивает: – Ну что, ребята, не получается?

Поэтому прежде чем рассуждать на данную тему, разливаясь мыслью по древу, нужно уяснить суть вопроса: а что же такое джаз? Правда, еще Луи Армстронг говорил: кто спрашивает, что такое джаз, никогда не узнает, что это такое. Следовательно, это нечто неуловимое? Как, например, дао? Ведь согласно даосизму, если ты считаешь, что вот оно, дао – ты его понял и постиг – это означает, что на самом деле ты от него отдалился.

Может и с джазом так? Но дело в том, что дао – понятие, скажем так, неземное, чего никак нельзя сказать о джазе. И, вооружившись хорошим сачком, его можно поймать подобно бабочке. Что я в свое время не преминул сделать. Я задумался над тем, что такое джаз, какова его природа, – и ответил сам себе: джаз – это непреходящее движение эмоциональной сферы, вернее, музыкальное отображение этого движения. Непрерывный поток эмоций, чувств и впечатлений – вот что такое джаз.
 
И на концерте Винцкевичей я эту свою формулировку всячески проверял. Как слушатель запрыгивал в этот музыкально-эмоциональный поток, и он нес меня на гребне волны, либо окунал в пучину чувств. Так же, как и самих музыкантов, например, в теме «Ты знаешь, что такое скучать по Новому Орлеану?» или в знаменитой «Summertime» уносил куда-то в «черную Америку», на встречу с Порги и Бесс. Когда же после выступления я обратился с этим вопросом к самому Леониду Винцкевичу, он, в принципе, сказал то же самое, хотя и совсем другими словами и выражениями:
 
– Для меня джаз – это повод быть счастливым, это повод быть свободным, это повод думать, что от тебя что-то зависит в этом мире.  Кроме того, джаз – это творческий процесс, который обязательно предполагает наличие индивидуальности. В этом, наверное, смысл джаза, потому что если ты сыграешь лишнюю ноту в сонатах Моцарта – то больше никогда не будешь приглашен ни в один приличный коллектив. В джазе же принято излагать свои мысли. Этим и отличается джаз от академической музыки. Ты должен быть самим собой. Этот путь непростой – я далеко не сразу пришел к этому пониманию – уже после 40-ка лет. Потому что долгие годы считалось, что ты должен играть либо как Оскар Питерсон, либо как Эрролл Гарнер, либо как Чарли Паркер. Но в какой-то момент я понял, что должен быть самим собой – обязательно только твое – какое бы оно ни было – но это должно быть твое личное видение. Самое главное, чем сильно человечество – тем, что оно состоит из не похожих друг на друга индивидуумов – это как отпечатки пальцев. И в этом заключена колоссальная сила джаза.

Особенность выступления фамильного ансамбля Винцкевичей на этот раз заключалась в обращении к блюзу. К тому, что лежит в глубине, в основании джаза. По мнению Леонида Владиславовича, блюз – это музыка свободы, подарок всему миру от чернокожей Америки. Но парадокс в том, что музыка эта изначально содержит в себе мирочувствование тех африканцев, которые были насильно выдернуты из естественной для себя среды и ввергнуты в беспросветное рабство. И потому родилась она как раз от недостатка свободы, возникла в результате погружения на самое дно несвободы, от разрыва естественных питательных корней, из ощущения богооставленности, то есть самого что ни на есть жуткого отчаяния. Блюз оказался той защитной реакцией духовного естества человека, что призвана освободить его душу из тотальной несвободы. Избыток свободы, родившийся от ее недостатка, – именно в этом парадоксе, надо полагать, и заключен секрет привлекательности блюза.
   
Интересно было наблюдать за реакцией сидящих рядом чернокожих слушателей. Доброжелательные улыбки и крики «браво!» красноречиво свидетельствовали об их отношении к происходящему. Ну а после концерта я обратился непосредственно: – Как впечатление от музыки? – Отлично! Прекрасно! – Это были слова Яуту из Нигерии – из самого сердца Африки. Таким образом, круг замкнулся, корни восстановились, блюз вернулся на историческую родину.

10.06.2016

2
МУЗЫКА ПОДВИЖНОЙ СТИХИИ

«Горячий летний джаз» – под таким названием на Театральной площади Курска состоялся концерт коллектива под управлением известного музыканта Леонида Винцкевича, организованный Курской областной филармонией совместно с Комитетом по культуре Курской области.

Уже само название заставляет задуматься о сути исполняемой музыки. Ведь нельзя сказать «горячий летний рок» или «горячая летняя симфония, соната, оратория». Данные эпитеты органично сочетаются именно с джазом, который может быть горячим (hot), холодным (cool), а также летним, осенним, зимним, весенним. Подвижность – вот главная отличительная черта джаза. Если рок или академическую музыку можно представить в виде четко зафиксированных архитектурных сооружений, то определяющее отличие джаза – в отсутствии фиксации, в текучести. Итого, джаз есть не что иное как музыка подвижной стихии.
 
Начался концерт с композиции, запомнившейся прежде всего сменяющимися соло представителей династии Винцкевичей – Николая на саксофоне, Сергея на басу и Леонида на электро-пиано. Это была своеобразная разминка, а в последовавшей вторым номером теме Херби Хэнкока совместной импровизацией был достигнут главный результат – мощный драйв, музыкальной лавиной увлекший слушателей в водоворот джазового свинга и более не отпускавший их до конца концерта.
 
В целом же концерт представлял собой экскурсию по различным стилевым направлениям, замешанным на джазе. Наглядная энциклопедия джаза.
 
Вначале джаз-рок с его более жестким ритмическим каркасом, с более конкретным звучанием в связи с наличием электро-инструментов. Затем возврат к более мягкой подаче чистого джаза, далее – гитарный джаз в исполнении Алексея Кузнецова и Леонида Джуниора, блюз Би Би Кинга, великолепное соло на саксофоне в теме Дюка Эллингтона. Отдельного слова заслуживают трубачи Александр Волобуев и Эдуард Кальман, ну и – выше всяких похвал – барабанщик Вартан Бабаян.

Ещё одной страницей звучащей джаз-энциклопедии стали международные хиты Sunny и Summertime с вокалом Екатерины Горяиновой – это уже эстрадный джаз, тут в основе песня, поданная под джазовым соусом. На кульминацию пришлись авторская пьеса Лео Джуниора «Как-то грустно без тебя» – легкий фьюжн в стиле Боба Джеймса, и поп-джазовый хит Николая Винцкевича «Да здравствует любовь».

А чтобы вернуть зрителя в пространство «горячего летнего джаза», на десерт был подан «Караван» Билли Стрейхорна. Вечное движение уходящих за горизонт верблюдов. Как на пачке Camel.

7.08.2016

3
СИНТЕЗ ЖАНРОВ
Винцкевич о Свиридове

В состоявшемся накануне Нового года концерте, посвящённом открытию Свиридов-центра, наиболее интригующим было участие в нём Леонида и Николая Винцкевичей. Свиридов и джаз – разве есть у этих явлений общий знаменатель? Для прояснения ситуации нам удалось взять эксклюзивное интервью из первых рук – у самого основателя «Джазовой провинции». Итак, слово Леониду Винцкевичу: 

– Я счастлив, что в 18-летнем возрасте мне довелось познакомиться с Георгием Васильевичем. Случилось так, что когда в Курск в 1968 приезжала капелла Юрлова (под управлением Кирилла Кондрашина) с ними был и Свиридов. И отец меня познакомил с ним, поскольку они были соученики – вместе ходили на танцы, обсуждали музыку – Георгий Васильевич учился здесь недолго, но этого хватило для дружеских отношений. И эта встреча, конечно, навсегда запомнилась, тем более, что это был замечательный фестиваль, где звучали «Курские песни», «Патетическая оратория».

Говоря о Свиридове, отмечу, помимо всего прочего, что многим композиторам, многим творцам он указал путь к истокам. Это витало в воздухе. В это же время творили Бела Барток, Золтан Кодай – явления европейской музыки, которые были связаны с фольклором. И надо сказать, что в русской музыке после Модеста Петровича Мусоргского это ведь впервые столь глубокое обращение к фольклору – как в «Курских песнях». Да, в «Курских песнях» цитируются народные  мелодии, но каков подход композиторский – локальные явления села Плёхова, например, он сделал мировыми хитами. И это стало событием для мировой музыки. Поэтому говоря о Свиридове, думаю, что нам ещё только предстоит открыть этого композитора.

Сегодня мало уделяется внимания системному воспитанию, системному просветительству. И то, что появился Свиридовский центр – это очень серьёзный шаг для того, чтоб донести эту музыку к потенциальному слушателю. Более того, это центр современного искусства. Сегодня мы здесь играли как джазовые музыканты – но это вовсе не противоречит музыке Свиридова…

– Вот об этом поподробней. Ведь джаз и Свиридов – это совершенно разные музыкальные пространства…

– Вы знаете… У музыки ХХ века общее пространство. Классика всегда влияла на джаз, а джаз в свою очередь влиял на классику – здесь можно привести десятки примеров… Тот же Морис Равель, например, не мог бы состояться без джазовой музыки, весь джаз 2-й половины ХХ века не мог бы состояться без Мориса Равеля, без Прокофьева и Свиридова. Для меня лично очень важной временной вехой были именно «Курские песни». А началось с пластинки из журнала «Кругозор», на которой был записан один из наших курских хоров. А когда я начал изучать Свиридова – то был просто потрясен, насколько мастерски это было сделано. И чтобы наш фольклор не забыть, наверно, необходим именно такой взгляд на эту музыку.

А теперь о джазе. Ведь он развивается по пути осмысления самого себя – пути к своим первоистокам. Я чёрным никогда не стану, я никогда не стану американцем. Путь к себе очень непростой. Но я думаю, что за этим будущее, и не зря мы записали альбом – и пишем уже второй – на основе русского фольклора. Однако для нашей, российской ситуации характерно и другое: мы ещё не успели насытится европейской и американкой музыкой, потому что долгие годы были закрытой страной. Но я думаю, что время осмысления себя придёт, мы пока не любим себя, мы пока себя не ценим, считаем, что только там что-то удивительное. Могу сказать, что партитура «Курских песен» у Свиридова фантастическая. А одно только сочинение «Время, вперёд!» ставит Свиридова в ранг гениев – ведь в нём сосредоточены и рок, и джаз, то есть вся та энергетика ХХ века, которая была характерна и джазу, и року.

Скажу словами Дюка Эллингтона: музыка это общий мир. Поэтому для меня нет преград. Сейчас я работаю в джазовом жанре, но я играл музыку Свиридова, Прокофьева, Чайковского, Баха и т. д. Просто жизнь сложилась так, что для себя я выбрал путь, связанный с джазом, но до сих пор для меня очень важно всё, что происходит в классике, то, что происходит в мире искусства, потому что это общий мир. Буквально четыре дня назад мы работали в студии с фантастическим классическим виолончелистом Борисом Андриановым – это лауреат конкурса имени Чайковского – сейчас мы пишем совместный альбом, в котором и классика, и фольк, и джаз. Почему так происходит? Потому что в воздухе витает идея синтеза разных жанров.

9.01.2017

4
ПОД ДРУГИМ НЕБОМ

О свойствах «плавильного котла» под названием «современный джаз» поведал местным меломанам известный джазовый пианист Леонид Винцкевич. В Курской областной филармонии он представил альбом «Under Different Sky» («Под другим небом»), в котором помимо него приняли участие саксофонист Николай Винцкевич и контрабасист с Британских островов Стив Кершоу.

Альбом был записан в мае прошлого года в Англии и удостоился восторженных отзывов в мировой прессе. Так, по мнению авторитетного британского музыковеда Кена Читэма: «В этом альбоме присутствует откровенная фортепианная страсть при исполнении изумительных богатых образами мелодий. Они подхватываются саксофоном и связываются воедино стабильными басовыми линиями контрабаса. Будоражащая музыка. Российский пианист Леонид Винцкевич высекает из своего рояля аккорды и мелодии с поразительной смелостью и дерзостью. Его страсть и напористость вторят его ошеломляющей изобретательности и высокой техничности исполнения…»

Всё это, конечно, так, и нет никаких оснований опровергать данные отзывы. Вот только было бы очень странно, если бы музыканты такого класса выдали на-гора что-то непрофессиональное, продемонстрировав тем самым неумение играть на инструментах. Ведь совершенно ясно, что добиться успеха в джазе можно лишь в том случае, если состоялся как музыкант – в совершенстве владеешь инструментом. А для того чтобы импровизировать – а это основа джаза – требуется ни много ни мало быть виртуозом. То есть само по себе понятие «джазовый музыкант» означает высокий класс, знак качества – и всякая оценка в смысле «как хорошо играют музыканты» является пустым сотрясанием воздуха, общим местом.

Поэтому так писать мы не будем – суть-то вовсе не в кружевах, которые наплели музыканты, а в смысле созданной ими музыки. А то, что все они виртуозы – играют более чем хорошо – ввиду очевидности выведем за скобки.

И вот тут возникает вопрос: а как можно писать о джазе? Как уловить содержание в этом инструментальном импровизационном музицировании? Возможно ли вообще рационально уяснить, в чем состоит природа джаза? Но так как любое явление содержит в себе определенную информацию, то не исключение в этом плане и музыка – и в частности джаз.
 
Прежде всего, это музыка не мысли, а чувства. И как трудно уловить рассудком чувства и эмоции, так и джаз подобно воде в решете просачивается, минуя рациональные фиксаторы. И потому присущими джазу качествами являются нефиксированность, горизонтальность, текучесть, мимолетность.
 
А если одним словом, то джаз – это волна. Главное здесь – взобраться на волну – это как в сёрфинге – бросает тебя вместе с ней – и ты кайфуешь. Причём это верно и для того, кто исполняет, и для того, кто слушает. Всё так – волновой кайф налицо, но... ушла волна, схлынули чувства – и ничего не осталось, поскольку джаз – это сам процесс, вне которого он не существует. И в этом его сущностное отличие от других музыкальных жанров.

Но в этой его неуловимости кроется одновременно сильная и слабая сторона, отчего возникает потребность найти точку опоры – зафиксировать, установить вертикаль, придать джазу архитектурные формы. Это началось уже после Второй мировой, с появлением стиля би-боп, а затем и других направлений. В качестве наиболее наглядных примеров можно привести опыты как белого Дейва Брубека, когда он играл академические произведения своего брата, так и черного Джона Колтрейна, пытавшегося внести в джаз ни много ни мало религиозное содержание. Но в результате таких попыток получался уже не джаз, а нечто совершенно другое. Представленный давеча проект – «Under Different Sky» («Под другим небом») – как раз из этого ряда.
 
Исходя из того факта, что авторство большинства включенных в альбом композиций принадлежит Стиву Кершоу, немудрено сделать вывод, что идея именно его. Что же это за другое небо?

Ответ заключен в эпицентре альбома – в заглавной композиции, которая представляет собой соло на контрабасе. По форме это можно назвать авангардом или модернизмом, по сути же здесь не иначе как выход в иное измерение, за грани трехмерного пространства, привычного пространственно-временного континуума. Нечто сродни вывернутому пространству Роберта Фриппа и «Univers Zero» (вспоминается также отечественный «Горизонт» Сергея Корнилова). Или же поискам таких корифеев современной академической музыки как Софья Губайдулина – недаром с обоих сторон эпицентра расположены на альбоме две пьесы, имеющие непосредственное отношение к классической традиции. С одной стороны – «Stabat Mater» («Стояла мать»), вводящая в смысловой ряд скорбящую Деву Марию; с другой – по-новому аранжированная и также весьма минорная «Сарабанда» Клода Дебюсси.

А еще дальше – расширяя музыкальную палитру – следуют «Бешеная собака и англичанин», «Вальс для молодых турок» и «Фейс-контроль», уже сами названия которых позволяют определить их автора как прирожденного экспериментатора, за которым стоит чисто английская традиция парадокса в духе Эдварда Лира и Льюиса Кэрролла.
И хотя на периферии от эпицентра джаз уже вовсю присутствует в музыкальной ткани, но в общем и целом сохраняется энергетический перевес в сторону камерной академической музыки. Волновая природа сохраняется на поверхности, в основе же – каркас, который жестко фиксируется не только партией контрабаса Стива Кершоу, но также и манерой игры Леонида Винцкевича. Дело в том, что маэстро – как на альбоме в целом, так и в двух авторских вещах – предстает больше не как джазовый, но совершенно академический пианист! В общую гармонию произрастающего под другим небом цветка он вплетает два чудесных лепестка – строгую в своей классической красоте «Забытую мелодию» и разудало-фольклорный «Русский орнамент» (лично мне здесь опять вспоминаются «Снежки» Сергея Корнилова).
 
Ну а в завершение стилевого разнообразия – «Один момент» Николая Винцкевича – мелодичная тема в духе Джерри Маллигена. И надо сказать, что по своей доминанте на этом альбоме именно Николай представляет старый добрый джаз, в то время как Леонид тяготеет к традиции классической и фольклорной, а положенная в основу экспериментальная идея Стива, как брошенный в раствор катализатор, видоизменяет все краски, перенося действо в иное музыкальное пространство – под другое небо. 
Так что по сути это и не джаз вовсе  – в том смысле как утверждал когда-то Юг Панасье –автор «Истории подлинного джаза». От джаза здесь импровизация, но душа этой музыки совсем другая, рожденная в «плавильном котле» нового синтеза. И как будто для того чтобы в этом окончательно убедиться, во втором отделении презентации Леонид Винцкевич представил именно старый добрый джаз – «гитарный форум» Алексея Кузнецова. Музыку мягкую, легкую, совсем не ту, что «под другим небом»…

5.02.2017

5
ВСЕЛЕННАЯ ДЖАЗА

Представлять этого человека в Курске нет необходимости – всяк, кто хоть немного разбирается в музыке, обязательно что-нибудь слышал о замечательном джазовом пианисте и организаторе ежегодного фестиваля «Джаз-провинция» Леониде Винцкевиче. 
Говоря о его пребывании в джазовой стихии, вспомним такое понятие как «количество рукопожатий». Так вот, Леонид Винцкевич находится на расстоянии двух рукопожатий от главных джазовых корифеев Луи Армстронга и Дюка Эллингтона, поскольку имел счастье поиграть с самим Лайонелом Хэмптоном! В 1989 году на своем собственном фестивале (The Lionel Hampton Jazz Festival) великий вибрафонист сам изъявил желание поджемовать именно с дуэтом Винцкевич-Саарсалу.
Поэтому когда маэстро пригласил меня в качестве музыкального (в частности, джазового) журналиста поучаствовать в его творческой встрече, я с радостью согласился.
На этот раз Леонид Владиславович совместно с Леонидом Джуниором (гитара, вокал), Сергеем Винцкевичем (бас-гитара) и Юрием Скрипкиным (барабаны) выдал на-гора более чем часовую программу «чистого джаза». Последним в этом списке стал знаменитый джазовый стандарт «Sunny» («Солнечно») авторства Бобби Хэбба, который должен был символизировать наступление весны, но увы – погода на этот раз больше соответствовала Северному полюсу.
А дальше состоялся обещанный разговор о джазе. Состоялся несмотря на устоявшееся мнение, что о музыке и, в особенности, о джазе говорить и писать нельзя, это нужно просто слушать. Как утверждал знаменитый рок-хохмач Фрэнк Заппа, говорить о музыке это всё равно, что танцевать об архитектуре.  Убежден, однако, что это совершенно неверно. Проведем аналогию, например, с едой – может, и здесь рассуждения неуместны, и пищу нужно просто есть, получая от неё удовольствие? Но если вспомнить гурманов, для которых важны самые тонкие вкусовые нюансы, или Вильяма Похлебкина, который кулинарию выводит на уровень искусства, становится очевидным, что еда это объект не только потребления, но ещё и осмысления. Скажи, что ты ешь, и я скажу кто ты!
Ещё в большей степени это относится к музыке. Ситуация здесь, конечно, гораздо сложнее, и музыка, джаз, в особенности инструментальные пьесы подчас представляют собой тайну за семью печатями. Но в любом случае это прежде всего информация. Причём, совершенно разная – и творчество Леонида Винцкевича в этом смысле может служить прекрасным примером.
Дело в том, что маэстро работает в самых разных пространствах. Это и традиционный джаз, и сочетание его с фольклором, то есть этно-джаз, а также синтез с академической музыкой, как то прослеживается в сотрудничестве с ведущим современным виолончелистом Борисом Андриановым. А всё вместе – Вселенная джаза, которая только и ждёт настоящего исследователя-энтузиаста.
 
5.03.2018

6
ПРО ЛЮБОВЬ

Ежегодно в начале марта Леонид Винцкевич организует мини-фестиваль «Vive l’Amour!» – «Да здравствует Любовь!» По размаху оно, конечно, уступает «Джазовой провинции», но есть в нём своя особенность. На афишах большими буквами: ДЖАЗ И НЕ ТОЛЬКО, что означает не просто музыку разных жанров, но также их переплетение, взаимодействие, синтез.
Но ведь синтез как органичное соединение – это и есть любовь – название, таким образом, приобретает новое измерение. Не просто приуроченность к женскому празднику, не просто любовь-морковь, а непосредственно то действие, та купель, что предполагает рождение чего-то нового. Музыкальное соитие – и его результат…
Итак, результат первый: трио Борис Андрианов (виолончель) – Леонид Винцкевич (клавишные) – Николай Винцкевич (саксофон).
Виолончель – один из наиболее академических инструментов. Даже в большей степени, чем скрипка, поскольку та широко применяется также и в фолк-музыке – вспомним замечательный хит Джо Дассена «Скрипка и банджо» – и у молдаван, и у евреев, и в американском кантри скрипка создаёт характерное звучание. А вот виолончель… первое прикосновение смычка к струнам создаёт ауру классической музыки.
Саксофон напротив – самый неакадемический инструмент и самый джазовый. Итого тезис плюс антитезис – в результате синтез и… клавиши как соединительная объединяющая субстанция.
И что же получилось? Если это не классика и не джаз, то что же тогда? И так ли это важно? Кто-то скажет, зачем, мол, определять жанр, навешивать ярлыки на свободно движущуюся стихию? Главное, чтоб музыка была хорошей. Как сказал давеча один популярный радио-ведущий, музыка бывает либо хорошая, либо плохая – не бывает жанров и стилей – всё это придумки…
Но если продолжить эту мысль, тогда точно так же неважно, что ты ешь, что пьёшь – молоко или виски – главное, чтоб вкусно. Не бывает определённых блюд и разделов кулинарии – всё это придумки. Вот такая ерунда получается…
…и это не иначе как подход недалёкого потребителя. Или же просто глупость. Ибо тому, кто изучает жизнь, законы природы – всегда важно, что именно он потребляет. Поскольку это постижение мира и его законов – дифференциация – английское слово дифферент – другой, отличающийся.
О чём же эта музыка? Куда она уводит? В какие пространства? А так как названия не объявляются, слушатель отдаётся на волю стихии – и отправляется в свободное плавание – в путешествие во времени и пространстве – в разных слоях, мирах и измерениях
Четыре сыгранные вещи – четыре совершенно разных пространства. Первая – медитация о далёком, но размышление отсюда, то есть одновременно здесь и там. Вторая – лёгкая утренняя грусть… Третья, предпоследняя из сыгранных – воспринимается не иначе как музыкальное соответствие шотландскому либо ирландскому эпосу с их перманентными битвами и с их же любовью – небесной и земной. Как в «Песнях Оссиана»:
Я повелел поднять паруса мои белые, пока не взревел еще ветер с Коны… Не исчезала звезда небесная: плыла она, алая меж облаков; за любезным лучом ее следовал я по тускло мерцавшей пучине. Утро настало, и Эрин поднялся в тумане. Мы в залив Мой-лены вошли, где сновались синие воды на лоне лесов гулкозвучных. Здесь Кормак в своем потаенном чертоге скрывался от мощи Колк-уллы. Не одинок от врага он скрывается: рядом синие очи Рос-краны, белорукой девы, дочери короля… Три дня на Мой-лене мы пировали: образ девы, сияя вставал в моей смятенной душе. Кормак заметил, что я омрачился. Он отдал мне белогрудую дочь. Она подошла, потупя очи, осененная волнами тяжких кудрей. Она подошла… Вдруг заревела битва…
Или же в ирландском эпосе из цикла «Похищение Быка из Куальнге»:
Многим был славен Донн Куальнге: пятьдесят телок покрывал он каждый день, и еще до того же часа назавтра приносили они телят; лопалось брюхо у тех, кто не осиливал родов, ибо тяжким было для них семя Донна Куальнге. 
А последняя вещь как выход в закулисье, проникновение в изнанку, в вывернутое по сути пространство – Элис в закулисье и что она увидела на изнанке. Это такой сплав (фьюжн), где раскрываются пространства, освоенные в жанре кул, но благодаря виолончели с ещё большим уклоном в академические европейские глуби и дали. Лично у меня эта музыка ассоциируется с такими исполнителями как Ян Гарбарек, Терье Рипдал, Нилс Петер Молваер. Джаз, вывернутый наизнанку, где от джаза осталась лишь импровизация, а вся пространственная наполненность – европейская белая холодная…   
А далее обращает на себя внимание дуэт Александр Бубнов – Леонид Винцкевич. Стихи как стихия… Звукопись… Как холодно… недаром мы вспомнили кул… ну а дальше разогреваясь и доходя до…
Ты моя постоянная давняя боль, Мы перевязаны нервами крепко с тобой, Но через тернии эти мы выйдем к реке, Той, что, наверное, там, за холмом, вдалеке. Вдаль эта речка течёт по широким лугам, Как подобраться к её неземным берегам? Ты поведи меня к ней, по пути мне с тобой… Ты моя постоянная давняя боль… Но… но… пусть умоется сердце чем-то тёплым и тёмным, Пребывая в любви…
И Леонид Винцкевич – какая твёрдая основа, какая органичность – в единстве музыки и слова. Такое и не снилось Бубнова предтечам – русским поэтам-футуристам – потому что тогда не было джаза, такого джаза!
А ещё дальше был Мишель Маранг, музыкант из Голландии, кларнетист, композитор, фотограф. Виртуоз, игравший многие европейские премьеры, в том числе таких корифеев как Кархайнц Штокхаузен. Одним из первых он сыграл «Танцующего арлекина» – 40-минутную пьесу для кларнета соло – причем сам Штокхаузен совместно с балетмейстерами на протяжении месяца занимался его постановкой.
Здесь он представил программу «Движущиеся образы», на фоне своих фотографий исполнил три маленьких минималистских пьесы собственного сочинения.
«Грязные окна» (Dirty Windows) – третья попытка проникнуть за грань – на этот раз с помощью грязных окон. Минимализм – это что? Фокусировка внимания, собирание энергий в пучок, благодаря чему возникает возможность проникновения. «Мир придёт» (Peace welcome) … и, наконец, «Сад любви»:

THE GARDEN OF LOVE

I went to the Garden of Love.
And saw what I never had seen:
A Chapel was built in the midst,
Where I used to play on the green.

And the gates of this Chapel were. shut,
And Thou shalt not, writ over the door;
So I turn'd to the Garden of Love,
That so many sweet flowers bore,

And I saw it was filled with graves,
And tomb-stones where flowers should be:
And Priests in black gowns, were walking their rounds,
And binding with briars, my joys & desires.

Я отправился в Сад Любви. Я и раньше бывал там не раз. Но, придя, я его не узнал:
Там часовня стояла сейчас. Дверь в часовню была заперта. "Бог накажет" - прочел я над ней. Я прочел, оглянулся вокруг: Не узнал ни дерев, ни аллей. Там, где было просторно цветам, Тесно жались могилы теперь, И священники в черном шли шагом дозорным И путы печали на любовь налагали.

Мёртвый сад любви или сад мёртвой любви – Уильям Блейк – в переводе Виктора Топорова – нам конечно больше по душе «Сентиментальная беседа» Поля Верлена – но в любом случае это не та любовь, которая  во здравие… не Афродита Урания, а изнанка Афродиты Пандемос… уголья того, что осталось от «Пламеня» Пимена Карпова:
Непреоборима и грозна любовь открытая и торжествующая. Но еще непреоборимее и грознее любовь, скрытая от мира и даже от себя, запретная, любовь-жуть… Пораженные ею, точно мором, корчились в ужасе старики, сгорали юноши…
Но… туда мы уже не пойдём, напротив – с изнанки мира нас возвращает Алексей Кузнецов, легенда российского джаза, и его музыка – светлая, лёгкая, солнечная…
Как истый музыкант – в любовном акте со своей гитарой – он ткёт гитарные кружева, совершенные музыкальные узоры, потому как к этому слову – ЛЮБОВЬ – маэстро относится очень серьёзно. Если полюбил, считает он, то надолго, навсегда. А его любовь – это… джаз… с утра и до вечера…

12.03.2018

7
БАХ В ДЖАЗОВОМ СИНТЕЗЕ

Ядром очередного фестиваля «Да здравствует любовь!» стало творчество Иоганна Себастьяна Баха, своеобразный юбилей которого – 333 года со дня рождения – отмечался в эти дни.
Идея переложить его сюиты для виолончели соло принадлежит виолончелисту Борису Андрианову, узревшему в этой музыке бездну джаза и поделившемуся своим открытием с Леонидом Винцкевичем. Почва оказалась настолько благодатной, что потребовался отдельный концерт: в первый день фестиваля Баха в джазовом переложении играло трио Борис Андрианов – Леонид Винцкевич – Николай Винцкевич при участии барабанщика Александра Крупнова и гитариста Леонида Джуниора.
А начался концерт с Майлза Дэвиса, фигуры в джазе не менее значимой, чем Бах в классике. Сопоставимы с ним немногие: Дюк Эллингтон, Луи Армстронг, Чарли Паркер, Джон Колтрейн. Помимо виртуозного владения трубой, создания настоящей творческой лаборатории по выявлению и продвижению джазовых звёзд, сочинительских заслуг, Майлз Дэвис – великий экспериментатор, изобретатель стилей кул и джаз-рок. С двух вещей «холодного джаза» и начался концерт. Эта плавно-тягучая музыка – с медленным саксофоном и неожиданной виолончелью – всей своей сущностью направлена на то, чтобы ввергнуть слушателя в царство Морфея, убаюкать. Однако длилось это недолго, поскольку уже в третьей композиции музыкантов, что называется, прорвало – заиграли они настолько лихо, что я… проснулся.
Ну а дальше было новое прочтение Баха – в разложении на составляющие и последующем его соединении. Но это не то соединение, когда разобрать умеют, а при сборке остаются лишние детали. И не так, как шальной Анджей Жулавский вывернул наизнанку «Идиота» – так, что вывернутым оказался и весь его смысл. И не так, как Сокуров в «Днях затмения» «интерпретировал» Стругацких – когда от первоисточника осталось только его затмение. (Я не говорю уже про издевательство над Шерлоком Холмсом какого-нибудь очередного Гая Риччи). К счастью, в нашем случае ничего подобного не произошло. Это был Бах, которого можно импровизировать, и при этом он остаётся Бахом со всеми сущностно характерными особенностями – глубиной, мягкостью, гармоничностью. Бах настоящий, не прилизанный, но в то же время вовсе не растрепанный.
А когда при исполнении сюиты до минор по спине у меня побежали мурашки, я понял, что присутствовал на воистину историческом концерте, на котором был осуществлен полный джазовый синтез божественного Баха. И тогда родился долго разыскиваемый термин, точно определяющий эту музыку – камерный арт-джаз.

25.03.2018

Олег Качмарский