Охота на волков

Отрывок из воспоминаний о моём отце.

Охота на волков – это особый период жизни нашей семьи, а также семьи моего дяди Алексея и моей тёти Галины. Этот период длился с конца 1950-х до середины 1970-х годов. От этой охоты зависело благосостояние моей алма-атинской родни.

K началу 1960-х за каждого убитого волка государство выплачивало премию в размере стa рублей. Даже, если весной убьёшь волчицу, и у неё в утробе будут волчата, то все равно за каждого выдавали премию в размере стa рублей. Hаучно былa доказана 100% выживаемость волчат. Кроме того, за каждую шкуру волка платили от шести до десяти рублей в зависимости от её качества. Волчьи шкуры шли в переработку для шитья одежды.

Когда волков стало мало из-за резкого снижения численности сайги, которая была основным кормом волка, мы подсчитали, что за все время охоты мой отец с дядей Алексеем отстреляли более семисот волков. Несколько лет подряд за месяц (декабрь) убивали от семидесяти до ста штук, а рекорд был 114 штук. Братья смогли выручить за волков на то время большие деньги.  Сравните: средняя зарплата была 60 рублей, булка хлеба стоила 16 копеек, литр бензина три копейки.

Была еще и коммерческая составляющая этой охоты. В посёлкe Тасты Чимкентской области казахи частично жили охотой на сайгу, но, в основном, ели баранину. Им трудно было доставать порох и патроны. Недоставало у них чая и фруктов. Самым востребованным у них был чай и особенно индийский второй сорт. Они считали его самым лучшим. Перед поездкой отец обычно покупал ящик чая, несколько банок пороха и несколько коробок патронов. Яблоки он брал только для угощения. Чай, порох и патроны шли в оплату за бензин. Кроме того он обменивал их на мерлушки – каракуль.

Охотились в Бетпак-Дале, в степи Центрального Казахстанa, в 1000-1500 километрах от Алма-Аты. Выезжали на двух «Победах», отцовской и дяди, в основном, в конце ноября, когда узнавали, что в степи выпал первый снег. Подготовка к охоте была тщательная и продолжительная. Чтобы убить волка требовалось от пяти до десяти патронов для ружья 12 калибра, заряженных картечью. Кроме того, нужно было убивать сайгаков для еды, а также лис и корсаков, когда они попадались. Эти животные были ценным сырьём. Это значит, что запас патронов должен быть минимум 1500 штук. Раньше заряженные патроны не продавались. Отец заряжал их сам, по возможности ему помогала вся семья. Гильзы сначала были латунные, потом появились бумажные, которые уже не нужно было собирать после выстрела, выбивать из них капсюль и заряжать снова. Порох продавался только по охотничьим билетам и сначала был дымным (после выстрела пару секунд ничего не было видно). Потом изобрели и продавали бездымный порох. Картечь лили все лето. Отец доставал свинцовый кожух от кабеля, на примусе свинец расплавляли и выливали его в специальную форму, которая выдавала 32 картечины, прикрепленных к основанию от литья. Каждую картечину нужно было отрезать ножницами, а потом, приблизительно, штук 100-150 обкатать на специальном барабане, типа каменного круга при перемоле зерна. В патрон сначала вставлялся капсюль (сначала его забивали маленьким молоточком, а потом появилось специальное устройство), затем засыпался мензуркой порох, затем картонный пыж толщиной 1 мм, затем 16 картечин, которые закреплялись сверху войлочным пыжом, затем картонный пыж. Чтобы все это содержимое не вывалилось, специальной машинкой закатывались края бумажной гильзы. Окончательный процесс – каждый заряженный патрон нужно было прогнать через отверстие в 2 см (что соответствовало калибру 12), чтобы он свободно вставлялся в ружьё.
 
На охоту отец брал всегда два ружья – курковые, двухстволки, горизонтальные стволы. Курковые, потому что было удобно, и глазами видно, когда курки взведены. В начале 70-х годов от друзей, работающих в Госохотинспекции, он узнал, что по указанию Кунаева (первый секретарь ЦК Компартии Казахстана) в Бельгии будут закупаться пятизарядные автоматы 12 калибра в количестве пяти штук. Кунаев коллекционировал ружья. Отец использовал свои связи и один автомат был продан ему. Он несколько раз возил его на охоту на волков, на сайгу, но, ни разу из него так и не выстрелил, берег. Удовольствие ему доставляло показывать автомат своим друзьям, потому что ни у кого такого не было. В последние годы жизни он передал это ружьё мне и сказал: «Потом передашь внуку». Брал на охоту также два бинокля, один был Цейсовский, десятикратный, второй поменьше.

О снабжении бензином отец договаривался со своими друзьями-казахами в п. Тасты. Главным другом был Коспан. Единственная связь с этим поселком была почтовая, то есть писали друг другу письма. Территория охоты начиналась километров за 200-300 на север от этого поселка, то есть в центре Бетпак-Далы. Искали какое-нибудь заброшенное строение (осеменительный пункт, теплую кошару) от находившихся там летом чабанов, которые пасли баранов, и устраивали там свое жильё:восстанавливали или сооружали печь, утепляли стены, делали стеллажи для сна. Сами чабаны летом жили в юртах, которые привозились и потом увозились на грузовиках. Постоянного жилья они себе там не строили.

Дядя Алексей все лето готовил машину, на сто раз проверял работу всех узлов и деталей, делал усиление рессор, пружин, амортизаторов, отбирал и готовил запасные части, которые нужно было брать с собой, находил надежную резину, камеры для покрышек и т.п. Отец свою «Победу» так тщательно не готовил, потому что у них была договоренность, что гонять волков будут на машине дяди Алексея. Но доезжали до места охоты на двух машинах. Как правило, за бензином, продуктами в поселок ездили на машине отца.

Ездили на охоту вдвоем или брали еще третьего – как повара. Несколько раз поваром они брали дядю Романа. Как-то отец с дядeй уехали со стана на двa дня на охоту, а дяде Роману оставили убитого сайгака для приготовления пищи. Тот сварил из головы сайгака холодец, чтобы сделать сюрприз приехавшим братьям. И «сюрприз» получился – поев холодца, они все отравились и проболели двa дня. Оказывается, у сайгака под глазами есть небольшой мешочек с жидкостью, из которого она вытекает при миграции сайгаков на большие расстояния, тем самым они метят свой путь, чтобы вернуться назад. Про эти мешочки дядя Роман ничего не знал и, когда варил холодец, их не удалил. А жидкость в них оказалась ядовитой. Мясо сайги считается диетическим. У самцов осенью и в декабре мясо жирное, но в конце января, в феврале, когда начинается гон, убивать самцов не стоит. Они становятся худыми и мясо у них с нехорошим запахом. Дядя Алексей страдал язвой желудка, и местные казахи посоветовали ему кушать бульон, приготовленный из жирного сайгака. По-моему, уже через год, дядя забыл о своей болезни.

Hа волков выезжали рано утром, когда было уже светло. Глазами находили большие табуны сайги (тогда в Казахстане насчитывалось более одного миллиона голов), в бинокль осматривали местность вокруг этих табунов и обязательно находили волков, там три, там четыре-пять, волки как пастухи окружали табуны сайги. Определяли путь, по которому будут гнать. Если попадалась какая-то дорожка, то ехали по ней, даже если это было длиннее, но зато быстрее. Всегда определяли, в какую сторону будет убегать волк. Услышав опасность, он всегда убегал в труднодоступные для машины места – овраги, саксаульник, крупный баялыч (кустарник в степи). Охотники cтарались отрезать ему путь в такую местность.

Сначала, километра два-три, волк бежит со скоростью под 80 км/час, но потом устаёт и стабильно бежит 60 км/час. Догоняют на расстоянии метров 20-30 до него, чтобы начать стрелять. Для стрельбы по пояс высовываются из переднего бокового окна «Победы» и открывают огонь. Целятся в голову или даже чуть впереди головы, то есть на упреждение. Представьте, что такое целиться, когда на скорости 60-80 км/час всю машину трясёт на бездорожье, температура воздуха до 15 градусов мороза, в глаза летит снег, сбитые части высокого кустарника. Не было ни одного случая, чтобы волк был убит с одного выстрела. Нередки были случаи, кода раненый волк разворачивался на 180 градусов и кидался на машину или на охотника. В таком случае нужно было постараться попасть в кидавшегося волка. А патронов-то всего два в одном заряде. Поэтому всегда старались сохранить один патрон. А если не удавалось, то приходилось увертываться, использовать стволы ружья или мигом влезать в окно в зависимости от обстоятельств. После одной охоты дядя подвел меня к своей машине и, указывая на переднюю облицовку, сказал: «Cмотри». В одном месте облицовка была сплющена, а во вмятинах торчали два зуба волка.

Степные волки очень крупные. Отец рассказывал, что иногда вдвоем еле-еле забрасывали в машину убитого волка. Размеры таких волков можно посмотреть в интернете на сайте «Oхота на волков в Казахстане». Но там показана не охота, а убийство волков. Ведь при использовании снегоходов или вертолетов у волка нет альтернативы – только смерть. Когда же охотятся на машине, волк может убежать в труднодоступные места. Отцу предлагали охотиться на волков с вертолета, но он отказался.

Когда раненый волк уже не мог бежать, на машине подъезжали к нему как можно ближе и добивали его. Bыходить из машины было опасно, один раз дядя вышел из машины и волк сделал огромный прыжок на него, но отец страховал, и на взлёте волка, убил его. Всегда убеждались, что он мертв. Если гнали несколько волков, то убитого быстро забрасывали в машину, биноклем выискивали второго, и начиналась новая погоня. В день иногда они убивали до пятнадцати волков. Приехав на стан, поужинав и отдохнув, отец брался за сдирание шкур. Дядя Алексей не мог этого делать, так как не переносил запаха. Не было ни одного случая, чтобы волк не обгадился перед смертью. А отец носом не слышал. На сдирание шкур уходило полночи, иногда и ночь, если волков было много. Это делалось на улице при 15-20 градусном морозе. Если попадался жирный волк, вырезался еще и жир волка, который был очень хорошим лекарственным средством. Жир волка лечит простуду, порезы, туберкулез, язву.

 Дядя Алексей проверял машину и готовил ее на следующий день. Учитывая мороз, на ночь вода из радиатора машины сливалась, или приходилось прогревать её ночью.
Конечно, такая охота – это не только тяжелый и изнурительный труд, но ещё и опасный. Перескажу только три случая из многочисленных, которые пережили братья. После охоты, приехав домой, отец снимал всю одежду, которая потом сжигалась, так как в ней были вши, мылся, и начинал рассказывать, со всеми подробностями, как прошла охота.

Однажды, когда догнали волка, отец вылез из окна, уже хотел стрелять и вдруг машина останавливается. Половину тела он возвращает в машину, смотрит на брата, а тот сидит, лицо белое как стенка и руки трясутся на руле. Немного успокоившись, говорит: «Семён, мы только что слева от машины проскочили такую яму, что в неё полностью вошла бы вся наша машина». Вернулись по следу к этой яме. Диаметр метров пять, глубина около двух метров. При этом рядом нет никаких насыпей, ровная степь вокруг и невозможно определить её происхождение. Попади в неё, никто бы их не нашел. Вокруг, километров на 100-150 ни души. В общем, каждый из братьев, можно сказать, родился «в рубашке». Дядя потом долго размышлял, откуда могла появиться такая яма. Он же дотошный. Остановился на одном варианте – яма была результатoм запуска космических кораблей. Космодром был сравнительно не далеко. Я сам видел, когда был в Бетпак-Дале, остатки ракет. Какая-то большая часть ракеты могла упасть, сделать такое углубление в земле, а потом её увезли военные.

В один из дней они набили двенадцать волков, которых скидали в багажник и на место заднего сиденья. Это сиденье убирали, чтобы было больше места для груза. Туши волков лежали за спинами братьев. Закончили охоту и возвращались на стан. По дороге один из волков, который лежал сверху, ожил и положил голову на спинку сиденья. Дядя Алексей в зеркало увидел это и спрашивает отцa: «Что мы будем делать?». Решили постепенно сбавлять скорость и останавливаться. Ещё при движении отец медленно нагнулся, достал из под ног монтировку (она там оказалась) и когда остановились, резко обернулся и несколько раз ударил волка по голове. Убедившись потом, что волк мертв, поехали дальше.

Третий случай произошёл весной. Братья иногда ездили и весной, но «улов» был поменьше – от десяти до 45 штук. В основном выслеживали волчиц у логова. Но если к логову подойдешь, то волчица никогда к нему не вернется, даже если там оставит волчат. Одной весной с охоты отец привез шесть волчат. Жили они у нас в погребе, кормили воронами. Мы xотели их сдать в зоопарк, но там не приняли. Пришлось убить их и сдать в заготконтору. К дому волка невозможно приручить.

Со стана отец ехал один в поселок за бензином. По дороге, проходившей по саксаульнику, увидел волка. Погнался за ним, а тот в одном месте спрятался в куст саксаула. У отца была только малокалиберная винтовка, пулей от которой волка трудно убить. Подъехав на расстояние стрельбы, отец выстрелил и ранил волка в ногу. Тот побежал и через метров пятьсот исчез. Отец заметил это место и начал кругами подъезжать к нему. Таким образом, он, подъехав к тому месту, увидел яму диаметром метра два и глубиной метра два с половиной - три – заброшенный колодец. Отец вылез из машины, заглянул в эту яму и увидел на дне торчащий хвост волка. Дно ямы, очевидно от воды, имело по окружности как бы подкопы, куда волк и спрятал тело, только хвост не вошел. Поняв, что волк оттуда не вылезет, отец поехал за бензином, где-то рядом с автобазой нашел веревку и вернулся на свой стан. Oн pассказал о случившемся брату. Pешили утром ехать к яме.
 
  План наметили такой: спустится по веревке в яму, там добить волка и вытащить его. Подъехали, привязали веревку к переднему бамперу, дядя обвязался ею, взял ружьё и начал спускаться. Где-то меньше, чем на половине спуска, веревка обрывается, и дядя летит вниз. Поскольку он спускался по краю ямы, телом он поднял такую пыль, что когда приземлился, ничего не было видно. Прижавшись к стене и, выставив ружьё вперед, он начал ждать. Когда пыль немного села и появилась небольшая видимость, он увидел напротив себя хвост и спину волка. Из ямы кричит отцу «Что делать?», тот ему отвечает: «Cтреляй». Ну, дядя и выстрелил. От выстрела поднялось ещё больше пыли. Потом дядя рассказывал: «Я прижался к стене ямы и ждал, когда волк кинется на меня». Но волк не кинулся. Когда пыль улеглась, он увидел туже картину. Ткнул волка стволами, тот не пошевелился – был мертв. Дядя за хвост его вытащил, и потом подняли его наверх. Когда обследовали веревку в месте разрыва, то оказалось, что в этом месте она была повреждена кислотой.

Отец и дядя охотились не только на волков, но и на сaйгу. Когда было много сайги, то её не запрещали стрелять. Даже государство организовывало на неё промышленную охоту. Создавали специальные бригады, по семь-десять человек. Их снабжали  грузовыми машинами, и они вели отстрел. Охотились только ночью, на фару (отдельную от фар машин). Стреляли с кузова машин или пешим ходом. Но была опасность перестрелять друг друга. Ослепленный светом сайгак не бежит, стоит или мечется небольшими движениями. Дядя Алексей один раз попробовал поучаствовать в таких бригадах, но потом не стал ездить. Платили бригаде, примерно пятьдесят копеек за килограмм освеженной туши, а в магазинах мясо продавали по рублю за килограмм.

На сайгу отец ездил почти всё лето и осенью на пару дней в Анархай. Это километров 250 от Алма-Аты в сторону Караганды. Иногда брал с собой меня или моего брата. Добывали сайгу только для еды, обычно две-три штуки, иногда больше. Летом мясо нужно было быстро довести домой, чтобы оно не пропало. То есть, когда дома мясо кончалось, ездили на охоту. Добычу делили между родственниками и друзьями. Когда мяса было достаточно, а друзья предлагали отцу съездить на охоту, отец почти никогда не отказывался.

Друзья обращались к нему по тому, что он хорошо ориентировался в степи, знал повадки волков и сайги. Я до сих пор не могу понять, как он ночью в Бетпак- Дале, где практически не было дорог, только какие-то степные, еле просматриваемые следы от машин, мог определить куда нужно ехать, например, на стан или другое определенное место.

Благодаря охоте у отца было много друзей и хороших знакомых. B настоящее время почти всех их нет уже в живых. Но были у него и знакомые намного моложе его. Например, стюард Рифхат. Однажды на его «Ниве» ездили в Бетпак-Далу на волков. У охотника Коспана может еще здравствуют его дети, Онар и Орынбай, с которыми я общался.

Многие звали моего отца не Семёном, а по отчеству – Мефодичем (Мефодьевич). Если кто-то помнит охотника „Мефодича“ из Алма-Аты, прошу откликнуться.


Фото: Алма-атинские охотники на волков и сайгу. Слева мой отец Семён Мефодьевич Руденко.