Мы одной крови. Гл. 11. Свидание с сыном

 

                Мы научились летать как птицы.
                Мы научились плавать под водой
                как рыбы. Осталось теперь
                научиться жить на земле, как люди.
                Бернард Шоу.


   На другой день Инна с отцом поехали в колонию, где она написала заявление на имя начальника ИК-12/32, полковника внутренней службы Хайрулина Рината Равильевича, о длительном свидании с сыном, предала его в канцелярию, и  ей тут же сообщили, что свидание разрешено, назавтра, на одни сутки.
    Когда женщина в форме прапорщика, ведавшая в канцелярии делопроизводством, сообщала ей об этом, она была предельно вежлива и обходительна с ней, не то, что в прошлый раз. И Инна,  сразу поняла, что это «работа» начальника колонии.
   С радостью на душе, ещё раз перечитав памятку о том, что можно взять с собой на свидание, она пулей выскочила из ворот колонии, и счастливая подбежала к машине, где её ждал Василий Фёдорович:
   - Ура, папа! Мне разрешили свидание с Ромой, правда всего на сутки, но с ночёвкой в домике для свиданий  и завтра! Там говорят, есть плитка электрическая, холодильник, нужно будет купить мяса, курочку, рыбки красной, Ромка её любит, и я ему приготовлю. Ну, а главное, мы сможем наговориться вдоволь. Ты, не представляешь папа, какая я счастливая?
   - И что, за это никому платить не надо? А почему же раньше они тебе отказывали? – удивился отец, выезжая со стоянки перед колонией.
   - Честно говоря, сама не знаю папа. Просто так получилось, что я должна была найти эти двадцать пять тысяч, и обратилась к Саше…
  - К Сашке Репнину, твоему бывшему? Он, что ещё у нас в городе живёт? – удивлённо спросил отец, глядя на Инну.
  - Да, папа, к  моему бывшему. И он не отказал. Принёс деньги, и когда узнал, зачем они мне нужны, тут же позвонил своему другу – полковнику. И по счастливой случайности, оказалось, что этот полковник Ринат Равильевич Хайрулин, является начальником колонии, в которой сидит Ромка.
  Саша с ним встретился, поговорил, и вот результат, мне разрешили свидание, - улыбнувшись, сказала Инна.
  - Надо же, какое совпадение. Нет уж, воистину говорят, что «чудны твои дела Господи!». Значит нам, хоть немного повезло в этом деле. Я когда приезжал в колонию, разговаривал там, кое с кем, так, почти все люди отзываются об этом начальнике, как о строгом, но справедливом и честном человеке. Даже удивительно для нашего времени!
  Почти час они с отцом пробыли на «Новом рынке», где купили всё, что необходимо для завтрашнего свидания. Зинаида Николаевна, когда Инна рассказала ей о том, что ей разрешили свидание с сыном, даже всплакнула, и тут же кинулась на кухню, чтобы замесить тесто, и испечь пирожки, которые очень понравились  Роману, когда Инна в прошлый раз с ним встречалась, и передала ему передачу.
    Инна долго не могла заснуть в эту ночь, готовясь к длинному разговору с сыном. Правда, как его начать, она себе даже не представляла.
   Ровно в девять часов утра, Василий Фёдорович привез её в колонию, где она перед свиданием с сыном прошла проверку вещей и продуктов, и ещё раз выслушала от дежурного надзирателя про то, что можно, и что нельзя делать  при длительном свидании.
   Наконец её впустили внутрь домика для свиданий, внутри которого оказалось несколько довольно уютных помещений, состоящих из двух отделений: прихожая, с встроенным шкафом для одежды, за ней небольшая кухонька, а там электрическая плита, набор посуды, электрический чайник и даже микроволновая печь, стоящая на небольшом холодильнике.
    Слева вход в туалет, и в ванную с душевой кабинкой. Прямо, напротив входной двери, дверь в  комнату, где расположены две кровати, прикроватная тумба между ними, а на стене небольшой телевизор, пульт от которого лежал прямо на покрывале.
    И на каждой кровати, запаянные в целлофановый пакет, лежали ещё постельные принадлежности и полотенца.
   На окне, зарешеченном с наружной стороны, висели красивые занавеси.
   Увидев всю эту «красоту за проволокой», Инна тут же вспомнила комнаты для свиданий, в колонии для несовершеннолетних в их городе, и прониклась уважением к начальнику этой колонии, про которого, как говорил отец, все говорят только хорошее.
   Комнаты для свиданий в Челябинске, были тёмные, неуютные, и вызывали сразу неприятную реакцию. А здесь же, наоборот было светло, тепло, почти домашняя обстановка, хоть и в неволе…
    Она быстро разложила продукты на кухонный стол и в холодильник, который был уже включён, надела неброское серое платье, причесалась и с волнением стала ждать сына.
    Его привели ровно в десять часов, и она, увидев сына, в растерянности забыв все слова, что хотела сказать, просто обняла его и крепко прижала к себе.
   Потом Роман слегка отстранил её и, глядя прямо в глаза, спросил:
  -Ма, ты много отвалила, чтобы тебе свиданку со мной дали? Или подогрев кому дали?
  - Рома, сынок, а поздороваться? - нежно улыбаясь, сказала Инна, разглядывая сына, который очень изменился.
  - Привет мать! Шамовки привезла? Давай я сначала порубаю, а потом поговорим, - и он, схватив со стола кольцо копчёной колбасы, отломил от него половину, потом отломил полбатона хлеба и начал всё это жевать.
  - Рома, ну подожди немного, сейчас чаю согреем, там бабушка тебе пирогов напекла, правда их все разломали при досмотре, но есть то их всё равно можно, - буквально взмолилась Инна, увидев с каким остервенением, сын жуёт колбасу, и сердце её сжалось от боли.
  - Потом. Я специально сегодня баланду нашу не жрал, потому что знал, что ты, что-нибудь вкусненькое приволокёшь. Так, сколько, ты всё-таки отвалила, а? Мне наш  кум – начальник оперативной части, сказал, что меня на этот год, вообще лишили свиданок. А тут, вдруг свиданка с тобой, да ещё и на целые сутки. Это здесь только за большие деньги устраивают, косарей за двадцать пять, тридцать.
   - Да, глупости всё это. Никаких денег, я никому не платила.  Просто начальник колонии полковник Хайрулин, очень душевным человеком оказался, хотя я его даже не видела. Со мной беседовал, только майор Иванов. Я написала заявление на длительное свидание, и мне неожиданно разрешили, -  и Инна посмотрела прямо в глаза сыну.
    Она не собиралась ему рассказывать о том, что это свидание помог устроить его родной отец, у которого по счастливой случайности, другом оказался именно полковник Хайрулин. Но, этого ему пока знать не надо. Да, и как она теперь всё сможет ему объяснить.
   - Этот Иванов, наш кум, так здесь называют заместителя начальника колонии по оперативной части, вообще зверь. Когда меня избили сидельцы, даже не разобравшись,  своровал я  эти деньги, или кто другой, он при допросе, сразу меня в ШИЗО отправил. А потом пригрозил, что будет ходатайствовать перед хозяином о том, чтобы меня снова перевели на особый режим содержания, а это почти тюрьма, я уже там был почти девять месяцев, когда меня сюда привезли из Челябинска.
   А «хозяин» наш, ну про которого ты говоришь, то есть начальник колонии, всё делает так, как ему кум посоветует, потому что тот с помощью своих «сватов», то есть оперативников, полностью владеет обстановкой в колонии.  И ещё, потому что кум, его старый друг. Так что не такой он уж и хороший, как ты думаешь…
   Роман дожевал колбасу, заел хлебом и молча стал напротив Инны. Она сразу обратила внимание на его руки: на левой руке был наколот закрашенный перстень с белой полосой, идущей с правого верхнего угла в нижний левый угол, а над ним, сверху купол. А на правой руке, перстень в виде шестигранника с чёрным крестом посередине. Она тогда даже не решилась спросить, что означают эти наколки.
   У неё от его слов, и боли за него сжалось сердце, потому что синяки и крово-подтёки на лице «проявились», и стали сине-зелёными.
  - Ну что ты стоишь, давай иди в душ, искупайся, я там тебе мыло и чистое махровое полотенце привезла, и потом переоденешься в новую спортивную одежду, которую тебе дед купил в магазине «Спорт мастер». А я пока, приготовлю завтрак. Давай иди, - Инна подошла к шкафу открыла его и, вытащив оттуда подарок деда, передала его Роману.
   - Я мигом,- схватив пакет со спортивной одеждой, Роман тут же скрылся в душевой.
    Инна включила электрический чайник, разложила на тарелке пирожки, нарезала колбасы, ветчины, копчёного лосося, украсив всё это веточками укропа и петрушки. Достала с полки бокалы для чая, положила туда два  чайных пакетика, и стала ждать сына из душевой.
    Минут через десять,  Роман вышел из душа. Он был в спортивных штанах, и новой белой майке, которую она ему привезла, а  футболку он держал в руках.
   Белая майка ещё больше подчеркнула его худобу, и открыла все художественные творения на его  обеих руках. Вдобавок к наколкам на пальцах обеих рук, она увидела на тыльной стороне правой руки татуировку в виде кота с ключами, а на правом плече – красную розу, обвитую колючей проволокой. Ниже на кисти руки была изображена ещё и тюремная решётка.
  - Господи! - невольно вырвалось у Инны, при виде  разукрашенного татуировками тела  сына. – Рома, ну зачем всё это? Ты хочешь, чтобы потом, когда ты выйдешь из колонии, все вокруг видели, что ты сидел, да? Разве этим нужно гордиться?
   - Да ерунда это всё. Просто целых десять месяцев, проведённых в особом режиме содержания, делать было абсолютно нечего. На работу не посылали, только воспитательная работа с «засиранием» мозгов о честном труде и двухчасовая прогулка один раз в день. Вот мы от нечего делать, и начали делать друг другу разные татуировки…
   И вообще мама, статья, по которой я сижу, это теперь клеймо на всю жизнь. Основная масса народа прекрасно знает статью 158  уголовного кодекса Российской федерации. Она говорит о том, что человек, осужденный по этой статье – вор, - Роман улыбнулся, но улыбка на его лице получилась какая-то неестественная и очень жалкая.
   - Какая глупость сынок, кто это тебе внушил? Если человек совершил преступ- ление, и отбыл за это наказание, он уже не преступник. Но, это конечно, если он сам снова не начнёт воровать или совершать другие преступления. И таких людей много, я знаю. Сейчас в нашей стране много строят, и труд строителя совсем не лёгкий, как кажется на первый вид. Поэтому там всегда текучка кадров и постоянно требуются рабочие руки. А молодёжь наша, на такую тяжёлую работу идти не хочет, предпочитая просиживать штаны, где-нибудь в офисе.
   Особенно много таких парней и девушек с высшим и средним специальным образованием в больших городах, ещё их называют «офисным планктоном». А на стройках не хватает опытных мастеров, прорабов и техников-электриков. Как мы выходим из положения? Ну, во-первых, приглашаем на работу гастарбайтеров из бывших республик Советского союза: из Молдовы, Украины, Таджикистана, Узбекистана и Киргизии.
    Сначала в качестве подсобных рабочих, потом, после того, как он год, полтора проработает подручным каменщика, мы  принимаем у него экзамен, присваиваем разряд, и ставим пока на внутренние перегородки. Но, эти люди, у нас погоды не делают, их очень мало, да у них ещё и проблема с обеспечением жильём.
   И кто ты думаешь, нас выручает сейчас? Ты не поверишь, но это бывшие заключённые, отсидевшие срок. Сейчас ФСИН, наладило прямую связь с профессио-нально-техническими училищами, и прямо в колониях готовят каменщиков, штукатуров, плотников, маляров, электриков. И когда они выходят из колонии…
  - Ерунда всё это мама! – быстро вставил своё слово Роман:
  - Они выходят из колонии, хотят начать новую жизнь, а их нигде не берут из-за судимости. Тем более что основная масса строительных компаний сейчас частная и у неё есть хозяин, такой же, как наш начальник колонии.
   - Согласна, все компании и строительные фирмы в основном в частных руках. Но ведь и им нужны рабочие, иначе, как они будут деньги зарабатывать? Поэтому они тоже приглашают бывших заключённых к себе на работу. Устанавливают им испытательные сроки от трёх месяцев до полугода, кто-то остаётся, а кто-то просто сбегает.
  Но зато те, кто остались, уже держатся за место, и их никто не попрекает судимостью, во всяком случае, я об этом не слышала, хотя знаю многих мастеров и прорабов в нашем Челябинске, кто когда-то сидел в тюрьме.
  Ладно, сынок, об этом потом поговорим, а пока давай расскажи мне, что у тебя произошло, и за что, по словам майора Иванова, тебя постоянно наказывают и даже лишают свиданий. Только честно.
   Роман молча прошёл в комнату, сел на одну из двух кроватей и молча опустил голову.
   Инна прошла вслед за ним, села рядом, и прижала его к себе.
   При этом её сердце сжалось от тоски и печали, и захотелось зареветь в три ручья от безысходности положения, потому что она прекрасно понимала, что её муж  Сергей, никогда не наймёт адвоката, чтобы он занялся пересмотром дела, считая, что сын опозорил его на всю оставшуюся жизнь. Да, это, в общем-то, и бесполезное дело, учитывая поведение сына, и то, что его после колонии для несовершенно-летних, где он отбывал свой срок до исполнения восемнадцати лет, он, по решению суда, попал во взрослую колонию не общего режима, а строгого.
   Она до сих пор чувствует себя виноватой перед ним. Виноватой в том, что не уделяла ему должного внимания, и совсем не интересовалась, чем живёт её сын, приходя из школы,  кто его друзья, и  чем они занимаются.
  Так они молча сидели почти десять минут, пока она сама не прервала эту паузу. Показав глазами вверх, а потом на уши, она шёпотом спросила Романа:
- Как ты думаешь, эти комнаты прослушиваются?
- Скорее всего, да? – так же шёпотом ответил сын, и улыбнулся.
 - Ну, давай рассказывай, как ты здесь живёшь, чем вы занимаетесь, как кормят? – уже громко спросила она, улыбнувшись, как заговорщица ему в ответ.  – Мне всё интересно. Или чаю попьём с пирожками, которые бабушка Зина напекла? С картошкой и повидлом, как ты любишь. Когда ты был ещё маленьким, она приезжала с дедом к нам в Челябинск и на две недели брала в свои руки наше домашнее хозяйство. Пекла блины, пирожки с разными начинками, а ты подбегал к ней и ел горячий пирожок прямо со сковороды, и блины ты тоже с самого детства любил с пылу с жару, прямо со сковороды. Помнишь?
   - Нет, мама, не помню. Честно сказать, я  себя помню только с первого класса. Бабушку помню, деда помню, а вот пирожки нет, - вставая с кровати, сказал Роман. – Давай попьём чайку и попробуем бабкины пирожки…
   Они прошли снова в прихожую, Инна снова включила электрический чайник, и принялась готовить еду для сына.
    Как не пыталась она вначале вызвать сына на откровенный разговор, у неё ничего  не получилось. Он отвечал урывками, резко и зло.
   С его слов выходило, что  в этой колонии он вообще, сидит несправедливо, потому что должен был находиться  после «малолетки» в колонии общего режима, а не строго-го.
   - Мама представляешь, всё было в руках этого «козла» - судьи. Но, он меня даже слушать не стал. Просто, зачитал характеристики из колонии, и тут же вынес вердикт: «…оставшиеся три года срока, отбывать в колонии  строгого режима. И всё…»
  Я сначала ничего не понял даже. Мне пацаны рассказывали, что обычно всех, кому исполнилось 18 лет, из колонии для несовершеннолетних, отправляли досиживать  в колонию общего режима, а меня вдруг, в строгую, определили…
   Мама, ты не представляешь что это такое строгий режим? Это та же самая тюрьма: камеры на тридцать или сорок человек,  железные кровати, где в два, а где в три яруса, запирающиеся двери,  питание через специальное окошко в двери и прогулка в специальном бункере на два часа…
   - Ты, мне уже об этом рассказывал сынок. Зачем вспоминать? Но, ведь сейчас ты в другом месте находишься, здесь вроде всё получше? – тут же прервала его Инна, разливая по чашкам крепкий чай.
   - Какой хрен лучше мама?  Да, сейчас мы более свободно по лагерю ходим, сами на работу, сами в столовую. Но, зато тут теперь пахать заставляют. Меня определили помощником слесаря к «сварному», он варит  опрокидывающиеся металлические урны, а я должен ему заготовки для этих урн заготовить. Его работа стоит дорого, а моя копейки, но если я вовремя не успеваю, он просто бьёт меня по морде, причём при всех. Этот Кузьма Петрович, скоро отваливает домой и хочет побольше заработать, а я то тут причём? Я просто не успеваю. Там в той колонии нас немного научили слесарному делу, но с  прессами и обрубочными станками мы дело не имели, а тут всё это есть. У нас тут настоящий завод. Есть даже цех, где делают пластиковые окна, и «хозяин» этим цехом очень гордится. Там чистенько, светло, вентиляция. Но, меня туда не берут, говорят квалификации нет…
- Но, это, наверное, не самое страшное сынок? Почему ты написал мне, если я тебя отсюда не заберу, то ты умрёшь? – осторожно перевела Инна разговор, на тему, которая её, как мать, волновала больше всего.
– Тебя, что, каждый день за твою плохую работу били, если у тебя всё лицо в синяках?
   Глаза у Романа, вдруг испуганно забегали, так было с самого раннего детства, когда он, что-нибудь, натворив, пытался ей наврать, и она это сразу «просекала».
  Но, как мать, очень любящая своего ребёнка, она щадила его самолюбие, и никогда не говорила ему об этом.
   - Нет, меня били не за это. По наговору. У одного нашего сидельца пропали  из тумбочки деньги – «пятихатка», ну то есть пятьсот рублей, по-вашему…
   Это «по-вашему», больно ударило по сердцу Инны.  Она вдруг  поняла, что, у её сына, которого она безумно любила, есть два мира: один «его», с  товарищами по колонии, живущими и работающими в неволе, и другой «её» – где живут и трудятся все остальные люди на свободе.
   И в этих двух разных, и одновременно близких мирах, одни и те же вещи, называют по-разному. Отец как-то рассказывал ей, что к ним на работу кочегаром устроился работать один человек, который отсидел за убийство  двадцать  пять лет тюрьмы, тогда давали такие сроки. Так вот он первые два года говорил так, что его никто не мог понять, как сказал папа «ботал по фене», и очень на это обижался.
     Теперь вот и Ромка, просидев в колонии в общей сложности около трёх с половиной лет, начал говорить так, что она не сразу его понимала. Вместо «спасибо», он говорил «благодарю» или «признателен», вместо «пожалуйста» - «по возможности», вместо «свидетель» -«очевидец», и это сразу бросилось ей в глаза в процессе разговора.
   Она сразу вспомнила мудрые слова одного из великих людей, о том, что: «…Если  вы хотите вырастить хороших детей, тратьте на них в два раза меньше денег  и в два раза больше времени».
  Вот времени, на воспитание, у них с Сергеем, как раз и не было, поэтому, начав хорошо зарабатывать, они засыпали детей подарками, давали больше карманных денег, практически не интересуясь чем Роман с Дашей, занимаются после школы. Учились оба отлично, родителей в школу не вызывали, росли и росли…
   Она только теперь, анализируя и по крупицам вспоминая всю свою жизнь с Сергеем, начала понимать, как они были преступно халатны к детям. Она когда-то прочитала слова Максима Горького о том, что « Любить детей – это и курица умеет. А вот уметь воспитывать их – это великое дело, требующее таланта и широкого знания жизни». И они ей очень понравились, но на воспитание детей, если родители их «делают карьеру», просто, банально не хватало времени и сил. И вот результат. Господи, что же будет дальше?
  - Короче,  старший по комнате, устроил шмон. Начал выспрашивать всех по очереди, вытаскивать на признанку. Никто, конечно в сознанку не пошёл. Бабки не нашли. А через неделю, уже у другого сидельца целый косарь пропал. Ну, тут уже, старики совсем взбеленились,  и устроили шмон по полной. Начали обыскивать  даже карманы. У меня в кармане, как раз был косарь, остался от тех двух, которые я заработал. Когда его нашли у меня в кармане, оказалось, что тот, у кого украли деньги,  специально записал  себе номер купюры. И номера совпали. Короче меня сразу обвинили в том, что я тиснул этот косарь, и предыдущие деньги тоже, ну и вломили мне по первое число. Могли даже урыть, крысятничество здесь не прощается.
   Кум, узнав про это, тут же отправил меня в ШИЗО, но разрешил написать тебе письмо…
  - Ты действительно  воровал у своих товарищей деньги? – взволнованно спросила Инна, глядя на сына.
  - Нет, никогда, не брал.
 - Так, как же эта купюра оказалась у тебя? Сама что ли прилетела тебе в карман? Скажи мне честно, сынок!
    Роман молчал несколько минут, потом прошептал:
- Хорошо, я скажу, но только тебе. Я выиграл этот косарь в карты. В очко. Ты, наверное,  даже не знаешь, что это за игра? А я в неё играю уже десять лет, и почти всегда выигрываю. У меня как раз кончилось бабло, осталась всего сотка. А тут этот Лазарь: « давай, да давай сыграем». Ну, я и сыграл. Выиграл у него этот косарь. А он оказался краденым у ребят. А этот Лазарь, уже десять лет сидит здесь, если я на него покажу, то меня, его дружки тут же убьют…
  Инна внимательно смотрела в глаза сына, пытаясь понять, говорит он правду, или врёт, и поняла, что он сейчас действительно говорит правду.
  - Ну, когда тебя этот ваш кум, как ты его называешь, то есть майор Иванов допрашивал, ты не мог ему это всё рассказать?
  - Да, ты что мама? Меня сразу ссученным сделают, а это в десять раз хуже, чем числится крысой. Здесь в колонии свои законы, - снова прошептал ей на ухо Роман,  даже боясь громко говорить эти слова.
   - Они теперь за каждым моим шагом следят, и даже краденые деньги могут подбросить, чтобы меня  снова на строгое содержание перевели. А ещё могут насильно, прямо на лбу наколку сделать, типа «вор» или «крыса», тогда мне вообще будет кирдык, - и он неожиданно заплакал.
   Это было так неожиданно, что Инна в первый момент даже растерялась, потому что никогда не видела сына плачущим, кроме разве одного раза, когда он загнал себе в ногу гвоздь, и  он на одной ноге едва доковылял домой. Она, не долго, думая, взяла пинцет, протёрла его спиртом и вытащила гвоздь из подошвы стопы. Боль видимо была такая сильная, что Роман, которому едва исполнилось десять лет, неожиданно заплакал, и ей пришлось его утешать.
   Но, это был единственный раз, когда она видела его слёзы и вот…
  - Да это же просто средневековье, какое-то! – невольно вырвалось у неё, но сын тут же приложил палец  к своим губам, делая знак, чтобы она говорила тише, и прошептал почти в самое ухо:       
- Здесь, в лагере, свои законы мама, зековские, я тебе уже про это говорил. А на севере, вообще говорят: закон тайга – медведь хозяин…
   - Дикость, какая-то, - обняв сына и прижав к себе его стриженую голову, тихо в ответ пошептала Инна, и  в этот момент, ей просто захотелось завыть по-волчьи от тоски и безысходности.
   - Ладно, мама, не тушуйся, не всё ещё потеряно. Может, всё ещё изменится к лучшему? Ты прости меня, но можно я пару часиков покемарю пока, а? А то я сегодня всего три часа и спал то, перед встречей с тобой, - и Роман, не дожидаясь её ответа, лёг прямо поверх покрывала и, как в детстве свернувшись калачиком, тут же уснул.
   Инна смотрела на спящего  сына, и лихорадочно думала о том, как его спасти. О том, что его положение в колонии очень серьёзное, она уже поняла с его слов.
   Поняла она и то, что даже если Роман говорит и не всю правду, то его всё равно ждёт большая беда.
   Слёзы накатили на её глаза, но она, чтобы сын их случайно не увидел, быстро вытерла их и тихо вышла в импровизированную прихожую-кухню, тихо прикрыв за собой дверь.
    И чтобы себя как-то отвлечь от дурного предчувствия надвигающейся беды,  она достала из холодильника продукты и стала думать, что приготовить сыну на обед.
   Однако в голову всё время лезли разные мысли, и одна из них, за которую она сразу ухватилась, была мысль об Александре.
  « А что? Я попрошу его, через его друга помочь Роману, честно расскажу обо всём, что узнала от него, и о том, что ему угрожает опасность. И совсем не обязательно, рассказывать ему о том, что это его сын, потому что это дела давно минувших дней.
    Попрошу его помочь мне, как старому другу, однокурснице, наконец. Папа и мама,  мне  сейчас ничем помочь не могут, ну разве что чаще смогут ему передачи передавать…
  Да, это в том случае, если Ромка будет себя хорошо вести, и останется на прежнем режиме содержания. Мне может, помочь только Саша, и никто больше. Тем  более что у него такой хороший друг – полковник Хайрулин. Значит, я ему должна позвонить, сразу после свидания с Романом,  должна с ним обязательно встретиться и всё объяснить…»