Всех невзгод сильней. Глава шестнадцатая

Анна Михайловна встала и пошла к дочери. Подойдя к двери в Лизину комнату, она услышала из-за двери ее горький плач.

- Доигралась. - подумала мать. - Довела Лизаньку до слез.

  Она вошла в комнату, присела на кровать, обняла Лизу и стала укачивать ее, как в детстве.

- Прости меня, девочка моя золотая. Прости свою нетактичную мамку. Успокойся, родная. Тебе выпало тяжкое испытание, но оно не будет длиться вечно. Всевышний утрет твои слезы и утолит твою печаль. Пройдет время, и тебе встретится хороший человек, который полюбит тебя. Ты выйдешь за него замуж, родишь ребенка и станешь настоящей домашней клушей. Все будет. Твои мечты так просты, что не могут не сбыться. Нужно только подождать.

- Ты мне еще расскажи про красавца-принца под алыми парусами. - всхлипнула Лиза.

- Зачем? Чтобы поманить тебя действительно несбыточной мечтой и сделать еще больнее? Нет, Лизанька, не будет в твоей жизни ни алых парусов, ни принца. Встретится тебе самый  обыкновенный мужчина, который будет по утрам разыскивать носки и лопать яичницу прямо со сковороды, а перед ужином с удовольствием выпивать стопочку водки точно так же, как это делал папа. Возможно, вместо яхты с алыми парусами у него будет красный "Жигуленок" или "Нива". Если Создателю будет угодно, то твой будущий муж окажется таким же добрым и домашним человеком, каким был папа. У тебя не будет выдающейся или необычной судьбы. Ты проживешь простую повседневную жизнь, состоящую, по большей части, из забот и тревог. У тебя будет обычная женская судьба. Жизнь, как жизнь. Как у всех… Потерпи, доченька. Твое время еще придет… Не может не прийти…

Слова матери возымели свое действие - постепенно Лиза перестала плакать. Когда Анна Михайловна ушла к себе, девушка еще долго не могла уснуть – вспоминала Мишу. Она не поверила своим ушам, когда конферансье объявил его номер, подумала, что перепутала фамилию, но меньше, чем через минуту, увидела, как на сцену с гитарой в руках действительно вышел тот самый молодой человек, которого она знала всего один день, но забыть за прошедшие полтора  года так и не смогла. Оказывается, он не солгал – действительно, артист.

Лиза запомнила свое потрясение от "Баллады о любви". Она давно любила эти стихи, знала их наизусть, много раз слышала в авторском исполнении и считала их одной из вершин русской любовной поэзии. Но Мишино исполнение поразило ее. Так, одновременно страстно и проникновенно, с придыханием и тоской, мог петь "Балладу" только тот, кто сам страдает от неразделенной любви. Молодой человек произносил давно знакомые слова, но девушке казалось, что она слышит их впервые.

Еще большее впечатление произвел на нее "Ноктюрн" Бабаджаняна, вернее, прекрасные стихи Рождественского. О "Лизавете" и говорить было нечего. В исполнении Берсенева она свою тезку "добила".

Лиза действительно давно завидовала тем женщинам, которым поэты писали любовные стихи, но скрывала свою зависть под маской равнодушия, раздражения или цинизма, и каждый раз, боясь не выдержать и выдать свои истинные чувства, старалась либо переключить телевизор или радиоприемник на другую программу, либо вообще уйти из комнаты.

Но в этот вечер с ней происходило нечто мистическое, непонятное девушке и пугавшее ее. Она чувствовала, что Берсенев  поет эти прекрасные песни только для нее одной, объясняется в любви именно ей и тоскует только по ней. Она почти физически ощущала ту самую "волшебную невидимую нить", накрепко и навсегда связавшую их с Михаилом. Это опять было "То-Чаво-На-Белом-Свете-Вообче-Не-Может-Быть", но оно было...

Голос разума умолк, уступив место долго сдерживаемым чувствам. Лизино состояние было сродни помешательству. Ее сердце тянулось к Мише, любило его, тосковало по нему, сладко трепетало от звука его голоса, внимало каждому произнесенному им слову, а глаза жадно запоминали каждую черточку родного лица, каждое движение. 

Когда выступление закончилось, зрители наградили артиста вполне заслуженными аплодисментами. Наступил тот момент, о неизбежности которого Лиза на несколько минут забыла - Миша повернулся спиной к публике и ушел за кулисы. Девушке пришлось вернуться в реальную жизнь, в которой не было и никогда не будет Михаила Берсенева. Не было по ее вине...

Лизе было больно. Она безнадежно смотрела ему вслед и понимала, что, скорее всего,  больше ей  увидеть Мишу не удастся никогда. Девушка прощалась с ним навсегда, и изменить ситуацию было ей не под силу. Слезы застилали ее глаза, и нельзя было плакать. Боль разрывала душу, и невозможно было ее утолить. Она готова была все отдать за то, чтобы вернуться в тот мартовский вечер и поступить совсем иначе…

- Пусть наше знакомство продлилось бы всего несколько дней, - думала Лиза, - пусть потом меня ждала бы большая боль и месть Ирки, но эти дни у меня были бы. И был бы Миша. А, может быть, был бы и ребенок от него. Ребенок, которому я могла бы отдать всю ту любовь, которая предназначалась его отцу... Пусть у меня была бы большая обида на Мишу, но не было бы сожалений о том, чего не произошло. Обида избавила бы меня от той боли, которую я испытываю сейчас. Стараясь избежать одной боли, я вляпалась в еще большую... Сумела, однако...

Лиза долго не могла успокоиться. Оставшуяся часть концерта она провела не просто под впечатлением от Мишиного выступления, а в настоящем любовном угаре. Она не запомнила больше ни одного номера – всё дальнейшее представление стало для нее лишь общим, сильно раздражающим фоном.

Девушка начала понемногу успокаиваться только по дороге домой. А дома на нее обрушилась новая проблема – мама увидела то, что ее глазам предназначено не было, и стала приставать с расспросами, не желая понимать, что в душе дочери есть территория, куда никому доступа нет. Защищая свою душу от нежелательного вторжения, Лиза дошла до истерики, которая неожиданно оказалась для нее благотворной. Сумев для матери облечь свои эмоции в уже известный ей фантик, девушка, с одной стороны, смогла выплакаться, не нарываясь на лишние вопросы, а, с другой стороны, утаить от матери то, что не считала нужным ей рассказывать.

Когда Лиза осталась в своей комнате одна, ей стоило немалого труда уговорить себя, что испытанные ею прошедшим вечером эмоции к реальному Михаилу Берсеневу отношения не имели.

- Со мной случилось то же самое, что случается практически со всеми такими же бедолагами, как я. - думала девушка. - Не более, чем несвоевременный выброс гормонов в кровь из-за случайной встречи с человеком, в которого меня когда-то угораздило влюбиться. Стоп. О какой встрече идет речь? Строго говоря, никакой встречи не было. Встреча - понятие обоюдное. Я увидела его издалека, а он меня вообще увидеть в зале не мог. Это не встреча, а специфика его профессии. Так что, подвели меня гормончики и собственный организм просто так, из-за красивой картинки. Заставили чувствовать то, чего не было никогда, а на самом деле Берсенев исполнял две первые песни не по собственной инициативе, а по заказу милицейского начальства или по разнарядке Москонцерта, а "Лизавету" - по просьбам из зала. Так что, ко мне это объяснение в любви никакого отношения иметь не могло потому, что его вообще не было. Было очень удачное исполнение лирических песен. Была хорошая актерская игра, не более того, потому что настоящий Михаил Берсенев - ловелас и циник, которому вряд ли известно такое чувство, как любовь.
 
Постепенно Лиза начала "трезветь". Когда ей удалось достичь душевного равновесия, девушка убедила себя, что молодой человек должен был давно забыть их единственную встречу почти полтора года назад, а потом сама себе уточнила – Миша вообще не должен был запомнить ее. И вообще, нельзя быть наивной и принимать эмоции, изображаемые актерами, за чистую монету. Ни на сцене, ни в жизни.
 
- Он немного изменился. - думала девушка. - Почти такой же, как тогда… Извечно родной, только чуть-чуть  взрослее. Интересно, он повзрослел только внешне? Или…  Угораздило же меня влюбиться в него с первого взгляда… Хорошо, что я тогда отшила его и сбежала. Ничего хорошего все равно не вышло бы. Ну стала бы я для него семьсот восемнадцатой, и что? Поимел бы он меня, а потом все равно помирился бы со своей пассией,  исчез бы навсегда и забыл бы, как меня зовут. Сидела бы я на том концерте, со стыдом и болью вспоминая, как он меня отымел и бросил.

Так говорил разум, но сердце с ним не соглашалось. Оно кричало Лизе о том, что, не оставив Мише дороги к себе, девушка совершила страшную и непоправимую ошибку, о которой ей предстоит горько сожалеть всю оставшуюся жизнь.


Продолжение следует...