Игорь Шафаревич - шаутбенахт русского бытия

 ИГОРЬ ШАФАРЕВИЧ  – ШАУТБЕНАХТ*   РУССКОГО   БЫТИЯ**
                (1923-2017)
                Пока помню, живу. Мы живы, пока нас помнят.
      
   Академии РАН, крупный математик, лауреат Ленинской премии, истории и публицист  Игорь Ростиславович  ШАФАРЕВИЧ (1923-2017) ушёл в Вечность на 94-м году жизни тихо и неприметно 19 февраля этого года. Российские СМИ, как  и славные  конармейцы  Михаила Светлова, постарались сделать вид, что не заметили эту   знаковую утрату нашей эпохи. Как там, поётся   в «Гренаде», в далёкой от  России  гренадской волости? «Отряд не заметил пропажу бойца… И «Яблочко»-песню запел эскадрон…». И душа почему-то болит об иных народах, и на сердце у парня почему-то  не русская тоска, а «испанская грусть». Так и сегодня у нас, в Московском государстве, в  большой деревне МЫМЫри. Трогательная забота о мирных жителях Анголы и холодное. Равнодушное отношение к жертвам насилия в своей стране.  Смерть криминального деда Хасана  или убийства Ким Чен Нама, сводного  брата северокорейского «красного диктатора»    куда важнее трагической гибели «доктора Лизы», (Елизаветы Глинки).  Катастрофа вертолёта над Терлецким озером и гибель злостного браконьера,  любителя  охоты  с воздуха на горных архаров,  для  московских «бандитов пера и эфира» новость  куда более  важная, чем  кончина  какого-то там учёного математика  с мировым именем.   В угаре  лакейской «трампомании» и наглого самопиара, при ежедневном и многолетнем утверждении  собственной  непогрешимости и  идейной  непорочности, кому из московской правящей элиты есть дело до смерти  автора скандальной  книги «Русофобия», вышедшей в свет за год до гибели советской империи? И как-то  безнадёжно  и тошно   становится на душе. И хочется  вслед за идейно неопределившимся интеллигентом Климом Самгиным, и автором «Несвоевременных мыслей», повторить: «А БЫЛ ЛИ МАЛЬЧИК?»  А может,  и не было вовсе в моей жизни академика Шафаревича?  Может он мне приснился  с большого бодуна? В таком театре абсурда, в котором мы живём уже четверть века,  всякое может присниться…   
      Не мне судить  о Шафаревиче-математике и специалисте по теории алгебраических чисел и алгебраической геометрии. Думаю, что в конце 50-х годов, в СССР, математикам-теоретикам  просто так Ленинскую премию не вручали. Не буду сравнивать его с другими математиками ХХ века, ибо занятие это неблагодарное и никому не нужное. Мир науки с её гениальными носителями никогда не нуждался  в  рейтингах.  Одно скажу, что благодаря таким «тихим героям эпохи», как выдающийся российский математик Игорь Шафаревич, большевикам удалось  в короткие сроки   совершить индустриализацию страны,  поразить весь мир прорывами в космонавтике, атомной энергетике  и  кибернетике (Анатолий Китов), создать ядерный щит. Большевики понимали, что без математики не будет, ни индустриализации, ни оборонки, и соответственно технически вооружённой сильной армии, без которой они сущие пигмеи и ничтожества.  Профессия учёного  в большевистской России  стала   одной из самых престижных, и была второй после профессии чекиста.  И  совсем не даром, что почти  все   советские математики   стали  достойными  продолжателями традиций  отечественной математической школы XIX века.    Николай Дмитриев, Анатолий Китов,  Андрей Колмогоров, Алексей Маркушевич Игорь Шафаревич,  Людвиг Фаддеев, Яков Перельман…
      Они сделали всё возможное, чтобы  многие молодые таланты шли именно в математику, ибо она –  очень честная наука, в ней  никогда не было, и нет никакой идеологии, а одна лишь   АБСОЛЮТНАЯ ИСТИНА. Такие великие математики, как Андрей Колмогоров и Игорь Шафаревич  создали на базе системы физматшкол   Всесоюзную заочную математическую школу, где юные таланты сформировались как личность. Там были  блестящими   не только УРОКИ МАТЕМАТИКИ, но и ИСТОРИИ, ЛИТЕРАТУРЫ, ИНОСТРАННЫХ ЯЗЫКОВ. (Анатолий Апостолов «Математическое стиховедение»  - ж. «Российский колокол» №7-8, 2015, сс.92-130). Из этой славной когорты  математиков-вольнодумцев нужно  особо выделить двоих бесстрашно искренних и критически мыслящих – Николая Дмитриева и Игоря Шафаревича.  Оба умели быть свободными, творческими  людьми в мире несвободы. Их  вела страсть к познанию и творчеству –  чувство посильнее чувства  свободы и даже  смерти. Оба подвергали критическому анализу все социальные  утопии и  идеологии, в том числе и марксистско-ленинское учение. Оба коллекционировали вопиющие противоречия и ложь советской пропаганды, эстраполировали на экономику будущего экономическую статистику  развития России  за последние триста лет. Оба всю жизнь и во всём  пытались докопаться до истины и в любом общественном, историческом явлении искали и  умели находить внутреннее противоречие. Оба умели разговаривать с большим начальством на равных, вступать в полемику с Хрущёвым и Брежневым, с Сахаровым и Солженицыным. В  письме лидеру своей партии  Брежневу коммунист Николай Дмитриев  советовал  дорогому Леониду Ильичу  вместе со всем Политбюро уйти на пенсию, дать дорогу молодым. Не согласен был Николай Александрович и с Марксовой формулировкой свободы  как осознанной необходимости: «Нелогично как-то!  Моя свобода состоит в том, чтобы выбрать из трёх рюмок одну. А  если я хочу  налить ещё пару рюмок?». Оба великих математика, Дмитриев и Шафаревич, считали  Сахарова политически безграмотныи и наивным, но одновременно рассматривали его  политические  выступления как благо для общества: «Кому то нужно всколыхнуть это гнилое болото. Снулому обществу нужны  сигналы о крупном, общесоюзном  неблагополучии». Оба  не боялись  встречаться с  Сахаровым, когда тот был в опале и считался вместе с Солженицыным  исчадиями  капиталистического ада.    «У меня  к прорабам-обустройщикам России  три  больших вопроса: чем капитализм хорош? Чем капитализм плох? По каким лекалам будем  обустраивать Россию? По китайским лекалам  или по норвежским?» (Игорь Шафаревич). Оба  советских вольнодумца были убеждены, что единственный социальный строй, который подходит России – социализм, а не тот «реальный коммунизм» А.А.Зиновьева, построенный на русских костях. Оба обладали  воистину особой природной скромностью. У каждого  был свой путь в теоретической и прикладной математике, но и была одна общая гражданская позиция в борьбе за человеческое достоинство. Игорь Ростиславович, рискуя  научной карьерой, не побоялся в 60-е годы выступить в защиту опальных учёных и писателей. Тем самым он как бы   последовал примеру французкого математика Эвариста Галуа, теорию которого он блестяще  развил и сделал понятной, –  выступил с критикой правящего режима, как в своё время Галуа против королевской власти.    Мне иногда кажется, что между русским  и французским математиком существовала некая духовная связь, без которой   молодой математик  Шафаревичне не  смог бы  так изящно и красиво осуществить   решение обратной задачи  теоремы Галуа.         
      Они, Дмитриев и Шафаревич, не гнались за званиями и наградами, которых они,  несомненно, заслуживали. Игорь Ростиславович  стал действительным членом РАН  лишь  в 1991 году и вполне был доволен Ленинской премией, а Николай Александрович – Сталинской премией, полученной им за разработку  математической теории  неполного ядерного взрыва. Позднее за эту работу  американец Роналд Пайерлс получил Нобелевскую премию, а «советский святой, бессребрянник» Дмитриев обретался в  полном забвении,  строго охраняемом,  засекреченном Сарове. Сегодня никто не поверит, но этот великий  советский «святой Николай», несмотря на свои гениальные работы так и не защитил докторскую  диссертацию и в Сарове его называли подпольным академиком.      Дмитриев был скромен и требователен к себе.  Он сам оценивал свои работы по математике (мирового уровня!) очень критически. Они казались ему недостаточно совершенными и требовали доработки. В математике его привлекала  почти физическая осязаемость и несокрушимость  формул, внутренняя энергетика Главного  Математика – Бога, а в физике он подводил под любой процесс  изящный математический фундамент. Математика Дмитриева была такой же красивой и  изящной, как и математика Шафаревича. Андрей  Колмогоров как-то сказал Юлию Харитону: «Зачем  вам эта  громоздкая ЭВМ «Стрела»? У вас же есть Коля Дмитриев!»  До сих пор бытует мнение, что Николай Дмитриев сам ограничил себя одной поставленной задачей, что якобы  изготовление  РДС-1 было главным делом его жизни: «Бомба! Более полезного, чем бомба, тогда не было. Она сдерживала ядерную угрозу». Однако это не так. Его всегда  интересовали трудновыполнимые задачи. Например, такая   как «холодная  термоядерная реакция».  Многие разработки Дмитриева уникальны. Его новые принципы организации  программ для ЭВМ используюся и сегодня.
      По словам Шафаревича, у Дмитриева была  странность, присущая ревностным нестяжателям – он отказывался  от званий и наград, требовал вычёркивать свою фамилию из премиальных списков. Он любил  активный отдых, совершал множество байдарочных походов по рекам Русского Севера и  Среднего и Южного Урала, по  Каме и Чусовой. Худой, тщедушный, но выносливый, с неизменным  рюкзаком за спиной,   с авоськой со снедью в левой руке, он так и запомнился своим современникам. Физик-лирик, генератор идей и живой компьютер,  мечтатель-утопист и самый  совершенный  человек. Таким он предстаёт перед нами  в воспоминаниях его гениальных друзей и сотрудников. Он умер в 2000 году, и о его смерти нигде не сообщалось. О его уходе в  Вечность знал  тогда  только узкий круг учёных-ядерщиков.
Точно так же получилось  и со смертью академика Игоря  Шафаревича сегодня.  Увы, академик Игорь Шафаревич и «подпольный академик» Николай  Дмитриев не первые, чьи судьбы так драматично и неумолимо слились с трагическими судьбами Родины.
      Не буду скрывать, что сам я о Николае Александровиче узнал от самаго  Игоря Ростиславовича. Тотальная секретность  увела учёного-пенсионера  в тень Забвения. Так случилось, что  с завершением атомного проекта, Дмитриев как учёный «выпал» из учёного мира уже тогда, когда Сталин спросил  создателей  атомной бомбы РДС-1: «Трудно ли сделать из одной большой бомбы 50 или 100 маленьких атомных бомб?»  Этот вопрос вождя  был задан не по адресу. Его следовало бы задавть  ядерщикам-технологам, а не  физикам и математикам, для которых  это уже был банальный  переход на мелкие и не совсем чистые  в моральном плане дела. А посему 2001 году никто в стране годовщину со дня смерти великого математика и кандидата физико-математических наук не  отмечал. Были дела более важные. Наступило  время дележки «ельцинского наследства»…
      Вот такие они были наши физики-лирики и математики-мыслители.   Они знали цену словам и делам. Они обладали феноменальными аналитическими способностями,  советские физики и математики считали их высшими арбитрами, они решали любую, самую сложную задачу, которую перед собой ставили (Зельдович, Софронов, Фаддеев). Когда они начинали говорить, смолкали все, математики и физики, политики и лирики, прагматики и  гуманисты, смолкали  трижды Герои  Социалистического труда Курчатов, Харитон, Зельдович, Сахаров, Флёров, Щёлкин, Леонтович, министр атомной промышленности Ванников и маршал Неделин…
      Для меня Игорь Ростиславович был интересен, прежде всего,  как мыслитель и пророк, как глубокий критик тоталитарной системы  управления, как автор книги «Социализм как явление мировой истории», как славянофил нового времени, открывший нам природу и истоки  такого неприглядного   социального явления как РУСОФОБИЯ. Моя личная встреча с ним состоялась в  начале ноября 2001 года и посвящена она была судьбе разделённого и разобщённого, ограбленного и оболганного русского народа.  Это было  во всех отношениях трудное время выбора  Россией  двух путей – позорной гибели или славного, мучительного, медленного  спасения. За  спиной оставалось ещё смердящее, позорное  и кровавое прошлое. Полный крах ельцинизма как во внутренней, так и во внешней политике, во главе с министром  иностранных дел, «мистером «Yes!», господином Козыревым и его заместителем Чуркиным (награждённым ныне посмертно орденом «Мужество»). Позади две войны с Ичкерией, с  позорным Хасавюртовским  соглашением,  с  шельмованием  в московских СМИ  русской армии («федералов») и льстивыми до  омерзения  панегириками в адрес «маленького, но мужественного и героического чеченского народа» со стороны главного Либерала и   Славянофила  страны  и «защитника русского народа» – Жириновского. Насаждение ельцинистами  в  России  внешних форм европейской демократии создало в стране  жалкую карикатуру на  «парламентаризм» и «многопартийность», привело к власти бездарных, некомпетентных, насквозь коррумпированных людей. Как забыть «весёлого гармониста и гениального шутника» Черномырдина, генералов-героев по выводу войск Громова и Лебедя  и тех офицеров  и «бизнес-патриотов»  из конторы «демона криминальной революции» Березовского которые продавали Хоттабу  в  рабство своих солдат? И не вспомнить в эти  трудные для страны времена, чисто «коммерческие»  по своей сути  «миротворческие  миссии» российских солдат и офицеров   в Анголе, в Луанде, Лубанго, в других городах и провинциях? Да,России со времен «немецкого засилья» не привыкать торговать своим дешёвым «пушечным  мясом», воевать в интересах господ-союзников и "партнёров"  где угодно –   в Альпах или на Балканах,  в Нагасаки или на Марсе.  И разве можно забыть то, что случилось  в конце января 2000 года во вторую чеченскую   кампанию, в Аргунском ущелье у села Харсеной,ту  героическую гибель русских спасателей Николая Майданова и Николая Саиновича? И подвиг спасателя  Александра Жукова? И то, что командующий группировкой войск  генерал Геннадий  Трошев представил спасателя Жукова к званию Героя России по  настоянию...  Ахмата Хаджи Кадырова? Того самого,  вчерашнего  главаря чеченских бандитов и насильников, который всего  два месяца назад допрашивал Александра  Жукова,  когда тот  был в плену у Руслана Гелаева?  Такие безнравственные кульбиты и  абсурд политических бандитов-оборотней  не забывается. Уже тогда стали стираться грани между предательством и героизмом, изменой и гражданским  подвигом. Бандит, герой России,  сын бандита, героя России. Это звучит, и звучит по-новому. Но как русскому юноше-патриоту объяснить смысл и подлинную  суть  этой сатанинской  формулы?  Сказать, что любая политика не приемлет вообще никакой морали и человечности? Что политика – сводная сестра проституции, что она  сродни сифилису и СПИДу и является  прямым следствием любви и блуда? Но как быть тогда совестью и высоким гуманным предназначением человека?    Как забыть страшное «избиение  младенцев» (русских  солдатиков-новобранцев) в центре Грозного, а вслед за этим  позорное Хасавюртовское соглашение и вывод  российских войск из Чечни? И как  можно забыть  (и при этом не проклясть) одного политического деятеля, который  советовал  геополитическим стратегам Большого Запада «относиться к нашей стране так,  как английские переселенцы относились к Северной Америке. КАК К ОГРОМНОЙ РУССКОЙ РЕЗЕРВАЦИИ».  И как можно забыть ещё одного экономиста-демократа из правящего Дома Ельцина, который предлагал  странам Большого Запада, «пустить  шапку по кругу», сброситься на 100 триллионов долларов США, и купить  честно и законно на эту сумму всю Россию вместе с её излишним народонаселением».   Национальное богатство обильной природными и человеческими ресурсами страны было расхищено кучкой «грязнохватов», важнейшие отрасли промышленности – уничтожены. Деревня окончательно обезлюдела, огромные массивы земель остались зарастать сорняками.   Вот такая пустыня лежала вокруг нас, и точно такая же  холодная и  безысходная пустыня  лежала в  наших душах. Именно с такими тяжелыми воспоминаниями, с тяжёлым  внутренним чувством, но с желанием обязательно  преодолеть непреодолимое, я  и встретился  с Игорем Ростиславовичем. С этим незаурядным человеком, с учёным-мыслителем у него дома на Ленинском проспекте.   Результатом этой встречи стала глубокая, аналитическая статья Игоря Ростиславовича, опубликованная в газете «Подмосковье-Неделя» (№35, 21 ноября 2001 года, с.4) в виде ответов  на открытое письмо участников движения «Русская община». Уже тогда он, как и А.А.Зиновьев, видел  выход из создавшейся ситуации не  в организации движения  «Русская община», или реанимации «Конгресса русских общин» псевдобрутального и продажного генерала Лебедя,   а в создании  русской  партии на основе новой честной идеологии.
      «Национальное чувство, – говорил Игорь Ростиславович, – загадочная  и мощная сила. Оно не раз в истории «сдвигало горы» – хотя бы когда неожиданно для многих проявилось в Великую  Отечественную войну. Это чувство у русского народа очень долго,  десятилетиями  подавлялось и выжигалось…  НО СОЗДАВАЛОСЬ-ТО ОНО ТЫСЯЧЕЛЕТИЯМИ. Поэтому есть надежда, что оно сохранилось и постепенно оживает. Опираясь на него, мы можем восстановить своё национальное государство – Россию. Одним из инструментов для этого вполне может быть создание русской партии. Народ устал, что  об него вечно вытирают ноги. Что во всём виноват только он, а власть абсолютно  непогрешима и невинна.  Политики поняли – народу  противны  нахальные и бездоказательные обвинения в том, что  ОН ВЕЧНО ДУШИТ СВОБОДНУЮ МЫСЛЬ У СЕБЯ ДОМА, ДА И ВСЕХ СВОИХ СОСЕДЕЙ. За последние  три года словарь и дух речей  почти всех политических деятелей сильно изменился. Теперь любой политик глядит в патриоты, говорит об интересах России и т.д. И речи политиков стали патриотичны и даже слегка воинственны.  Само по себе  это оптимистический признак.  Но не надо тешить себя иллюзиями. Вполне возможно, что это очередное надувальство политических шулеров. Народ устал, в России отсутствует дух созидания»».  Вот что говорил мне академик Игорь Шафаревич  16 лет назад… И это далёко не всё, что было тогда сказано, что  потом  было отдано мной  в печать. Были ещё и другие темы, о которых мне хочется поведать читателям отдельно.  Читаешь это, перечитываешь, и понимаешь, что апостол Павел был прав – время стремительно сгущается, и нужно спешить делать добрые дела….
       Вспоминаю ту поездку к академику в  жилой дом на Ленинском проспекте,   близ гостиницы «Спутник». И перед глазами встают картины «реального коммунизма». И эти туристы-байдарочники, осаждающие дальние электрички. И песни под гитару, и консервные банки «Завтрак туриста». И весёлую нищету, и очереди за хлебом во время «кукурузной эпопеи» и покорения целины. И вспоминаешь,  ставший великой легендой эпохи, рассказ Харитона и Курчатова  о всегда тёплом  урановом шаре в руке Сталина: «Он всегда такой теплый? Он  никогда не остынет?» –  «Никогда, товарищ Сталин! В нем аккумулирована  энергия всего человечества!». Вот и сегодня, в  этот печальный день, вспомнилась мне эта давняя встреча  с  академиком Игорем Шафаревичем и  печаль моя почему-то светла.  Отчего? Почему?  Да потому, что человек он был светлый и мудрый. Этот выдающийся учёный и мыслитель, замечательный публицист, историк и культуролог оставил глубокий след  в моей  душе. Он, как и  философ А.А.Зиновьев, вдохновил меня на бытописательство и социальную  публицистику, укрепил во мне  веру в совершенного Человека, благословил  на поиски новой честной идеологии и утраченной в ХХ веке человечности.     В книге «Житие моего сердца» Игорю Ростиславовичу посвящена отдельная глава. Вполне возможно, что мне удастся  дополнить новыми стихами и  этими воспоминаниями об  академике Шафаревиче свою Книгу Памяти «За Храмовой стеной», снабдить авторскими примечаниями  и переиздать её где-нибудь на этот раз не своим иждивением, а на средства честного и добропорядочного издательства. А пока будем надеяться и мечтать.  «В блаженном успении вечный покой…»  Аминь.
*шаутбенахт (от голл. schout bij-nacht)    – смотрящий в ночи
**Первый вариант статьи  опубликован  в электронном варианте газ. «День  литературы» от 20.02.1017 года