Лоскутки продолжение

2.10.03
     Не знаю, как подобраться к тому, о чём хотелось бы сейчас написать.
     Я не могу припомнить автора любимого мной в детстве стихотворения, которое я читала "с выражением" со сцены, когда была так же беззуба, как сейчас, но по другой причине: у меня просто менялись молочные зубы. Я читала плохо, но звонко и "с чувством", потому что очень живо, до комка в горле, переживала то, о чём читала. И я приведу здесь это стихотворение полностью:
"Это было в мае, на рассвете.
Нарастал у стен рейхстага бой. Девочку немецкую заметил
Наш солдат на пыльной мостовой.

У столба дрожа она стояла,
Детский рот перекосил испуг;
А куски свистящего металла
Смерть и муку сеяли вокруг.

Тут он вспомнил, как, прощаясь, летом
Он свою дочурку целовал.
Может быть, отец девчонки этой
Дочь его родную расстрелял...

Но сейчас, в Берлине, под обстрелом,
Полз боец, и, телом заслоня,
Девочку в коротком платье белом
Осторожно вынес из огня

И в Берлине в праздничную дату
Был воздвигнут, чтоб стоять в веках,
Памятник советскому солдату
С девочкой спасённой на руках.

Он стоит, как символ нашей славы,
Как маяк, светящийся во мгле.
Это он, солдат моей державы,
Охраняет мир на всей земле!"
     Я и теперь не могу спокойно читать эти строки. Меня захлёстывает волна прекрасных чувств, счастья от сознания благородства "солдата моей державы"...
     С каким же ужасом я узнавала то, что было тайной для нас, но не для всего мира: о страшных, зверских насилиях, совершённых "солдатами моей державы" в побеждённой Германии над женщинами, а часто и над детьми... И ещё с бОльшим ужасом я слышу в ответ: "Ну и что? А что они делали с нашими?.." - кто? Домашние хозяйки? Девочки-школьницы?.. "Да, но ведь они поддерживали всё это!.. Строй, то есть"...
    Вероятно. Даже скорей всего так. Но нам ли не знать, что делает с человеком пропаганда, умело, артистично поставленная. Она не оставляет места его собственному воображению, и "враг народа" становится твоим личным врагом, и...
     Но я не об этом. Я всё о той же "сексуальной свободе". Ведь на самом деле не мести ради заваливали беспомощную девчонку вооружённые, потные и, я уверена, весёлые в эту минуту мужики. Не ради мести, а потому, что в тот момент это было дозволено.
     Человек выпустил на волю зверя, сидящего в нём - зверя, обузданного было, связанного воспитанием, культурой, той системой запретов, которая, собственно, и выводит человека из состояния скотства.
     И вот, после того, как учёные раскрыли двойственную натуру человека, уровень сознательного и уровень подсознательного, - целая толпа мыслителей принялась доказывать, насколько полезно давать волю своему подсознанию... Да правда ли это? Оно, конечно, здоровья не купишь; но ведь и человеческое в нас - не товар...
     Помню, в юности я мучительно пыталась понять, как могли люди (ведь это же были люди) создать Освенцим? Маутхаузен? Ведь, понимаете ли, это же были всё люди!.. О нашем ГУЛАГе я в те времена практически ничего не знала...
     Как может человек резать живого человека, видеть кровь, слышать крики страдания - и не сойти с ума от ужаса? Человек - человека?..
     Я не думала, что доживу до того времени, когда зверство выплеснется на улицы, станет едва ли не нормой. Но и тогда уже, в юности, я начинала кое-что понимать...
     Двое мальчиков-студентов, мои ровесники, в колхозе, где мы убирали сахарную свёклу, поймали и заживо замуровали мышку. Красавица-девочка пронзила другую мышку острым каблучком своей туфельки. Никто из них и никто из окружающих не увидел в этом ничего "такого"... Но зачем они это сделали? Ведь ни для одного из них это не было необходимостью. Мальчики забавлялись живой игрушкой; девочка хотела привлечь к себе внимание мальчиков своей лихостьюи смелостью - только и всего.
     "Это не то же самое", - скажете вы. Да почему же "не то же самое"? Получать удовольствие от того, что причиняешь страдания беспомощному существу, которое полностью в твоих руках - это именно "то же самое".
     "Но мышка - не человек"... И "враг народа", с определённой точки зрения, "не человек"; или, по крайней мере, "не наш человек", не такой же, как я. И если можно мучить того, кто на меня не похож, и получать от этого удовольствие, - почему нельзя того, кто похож на меня только внешне?..
     Есть  э т о  в нас; но мы понимаем, что нельзя давать  Э Т О М У  свободу. Понимаем же!.. Понимаем ли?..
     Итак, "естественное поведение"... Вот это всё, о чём я говорила, это - "естественное поведение"?..
     Вот интересно... Я сейчас скажу смешную вещь...
     Представьте себе акробатов в цирке, выступающих обнажёнными. Красиво, правда? Я думаю, красиво. А теперь представьте себе солдат на параде и офицеров, с обнажёнными саблями, печатающих шаг рядом с солдатами, и генералов, принимающих парад, - представьте себе их всех голыми... Ведь это нечто, напоминающее сумасшедший дом, выпущенный на свободу - строй маньяков. Это некрасиво, это безобразно, это просто страшно...
     Но мы любим парады. Мы любим солдатскую доблесть. Наша история - это сплошное похвальное слово воину (я имею в виду историю, которой нас учат, а не рассказ о человеческой жизни в разные времена).
     Но, с другой стороны, как не восхищаться мужеством и отвагой?..
     Но, опять же, если солдатская доблесть неизменно вызывает восхищение, - разве может, по-настоящему, вызывать отвращение война (разумеется, у тех, кого она не коснулась в сладкую минуту восхищения)?..
      Что мы такое, что такое мы, люди, и что же нам делать с самими собой?..
     (Шепну в скобках6 от самой себя, от тайных мыслей своих я так часто приходила в ужас и так часто испытывала к ним, своим мыслям, отвращение, что не могу не спрашивать себя: что же я такое? Что такое я сама - и что мне с собой-то делать?..)
    И снова хочется воскликнуть (в пустоту): "Ты видишь, Господи? Вот я..."

6. 10. 03
     То, что мне, собственно, следовало (и хотелось) написать после этой главы, я непременно напишу. Но сейчас у меня совсем другое настроение, оно о другом, и вот о другом я пишу.
     В моей жизни бывали события, которые едва ли можно назвать событиями, настолько они бессюжетны и совершенно не вписываются в обычное течение жизни. Я бы назвала их событиями в жизни души; а это какая-то отдельная жизнь - и может быть, самая главная.
     Особенность их в том, что они глубоко индивидуальны. Участвует в них как бы весь мир, и никто в отдельности; а в центре всегда только я, без зрителей и без сопереживающих.
     Начинается такое событие чаще всего с какого-то зрительного впечатления; чувства и мысли достигают такой высоты, чистоты и прозрачности, что как бы переходят в звук... А потом, в течение жизни, ты переживаешь  э т о  вновь и вновь с той же остротой, что и в первый раз, но в каждом возрасте по-другому. Это похоже на то, что бывает, когда перечитываешь любимую книгу. Уже давно, кажется, пережила все эти жизни, перестрадала все эти судьбы - и вот, всё совсем другое, но захватывает с прежней силой. Так и тут. Раз пережитое возвращается, - и никакое иное, более чувственное, переживание не даёт тебе равного наслаждения. И ни передать его, ни разделить его ни с кем невозможно.
     Иногда по какой-то зрительной ли, слуховой ли ассоциации - вот вдруг повернёшься - и на какой-то момент ты снова  т а м  - там, где э т о было.
     А  ч т о , собственно,  б ы л о ?..
     Поскольку я не умею рассказать словами приключения моей души, я просто буду время от времени рассказывать о самом событии - так, как оно мне видится и тогда, когда настигнет эта фантазия. "Лоскутки" не требуют от меня другого.
     Сейчас начало октября, и полярная ночь ещё не наступила, она начнётся в конце месяца. Но темнеет рано, и снег уже лёг. И вчера вечером, когда я курила у окна, шёл частый крупный снег. За окном тёмно-синяя ночь, свет от фонаря на снегу... И я в какой-то момент вдруг оказалась  т а м  же и  т о г д а же, и притом два разных события из разного времени наложились одно на другое и происходили как будто вместе... А потом я очнулась. Впечатление от такого наложения событий ошеломляющее; но рассказать-то я могу только о каждом по очереди.
     Первое случилось на катке. Мне шесть лет, брат у меня уже первоклассник, и мы с ним пришли на каток, просто забрели случайно. Это в Тикси. Каток на площади около Политотдела. Там фонари. Свет от них падает на лёд и на снег. С неба летят снежинки. Снег блестит, в нём искры, и я вдруг вижу, что некоторые искры от чрезмерного блеска не белые, не синие, не жёлтые, как им положено, а чёрные. Этот чёрный блеск, он совершенно внеземной, как блеск наполненного звёздами неба (хотя в эту минуту звёзд нет, потому что идёт снег, и небо закрыто). Но я вдруг ощущаю, что за тучами - Космос (а слова этого я тогда даже и не знала) и что он - огромен, а Земля - круглая; и что это как-то связано с тем, что снег - белый, свет от фонарей - жёлтый, снежинки - пушистые и такие обильные, а воздух - холодный; и с тем, что здесь стою я, что искры - чёрные, что я держу за верёвочку свои санки, а из репродуктора поёт Шульженко: " Вьётся лёгкий вечерний снежок, голубые мерцают огни..." Что я одновременно здесь и где-то ещё, где за тучами - Космос, и.. и вообще я везде и я нигде. Но и здесь тоже. Что это так было и будет - вечно...
      А второе событие: мы идём в школу однажды в очень тихое и морозное утро. Из труб столбами поднимается дым. Небо совершенно ясное, очень чёрное и очень большое. Звёзды огромные. И в небе играет северное сияние. Оно как шёлк и как сталактиты. И оно колышется и движется волнами, и эти волны перекатываются с места на место.
     И вдруг Земля стала совершенно плоской, и звёзды стали как диски. Но главным было сияние. И всё это над моей головой; и, хотя я такая маленькая, мне вдруг захотелось пригнуться, потому что эти волны и диски могли меня задеть. Это было не страшно, а прекрасно до слёз; просто я восходила к небу столбом, как дым из труб... Нет, не могу рассказать. Как-то так, а рассказать не могу...
     И почему-то два эти события - очень важные в моей жизни. Оба... Но не только они. Придёт настроение - расскажу про другие тоже. На сегодня, однако, всё. Да и спать пора, уже почти что два часа ночи...
     А может, это просто шизофрения? С другими-то людьми бывает ли так? Интересно... 

      (продолжение следует)