Сталинские наркомы внутренних дел

      

                НАРКОМ ЯГОДА


      Народным комиссаром внутренних дел СССР в июле 1934 - сентябре 1936 года являлся Г.Г.Ягода.
      Генрих Григорьевич Ягода, настоящее имя которого было Енох Гершонович, родился в городе Рыбинске Комстромской губернии 7 ноября 1891 года в семье Григория Филипповича (Гершона Фишелевича), гравера-печатника по профессии, работавшего подмастерьем у разных хозяев.
       В семье, кроме Генриха, было еще четверо детей: Эсфирь, Михаил, Роза и Хая-Тоба.
       Генрих обучался в гимназиях в Симбирске и в Нижнем Новгороде, где и сдал экстерном экзамены за 8-й класс. Таким образом, распространенное мнение, будто бы Ягода нигде не учился не соответствует действительности.
      Генрих Ягода очень рано начинает участвовать в революционной деятельности. Уже в 1904-1905 годы Ягода работает в подпольной типографии в Нижнем Новгороде, а в 1907 году вступает в РКП(б). Но, в отличие от своего отца и старшего брата, состоявших в нижегородском комитете РСДРП и даже организовавших на своей квартире подпольную типографию, разгромленную жандармами в 1904 году, Генрих вместе с сестрой Розой примкнул к анархистам-коммунистам.
      Крайняя бедность семьи и чрезвычайно узкий кругозор способствовали появлению у Ягоды уже с молодых лет таких качеств, как замкнутость, вспыльчивость и мстительность. Еще в нижегородский период жизни, как отмечается в донесениях охранки, у него начинают проявляться максимализм, готовность к экстремистским действиям и террору. Тогда же он становится правой рукой лидера нижегородских анархистов И. Чемборисова. Как потом выяснилось, Чемборисов долгое время был агентом охранки, а гражданский муж сестры Ягоды Розы Н. Кузмин-Рощин также сотрудничал с охранным отделением. Скорее всего, именно это обстоятельство дало повод впоследствии обвинять самого Ягоду в связях с охранкой.
      После революции в своей официальной автобиографии Ягода писал, что в 1911 году он был арестован за революционную деятельность и два года провел в ссылке. Но на самом деле он до 1913 года жил в Нижнем Новгороде, свел там знакомство с ЯЭ. М. Свердловым, будущим первым председателем ВЦИК, на племяннице которого, Иде Леонидовне, впоследствии женился. В 1913 году он перебирается сначала в Москву, а затем в Петроград, где до 1915 года работает в больничной кассе Путиловского завода. В 1915 году Ягоду мобилизуют и отправляют на фронт в действующую армию. Скорее всего, именно там он примыкает к большевикам и становится членом РСДРП.
      Февральская революция 1917 года застает Ягоду в Петрограде, где он находился на лечении после полученного на фронте ранения. Воспользовавшись родственными связями со Свердловым, который на Апрельской конференции РСДРП(б) был избран в ЦК партии, он становится членом военной организации большевиков в Петрограде, где занимается формированием отрядов Красной гвардии. А после Октябрьской революции, в начале 1918 года, по протекции все того же Свердлова, он назначается ответственным сотрудником Высшей военной инспекции и в этом качестве до 1919 года находится на Южном и Юго-Западном фронтах.
      Вернувшись в 1919 году в Москву, Ягода очень скоро становится членом коллегии Наркомвнешторга. О его работе в этом учреждении, где он официально числился до начала 1922 года, практически ничего не известно. Сохранилась лишь записка Ленина Н. Семашко, датированная 9 декабря 1921 года:
      "Т. Семашко! Доктор Гетье просит меня принять меры к лечению:
      1) Ивана Ивановича Радченко (Внешторг). Лучше бы всего в санаторий под Москву. Хорошо бы в тот же, где Ягода (из Внешторга)..."
      Впрочем, работа во Наркомвнешторге не была для него главной. В том же 1919 году он начинает свою карьеру в ВЧК, в должности управляющего делами Особого отдела. Приказ о его назначении был подписан первым замом Дзержинского по Особому отделу И. П. Павлуновским. В этом учреждении Ягода делает стремительную карьеру. В том же 1919 году он становится членом Коллегии ВЧК, в 1920 году - секретарем Президиума ВЧК и заместителем начальника Особого отдела, в 1924 году - вторым заместителем председателя ОГПУ и начальником секретно-оперативного управления. Когда же в мае 1926 года председателем ОГПУ стал Менжинский, Ягода занял должность его первого заместителя. Этот пост открыл перед ним огромные возможности, так как постоянно болеющий Менжинский практически не руководил ОГПУ и все организационные и оперативные вопросы решал именно Ягода.
      Интересную характеристику, относящуюся к концу 1920-х годов, дал ему в своей книге бежавший на Запад сотрудник ИНО ОГПУ Г. Агабеков:
      "Менжинский имеет двух заместителей. Первый из них Ягода - фактически управляет всем учреждением.
      Ягода, человек властолюбивого характера, обладает сильной волей и готов на все ради достижения намеченной цели. Насколько Менжинский благовоспитан и образован, настолько Ягода груб и некультурен. Держится он на своем посту благодаря угодливости перед членами Политбюро и ЦК и благодаря искусству интриги - оружию, которым он владеет в совершенстве. Он своевременно учитывает возможности конкурентов и принимает меры к их уничтожению. Так, например, видя во втором заместителе председателя ОГПУ, Трилиссере, опасного противника, он добился через Центральный Комитет партии его снятия с работы.
      Для проведения в исполнение своих целей Ягода окружил себя хотя и бездарной, но преданной публикой, которая за его подачки и поддержку готова делать и делает все, что он захочет. Одним из таких прихлебателей является его секретарь Шанин, уголовная личность, с явно садистскими наклонностями. Этот Шанин устраивает частенько для Ягоды оргии с вином и женщинами, на которые Ягода большой охотник. Девочки на эти вечера вербуются из комсомольской среды".
      То, что Ягода частенько принимал участие в попойках с девочками, ни для кого не было секретом. Более того, в связи с этим он не раз становился объектом для насмешек. Так, однажды сотрудники специального отдела при ОГПУ, который отвечал за радиоперехват, засекли несколько сообщений, отправленных неизвестным шифром, источники которых (один из них был передвижным) находились в Москве. Сообщения были немедленно доставлены в дешифровальное отделение, где их мгновенно расшифровали. Все они были одного содержания: "Пришлите еще ящик водки". Начальник специального отдела Г. Бокий, сразу догадавшийся, что отправителем сообщений был Ягода, решил над ним пошутить и поступил согласно инструкции: передал информацию в Особый отдел. Там на поиски передатчиков немедленно отправили радиопеленгатор и группу захвата. Вскоре опергруппа уже находилась перед воротами базы, откуда ящики с водкой отправляли на теплоход, плывший по Москва-реке, где развлекался Ягода. Охранники базы отвечали на требование группы захвата открыть ворота угрозами, и дело едва не закончилось перестрелкой. В результате Ягоде с трудом удалось замять случившееся.
      Дорвавшийся до власти и жизненных благ, Ягода не знал удержу не только в развлечениях. О том, как он жил, можно судить по утвержденному 3 февраля 1938 года Политбюро совместному постановлению ЦК ВКП(б) и СНК СССР, ограничивающему размеры дач ответственных работников, в котором говорилось, в частности, следующее:
      "...ряд арестованных заговорщиков (Рудзутак, Розенгольц, Антипов, Межлаук, Карахан, Ягода и др.) понастроили себе грандиозные дачи-дворцы в 15- 20 комнат, где они роскошествовали и тратили народные деньги, демонстрируя этим свое полное бытовое разложение и перерождение".
      Впрочем, все это не мешало Ягоде не только подниматься по служебной лестнице, но и быть отмеченным правительственными наградами. Так, в 1927 году, в связи с 10-летием ВЧК-ГПУ-ОГПУ, он в числе других 35 чекистов был награжден орденом Красного Знамени "за боевые отличия в борьбе с контрреволюцией, шпионскими, бандитскими и другими враждебными Советской власти организациями, а также за боевые заслуги на фронтах". Еще один орден Красного Знамени он получил в 1930 году. В 1932 году он прибавил к своим наградам орден Трудового Красного Знамени и орден Ленина получил в 1933 году, за участие в строительстве Беломорско-Балтийского канала. Кроме того, в декабре 1933 года его имя было присвоено Высшей пограничной школе ОГПУ, а позднее - Болшевской трудовой коммуне НКВД и железнодорожному мосту через реку Тунгуску.
      Вершины своей карьеры Ягода достиг в июле 1934 года, когда после смерти Менжинского он был назначен наркомом вновь созданного НКВД. Но за это место ему пришлось довольно долго бороться. Дело в том, что в конце 20-х годов он весьма сочувственно относился к так называемой "правой оппозиции" и ее лидеру Бухарину. В 1929 году второй заместитель Менжинского и начальник И НО Трилиссер доложил о его политических пристрастиях в ЦК. Однако Ягоду поддержал Менжинский, в результате чего в 1930 году уйти из ОГПУ пришлось самому Трилиссеру. Второй раз положение Ягоды оказалось критическим в 1931 году, когда против него выступили члены коллегии ОПГУ Евдокимов, Мессинг, Бельский и др. Но и на этот раз Менжинский защитил его, хотя некоторое время ему пришлось довольствоваться должностью второго заместителя председателя. В том же 1934 году он стал членом ЦК ВКП(б).
      10 июля 1934 года постановлением ЦИК ОГПУ реорганизуется в Главное управление государственной безопасности (ГУГБ) и входит в состав НКВД. Тогда же Ягода назначается наркомом внутренних дел.
      После убийства Кирова в декабре 1934 года (Киров был ближайшим другом и вероятным преемником Сталина, поэтому его смерть особенно потрясла вождя) именно НКВД под руководством Ягоды стало приводным ремнем механизма террора, охватившего всю страну. В ноябре 1935 года, для того чтобы укрепить авторитет Ягоды, ему присваивается специальное звание, которого никто из его предшественников не имел - генеральный комиссар государственной безопасности, что соответствовало воинскому званию маршала.
      Высокопоставленный сотрудник ИНО НКВД А. Орлов, вспоминая о поведении Ягоды в этот период, писал:
      "В 1936 году карьера Ягоды достигла зенита... Сталин оказал ему и вовсе небывалую честь: он пригласил его занять квартиру в Кремле. Это свидетельствует о том, что он ввел Ягоду в тесный круг своих приближенных, к которому принадлежали только члены Политбюро...
      Легкомыслие, проявляемое Ягодой в это время, доходило до смешного. Он увлекся переодеванием сотрудников НКВД в новую форму с золотыми и серебряными галунами и одновременно работал над уставом, регламентирующим правила поведения и этикета энкаведиста. Только что введя в своем ведомстве новую форму, он не успокоился на этом и решил ввести суперформу для высших чинов НКВД: белый габардиновый китель с золотым шитьем, голубые брюки и лакированные ботинки. Поскольку лакированная кожа в СССР не изготовлялась, Ягода приказал выписать ее из-за границы. Главным украшением этой суперформы должен был стать небольшой позолоченный кортик наподобие того, какой носили до революции офицеры военно-морского флота".
      Но дни его уже были сочтены. Сталин готовил процесс против Бухарина и, помня, что Ягода сочувствовал ему, не мог более доверять нелояльному, пусть и в прошлом, наркому. Окончательное решение о снятии Ягоды было принято Сталиным в Сочи, откуда 25 сентября 1936 года он вместе с А. Ждановым посылает в Политбюро телеграмму следующего содержания:
      "Считаем абсолютно необходимым и срочным делом назначение т. Ежова на пост наркомвнудела. Ягода явным образом оказался не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока. ОГПУ опоздал в этом деле на 4 года. Об этом говорят все партработники и большинство областных представителей НКВД".
      Уже 26 сентября Ягода был снят с поста наркома НКВД и назначен народным комиссаром связи. Его место занял Н. Ежов. А 29 января 1937 года ЦИК СССР принимает решение о переводе генерального комиссара государственной безопасности Г. Г. Ягоды в запас.
      Впрочем, наркомом связи Ягода пробыл недолго. 18 марта 1937 года новый нарком НКВД Ежов выступил на собрании работников НКВД и заявил, что Ягода в свое время был агентом царской охранки, растратчиком и вором. А уже 3 апреля газета "Правда" сообщила, что "ввиду обнаруженных преступлений уголовного характера" нарком связи СССР Г. Ягода отстранен от должности и его дело передано в следственные органы. 29 марта 1937 года он был арестован по обвинению в участии в так называемом "правотроцкистском блоке". При аресте, как следует из протокола обыска, у него было изъято большое количество оружия и порнографических снимков, фильмов и тому подобных "высокодуховных" предметов. В ходе следствия, где он на себе ощутил применяемые НКВД методы выколачивания необходимых показаний, Ягода признался, что был одним из руководителей правотроцкистского подпольного блока, ставившего своей целью свержение Советской власти, что был соучастником убийства Кирова, Менжинского, Куйбышева, Горького, что готовил покушение на Ежова, что был шпионом многочисленных разведок. Подтвердил он эти показания и на суде, отрицая, правда, обвинения в шпионаже. Но это не повлияло на приговор суда - высшая мера наказания. 15 марта 1938 года в 2 часа ночи в присутствии Прокурора СССР Вышинского приговор был приведен в исполнение.
      Литература:
      Генеральный комиссар государственной безопасности Генрих Ягода. Сборник документов. Казань, 1997;
      Млечин Л. М. Председатели органов безопасности. Рассекреченные судьбы. М., 2001;
      Некрасов В. Ф. Тринадцать "железных" наркомов. М., 1995;
      Соколов Б. В. Наркомы страха. М., 2002.
      
    
                НАРКОМ ЕЖОВ

                (сентябрь 1936 - ноябрь 1938)

        ЕЖОВ Николай Иванович родился 19 апреля 1895 года Петербурге.
        В анкетах писал, что родился в семье рабочего. Но имеется ряд свидетельств, говорящих о том, что его отец был дворником. В тех же анкетах Ежов писал, что имеет "незаконченное низшее" образование - значит, он закончил два или, в лучшем случае, три класса начальной школы. Больше он нигде и никогда не учился. В 1910 году родители отдали было сына на обучение портному, но уже через год он бросил портняжничать. Считается также, что с 1911 года Ежов работал учеником слесаря на Путиловском заводе, однако в архивах завода ученика-слесаря Н. И. Ежова не значится. Таким образом, до призыва в армию биография его неизвестна.
      В 1913 году Ежова призвали и направили сначала в запасной батальон в Вышнем Волочке, а потом в нестроевую команду в Витебске, где он работал в артиллерийских мастерских. При этом перевод Ежова из запасного батальона в мастерские произошел не из-за его "участия в забастовке против империалистической войны", как писал академик И. Минц в 1937 году, а по причине очень маленького роста (151 см). В боевых действиях на полях Первой мировой войны он участия не принимал, а из армии "самодемобилизовался" после ее развала в 1917 году. Правда, еще будучи в армии, он в мае 1917 года вступил в ряды РСДРП(б).
      Тот же Минц, рассказывая о деятельности Ежова после Февральской революции, писал:
      "Живой, порывистый, он с самого начала революции 1917 года с головой ушел в организаторскую работу. Ежов создавал Красную гвардию, сам подбирал участников, сам обучал, доставал оружие. Витебский Военно-революционный комитет после восстания в Петрограде не пропустил ни одного отряда на помощь Временному правительству". Возможно, что ни один отряд через Витебск на помощь Временному правительству действительно не прошел. Но Ежов тут ни при чем - с сентября 1917 года он мирно слесарил в мастерских Витебского железнодорожного узла, а с августа 1918 года работал на стекольном заводе в Вышнем Волочке.
      В мае 1919 года Ежова вторично призывают в армию, на этот раз в Красную. Его направляют на саратовскую базу радиоформирований (позднее - 2-я казанская база), где он сначала служит рядовым, а потом переписчиком при комиссаре управления базы. Именно здесь Ежов сделал первый шаг по служебной лестнице, сумев в октябре 1919 года занять должность комиссара школы, в которой обучали радиоспециалистов. На этом месте он проявил себя исполнительным и вежливым партийцем, и уже в апреле 1921 года стал комиссаром базы. В это же время Ежов избирается заместителем заведующего агитационно-пропагандистским отделом Татарского обкома РКП(б), благодаря чему входит в местную партийную верхушку.
      В том же 1921 году произошло еще одно событие, сыгравшее в жизни Ежова немаловажную роль, - в июле он зарегистрировал брак с Антониной Титовой. Титова, в свое время учившаяся в Казанском университете, была женщиной не только образованной, но и пробивной. Почти сразу после свадьбы она отправилась в Москву, где сумела устроиться на работу в ЦК союза химиков, а в сентябре 1921 года добилась перевода в столицу и своего мужа, в связи с его переходом на партийную работу. Это был третий шаг Ежова на пути к вершине власти.
      Дальнейшая его карьера была прочно связана с партийной деятельностью. С февраля по октябрь 1922 года Ежов - ответственный секретарь парторганизации Марийской АССР, с марта 1923 по июнь 1924 года - секретарь Семипалатинского губкома РКП(б), с июля 1924 по февраль 1927 года - секретарь Киргизского обкома РКП(б). Был он также и делегатом XII и XIV съездов РКП(б). Особенно важным для него был XIV съезд, проходивший в Москве с 18 по 31 декабря 1925 года. Именно на нем Ежов познакомился с И. Москвиным, в феврале 1926 года ставшим заведующим Орграспредотделом ЦК ВКП(б). Москвину запомнился скромный, исполнительный и вежливый Ежов, и в феврале 1927 года он пригласил его в Москву на должность инструктора Орграспредотдела.
      Интересные воспоминания о взаимоотношениях Ежова и Москвина в то время оставил зять последнего Л. Разгон:
      "В тот период мне раза два приходилось сидеть за столом и пить водку с будущим "железным наркомом", именем которого вскоре стали пугать детей и взрослых. Ежов совсем не был похож на вурдалака. Он был маленьким, худеньким человеком, всегда одетым в мятый дешевый костюм и синюю сатиновую косоворотку. Сидел за столом тихий, немногословный, слегка застенчивый, пил мало, в разговоры не влезал, а только вслушивался, слегка наклонив голову. Я теперь понимаю, что такой - тихий, молчаливый и с застенчивой улыбкой - он и должен был понравиться Москвину...
      Когда Ежов стал любимцем, когда он в течение всего нескольких лет сделал невероятную карьеру, заняв посты секретаря ЦК, Председателя ЦКК и генерального комиссара государственной безопасности, я спросил у Ивана Михайловича: "Что такое Ежов?" Иван Михайлович слегка задумался, а потом сказал:
      - Я не знаю более идеального работника, чем Ежов. Вернее, не работника, а исполнителя. Поручив ему что-нибудь, можно не проверять и быть уверенным - он все сделает. У Ежова есть один, правда, существенный, недостаток: он не умеет останавливаться. Бывают такие ситуации, когда невозможно что-то сделать, надо остановиться. Ежов не останавливается. И иногда приходится следить за ним, чтобы вовремя остановить".
      В Орграспредотделе, под крылом Москвина, Ежов сделал стремительную карьеру, заняв в ноябре 1930 года кресло своего "крестного отца", которого перевели в ВСНХ заместителем Орджоникидзе. Позднее он отплатил Москвину черной неблагодарностью, санкционировав в 1937 году его арест за причастность к "контрреволюционной масонской организации "Единое трудовое братство"". В том же 1930 году Ежов развелся с первой женой и женился на Евгении Гладун, не отличавшейся особой строгостью в поведении.
      К ноябрю 1930 года относится и первое знакомство Ежова со Сталиным. Сталин, как и Москвин, разглядел в невзрачном, невысоком человечке все те черты характера, о которых упоминал Разгон, так что удивляться дальнейшему продвижению Ежова по партийной иерархической лестнице не приходится.
      Первым его испытанием как человека Сталина стал состоявшийся в январе-феврале 1934 года XVII съезд партии. "Избранный" председателем Мандатной комиссии, Ежов контролировал работу съезда и результаты голосования по важнейшим вопросам. В феврале 1934 года Ежов становится членом Оргбюро. А когда начался "большой террор", Сталин ввел его в ЦК ВКП(б) и назначил председателем Комиссии партийного контроля при ЦК.
      Назначение Ежова наркомом внутренних дел состоялось 26 сентября 1936 года. Сменив на этом посту Ягоду, он не только не остановил репрессии, но наоборот, резко их усилил. Но в первое время очень многие были довольны новым назначением. Так, по воспоминаниям А. Лариной Н. Бухарин относился в то время к Ежову следующим образом:
      "К Ежову он относился очень хорошо. Он понимал, что Ежов прирос к аппарату ЦК, что он заискивается перед Сталиным, но знал и то, что он вовсе не оригинален в этом... Назначению Ежова на место Ягоды Н. И. был искренне рад. "Он не пойдет на фальсификацию", наивно верил Бухарин до декабрьского Пленума 1936 года".
      Однако надежды Бухарина и иже с ним не оправдались. Уже на декабрьском пленуме Ежов выступил с предложением предать Бухарина и Рыкова суду, а в феврале 1937 года подписал ордер на их арест.
      Подготовку к очередному витку репрессий новый нарком начал с чистки самого НКВД. 2 марта 1937 года на Пленуме ЦК ВКП(б) он выступил с резкой критикой своего ведомства, отметив в своем докладе провалы в агентурной и следственной работе. Пленум одобрил выступление и поручил ему навести порядок в органах НКВД, после чего он незамедлительно приступил к выполнению задуманного.
      Вот что пишет об этом в своей книге "НКВД изнутри. Записки чекиста" М. Шрейдер:
      "При вступлении в должность наркома НКВД на совещании руководящего состава Н. И. Ежов сказал:
      - Вы не смотрите, что я маленького роста. Руки у меня крепкие - сталинские, - при этом он протянул вперед две руки, как бы демонстрируя их сидящим. - У меня хватит сил и энергии, чтобы покончить со всеми троцкистами, зиновьевцами, бухаринцами... - Он угрожающе сжал кулаки. Затем, подозрительно вглядываясь в лица присутствующих, продолжал, - и в первую очередь мы должны очистить наши органы от вражеских элементов, которые по имеющимся у меня сведениям смазывают борьбу с врагами народа...
      Сделав выразительную паузу, он с угрозой закончил:
      - Предупреждаю, что буду сажать и расстреливать всех, невзирая на чины и ранги, кто посмеет тормозить дело борьбы с врагами народа".
      И это были не пустые слова. В конце марта 1937 года практически все заместители Ежова и начальники основных управлений НКВД получили задание выехать в определенную область для проверки благонадежности руководства соответствующих обкомов партии. Но по пути к месту следования все они были арестованы. Через два дня таким же образом были арестованы заместители "уехавших" на проверку. В результате Ежов избавился от людей Ягоды и рассадил на ключевых постах своих ставленников. После этого наступил час самого Ягоды.
      С приходом Ежова в НКВД маховик репрессий раскрутился на полную мощь. Именно при нем появились так называемые разнарядки, в которых указывалось число людей, которых необходимо арестовать, а потом либо расстрелять, либо отправить в лагерь. Именно Ежовым 30 июля 1937 года был подписан оперативный приказ № 00447, в котором содержался план крупномасштабной операции по репрессированию "бывших кулаков, активных антисоветских элементов и уголовников". При нем начали действовать и пресловутые "тройки".
      В январе 1937 года Ежову было присвоено звание генерального комиссара государственной безопасности. В июле его наградили орденом Ленина "за выдающиеся успехи в деле руководства органами НКВД по выполнению правительственных заданий". А позднее во всех газетах были опубликованы стихи Джамбула, в которых были следующие строчки: "Кто барсов отважней и зорче орлов? Любимец страны зоркоглазый Ежов".
      Но к середине 1938 года Ежов выполнил свою миссию. Первым признаком того, что его карьера подошла к концу, стало назначение в апреле 1938 года наркомом водного транспорта (пока что по совместительству). А в августе 938 года его первым заместителем по НКВД и начальником Главного управления государственной безопасности (ГУГБ) был назначен Лаврентий Берия. Опытный аппаратчик, Ежов прекрасно понимал, что это значит, но сделать ничего не мог. Понимали это и его ставленники. Так, заместитель Ежова командарм 1-го ранга Михаил Фриновский советовал своему шефу "держать крепко вожжи в руках. Не хандрить, а крепко взяться за аппарат, чтобы он не двоился между т. Берия и мной. Не допускать людей т. Берия в аппарат". Более того, по совету того же Фриновского, Ежов передал Сталину имеющиеся у него компрометирующие Берию материалы. Но в сложившейся ситуации даже этот шаг ничего не смог изменить.
      Все закончилось 23 ноября 1938 года, когда он в кабинете Сталина написал письмо в Политбюро ЦК ВКП(б), в котором попросил освободить его от должности наркома внутренних дел СССР. Просьба была удовлетворена, и 9 декабря "Правда" опубликовала следующее сообщение:
      "Тов. Ежов Н. И. освобожден, согласно его просьбе, от обязанностей Наркома внутренних дел с оставлением его Народным комиссаром водного транспорта.
      Народным Комиссаром внутренних дел СССР утвержден тов. Л. П. Берия".
      Впрочем, и наркомом водного транспорта Ежов пробыл недолго. 9 апреля
      1939 года он был снят с этой должности, а 10 апреля арестован по обвинению в руководстве заговорщической организацией в войсках и органах НКВД, в проведении шпионажа в пользу иностранных разведок, в подготовке террористических актов против руководителей партии и государства и вооруженного восстания против Советской власти. Ордер на его арест за № 2950 подписал лично Берия. Арест бывшего наркома был произведен капитаном госбезопасности Щепиловым в кабинете секретаря ЦК ВКП(б) Георгия Маленкова.
      В тот же день, 10 апреля, Щепилов произвел обыск на квартире, даче и в служебном кабинете Ежова. А 11 апреля он направил на имя начальника 3-го спецотдела НКВД полковника Александра Панюшкина следующий рапорт:
      "Докладываю о некоторых фактах, обнаружившихся при производстве обыска в квартире арестованного... Ежова Николая Ивановича в Кремле:
      1. При обыске в письменном столе в кабинете Ежова, в одном из ящиков мною был обнаружен незакрытый пакет с бланком "Секретариат НКВД", адресованный в ЦК ВКП(б) Н. И. Ежову, в пакете находились 4 пули (три от патронов к пистолету "Наган" и одна, по-видимому, от патрона к револьверу "Кольт").
      Пули сплющены после выстрела. Каждая пуля была завернута в бумажку с надписью карандашом на каждой "Зиновьев", "Каменев", "Смирнов" (причем в бумажке с надписью "Смирнов" было две пули). По-видимому, эти пули присланы Ежову после приведения в исполнение приговора над Зиновьевым, Каменевым и др. Указанный пакет мною изъят.
      2. Изъятые мною при обыске пистолеты: "Вальтер" № 623575, калибра 6,35;
      "Браунинг" калибра 6,35 № 039702 и "Браунинг" калибра 6,35 № 104799 - находились запрятанными за книгами в книжных шкафах в различных местах. В письменном столе в кабинете мною был обнаружен пистолет "Вальтер" калибра 7,65 № 777615, заряженный, со сломанным бойком ударника.
      3. При осмотре шкафов в кабинете в разных местах за книгами были обнаружены 3 полбутылки (полные) пшеничной водки, одна полубутылка с водкой, выпитой до половины, и две пустые полбутылки из-под водки. По-видимому, они были расставлены в разных местах намеренно.
      4. При осмотре книг в библиотеке мною были обнаружены 115 штук книг и брошюр контрреволюционных авторов, врагов народа, а также книг заграничных белоэмигрантских: на русском и иностранных языках. Книги, по-видимому, присылались Ежову через НКВД. Поскольку вся квартира мною опечатана, указанные книги оставлены в кабинете и собраны в одном месте.
      5. При проведении обыска на даче Ежова (совхоз Мещерино) среди других книг контрреволюционных авторов, подлежащих изъятию, изъяты две книги в твердых переплетах под названием "О контрреволюционной троцкистско-зиновьевской группе". Книги имеют титульный лист и печатного текста по содержанию текста страниц на 10-15, а далее до самого конца текста не имеют - сброшюрована совершенно чистая бумага.
      При производстве обыска обнаружены и изъяты различные материалы, бумаги, рукописи, письма и записки личного и партийного характера, согласно протоколу обыска".
      Кроме того, в сейфе Ежова в его служебном кабинете были найдены заведенные им личные дела на многих членов ЦК, в том числе даже на Сталина и Маленкова. Но при этом отсутствовали дела на Молотова, Кагановича, Ворошилова и Хрущева.
      Что касается личного имущества Ежова, то в описи значатся мужские пальто, плащи, 9 пар сапог, 13 гимнастерок, 14 фуражек, женское пальто, платья, 48 кофточек, 31 шляпка. Перечислены в описи и "фигуры": мраморные, фарфоровые, бронзовые - всего 34 штуки, а также "картины под стеклом" - 29 штук. Разумеется, по сегодняшним меркам это не бог весть что, но в те времена для рядового гражданина первой в мире страны социализма такое имущество было огромным богатством.
      Сам Ежов после ареста был помещен в Сухановскую тюрьму, разместившуюся под Москвой в здании бывшего монастыря. "Сухановка", или "Объект 1/10", была особой следственной тюрьмой, из которой редко кто выходил живым. Ежова посадили в одиночную камеру размером два с половиной на три метра, где были лишь табуретка и прикрученные к стене, отпускавшиеся только на ночь нары. Несмотря на то, что его тщательно обыскали и переодели, в камере постоянно находился контролер, который следил, чтобы заключенный не попытался покончить жизнь самоубийством.
      Через несколько дней после ареста с Ежовым случился припадок. Он начал кричать, стучать кулаками в дверь, после чего потерял сознание. Вызванный контролером врач констатировал нервный приступ после запоя, который часто случается с алкоголиками. Происшедшее сильно встревожило начальника "Сухановки", лейтенанта госбезопасности Ионова, и поэтому он разрешил Ежову несколько дней, пока ему будут делать успокаивающие уколы, лежать на нарах.
      Через две недели пришедший в себя Ежов попросил карандаш и написал записку на имя Берии:
      "Лаврентий! Несмотря на всю суровость выводов, которые я заслужил и воспринимаю по партийному долгу, заверяю тебя по совести в том, что преданным партии, т. Сталину останусь до конца. Твой Ежов".
      Разумеется, никакого ответа на эту записку не последовало. 11 июня 1939 года комиссар госбезопасности 3-го ранга Богдан Кобулов подписал постановление о привлечении Ежова к уголовной ответственности, составленное старшим следователем, лейтенантом госбезопасности Василием Сергиенко и утвержденное Генпрокурором СССР М. И. Панкратьевым. В нем, в частности, говорилось:
      "Показаниями своих сообщников, руководящих участников антисоветской, шпионско-террористической, заговорщической организации - Фриновского, Евдокимова, Дагина и другими материалами расследования Ежов изобличается в изменнических шпионских связях с кругами Польши, Германии, Англии и Японии...
      Подготовляя государственный переворот, Ежов готовил через своих единомышленников по заговору террористические кадры, предполагая пустить их в действие при первом удобном случае. Ежов и его сообщники Фриновский, Евдокимов, Дагин практически подготавливали на 7 ноября 1938 года путч, который по замыслу его вдохновителей должен был выразиться в совершении террористических акций против руководителей демонстрации на Красной площади в Москве..."
      После этого за Ежова взялись всерьез. Из его 11-томного уголовного дела № 510 следует, что допрашивали бывшего наркома заместитель начальника следственной части НКВД старший лейтенант госбезопасности Анатолий Эсаулов и капитан госбезопасности Борис Родос. Допросы проводились с применением "мер физического воздействия", то есть, проще говоря, Ежова страшно избивали. Поэтому не стоит удивляться тому, что он подписал все, что требовали следователи.
      1 февраля 1940 года Сергиенко, ставший к этому времени майором и заместителем начальника следственной части НКВД, подписал обвинительное заключение по делу Ежова. Оно занимало семь машинописных страниц, но если сформулировать его коротко, то Ежова обвиняли в том, что он:
      1. Являлся руководителем антисоветской заговорщической организации в войсках и органах НКВД.
      2. Изменил Родине, проводя шпионскую работу в пользу польской, германской, японской и английской разведок.
      3. Стремясь к захвату власти в СССР, подготавливал вооруженное восстание и совершение террористических актов против руководителей партии и правительства.
      4. Занимался подрывной вредительской работой в советском и партийном аппарате.
      5. В авантюристско-карьеристских целях создал дело о своем мнимом "ртутном отравлении", организовал убийство целого ряда неугодных ему лиц, которые могли бы разоблачить его предательскую работу, и имел половые сношения с мужчинами (мужеложство).
      В тот же день Берия приехал в "Сухановку" и приказал привести к себе Ежова. О чем они говорили, осталось неизвестным.
      2 февраля 1940 года на подготовительном заседании Военной коллегии Верховного Суда СССР было решено заслушать дело Ежова в закрытом заседании, без участия обвинения и защиты и без вызова свидетелей, с применением закона от 1 декабря 1934 года. Суд над Ежовым состоялся в тот же день. В своем последнем слове он, в частности, сказал:
      "После разговора с Берия я решил, лучше смерть, но уйти из жизни честным и рассказать перед судом только действительную правду. На предварительном следствии я говорил, что я не шпион, что я не террорист, но мне не верили и применяли ко мне сильнейшие избиения. Я в течение 25 лет своей партийной жизни честно боролся с врагами и уничтожал врагов. У меня есть и такие преступления, за которые меня можно и расстрелять, я о них скажу позже, но тех преступлений, которые мне вменили обвинительным заключением по моему делу, я не совершал..."
      Выслушав последнее слово Ежова, суд удалился на совещание, после чего был объявлен приговор:
      "Военная коллегия Верховного Суда Союза ССР приговорила: Ежова Николая Ивановича подвергнуть высшей мере уголовного наказания - расстрелу с конфискацией имущества, лично ему принадлежащего.
      Приговор окончательный и на основании постановления ЦИК СССР от 1 декабря 1934 года приводится в исполнение немедленно". Однако по каким-то причинам Ежова расстреляли только через два дня.
      О суде над Ежовым и его расстреле нигде не сообщалось. А в 1-й том его уголовного дела была помещена следующая справка:
      "Приговор о расстреле Ежова Николая Ивановича приведен в исполнение в гор. Москве 4.02.1940 г. Акт о приведении приговора хранится в особом архиве 1-го Спецотдела НКВД СССР, том № 19, лист № 186.
      Нач. 12 отделения 1 Спецотдела НКВД СССР
      лейтенант госбезопасности Кривицкий".
      В 1998 году была сделана попытка реабилитировать Ежова в связи с тем, что он был осужден не за те преступления, которые совершал. Но Военная коллегия Верховного Суда РФ признала его не подлежащим реабилитации.
      Литература:
      Брюханов Б., Шошков Е. Оправданию не подлежит. Ежов и "Ежовщина". 1936-1938 гг. СПб., 1998;
      Жуковский В. С. Лубянская империя НКВД. М., 2001;
      Млечин Л. М. Председатели органов безопасности. Рассекреченные судьбы. М.,      2001;
      Некрасов В. Ф. Тринадцать "железных" наркомов. М., 1995;
      Полянский А. И. Ежов. М., 2001; Соколов Б. В. Наркомы страха. М., 2002.
      
                АГРАНОВ

      В связи с тем, что начиная с 1934 года оперативные чекистские подразделения были сосредоточены в Главном управлении государственной безопасности, представляют  интерес также и биографии начальников ГУГБ НКВД СССР.
      
      АГРАНОВ Яков Саулович (1893 г., Чечерск Рогачевского у. Могилевской губ. - 1 августа 1938 г., Москва)
      Начальник ГУГБ НКВД в декабре 1936 - апреле 1937 года.
      Янкель-Шевель Шмаев Агранов, чье имя в последние годы не раз всплывало в связи с трагическими судьбами деятелей русской культуры, родился в местечке Чечерск Рогачевского уезда Могилевской губернии в еврейской мещанской семье.
      Получившие в последние годы широкое распространение сведения, будто бы настоящая фамилия Агранова - Сорендзон, не соответствуют действительности, что доказано покойным журналистом и писателем В. Скорятиным, первым получившим возможность ознакомиться с документами жандармского управления, касавшимися революционной деятельности Якова Сауловича.
      Отец Якова умер рано, однако семья не бедствовала, так как мать Агранова после смерти мужа унаследовала бакалейную лавку. В 1911 году будущий главный интеллектуал НКВД окончил 4-классное городское училище в Чечерске, после чего был принят на работу конторщиком на складе.
      В 19-летнем возрасте Яков едва не сделал роковую ошибку в своей революционной карьере - что называется, поставил не на ту лошадь. В 1912 году он вступил в партию социалистов-революционеров. С 1914 по апрель 1915 года он даже являлся членом Гомельского комитета ПСР. Однако вскоре судьба вывела Якова на верную дорогу и в 1915 году он стал твердым большевиком.
      В 1915 году Агранов, освобожденный за год до этого от воинской службы по состоянию здоровья, был арестован и выслан в Енисейскую губернию. Здесь он близко познакомился со многими лидерами большевистской партии, в том числе с И. В. Сталиным и Л. Б. Каменевым.
      После Февральской революции началась успешная карьера Агранова. Интересно, что он не сразу определил свою стезю, поначалу занимаясь партийной и советской работой. В 1917 году он становится секретарем Полесского областного комитета большевиков, в 1918 году - секретарем Малого Совнаркома. На старательного и толкового сотрудника обратил внимание сам В. И. Ленин, который неоднократно упоминает Агранова в своих служебных записках. В 1919 году из Малого Совнаркома Якова Сауловича переводят в секретариат Совнаркома РСФСР.
      С мая 1919 года Агранов практически сразу входит в чекистскую элиту - становится по совместительству особоуполномоченным ВЧК (эту должность в то время вместе с ним занимали лишь В. Р. Менжинский, К. И. Ландер, А. X. Артузов и В. Д. Фельдман).
      В 1921 году он окончательно переходит на работу в органы. С этого момента начинается успешная карьера Агранова-чекиста.
      С 1921 года - начальник 16-го спецотделения ВЧК (контрразведка в армии).
      В 1923-1929 годах - заместитель начальника секретного отдела ОГПУ. С 26 октября 1929 года - начальник секретного (позднее переименованного в секретно-политический) отдела ОГПУ.
      С 25 мая 1930 года - помощник начальника секретно-оперативного управления ОГПУ.
      Непосредственным начальником Агранова был тогда Е. Г. Евдокимов. Яков Агранов был близко знаком и дружил со многими видными писателями и деятелями искусства, в том числе и с В. В. Маяковским. Существует даже версия о причастности Агранова к самоубийству (или убийству) великого русского пролетарского поэта, однако нам она представляется маловероятной.
      В этот период в руководстве ОГПУ разгорелась ожесточенная борьба. С одной стороны выступали заместитель председателя ОГПУ С. А. Мессинг, Е. Г. Евдокимов, начальник административно-организационного управления и по совместительству Главного управления погранохраны и войск И. А. Воронцов, начальник особого отдела и первый помощник начальника секретно-оперативного управления Я. К. Ольский и полпред ОГПУ по Московской области Л. М. Бельский. С другой стороны выступал Г. Г. Ягода, поддержанный В. Р. Менжинским. Как ни странно, в этой ситуации Агранов не поддержал своего непосредственного начальника Евдокимова и благодаря этому остался "на плаву". Более того, 31 июля 1931 года он стал членом Коллегии ОГПУ и с 1 сентября того же года полпредом ОГПУ по Московской области, одновременно занимая должность начальника секретно-политического отдела.
      Согласно письму Л. М. Кагановича И. В. Сталину, В. Р. Менжинский, вместе со своими замами И. А. Акуловым и В. А. Балицким, возражал против назначения Агранова на этот пост, считая его незаменимым в секретно-политическом отделе. Менжинский предлагал кандидатуру старого чекиста Манцева, занимавшего в то время должность заместителя наркома финансов. Однако Каганович, считавший Манцева "Мессингом № 2", т. е. человеком малоуправляемым, его кандидатуру отверг, в то время как кандидатуру Агранова посчитал "самой подходящей".
      В 1931-1932 годах Агранов по совместительству являлся начальником особого отдела Московского военного округа.
      В июле 1934 - апреле 1937 года Яков Саулович - первый заместитель наркома внутренних дел СССР. И, наконец, вершина карьеры - с 29 декабря 1936 года Агранов -одновременно начальник ГУГБ НКВД. За год до этого он получил звание комиссара госбезопасности 1-го ранга (26 ноября 1935).
      Затем начинается его постепенное падение. С апреля 1937 года Агранов - заместитель наркома и начальник секретно-политического отдела ГУГБ НКВД. С мая 1937 года он - начальник Саратовского управления НКВД.
      Как утверждают некоторые исследователи, из Саратова Яков Саулович написал письмо И. В. Сталину, в котором предлагал арестовать Н. К. Крупскую и Г. М. Маленкова, в то время зав. отделом руководящих парторганов ЦК ВКП(б). Однако одновременно Маленков вместе с членом Политбюро А. А. Андреевым из того же Саратова, куда летом 1937 его послал Сталин для чистки местного руководства, предложил арестовать самого Агранова. Сталин подумал и согласился с Георгием Максимилиановичем и Андреем Андреевичем, а не с Яковом Сауловичем, который и был арестован 20 июля 1937 года.
      Следствие длилось довольно долго. ОчеЗвидно, Ежов пытался побольше вытрясти из много знающего Якова Сауловича. Тем не менее, конец был стандартным. 1 августа 1938 года Я. С. Агранов был расстрелян по приговору Военной Коллегии Верховного Суда СССР.
      Награжден двумя орденами Красного Знамени (14.12.1927, 20.12.1932).
      Литература:
      Петров Н., Скоркин К. Кто руководил НКВД. 1934-1941. Справочник. М., 1999;
      Скорятин В. Загадка смерти Маяковского. М., 1997;
      Сталин и Каганович. Переписка. 1931- 1936. М., 2001.
      
               
                ФРИНОВСКИЙ
      


       ФРИНОВСКИЙ Михаил Петрович (14 января (по другим данным, 7 февраля) 1898 г., г. Наровчат Пензенской губ. - 4 февраля 1940 г., Москва)
      Родился в семье учителя. Окончил духовное училище, учился в семинарии, но духовная карьера его не привлекала, и в 1916 году он вступил вольноопределяющимся в армию, став унтер-офицером 13-го конного полка. Однако и оттуда вскоре дезертировал. Связался с анархистами, участвовал в убийстве генерал-майора М. А. Бема.
      В июле 1917 года Фриновский активно участвует в революционных событиях в Петрограде, затем, в октябре он уже в Москве, в качестве командира отряда красногвардейцев. В мае 1918 года вступает в партию большевиков. Затем, в 1918-1919 годах он - командир эскадрона Московского Пролетарского полка. После ранения в 1919 году некоторое время работает в Московском губотделе профсоюза медработников.
      С августа 1919 года Фриновский служит в органах ВЧК, сначала помощником начальника активной части Московской губЧК, затем, в 1920 году - начальником Особого отдела Киевской Ч К и Особого отдела ВЧК Галицийской армии. В 1920-1921 годах - помощник начальника Особого отдела 1-й Конной армии, затем работает в Особом отделе Юго-Западного фронта.
      С мая 1922 по июнь 1923 года Фриновский - начальник отдела активной части и секретарь Полномочного представителя ГПУ Правобережной Украины, затем в этой же должности - в ПП ОГПУ Юго-Востока. В январе 1924 года назначен начальником особого отдела Северо-Кавказского военного округа, в 1925 году - начальником пограничной охраны Черноморского побережья Северо-Кавказского края.
      Затем следует небольшой перерыв "на образование": в 1927 году Фриновский заканчивает курсы усовершенствования высшего командного состава РККА при Военной академии им. М. В. Фрунзе. И снова служба: с 1928 года он - командир-военком отдельной дивизии особого назначения им. Ф. Э. Дзержинского, 1 сентября 1930 года назначен председателем Азербайджанского ГПУ, с 1933 года - начальником Главного управления пограничной и внутренней охраны ОГПУ (с июня 1934 года - НКВД СССР).
        В октябре 1936 года он становится заместителем наркома внутренних дел СССР, и, следуя любопытной "традиции" того времени, еще и председателем ЦС Общества "Динамо". А с апреля 1937 года занимает второй пост в чекистской иерархии, став первым заместителем Ежова, попутно, кстати, обучая его азам малознакомой наркому чекистской службы.
       За время службы Фриновский был награжден орденом Ленина, тремя орденами Красного Знамени, орденом Красной Звезды. В 1938 году ему было присвоено звание командарма 1-го ранга.
      Вскоре после снятия Ежова пришла очередь и его "правой руки" Фриновского: в августе 1938 года он, следуя "традиции", был назначен народным комиссаром Военно-Морского Флота СССР, а 6 апреля 1939 года - арестован.
       4 февраля 1940 года он был осужден Военной Коллегией Верховного Суда СССР и приговорен к высшей мере наказания с лишением воинского звания и наград.
       Реабилитирован Фриновский не был.
      Литература:
      Петров Н., Скоркин К. Кто руководил НКВД. 1934-1941. Справочник. М., 1999.
      
               

                НАРКОМ БЕРИЯ
                (1938-1945)
      

          БЕРИЯ Лаврентий Павлович родился 17 марта 1899 года в селении Мерхеули Сухумского округа Кутаисской губернии (впоследствии район Абхазской АССР), в семье бедного крестьянина Павле Берии (1865-1926) и Марты Джакели (1870-1955).
       Для Марты это был второй брак, от первого остались сын и дочь. Бракосочетание состоялось не позже 1896 года. От этого брака было трое детей: первый сын умер в двухлетнем возрасте, вторым был Лаврентий, третьей - дочь Анна, с детства глухонемая.
       В 1907 году Лаврентий поступил в Сухумское начальное высшее училище, в 1915 году закончил его с отличием и осенью поступил в Бакинское среднее механико-техническое строительное училище. В 1916 году поступил на работу техником-практикантом главной конторы Нобеля в Балаханах.
      С осени 1915 года он участвовал в работе нелегального марксистского кружка, был его казначеем, и в марте 1917 года вступил в РСДРП(б).
       В июне 1917 года Берия был зачислен техником-практикантом в армейский гидротехнический отряд и направлен на Румынский фронт, однако уже в декабре 1917 года комиссован по болезни и вернулся в Баку. С февраля 1918 года он возвращается к занятиям в училище и одновременно работает в Бакинской организации большевиков, в секретариате Бакинского Совета.
       После турецкой оккупации остался в Баку, работал конторщиком на заводе Каспийского товарищества "Белый город", месяц (март-апрель 1920 года) служил в Бакинской таможне. В мае 1919 года окончил училище, получив диплом техника строителя-архитектора.
      В то же время в 1919-1920 годы Берия руководит нелегальной большевистской организацией техников в Баку. Одновременно, по заданию Анастаса Микояна, руководившего большевистским подпольем в городе, становится агентом Организации по борьбе с контрреволюцией (контрразведка) при Комитете государственной обороны Азербайджанской республики. В 1953 году этот факт использовался для обвинения Берии в провокаторстве.
      В апреле 1920 года он был уполномоченным Кавказского крайкома и регистрационного отдела Кавказского фронта при РВС 11-й армии в Грузии, на нелегальной работе. В том же месяце был арестован в Тифлисе грузинскими меньшевиками и освобожден с предписанием в трехдневный срок покинуть Грузию, после чего, под фамилией Лакербая, работал в полпредстве РСФСР в Тифлисе до своего второго ареста в мае 1920 года.
       В Кутаисской тюрьме он познакомился со своей будущей женой, Ниной Теймуразовной Гегечкори, которая приходила навещать своего дядю, известного большевика Александра Гегечкори, сидевшего с Берией в одной камере. Так что все легенды о том, что он насильно похитил свою будущую жену, недостоверны.
      В августе 1920 года Берия был выпущен из тюрьмы в числе пяти заключенных, освобожденных по требованию полпреда РСФСР в Тифлисе С. М. Кирова. Он был этапирован в Баку, где с октября 1920 года по 1922 год учился в Бакинском политехническом институте. Одновременно в августе-октябре 1920 года он работал управделами ЦК КП(б) Азербайджана.
      В 1920 году в ЦК КП(б) Азербайджана разбирался вопрос (с участием Г. К. Орджоникидзе, Е. Д. Стасовой, Г. Н. Каминского, М. Д. Гусейнова, Н. Н. Нариманова, Р. А. Ахундова, Д. Бу-ниат-заде) о работе Берии в мусаватистской контрразведке. Дело было решено в его пользу. Существует, правда, версия об аресте Берии в Баку и освобождении благодаря заступничеству М. Д. Багирова, в то время зампреда АзЧК.
       Затем, с октября 1920 года по февраль 1921, он был ответственным секретарем Чрезвычайной комиссии по экспроприации буржуазии и улучшению быта рабочих.
      В феврале 1921 года приказом ЦК Берия был командирован в Тифлис, где в апреле 1921 года женился на Нино Гегечкори, уроженке старинного княжеского рода и племяннице известного грузинского большевика, зампреда СНК Грузии Александра Гегечкори, покончившего самоубийством в 1928 году. В июне 1924 года у них родился сын Серго.
      В том же апреле 1921 года, когда была его свадьба, Берия возвращается в Баку и начинает работу в Азербайджанской ЧК, в должности заместителя начальника секретно-оперативного отделения, а уже через месяц, в мае 1921 года- начальником секретно-оперативной части и заместителя председателя Азербайджанской ЧК. В 1922 году он участвует в разгроме мусульманской организации "Иттихад" и ликвидации Закавказской организации правых эсеров. 12 апреля 1922 года награжден похвальным листом Совнаркома Азербайджана.
      К бакинскому периоду работы Берии относится история с его арестом по приказу Дзержинского, которому уполномоченный СТО в Закавказье, старый большевик и бывший член коллегии ВЧК М. С. Кедров, сообщил некие компрометирующие факты. По одним данным, Берия был освобожден благодаря заступничеству Микояна, а по другим, сигнал Кедрова был, но ареста не последовало. Трудно сказать, как все было на самом деле, но известно, что Кедров был арестован в апреле 1939 года, оправдан Военной коллегией Верховного Суда СССР в июле 1941 года и расстрелян по личному указанию Берии 18 октября того же года.
      В ноябре 1922 года Берию откомандировывают в Тифлис, в Грузинскую ЧК, где он становится начальником секретно-оперативной части и заместителем председателя. Работа его и на этом посту была успешной, о чем говорят награды: 6 февраля 1923 года он был отмечен в приказе ВЧК и награжден именным оружием - револьвером системы "браунинг", а в июле ЦИК Грузии наградил его орденом Боевого Красного Знамени.
       В 1924 году он активно участвует в подавлении меньшевистского восстания в Грузии, заслужив высокую оценку Орджоникидзе и еще один орден Красного Знамени, на сей раз от РВС СССР.
      К этому времени относится и одно из первых выступлений Берии в печати - статья в газете "Заря Востока", посвященная погибшему в марте 1925 года в авиакатастрофе полпреду ОГПУ в Закавказье С. Г. Могилевскому.
      
      В марте 1926 года, после реорганизации закавказских Ч К в ГПУ, Берия стал начальником СОЧ и заместителем председателя ГПУ Грузии. В декабре 1926 года он назначен председателем ГПУ Грузии и заместителем полпреда ОГПУ в ЗСФСР, став таким образом вторым чекистом Закавказья после полпреда И. П. Павлуновского. А в апреле 1927 года он прибавляет к этим должностям еще и должность наркома внутренних дел Грузии. К этому периоду, видимо, относится его первая встреча со Сталиным.
      Чекист Григорий Агабеков в 1928 году, будучи начальником сектора ИНО ОГПУ, вместе с Берией совершил путешествие из Москвы в Тифлис. Свое мнение о будущем руководителе советской госбезопасности он изложил в своей книге "ЧК за работой", изданной в Берлине в 1931 году, после перехода Агабекова на положение невозвращенца. Он отметил, что Берия находился в конфликте с Павлуновским, зато имел хорошие отношения с Орджоникидзе. Самого Лаврентия Павловича он охарактеризовал как человека, интересы которого не шли дальше тифлисских новостей. Агабеков, убитый в 1937 году сотрудниками советской разведки, не успел узнать о своей ошибке.
      За неполные 5 лет Берия на должности замполпреда ОГПУ в Закавказье "пережил" трех начальников: И. П. Павлуновского, А. И. Кауля и С. Ф. Реденса. Последний, по легенде, был устранен с помощью провокации: Берия напоил его, пьяный Реденс был подобран на улице милицией и после такой дискредитации смещен. Об этом рассказывал Хрущев в 1954 году на партактиве в Ленинграде. Неизвестно, насколько правдива эта история, но Реденс в апреле 1931 года был переведен на аналогичный пост (полпреда ОГПУ - председателя ГПУ при СНК республики) в Минск. А Берия 17 апреля 1931 года был назначен полномочным представителем ОГПУ СССР по Закавказью (с оставлением в должности председателя ГПУ Грузии) и начальником Особого отдела Кавказской Краснознаменной армии, которой в то время командовал Михаил Карлович Левандовский.
      Несколько раньше, в марте, когда отмечалось 10-летие ЧК-ГПУ Грузии, в приказе председателя ОГПУ В. Р. Менжинского о роли Берии в становлении и работе этой организации говорилось следующее: "Коллегия ОГПУ с особым удовлетворением отмечает, что вся огромная напряженная работа в основном проделана своими национальными кадрами, выращенными, воспитанными и закаленными в огне боевой работы, под бессменным руководством тов. Берия - умевшего, с исключительным чутьем, всегда отчетливо ориентироваться в сложнейшей обстановке, политически правильно разрешая поставленные задачи, и в то же время личным примером заражать сотрудников и передавая им свой организационный и оперативный навыки, воспитывая их в безоговорочной преданности Коммунистической партии и ее Центральному Комитету".
       Насчет "бессменного руководства тов. Берия", здесь, правда, некоторое преувеличение: первые 6 лет работы грузинскими чекистами руководили Котэ Цинцадзе, ставший троцкистом (настоящим!) и умерший в ссылке в 1930 году, и Виктор Кванталиани, погибший уже в период репрессий не без участия своего бывшего зама Лаврентия Берии. Но эти эпитеты говорят о репутации руководителя ГПУ Грузии в Москве.
      В итоге 18 августа 1931 года Берия был назначен членом коллегии ОГПУ и занимал этот пост до 3 декабря 1931 года, когда он ушел (как оказалось, на неполных 7 лет) с чекистской работы.
      31 октября 1931 года было принято постановление Политбюро ЦК ВКП(б) по докладам Закавказского крайкома, ЦК Компартий Грузии, Армении, Азербайджана, где кандидатура Берии была рекомендована на пост второго секретаря Заккрайкома. По позднейшим воспоминаниям тогдашнего заворга ЗКК А. В. Снегова, первый секретарь Лаврентий Картвелишвили отказался работать с Берией и был снят с должности партийного руководителя Закавказья и переведен в Новосибирск, вторым секретарем Западно-Сибирского крайкома. Первым секретарем Заккрайкома был рекомендован член ЦК ВКП(б) Мамия Орахелашвили, уже занимавший этот пост в 1926-1929 годах, а вторым секретарем, как и предполагалось, стал Берия. 14 ноября он сменил Картвелишвили в должности первого секретаря ЦК КП Грузии, которую тот по совместительству занимал с сентября того же года, после снятия Ясона Мамулии, вызвавшего неприязнь Сталина.
      Таким образом, Берия стал заметен на самом верху. 23 июня 1932 года в письме Сталину Каганович писал: "В Закавказье действительно загорается новая склока. Вы безусловно правы, что здоровое начало, особенно в деловом отношении, на стороне Берии, Орахелашвили отражает ноющие, не деловые круги актива". Хороших отношений между Орахелашвили и Берией не получилось, о чем Мамия Дмитриевич, сравнивая Берию с комиссаром Лиги Наций в подмандатной стране, писал Орджоникидзе, хорошо относившемуся к обоим и старавшемуся быть беспристрастным арбитром.
     В июле Берия встречался со Сталиным, о чем 13 июля писал Кагановичу: "Был два раза у т. Коба..." А 13 августа Кагановичу писал уже Сталин: "Берия производит хорошее впечатление. Хороший организатор, деловой, способный работник... Орахелашвили придется освободить... Хотя Берия не член (и даже не кандидат) ЦК, придется все же его выдвинуть на пост первого секретаря Заккрайкома". Другую кандидатуру - первого секретаря ЦК КП Азербайджана В. И. Полонского, Сталин отклонил на том основании, что тот не знает местных языков. Насколько это был серьезный довод, можно судить по тому факту, что в 1929-1930 годах первым секретарем ЗКК был А. И. Криницкий, уроженец Твери, также назначенный не без участия Сталина и вряд ли владевший языками народов Кавказа.
      Итак, 17 октября 1932 года Берия избирается первым секретарем ЗКК, сохраняя должность первого секретаря КП(б) Грузии; избирается членом ЦК КП(б) Армении и Азербайджана. Дальнейшая хроника роста политического престижа Берии выглядит следующим образом.
      10 марта 1933 года Секретариат ЦК ВКП(б) принимает решение посылать Берии материалы, рассылаемые членам ЦК, - протоколы заседаний Политбюро, Оргбюро, Секретариата ЦК.
      В 1934 году, на XVII съезде ВКП(б), Берия избран членом ЦК партии. В декабре того же года присутствует на приеме у Сталина в честь его 55-летия.
      В начале марта 1935 года избирается членом ЦИК СССР и его Президиума.
      17 марта 1935 года награжден орденом Ленина.
      21-22 июня 1935 года на заседании партактива Грузии Берия делает доклад "К вопросу об истории большевистских организаций Закавказья" (где роль Сталина была описана в превосходных степенях), который сразу же издается Партиздатом ЦК ВКП(б) большим тиражом. Впоследствии выяснилось, что доклад написал сотрудник аппарата Заккрайкома Эрик Бедия - Берия признал этот факт во время следствия. Но в то время это было если и не повсеместной практикой, то начинавшим складываться обычаем, дожившим до наших дней. Сейчас Эрик Бедия, погибший во время репрессий в 1937 году, назывался бы "спичрайтером".
      19 марта 1936 года Берия возглавляет партийно-правительственную делегацию Грузии в Москве, которую приветствовал предсовнаркома Молотов.
      На февральско-мартовском пленуме ЦК 1937 года он выступил с речью, в которой сообщил, что за последний год в Грузию вернулось из ссылки около полутора тысяч "бывших членов антисоветских партий меньшевиков, дашнаков, мусавистов... За исключением отдельных единиц, большинство из возвращающихся остаются врагами советской власти, являются лицами, которые организуют контрреволюционную вредительскую, шпионскую, диверсионную работу... Мы знаем, что с ними нужно поступить как с врагами". В результате только по одной спущенной из Москвы в августе 1937 года разнарядке в Грузии было расстреляно 2 тысячи и отправлено в ссылку 3 тысячи человек.         Берия выступает и с репликами, особенно по поводу работы бывшего наркома НКВД Ягоды и его первого зама Агранова, оставшегося на своем посту и при Ежове.
       В мае 1937 года Берия по совместительству становится первым секретарем Тбилисского горкома партии.
      В сентябре 1937 года, вместе с присланными из Москвы Маленковым и Микояном, проводит "чистку" партийной организации Армении. Первый секретарь Амаяк Аматуни был тогда арестован и расстрелян (его предшественник Агаси Ханджян в июле 1936 года был, как выяснилось уже в 1950-е годы, застрелен в тифлисском кабинете Берии, а официально было объявлено о его самоубийстве). На пленуме ЦК КП(б) Армении первым секретарем избирается Г. А. Арутинов, заместитель Берии по Тбилисскому горкому.
      "Большая чистка" прошла и в Грузии, где в 1936-1938 годы были репрессированы многие люди из партийного и государственного руководства, в том числе и бериевские выдвиженцы (председатель Совнаркома Грузии Герман Мгалоблишвили, секретарь ЦК Петре Агниашвили и др.), а также, естественно, и бывшие оппозиционеры (Поликарп Мдивани, до ареста в 1936 году - зампред Совнаркома Грузии).
      В Тбилиси в 1937-1938 годы закончили свою жизнь в расстрельных подвалах и личные противники Берии, работавшие за пределами Закавказья (первый секретарь Крымского обкома Лаврентий Карт-велишвили, бывший первый секретарь ЦК КП(б) Грузии Леван Гогоберидзе, начальник УНКВД СССР по Крымской АССР, бывший полпред ОГПУ - наркомвнудел Закавказья Тите Лордкипанидзе и др.).
      Но несправедливо было бы сказать, что шестилетний период бериевского руководства Закавказьем (после принятия 5 декабря 1936 года Конституции СССР Закавказский крайком партии с июля 1937 года был ликвидирован, но Берия фактически продолжал курировать Азербайджан и Армению) был отмечен только репрессиями. Он внес большой вклад в развитие нефтяной промышленности в Закавказье, подготовив ряд записок Сталину. Было построено много крупных промышленных сооружений (например, Земо-Авчальская ГЭС и др.).
      22 августа 1938 года Лаврентий Берия был утвержден первым заместителем наркома внутренних дел Н. И. Ежова. Ему было присвоено звание комиссара госбезопасности 1-го ранга.
     29 сентября 1938 года он назначается начальником Главного управления государственной безопасности НКВД. Ежов и его люди, разумеется, понимали, чем им грозит это назначение. Так, заместитель Ежова Фриновский советовал своему шефу "держать крепко вожжи в руках. Не хандрить, а крепко взяться за аппарат, чтобы он не двоился между т. Берия и мной. Не допускать людей т. Берия в аппарат". Более того, по совету того же Фриновского Ежов передал Сталину имеющиеся у него компрометирующие Берию материалы. Но в сложившейся ситуации даже этот шаг ничего не смог изменить, и в ноябре 1938 года Ежов был снят с поста наркома внутренних дел, а его место занял Берия.
      Решением Политбюро от 5 декабря 1938 года Ежов сдал, а Берия принял дела в присутствии Андреева и Маленкова.
      Став наркомом НКВД, он в первую очередь расставил своих людей на ключевые посты в наркомате.
     Так, Меркулов был назначен начальником ГУГБ, Кобулов - начальником экономического управления, Гоглидзе - начальником УНКВД в Ленинграде, Цанава - наркомом внутренних дел Белоруссии, Рапава - наркомом внутренних дел Грузии и т. д. После этого была проведена реорганизация работы и самих органов НКВД. Только в 1938-1939 годах ЦК ВКП(б) принял следующие постановления: "Об изменении структуры НКВД СССР", "О структуре НКВД СССР", "Об учете, проверке и утверждении работников НКВД", "Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия", "О порядке согласования арестов", "О недостатках в следственной работе органов НКВД".

Литература:
Антонов-Овсеенко А.В. Лаврентий Берия.- Краснодар:Советская Кубань, 1993
Гусаров А.Ю. Маршал Берия. Штрихи к биографии. - М., Уентрополиграф, 2015.
Соколов Б.В. Берия.Судьба всесильного наркомам.М.: АСТ, 2011.
Мухин Ю. М. СССР имени Берия . - М.: Алгоритм, 2008.