Мы одной крови. Гл. 16. Хозяин

 
                На добро, надо отвечать добром,
                а на зло, по справедливости…
   
    На другой день, в восемь часов утра, на служебном совещании в кабинете начальника колонии, к нему неожиданно обратился терапевт из лагерной больницы – Ефим Майзерович.
  Это был ещё молодой мужчина, который, однако, быстро завоевал авторитет у заключённых и всего персонала колонии и потому всего его звали только по имени и отчеству Ефим Иосифович. Он временно исполнял обязанности главного врача лагерной больницы, и очень этим гордился.
   - Извините, Ринат Равильевич, но я вчера при обходе цехов, обратил внимание на одного нашего подопечного из одиннадцатого отряда Романа Касторина.
  У него на губе и на голове открытая рана, которая требует медицинской об-работки. А то, может начаться загноение, а там и до заражения крови недалеко, потому что он работает на обрубочном прессе, там стружка летит металлическая, пыль, - и  Фима открыто посмотрел на начальника колонии.
   - И что Вы предлагаете, Ефим Иосифович? – улыбнувшись, спросил полковник, мгновенно вспомнив о том, что к нему уже обращались по поводу этого самого Касторина, о переводе его в другую бригаду.
  - Что предлагаю? Нужно поместить его на пять или шесть дней ко мне в больницу, мы там осмотрим раны, обработаем их, полечим, ну а потом, пускай снова идёт работать…
   - А ты, Владимир Николаевич, - обратился полковник к своему заместителю майору Иванову, - что думаешь, по этому поводу?
  - Вы, товарищ полковник, моё мнение по поводу этого Касторина давно знаете, я по-прежнему ходатайствую о переводе его снова на строгий режим содержания. И всё из-за его поведения, а теперь вот,   вдобавок ко всему у меня появились достоверные данные о том, что он у своих товарищей деньги ворует… Но, раз доктор говорит, что его нужно на время  в больничку, то я не возражаю, - и майор замолчал, уставившись в свою рабочую тетрадь.
   «Нет, тут, что-то не так, - подумал Ринат. Володя, что-то не договаривает. Нужно будет сегодня же самому познакомиться с этим Касториным и побеседовать с ним».
   - Так, господа, все, кроме майора Иванова и подполковника Степанова свободны, - и когда пять человек вместе с доктором вышли из кабинета и закрыли за собой дверь, он сразу задал майору вопрос:
  - Так, что с  тем сержантом, который может устроить свидание за деньги? Удалось, что-нибудь выяснить?
   Майор встал, и чётко, по-военному, доложил:
 - Так точно. Это  сержант Владимир Нечипоренко. Семь лет тому назад, он  окончил в нашем городе техникум, потом  год служил в армии, как раз во внутренних войсках и привёз оттуда замечательные характеристики. Уже здесь, дома,  подал рапорт  о зачислении на службу по контракту. Начал с  младшего сержанта, потом был аттестован на сержанта и назначен на должность начальника службы досмотра. Год назад ему было присвоено звание сержант… Ему 27 лет, не женат, живёт с родителями в собственном доме на улице Кутузова 28.
   Камера наблюдения, на выходе из колонии, про которую никто не знает, потому что она выведена прямо ко мне в кабинет, зафиксировала, что это именно он разговаривал с матерью Касторина – Инной Васильевной Касториной. Больше она ни с кем не встречалась.
  - Понятно. Ты садись Владимир Николаевич, и давай вместе подумаем, как нам от этого подлеца теперь избавиться. И без шума.  Он ведь всё отрицать будет, а у нас, кроме этой записи и устного заявления гражданки Касториной, ничего нет. Так, ведь?
   Майор кивнул головой, соглашаясь, и добавил:
 - Больше ничего нет. Пока нет. И прошу прощения товарищ полковник, но я как-то закрутился, и не успел взять у гражданки Касториной заявление, по поводу этого сержанта. Виноват…
  - Но, мы же с тобой опытные оперативники, и  должны срочно что-то предпринять, чтобы эта скотина не гадила у нас под носом… Поэтому, я сегодня же переговорю с одним человеком, он хорошо знает эту Касторину, и должен нам помочь. Попрошу его позвонить ей на Урал, и чтобы она по электронной почте послала на его адрес заявление на этого паскудника.
  - А, этот человек надёжный? Ему можно доверять?  - и майор вопросительно посмотрел на начальника колонии.
   - Этому человеку можно! Так, всё  решили этот вопрос. Иди, Володя, занимайся своими делами, и дай команду, чтобы сегодня, сразу после обеда, в четырнадцать часов ко мне в кабинет доставили Романа Касторина из одиннадцатого отряда. Хочу, сам лично с ним познакомиться, и поговорить. А ты, Виктор Павлович, поговори с начальником  одиннадцатого отряда, с бригадиром, где работает этот Касторин. Может, что новенькое узнаешь.
   - Будет исполнено, Ринат Равильевич, - чётко ответил подполковник и вслед за майором вышел из кабинета.
   А  полковник, тут же набрал номер сотового телефона Александра, и когда тот ответил, подробно объяснил ему, что от него требуется, вернее, что требуется от Инны Касториной, чтобы «прищучить» этого взяточника.
  После разговора с другом, Ринат прошёлся по цехам промзоны, посмотрел, как движется производство в цеху по производству пластиковых окон и дверей, потом зашёл в механический цех, а последним его посещением была зона строгого режима содержания.
   Здесь, по давно установившейся у них традиции, его уже поджидали  подполковник Степанов, и начальник зоны майор Савушкин.
   В течение двух с половиной  часов, они втроём обошли оба здания зоны, в которой находилось 596 человек осужденных, посетили все камеры, и выслушали все  их жалобы и претензии.
  И если первое здание было старой постройки, и не такое удобное для сидельцев, то второе здание было гордостью Рината. В комнатах размером 6 на 18 метров, размещалось по двадцать человек, спавших на двух ярусных койках, в то время как в старом здании было  ещё несколько  помещений, где спали в три яруса.
   Между койками стояли тумбочки из светлого дерева, а посередине  комнаты тяжёлый дубовый стол, с мраморной столешницей, а возле него две вмурованные в пол деревянные скамьи. Возле окна телевизор,  справа на входе шкафчики для одежды, потом разгороженный туалет на два очка, а справа умывальник на две раковины.
  Окно в камере  было зарешёченным,  на три четверти  изнутри и снаружи, но через верхнюю его  часть в комнату проникал дневной свет.
    Да, и ещё,  на полках тумбочки, где стоял телевизор, лежало несколько, до-вольно потрёпанных от многократного листания или чтения книг.
    Жалоб и претензий было не так много, Виктор Павлович все их сразу записал в журнал, и Ринат знал, что они сегодня же будут рассмотрены на совещании офицеров, которые подполковник проводил в своём кабинете два раза в неделю.
   Как раз подошло время обеда, и Ринат, оставив заместителя заниматься своими делами прошёл в столовую, где ему сразу подали на подпись меню-раскладку продуктов на неделю.
   Прямо в его присутствии, из котлов  ему на пробу были поданы первое и второе блюда, которые сегодня будут, есть его подопечные.
   На первое сегодня была уха с консервированным лососем,  на второе макароны по-флотски и компот их сухофруктов.
    Уха Ринату не очень понравилась, он  как  опытный рыбак, больше любил уху из свежей рыбы, а макароны поел с удовольствием и запил их компотом.
   - Ну, что я тебе скажу капитан, - обратился он к начальнику продовольственной службы, вместе с ним снимающим пробу за «командирским столом».
- Вкусно, питательно. И с консервами рыбными, которые нам поставили с Дальнего востока, ты тоже здорово придумал. Добавь ещё на столы больше капусты из наших собственных запасов и не жалей её. Руководитель одного фермерского хозяйства, которому мы бесплатно для его школы столы и стулья подарили, обещал мне  осенью тонн пять капусты, моркови, болгарского перца, баклажанов и картофеля подбросить. Так, что не жадничай! И поблагодари от моего имени нового повара…
   - Он говорит, что он не повар, а кок. Так поваров на флоте называют.  Васи-лий, говорит, что он три года  ходил в море, на авиа несущем крейсере «Адмирал Кузнецов». Сначала служил там матросом, вернее помощником кока. Потом остался на службу по контракту, но уже заместителем главного кока. Но, тут узнал, что у него заболела мать, уволился из армии и приехал домой.
    Мать выздоровела, а он решил снова пойти на службу, но смог устроиться только  гражданским поваром к нам в колонию, потому что больше в нашем городе мест для контрактника  нет. Во всех воинских частях полный комплект…
   - Ладно, пускай поработает пока вольнонаёмным. Присмотримся к нему. Если потом захочет заключить контракт, будем думать. Всего хорошего. А насчёт капусты, сейчас же дай команду.
   - Понял, товарищ полковник,  - улыбнулся, довольный капитан, очень редко слышавший похвалу начальника на качество приготовленной пищи.
  – Сейчас же позвоню на склад, и пошлю туда двух помощников.
    Ринат, довольный вернулся к себе в кабинет, и сел за стол передохнуть, часы на стене показывали ровно тринадцать  тридцать.
   Полчаса ещё он занимался разными бумагами, читал телеграммы и указания из управления, а ровно в четырнадцать часов раздался стук в дверь.
  - Да, войдите, кто там?
  В дверь протиснулась фигура прапорщика, в полевой рабочей форме. Став по стойке смирно около двери, он громко отрапортовал:
  - Товарищ полковник, прапорщик Зырянов из одиннадцатого отряда, разрешите доложить?
  - Докладывай, Зырянов, - улыбнулся полковник. Он хорошо знал, этого толкового, исполнительного парня, которого сам лично, несколько лет тому назад принимал на службу. – Как твоя дочка? Растёт?
   - Растёт, скоро в школу пойдёт, такая шкода стала, мы с ней еле управляемся с женой.
  - Ну и хорошо. Так что там у тебя?
  - По вашему приказанию доставлен заключённый Роман Касторин, из одиннадцатого отряда. Заводить?
  - Заводи. А сам полчасика пока  можешь погулять, ну или в приёмной подождать.
    Зырянов быстро вышел из кабинета, и  через минуту на пороге появился Роман Касторин, который, увидев начальника колонии, тут же представился:
  - Заключённый Касторин, Роман Сергеевич, статья 148 часть вторая, пять лет, одиннадцатый отряд…
    Когда прапорщик вышел за дверь, Ринат внимательно посмотрел на Касторина, и сразу обратил внимание на то, что он удивительно похож на его друга Александра, буквально одно лицо, только этот моложе и весом поменьше.
   - Ну, здравствуй Касторин! Меня ты хорошо знаешь, так что представляться не буду. Ты мне только сразу скажи, как свидание с матерью прошло? Ты, надеюсь, не нахамил ей там, не нагрубил? А то о тебе по зоне такая молва идёт, что ты грубиян и скандалист. Давай, садись на стул, рассказывай, - и он, указав парню на стул, сел напротив. Тот послушно сел и тут же ответил:
   - Да, Вы что, гражданин полковник? Как я мог ей нахамить, она же моя мать, единственный родной мне человек на этом свете. Ну, ещё и сестрёнка – Дашка, я её тоже очень люблю…
   - А отец? Он, что не родной тебе что ли?
  - Почему не родной? Родной? Но, после того как меня арестовали, с ним инфаркт случился, и он  сразу попал в больницу. Долго лечился, а когда выздоровел,  то заявил матери и сестре, что знать меня  не хочет, и не желает, чтобы в их семье вор значился. Мама моя отсюда родом, здесь живут мой, дед с бабкой, вот она теперь втайне от отца, и приезжает сюда, как будто к больной бабке, а сама едет ко мне. Она очень боится, что отец узнает про её поездки, и устроит скандал. Он у меня, «большой человек» в городе, заместитель мэра, поэтому, видимо, очень боится подмочить свою репутацию…
   - Постой парень, а ты что считаешь, что это плохо?
  - Что плохо?
  - Ну, то, что твой отец, который честно  добросовестно трудился, не воровал, не крысятничал и тем заслужил уважение жителей вашего города, теперь из-за того, что его малолетний сын - вор, должен его потерять, это уважение? Чтобы на него теперь показывали пальцами, укоряя его в том, что он не смог воспитать тебя достойным человеком? Ты считаешь, что это плохо? А ты пробовал написать своему отцу хоть одно письмо из колонии, попросить прощения, покаяться. А? Не пробовал?
   Роман, опустив голову, несколько минут молчал, потом тихо сказал:
  - Я пробовал, писал ему из той колонии, но он ни разу мне не ответил. А матери сказал, что у него теперь сына нет.
   И я перестал ему писать. Разозлился на весь белый свет, психовал, никого не хотел видеть…
    Потом был суд, и меня отправили сюда к вам.
    Никто в моей семье даже не знал, что я сижу в колонии, расположенной здесь в этом городе. Никто  мной даже не интересовался. И тогда я решил написать письмо матери, но только после того, как меня перевели со строгого режима содержания на облегчённый, и я начал работать в цехе.
   - И на тебя сразу посыпались рапорта, о нарушении режима, об унижении сокамерников, об игре в азартные игры, о нежелании работать. Так? – и полковник пытливо посмотрел парню прямо в глаза.
  – Ты, знаешь, о том, что наша внутренняя  лагерная комиссия, сейчас за твоё плохое поведение, решает вопрос о возвращении тебя на прежний режим содержания? И начальник отряда об этом ходатайствует, и бригадир, в чьей бригаде ты работаешь. А тут ещё это дело с воровством денег? Тебе за это морду набили?
   Роман, опустив голову, молча кивнул головой, и вдруг из его глаз покатились слёзы.
  - Не брал я этих денег,  гражданин начальник, мамой клянусь, не брал, - тихо прошептал он, быстро вытерев слёзы тыльной стороной ладони.
  – Я, всё как на духу, рассказал майору Иванову, но он мне не поверил. Лазарю поверил, а мне нет, понимаете? – и на его глазах снова появились слёзы.
    - На, вытри, - Ринат, достал из ящика стола салфетку и протянул её парню. В этот момент, ему почему-то очень захотелось ему поверить и чем-то помочь.
   - Мужчины не плачут, тем более на зоне. Ты же знаешь, зона, как и Москва – слезам не верит, тут другие законы. Будем разбираться. А скажи мне, пожалуйста, Касторин, не знаешь ты такого человека, которого зовут Александр Репнин? Его полно имя и отчество Александр Николаевич Репнин?
     Роман быстро вытер салфеткой слёзы, скомкал её и положил себе в карман. Потом поднял глаза на полковника, и честно, как на допросе, ответил:
  - Нет, гражданин начальник, это имя мне совсем не знакомо.
  - Ну, не знакомо, так незнакомо, это я так спросил, на всякий случай…
  Тут бригадир из цеха, где производят пластиковые окна и двери, просит перевести тебя к ним в цех, говорит, что им очень, нужен человек, умеющий работать на компьютере,  у тебя как с этим?
   - Ну, я уже ему говорил, что быстро работаю, у нас в гимназии отличный учитель был, и класс информатики самый лучший в городе. Было бы здорово, если бы я там работал, ведь это очень интересная работа, не то, что моя, железяки по шаблону рубить, - и Роман, улыбнувшись, посмотрел на Рината.
   И эта его улыбка, снова показала  удивительную схожесть Касторина, с Александром.
   «Надо будет обязательно с Сашей переговорить по этому поводу, и устроить ему свидание с этим парнем. Тем более что он хорошо знает его мать» - сразу мелькнула мысль у Рината, и он продолжил:
   - Тут мне доктор наш сказал, что ты должен обязательно к нему на приём пойти и даже настаивает на том, чтобы тебя на недельку положить в нашу больничку и полечить. Так я не возражаю, и дам команду начальнику отряда. Ну, а после  лечения,  будем решать вопрос о твоём переводе в цех пластиковых окон… Но это, только после лечения, понял?
   - Понял, я, понял, гражданин начальник! Спасибо Вам! – заулыбался Роман, и смело посмотрел в глаза начальнику.
   - Зырянов! – громко крикнул Ринат  по направлению к двери, и на пороге мгновенно возник прапорщик сопровождавший Касторина.
   - Уводи. И передай начальнику отряда, что я по просьбе  нашего доктора, разрешаю направить Касторина в больницу. А лучше, пусть мне позвонит, я сам ему всё объясню. Всё, свободны!
   - До свидания товарищ полковник! До свидания гражданин начальник! – почти в унисон проговорили оба присутствующих и тут же вышли из кабинета.
     Ринат знал, что его подопечные внимательно следят за теми, кто часто общается с начальством, и как бы эти встречи не конспирировались, они иногда выясняли тех, кто работает на «кума» или на «хозяина», и тогда жизнь у этого человека становилась очень незавидной. Они становились в один ряд с опущенными «петухами». «Стукачей», так же, как и «крыс»,  на зоне не жаловал никто. Поэтому он и сказал Зырянову, что направить Касторина в больничку, это была просьба доктора, а не его решение, в виде поощрения за какое-то сообщение или донос.