Бог, как и Его помазанник, поругиваем не бывает. Ч

Ниже приводится текст Вступительного слова [к книге Бабкин М.А. Священство и Царство (Россия, начало XX в. — 1918 г.). Исследования и материалы. — М.: Индрик, 2011 http://www.e-reading.club/chap... ] протоиерея В.В. Асмуса (Московская духовная академия) от 12 октября 2009 г.

Самого автора книги Бабкина М.А. поразил факт того, что высшая церковная власть начала проводить сокращение богослужебных поминовений императора уже в предреволюционный период, а вовсе не после Октября 1917 г., как казалось бы на первый взгляд. Анализ исторических документов дал основание автору книги считать, что члены Св. синода состава зимней сессии 1916/1917 гг. in согроге сыграли одну из ведущих и определяющих ролей в свержении монархии в России, поддержав заговор и революцию против православного императора, помазанника Божьего.

 Вступительное слово

... И дух суровый византийства От русской церкви отлетал.

Анна Ахматова

(Из стихотворения «Когда в тоске самоубийства...»,

осень 1917 г.)

Перед русским сознанием стоит и всегда будет стоять вопрос: как могло произойти, что Россия в момент высочайшего развития своих духовных и материальных сил, на пороге величайшей победы могла свергнуть отеческую власть, которая дала ей развить эти великие силы и вела её к этой победе.

 Невозможно односторонне рассматривать Революцию как победу активного меньшинства: всякое историческое действие инициируется меньшинством, но в события 1917 г. оказалось вовлечённым в той или иной степени абсолютное большинство народное. Невозможно понимать эти события в духе древней прописной истины — «нередко большая часть побеждает лучшую», поскольку все круги общества, начиная с Великих Князей, участвовали в перевороте.

 Пожалуй, одна только великолепная царская полиция неповинна, т. к. она изначально подлежала уничтожению. Трагедия России именно в том, что многие из «лучших», как бы начисто потеряв инстинкт самосохранения, бросились в пучину переворота.

Большевицкие мифологизаторы истории долго внушали народу, что «черносотенное духовенство» (термин Ленина, обозначавший ту часть священства, которая не соглашалась на обновленческий сервилизм) активно боролось за реставрацию. Действительно, некоторая часть эмигрантского епископата делала громкие заявления за возвращение Романовых. Но это совсем не характеризует настроения духовенства в 1917 г.

В дни октябрьского переворота викарный епископ Новгородской епархии Алексий (Симанский) писал своему правящему архиерею: «Я 20-го служил в соборе соборне панихиду по императору Александру III - едва ли не единственный архиерей в России». У духовенства были свои счёты к «царизму», свой церковный идеал, внутренне противоречивый и потому несовместимый с любой наличной реальностью.

 Оно мечтало, чтобы церковь была свободна, как в самой либеральной демократии, и при этом пользовалась неограниченной поддержкой государства, как в средневековой автократии: в итоге этих двух преимуществ церковь, как почему-то мечталось, должна была пламенеть самым высоким духовным горением, какое бывало в периоды гонений или расцвета монашества. Февраль 1917 г., казалось многим, открывал дорогу для осуществления этих мечтаний.

После фундаментальных исследований М.А. Бабкина невозможно отрицать, что большинство архиереев и епархиальных собраний поддержали революцию. Трагически одинокая личность священномученика Андроника (Никольского), архиепископа Пермского, с февраля 1917 г. и до самой своей мученической кончины не отрекавшегося от монархии — редкое исключение.

Даже когда летом 1917-го Временное правительство начало решать вопрос об «отделении школы от церкви», отобрав у Синода церковно приходские школы, разочарование духовенства в революции вовсе не означало возрождения в его среде монархизма. Когда в сентябре того же года А.Ф. Керенский без всяких учредительных собраний объявил Россию республикой, московский Поместный собор ни словом не возразил против этого беззакония.

 Торжественным отречением от монархии прозвучала на соборе наиболее часто цитируемая речь, где сказано об «орле петровского, на западный образец устроенного самодержавия» и о «святотатственной руке нечестивого Петра». Так не говорили о царях на вселенских соборах, где всегда превозносили императоров, даже иконоборцев. Получилось, что собор 1917 г. отрёкся от всей византийско-московской государственной традиции, а не только от петербургской империи.

Ныне мы призываемся не судить то поколение, которое заплатило за свои ошибки неимоверными страданиями, но и не оставлять этих ошибок без осмысления, которое должно нас привести к пониманию того, что исторический период от святого равноапостольного императора Константина Великого до святого царя-мученика Николая Александровича — един в своих основах, в принципах соотношения императорской и церковно-иерархической власти.

 Император, помазанник Божий, был не каким-то случайным, необязательным и заменимым элементом: он был краеугольным камнем церковно-государственного здания. И когда возомнившие себя зиждителями этого здания отвергли его, рухнуло всё здание. Отрекшаяся от Петра Великого и его потомства Россия не только потеряла право вернуть крест на Святую Софию, но и ввергла себя в бездну страданий, поставивших её на грань физического и духовного уничтожения.