Домовой

ДОМОВОЙ
Погода изменилась внезапно, я даже не сразу это понял. Даже не почувствовал того, что в воздухе что-то незримо переменилось.
Я находился на заднем дворе, и собирал малину в эмалированную желтую чашку. Большие почти бордовые ягоды легко ложились в руку, но не все из них благополучно достигали места своего назначения. Несколько особенно перезревших ягод я отправил себе в рот, и с наслаждение разжевал приятную сладковатую мякоть.
Неподалеку от меня разноцветный петух, горделиво указывал курицам на те места в траве, где застряли несколько зернышек пшена, которым утром потчевала их хозяйка дома бабушка Маруся. Непоседливые воробьи, нагло пытались своровать законную добычу домашних птиц, но идти на открытый конфликт не решались. Поэтому серые воришки, устраивались на воротах, и ждали, когда петух уведет свою свиту прочь.
- Батюшки, светы! – нарушил размеренную жизнь заднего двора взволнованный крик бабушки Маруси. Старая деревянная дверь тут же распахнулась, и на крыльцо выбежала моя хозяйка, у которой я благополучно проводил свой очередной отпуск.
- Что случилось? – удивленно поинтересовался я. Раньше я ни когда не видел старушку в таком взволнованном состоянии.
- Помогай, Артемка, скорее! – продолжала причитать бабушка Маруся, проворно спускаясь по ступенькам: - Кур в коровник загони, а я пойду Лизку запру.
- Да в чем дело-то? – пытался выяснить я, что могло так всполошить добрую старушку.
- Беда, - уже неслась к калитке бабушка: - Курей прячь! А потом на улицу выгляни. Сам все поймешь.
Не задавая больше лишних вопросов, я поставил чашку на крыльцо, и помог бабушке Марусе управиться с птицами и ее козой Лизой. Когда домашняя скотина оказалась в безопасности, я прошел через сени, и вышел через вторую дверь на крыльцо, с которого открывался вид на главную улицу деревни. Моя хозяйка оказалась права. Посмотреть здесь действительно было на что.
На небе появились черные свинцовые тучи, которые время от времени сверкая молниями, уверенно приближались в нашу сторону. Безоблачную синь заволакилово прямо на глазах. Я обернулся, и завороженно уставился на вид, открывавшийся мне через дверной проем, ведущий на двор. В прямоугольном отверстии до сих пор светило солнце, и ни что не предвещало природной аномалии.
Ситуация была на столько необычная, что я некоторое время так и переводил взгляд с одного крыльца на другое. Передо мной разыгрывалась стихия, а позади меня сиял всеми красками жизни обычный летний денек.
- Ну, - недовольно поинтересовалась старушка, которая появилась в сенях с чашкой малины в руках, о которой я уже успел напрочь забыть: - Чего застыл? Закрывай двери, да в избу ступай.
Еще раз, взглянув напоследок на неотвратимо-приближающуюся стихию, я закрыл входную дубовую дверь, и заложил в железные пазы толстенную палку, которая служила своеобразным запором. Дверь во двор закрывалась на щеколду.
Когда с обороной от непогоды было покончено, я прошел в просторную комнату, где мы с бабушкой Марусей, как правило, коротали летние вечера.
Старушка торопливо занавешивала окна белоснежными занавесками, а под ее ногами метался кот Мишка, который издавал протяжные мяукающие звуки.
- Отче наш, иже еси на небеси…, - бормотала моя хозяйка себе под нос.
- Похоже, что грозы нам не избежать, - произнес я, робко топчась в дверях, не зная, что предпринять дальше. Да, и что можно было сделать? Бороться с непогодой дело совершенно бесполезное.
- Садися, давай за стол, - приказала мне бабушка Маруся: - Делать нечего. На Господа уповать остается. Беспомощны мы с тобой.
Я покорно устроился за столом, а старушка уже ставила на клеенку свои любимые свечи в чашках, готовясь зажечь их, как только станет темно.
Долго ждать не пришлось. Минут через десять непроглядная мгла окутала комнату, в которой мы находились. Затем последовали попеременные вспышки молнии и оглушительный грохот грома. Такой, словно на заднем дворе нашего дома кто-то палил из пушки.
Мишка забрался на коленки к бабушке Марусе и мелко дрожа, попытался спрятаться в ее руках.
- Только бы граду не было, - зажигая очередную свечу, проговорила бабушка: - А-то побьет все, и посевы и дворы.
- От молнии тоже беды много может быть, - решил поддержать я беседу.
- От всего на свете не спрячешься, - справедливо заметила моя собеседница: - Я, почему граду-то боюсь. Давно дело было, а помню все, как будто вчера случилось. Тятенька лес валил в тот день. Мама меня к нему отправила с узелком. Крынку молока положила, да хлеба с овощами. Пообедал, значит, папа, я в обратный путь отправилась. Так вот в дороге-то меня дождь и застал. А резко-то как пошел. Будто кто с неба ушат воды опрокинул. А потом градины посыпались с куриное яйцо. Испужалась я, да пуще прежнего припустила. На голову себе кувшин надела донышком вверх, а вокруг меня, знай, поливает. У самого крыльца градина в кувшин угодила. Кабы не крынка, кто знает, разговаривала бы я сейчас с тобой здесь. Ведь прямехонько по голове прилететь могло. Вот и говорю я, все в руках Божьих.
После этих слов старушки раздался очередной оглушительный раскат грома, и по стеклам забарабанили крупные капли дождя.
Несмотря на разгулявшуюся стихию, мы просидели вдвоем, не считая кота Мишки, вот так за столом до самого позднего вечера. Под вспышки молнии и грохот грома бабушка Маруся накрыла на стол, мы поужинали при свете восковых свечек, и продолжили беседу.
Мишка, похоже, привык к непривычным звукам, и в какой-то момент, спрыгнув на пол, направился в сторону печи, где располагалась его импровизированная кормушка.
- И за что на нас Бог так опрокинулся? – в очередной раз сокрушилась бабушка, проследив взглядом за своим питомцем: - Мишка, - тут же всполошилась она: - Совсем из головы-то выскочило! А покормить-то тебя забыла.
Она вскочила с места, принесла из сеней банку с молоком, и наполнила белой жидкостью два блюдца, стоявших у топки.
- Бабушка Маруся, а почему у Мишки две тарелки для еды? – подметив странность, поинтересовался я.
- А с чего, ты взял, что вторая миска для него? – закрывая банку полиэтиленовой крышкой, удивилась старушка.
- А для кого же? – опешил я.
- Для домового, для кого ж еще? – буднично спросила у меня бабушка Маруся.
- Для домового? – эхом отозвался я.
- Для него, сердечного. Как же я его обижу, коли он дом мой под защитой держит? – моя хозяйка на время исчезла в сенях, а потом вернулась обратно оставив банку на прежнем месте.
- Домовой у вас есть? – вернулся я к заинтересовавшей меня теме разговора.
- У любого дома он есть, коли хозяева добрые, и не забывают про защитника их крова, - старушка вернулась на свое место за столом.
- А как узнать, есть домовой в доме, или нет? – наблюдая за тем, как Мишка с аппетитом лакает козье молоко, заинтересовался я.
- Так, какая в том хитрость? Коли дом крепко стоит, да по хозяйству все ладится, значит здесь он, поблизости. А, вот, как беды пойдут, то загорится где-то, то сгниет, то продукты портиться без причины станут, значит, осерчал домовой, а то и вовсе ушел прочь, - растолковала мне собеседница.
- А в городских домах, как же? Домовой один во всем доме, или же в каждой квартире? – не отставал я.
- Про то не ведаю. Знаешь ведь, с измальства родной деревни не покидала. Откудава мне знать, как у вас там быт устроен, - заворчала старушка.
Я уже понял, что для того, чтобы бабушка Маруся перестала сердиться, нужно было просто вернуть разговор в прежнее русло, вот я и задал очередной вопрос: - Скажите, а увидеть его можно?
- Домового-то? – понемногу остывая, уточнила старушка.
- Домового. Вот вы лично его видели? – проявил я живой интерес к беседе.
- Как тебе ответить? Видеть, вроде не видала, а слышать слышала, - бабушка Маруся затянула узелок платочка под подбородком.
- Говорил он с вами, что ли? – удивился я.
- Говорил, - утвердительно качнула она головой: - По ночам он приходит обычно. Когда предупредить хочет хозяина о чем-то. Вот спишь ты, а просыпаешься внезапно от того, что тяжесть на грудь опустилась, и дышать не чем. Тут главное не растеряться, и спросить его: «К добру или худу?». Так ответ на вопрос свой и получишь.
- И домовой отвечает? – не поверил я.
- Отвечает. Чистую правду говорит. Сколько уж раз он меня предупреждал и не счесть, - задумалась бабушка Маруся.
- А о чем? – я подпер голову руками. Шум дождя действовал на меня усыпляюще.
- К добру о свадьбе моей, потом помню, корова у нас отелилась близнецами, удачную торговлю на ярмарке не раз предсказывал. А вот к худу единожды пришел. Зимой. Холод лютый стоял. Я долго заснуть не могла, все ворочалась, а дед мой вот здесь на диване пристроился. Забылась я коротким, но тревожным сном. И вдруг чувствую дышать мне не чем. Глаза открыла, а все члены свело будто. Пошевелиться не могу. Смекнула я, в чем дело, и с трудом просипела: «К добру или худу». А мне в лицо прям выдохнуло: «К худу». Наутро я деда своего разбудить не смогла, а потом и схоронить пришлось. Вот такая история, - на глаза старушки навернулись слезы.
- Бабушка Маруся, извините. Не хотел я вас расстраивать, - прикусил я губу.
- Да ни чего, ни чего, - бабушка промокнула глаза краем платочка: - А ты, я смотрю, носом клюешь. Отправляйся-ка спать.
Не желая спорить с хозяйкой я, согласно кивнул, взял со стола чашку с толстой свечей, и направился в сени.
В клеть, где меня по традиции селила бабушка Маруся, вела небольшая лесенка из трех ступеней. Я легко преодолел привычный путь, и оказался в хорошо знакомой комнатке. Электричество сюда проведено не было, и с наступлением темноты мне частенько приходилось пользоваться свечами или керосинкой. Единственное окно клети было заставлено ставнями. Обоями здесь служили старые газеты, приклеенные прямо на стены. Временами я с интересом рассматривал статьи о пятилетках и старомодные фельетоны Жванецкого, на пожелтевших листах советской прессы. Из мебели в комнате находилась огромная кровать, небольшой диван, пара сундуков и этажерка.
По привычке я поставил чашку со свечой на ту самую этажерку, что располагалась рядом с кроватью, разделся, и нырнул под прохладное одеяло.
Задув фитиль, я закрыл глаза, и прислушался к шуму дождя, который беспощадно колотил тяжелыми струями по крыше. Перед тем, как уснуть я отметил про себя еще один звук. Маленькая мышка скреблась под крышей. Звуки, которые она издавала, прекращались на некоторое время после того, как раздавался очередной удар грома.
Заснул я довольно быстро, и совсем скоро все, окружающие меня звуки перестали для меня существовать.
Сон, который я увидел в ту ночь, был очень странным, и запомнил я его надолго.
Я стоял на песчаной отмели около деревенской реки. До моего слуха отчетливо доносился шум воды, который издавало течение водоема. Посреди реки, каким-то непостижимым образом плыл огромный пень, над которым склонилась большая кудрявая береза. На пне сидела бабушка Маруся с котом Мишкой на руках, и махала мне руками. Она что-то говорила, но слов разобрать я не мог. Решив, что моей хозяйке требуется помощь, я зашел в реку, и побрел в сторону, пня, который странным образом завис на одном месте, несмотря на бурное течение. С каждым шагом идти мне становилось все тяжелее. Вода сковывала движения, а когда я зашел на глубину, то почувствовал, как грудь тяжело сдавило до такой степени, что мне стало трудно дышать. И тут я проснулся.
Я лежал на кровати под одеялом в клети, но странным образом чувство тяжести ни куда не пропало. Дышать легче мне не стало, а самое странное было в том, что я не мог пошевелить ни руками, ни ногами.
Конечно,  я тут же вспомнил о рассказе бабушки Маруси, и собрав всю свою волю в кулак, с трудом просипел: - К добру или худу?
- К добру, - отчетливо услышал я чей-то голос, и что-то тяжелое скатилось с моей груди на пол.
До моего слуха донесся стук этого чего-то о пол, а потом топот маленьких ног по доскам. Я скосил глаза на звук, и заметил, как на мгновение небольшое отверстие в двери, загородила чья-то тень, а затем наступила полная тишина. Только сейчас я понял, что дождь закончился. А еще ко мне вернулась возможность двигаться.
На этот раз уснуть я не мог очень долго, пытаясь понять, не померещилось ли мне это ночное событие, а может быть, просто привиделось во  сне. В конце концов, я все-таки забылся, и на этот раз спал я крепко и без сновидений.
К слову сказать, клад я не нашел, и в лотерею не выиграл, но в течение всего следующего года беды и неурядицы обходили меня стороной.
Ведь в конечном итоге, добро, это и есть, отсутствие худа.
А в гости к бабушке Марусе я наведывался еще несколько лет подряд.