Шахерезада Часть II Глава I

Часть II
Глава I

     Он сидел на перевале, и варил уху из рыбы, выловленную в озере внизу склона. Рыба была «чистой» без всяких примесей химикатов и прочей дряни. Стоял чудесный день. Когда он почувствовал мощную вибрацию Земли. Ему показалось это зловещим, и он подумал: «Как там она? Что с ней творится?» Уже прошло двенадцать лет как он покинул Москву. С дочерью они изначально переписывались часто, но с годами они писали друг другу все реже и реже и к настоящему моменту он не получал от нее писем уже более трех лет.
     Уехав из Москвы, они построили дом, где они и жили с Мариной до сих пор. Это была скромная тихая жизнь двоих никому не приметных людей, которые ни с кем практически не общались, не считая походов в магазины и приветственных кивков с соседями. Сам он часто покидал жену и уходил в горы пересекая хребты и перевалы в полном одиночестве. Он охотился, рыбачил и полностью отдавал себя своему предназначению быть стражем этой территории. Его жена понимала его, поначалу она составляла ему компанию, но земля Южно-уральских гор отвергала ее по не понятным причинам.  Она все время жаловалась на то, что ее ноги будто прилипают к земле от чего ходить с ним, было ей трудно.
     Они познакомился с ней случайно, в Москве, когда его дочери исполнилось тринадцать. Он заехал в геологоразведывательный институт, где он должен был встретиться с профессором, чья фамилия шла вместе с его на патентных документах и, идя по коридору, он вдруг заметил ее. Она была низенькая, но ширококостная. А судя по лицу предками ее были не то якуты, не то калмыки - в этом он особо не разбирался, но круглое щекастое достаточно крупное лицо, узкие глаза и маленький нос говорили сами за себя. Но не это заинтересовало его, он увидел ее сущность, сущность подобную себе и его поразил факт, что она женщина. Он с ней познакомился. Ей было около пятидесяти, но она была одинока, и он также понимал почему.
     Он пригласил ее разделить с ним обед в буфете и там они разговорились. Она была умна. Он ненавидел глупых людей и часто раздражался на свою бывшую жену за то, что та не понимала элементарных очевидных вещей. Но эта была другой. Хоть он и видел, что она без «своей земли», что она как поводок без собаки и владеет только теми знаниями, которые приобрела сама, она стала ему интересна. Потом они встретились еще и еще. А потом он вдруг понял, что она любит его и он ответил ей. С того момента как он утратил отца, его никто никогда не любил, не считая дочерей. Старшую он покинул сам, а младшую дочь он должен был покинуть уже скоро, он чувствовал это. И эта женщина стала для него настоящим подарком судьбы. Когда он спросил кто она по национальности, она ответила «не знаю, я в детском доме воспитывалась, в паспорте стоит «русская»», да и имя у нее было не подходящим для ее внешности, Марина Сергеевна Иванова, что тоже ни о чем не говорило. Он тоже поделился фактами из своей жизни и тем что был женат и не один раз, хотя подробности он рассказал о браках уже по прошествии нескольких лет.
     Он был женат дважды. С первой женой они учились в институте геологической разведки в Москве, потом поженились. Их, как молодоженов, распределили в Туркмению, и они уехали вместе. Жили они хорошо. Потом они получили Ордер на квартиру, а чуть позднее родилась Леночка. Он любил ее, а она любила его. С его родителями жена практически не общалась, а его отца вообще боялась, потому что его отец открыто злился на его выбор. Спустя два года Антонина забеременела снова. Когда она была на девятом месяце, он вдруг почувствовал «зов земли», а через пару часов пришла телеграмма о смерти отца. Он должен был вернуться на Южный Урал. Он собирал вещи, отправляясь на похороны, но между делом он сообщил жене что им надо будет переехать на Южный Урал.  Антонина, покрутив пальцем у виска, сказала, что «ни за какие коврижки эту двушку она не оставит». Квартиру им дали действительно хорошую и большую в самом центре Байрам-Али. Он на время смирился.
     Приехав на похороны отца, он начал чувствовать изменения в своём видении окружающего, он всегда видел и правильно и «иначе», но сейчас как будто кто-то наводил ему резкость. Процесс был длительным.  Вернулся он как раз к рождению сына. Устроившись обычным геологом, он стал просить о назначениях на Урал и так и мотался туда и обратно. Но затем его зрение, которое все обострялось и как бы затачивалось на не зримом пространстве, обнаружило энергетическую слабость жены и, однажды, до него дошло, что, если бы не его частые длительные командировки, он «раздавил бы» ее своей энергией. Осенившая мысль так напугала его, что он вбежал в детскую, где играла его восьмилетняя дочь и тогда еще пятилетний сын. Он пытался увидеть в них последствия такого энергетически не равного брака, но дети были в норме. Он успокоился и по-прежнему разъезжал уже по всей стране по экспедициям, стараясь как можно меньше бывать дома и хоть изредка заезжать на Урал.
     Аура детей была сильной и светлой, дочь не годилась для «передачи земли», а сын был еще слишком мал и он ждал. Первые признаки того, что что-то не так появились через три года, когда дочери исполнилось одиннадцать. Он начал замечать, что девочка отстраняется ото всего и бормочет себе что-то не внятное. С сыном же все было в порядке, и он уже пару лет передавал ему «знания». Спустя еще год, однажды, зайдя в дом улыбаясь жена на ухо ему шепнула, что у дочери начались месячные. Вот тут и начали происходить с ней серьезные зримые изменения. Аура вокруг дочери была по-прежнему сильной светлой и чистой, но он с ужасом осознал, что он произвел на свет. Ни ее психика, ни ее энергетика не выдержали и теперь она навсегда останется большим ребенком, светлым невинным чистым человечком, вне общества, без друзей и семьи. Он начал пить. Мать била в набаты, таская ребенка по врачам и вскоре он прочитал диагноз – вялотекущая шизофрения.
     Подрастал сын. Он уговаривал жену поехать на Южный Урал, надеясь прибегнуть к «силе земли», которая «отвечала» ему, чтобы дать недостающую силу мальчику, но жена не понимала, что он от нее хочет, называя его «психом» и по-прежнему наотрез отказывалась из-за этой «бетонной коробки». К десяти годам он заметил первые признаки и у Илюши. Он напивался и орал на жену. Однажды он так на нее разозлился за то, что она уцепилась за жилье и тем самым загубила еще и сына, что просто ударил ее, он и убил бы ее, если бы не Законы. В тот день он собрал свои вещи и ушел. Навсегда.
      Он долгое время психовал из-за того, что отец, «видевший» это не сказал ему и даже иногда ненавидел его за это и однажды, когда он был в горах он, вспомнив об этом с горечью заорал в пространство «За что мне это?!» «Почему?!» «За что?!» и получил ясный и простой ответ, проникший ему в мысли «Чтобы по-настоящему владеть силой, нужно знать последствия не правильного ее применения». И он успокоился, поняв, что получил жестокий урок вселенной, обрекшей его невинных детей на ужасную жизнь, которую они в общем-то по-настоящему и не узнают. Он не интересовался как они живут. Обитают ли его дети в интернате или она тянет лямку сама, в тот день ему это стало безразлично, однако, он исправно выплачивал на каждого ребенка по двадцать пять процентов алиментов от зарплаты, а когда кончился срок выплаты алиментов, он делал сам переводы на имя жены на ту же сумму, и посылал на праздники и с патентных гонораров гостинцы.
      Ему было тридцать четыре, когда он, как ему казалось, осел на Урал окончательно, пока не услышал другой «зов». Это был даже не «зов», а будто кто-то нашептывал ему и тянул куда-то, всякий раз включая радио, какой бы канал он не включал, всегда улавливал первым словом дикторов «Москва…» «…в Москве», выходя на работу и проходя мимо киосков ему в глаза бросались календари с фотографиями Кремля и большими надписями: «Москва». Люди вокруг него, как ему казалось, только и говорили о Москве, и он понял. Он поехал в Москву.
      В Москве он быстро устроился, так как его имевшиеся, немалые к тому времени, заслуги, были замечены и в Министерстве. Через короткое время ему вручили Ордер на комнату в коммуналке в высотке на Автозаводской. Там он и жил, так и не приобретя ничего кроме раскладушки, маленького шкафчика для посуды и собственно немного самой этой посуды и нескольких смен одежды, обуви и белья. Гвозди в стенах заменяли ему шифоньер, а пол и подоконник книжные полки под многочисленные книги, которые стояли стопками везде куда смотрели глаза.
      В Москве, по не понятным ему причинам, кожа на его руках начала лопаться, покрывая кисти рук кровавыми трещинами, которые заживая становились зелеными.  Он предполагал, что это происходит из-за того, что город разрастался подобно опухоли, покрывающей бетоном и асфальтом всю землю, деревья вырубались, от лесов оставались маленькие скверики и парки. Подобные ему давно покинули это место, потому что хранить было нечего. Ничто ему не помогало, а вернуться к себе он не мог. Иногда его отправляли в редкие командировки на Урал, там он, выхватывая «силу земли», излечивался, но спустя месяц все начиналось сначала. Это было болезненно, но он терпел и ждал.
       Ему уже было тридцать шесть, когда однажды на эскалаторе метро «Автозаводская» его будто ударили по плечу, он обернулся и «услышал» только одно слово «Она». Он посмотрел на ступеньку ниже. Там стояла уже полнеющая женщина, но все еще красивая и аппетитная. Он «прощупал» ее, она оказалась, не в пример большинства окружавших его людей, гораздо сильнее и даже почувствовал едва ощутимый след рода Хранителей людей. Они познакомились.  Оказалось, что и по национальности они подходят, он был башкирским татарином, а она горьковской татаркой, и оба принадлежали к родам исповедовавших Ислам, что было важно. «Зов» исчез. Поняв, что все эти годы он ждал именно встречи с ней, после достаточно краткого периода конфетно-цветочного ухаживания он предложил ей расписаться, что они и сделали в одну из суббот. Свадьбы не было, да, она была им и не нужна. Спустя месяц она забеременела, и он уже тогда понял по светящемуся животу, что ради этого он мучается столько лет живя здесь.
       Пол ребенка определить он не мог, да и не пытался, это и так сложная задача даже для таких как он, так как плод даже обычного человека обладал огромной энергетической защитой, но их плод был окружен чем-то не бывалым. Спустя какое-то время он начал ощущать вибрацию земли, не такую как на его Родине и пока едва ощутимую, но совсем иного порядка.
       В день ее родов он был на работе. Потом прибежала его секретарша, и бросила ему: «Амин Надирович! Ваша жена рожает! Ее повезли в роддом!» и протянула бумажку с адресом. Он сорвался с места и понесся туда. Пробиться в роддом он не мог, даже используя все «свои» возможности. Он также, как и другие папаши топтался на площадке возле роддома в ожидании хоть что-нибудь узнать, потому что чувствовал, что что-то не так. И тут он вспомнил как стоя там, он почувствовал темного, настолько темного, что его замутило и его чуть не вывернуло наизнанку.
       Он ухватил след в пространстве и помчался за ним, но темный прятался и маскировался, он не мог понять, как темный делает это, и только он приближался к нему, как тот ускользал. Он гонялся за ним трое суток, уехав куда-то от Москвы на электричке, но схватить его так и не смог. Он уснул в кресле на вокзале какого-то маленького городка, когда его разбудила сильная одиночная волна Земли. Это была такая мощь, что, еще не проснувшись он подпрыгнул, потому что его собственная вибрация ни шла ни в какое сравнение с этим. В этот момент до его сознания дошло, что его ребенок родился! Плюнув на дальнейшие поиски, он подошел к расписанию посмотреть, когда придет первая электричка на Москву, поставив себе заметку что как-нибудь он сюда вернется.
       Первое что он увидел, когда жена вышла в окружении людей в белых халатах – сияние, яркое и светлое. Он заржал как умалишённый, чем заработал неодобрительные взгляды всех окружающих, но его поняли. А потом он увидел ее, маленькую, еще красненькую девочку, с голубыми, в красных прожилках, плотно сжатыми веками и крошечными ресничками. И он был счастлив, как никогда в жизни он был счастлив. Он не знал, что предначертано его дочери, но сравнивая в этот момент из-за кружевного конверта для новорожденных и розового огромного банта, с огромным тортом, он подумал, что он маленькая крошка по сравнению с ней, а ведь это был девятый день ее появления на свет.  Когда они приехали домой, он сел в кресло и взял ее на руки. По нему проходил трепет, не из-за «ее пульсации», которую он чувствовал уже сильнее, а потому что он держал самое настоящее чудо для отца и матери – своего новорождённое дитя! В этот момент он думал только об этом, но жена отвлекла его спросив: «Какое имя дадим?»
       Он сам выбрал имя – Биназир, что означало «не имеющая себе равных», хотя конечно же не он, а его дочь «выбрала» его. Ведь дети сами выбирают себе имена приходя в этот бренный мир, так как в имени заложена мощная генетическая информация рода и предназначения.  И в этот момент он задумался, что в стране «уравниловки», созданной социализмом, все люди были одинаковыми и рожали потомство, чьих имен просто «не слышали» из-за отсутствия духовности и в итоге по стране куда ни глянь, ходило великое множество людей с одинаковыми именами, данные по «моде», которые «будучи слепыми» и такими же бездуховными, тыкались по жизни пытаясь увязать свое имя, имевшую инородную вибрацию и свое реальное предназначение, заложенное в генах, делая их одинокими и несчастными. 
       - Биназир Аминовна, Биназир Аминовна, Биназир Аминовна - проговаривала его жена с разными интонациями, и, наконец, кивнула ему, что она согласна,
       - Биназир имя для наречения, - неожиданно сказал он, - а в свидетельстве о рождении мы напишем «русское» простенькое неприметное имя, - с этими словами он уставился с прищуром в потолок вспоминая о сильном темном, которого он не смог поймать
       - Она моя единственная дочь и имя должно быть красивым! - возмутилась она
       - Пусть она будет для нас Биназир, а для всех остальных… ну какое-нибудь имя придумай – улыбнулся не веселой улыбкой он
       - Я не понимаю этого маразма, я хочу, чтобы у нее было нормальное имя! – вдруг уперто повысив голос сказала она, несмотря на то, что говорила с мужем
Он встал с ребенком на руках и подошел к ней и глядя своими желтыми пронзительными глазами сурово произнес, - ты не понимаешь, простое имя защитит ее!
И вдруг глаза ее расширились в испуге, как будто вспомнив что-то, она, поникнув, сказала
      - Может Жаклин?
      - Нет, слишком вызывающее, - бросил он ей
Она перебирала много имен, но он их отвергал, пока не остановился на одном из названных ею, она его просто назвала, судя по ее дальнейшей реакции не думая, что он зацепится за него
      - Нет! Она что торговка редиской на рынке что ли? Нет! Я сказала нет! – и прокричав это она чуть не заплакала
      - Это имя станет для нее щитом, - и он уперся в нее взглядом пытаясь всеми силами внушить, что это правильно.
      - Что ты сказал?! Щитом?! А что? Ей что-то угрожает?! – и с этими словами она не впопад хаотично что-то начала рассказывать о том, как у нее проходили роды
Он положил дочь в кроватку, сел на кровать, стоящую рядом и постучал ладонью по ее поверхности глядя на жену, приглашая ее сесть рядом. Потом были разговоры, и он помнил, как его жена рассказывала обо всем что помнила, заинтересовала старуха, врач, он переспрашивал и слушал, а в мыслях сожалел что не догнал темного, потому что понял, что некто, кто бы это ни был, желая убить плод в утробе матери, однажды вернется чтобы попытаться убить его дочь снова. И с того момента он старался не упускать ребенка из вида став ей телохранителем.
Затем было наречение, пришли родственники его жены и мулла. Прочитали Намаз и после третьего произнесения ее имени, он почувствовал, как от Биназир пошла мощная одиночная волна как при ее рождении. Она приняла свое имя.
      Прошло три года, жена решила выйти на работу, но он запаниковал, запретив выходить жене на работу, да и вообще куда бы то ни было пока он был сам на работе. Они официально уже были тогда в разводе, но он по-прежнему звал ее женой. Она злилась и активно искала для Биназир няню. Он принимал в этом активное участие, но одну за другой отвергал. Она уже злилась, не сдерживая себя, но он был не уступчив. Затем, Хамися привела древнюю слепую татарку, которую кто-то ей порекомендовал по имени Вафида и он вроде хотел сначала взбунтоваться, что его жена ума лишилась, что притащила в дом слепую старуху, но затем Вафида повернула к нему лицо с полу вмятыми глазницами и он почувствовал такую силу, что ему показалось, что если бы она посмотрела на него своими глазами, которых у нее не было, то превратила бы его в пепел. Он испугался. Но вдруг он ощутил, как будто направленную только для него мысль и понял, что она будет защищать его ребенка даже ценой собственной жизни и он сдался. Так они и жили.
      Вафида несмотря на то что была слепой, ни разу не уронила Назир. Всегда была по отношению к ней предупредительна и вообще проводила максимум времени что-то шепча и приговаривая.       Жила она с ними, занимая каким-то образом пространство квартиры так, что создавалось впечатление что ее и вовсе нет. Дочь же тянулась к ней.
      Дочь была слишком мала, когда, каким-то наитием, он понял, что ему не нужно ждать ее взросления и уже с малых лет начал передавать ей свои знания как когда-то передавал ему отец. Он показывал движение электромагнитных волн, искажение пространства, брал ее ручки и опускал на землю чтобы она чувствовала пульс Земли. Он учил ее различать оба мира и зримый и не зримый, но это ей давалось тяжело и до «снятия печати» она путалась. В этот момент на него накатил гнев на бывшую жену, и он ударил прутиком по углям костра так, что искры вздыбились к небу.
      Ей было шесть лет, когда жена начала говорить о том, что надо удалить родимое пятно. Он знал, что нельзя и поэтому категорично отвергал это. Но жена настаивала, аргументируя что «у них дочь-красавица, а пятно все портит». Он ей пытался объяснить, что она еще слишком маленькая, думая про себя что когда-нибудь, лет в пятнадцать-шестнадцать, когда уже его дочь адаптируется к изменениям организма, происходящим у женщин делая их «не стабильными», что было одной, хоть и не самой значительной, но причиной, почему «Хранители Земли» и «Хранители людей» были всегда мужчины, (за редкими исключениями как его Марина), можно будет ей это сделать, чтобы она, наконец, стала той, кем она является. И еще он чувствовал, что печать трогать нельзя по причине элементарной безопасности, пока она на ней и сила не активна, она не видима ни для кого кроме подобных ему самому, ощущавших вибрации почвы, а их было мало и они все были далеко, «храня свои земли».
       Ему дали командировку на Курильские острова, и он уехал, не зная, что его жена уже обо всем «позаботилась» со своими связями. Их группа геологов стояла возле горячего гейзера, сильно парившего в холодном зимнем воздухе, когда это произошло. Сначала Земля пошла мощными волнами, не видимыми никому кроме него и вода, будто вскипев, взвилась фонтаном вверх, что уже увидели все, кто был рядом с ним. Он помнил тот день.
       Он вернулся на базу, в второпях вбежал в общий кабинет, где был телефон и позвонил домой
       - Вафида! Вафида! Здравствуй! Где Хамися?! Что с Биназир?! – крича в трубку кричал он фразу за фразой
       - Они в больнице. Биназир удаляют пятно, - ответила няня
       - Как удаляют?! Почему удаляют?! Я же запретил! Почему ты не остановила?! – кричал он
       - Все приходит в этот мир в свое время, значит время пришло, - как-то буднично сказала она
       -Идиотка! Какое время?! Ей шесть лет! Что вы наделали?! Дуры!!! – и в ярости он бросил трубку, лихорадочно соображая, как попасть побыстрее в Москву
Он, снова ударив прутиком по костру в гневе, вспомнил как он вернулся. Какой был скандал с женой, но увидев реакцию дочери больше уже никогда не повышал голос рядом с ней. Потом они отпраздновали Новый Год, но мир уже начал меняться.
       Его задачей стало ускорить процесс обучения. «Из-за этих идиоток времени было мало». Вафиду тогда он чуть не выгнал, но что она могла сделать против настойчивого желания жены, ничего. Она осталась. А он смирился. Постепенно жизнь вошла в привычное русло. И все свободное время он занимался с ней. Он обучал дочь всему и скопом, и как «ставить барьеры и защиту», используя свой «кокон», в котором она находилась постоянно и который видела. Учил как влиять на пространство «распуская» его. Ее «кокон» был ее глазами в незримом мире, и он внушал ей, чтобы она никогда не впускала никого в него, кто мог бы хотя бы призрачно ей навредить. Они много «работали» с пространством.
       Пришло время изучить планету и карты, и он приобрел глобус и в игровой форме пытался дать представление о мире, рассказывал о платформах, материках, расщелинах, солончаках и пустынях, о морях и океанах, при последнем говоря, что вода является важнейшим фактором при смене климата и погоды на Земле.  Что она руководит температурой и объяснил ей это, на примере течения Гольфстрим:
      - Если эта восьмерка разорвётся и образует два круга, то верхняя часть покроется льдами, а люди и растения погибнут от низких температур, - указав примерно, где будет холод, - а эта часть, - указав вилкой пальцев, в центре которого проходил экватор просто сгорит от жары и в итоге все покроется песками
       - А отчего такое может произойти? – спросила она
       - Глобальное потепление, - ответил он, - когда-то, когда еще людей не было, планету сожгли вулканы, которые растопили льды и потребовались миллионы лет чтобы Земля восстановилась
       - А откуда ты это знаешь? – спросила она
       - Я же геолог, это часть моей работы изучать камни и почвы и их возникновение, - ответил он, улыбаясь ей
       - А эти вулканы могут сейчас взорваться? – спросила она
       - Некоторые могут, в Америке находится самый опасный вулкан, и он показал где, но он под защитой таких как я и причем, ни одного, так что не вулканы сейчас угроза. Люди разогрели Землю заводами, трубами и бетоном и начали таять ледники, так что лет через тридцать начнется затопление здесь, и он показал на Великобританию. А лет через двести этот остров уйдет под воду.
       - А дальше что будет? - насупилась она, внимательно слушая его
       - А то, что в Гольфстриме баланс соленой и пресной воды уже нарушен, раньше они не смешивались, но теперь соленая вода стала более пресной, а пресная более соленой – они начали смешиваться и скоро в этом месте, - показав на точку, которую он показывал, как пересечение нижнего и верхнего течений произойдет разрыв и будет два круговых течения, верхнее кольцо будет холодным, и оно не будет согреваться и в итоге покроется льдами пока не замерзнет и само течение, а нижнее теплым, и оно не будет охлаждаться и температура там будет достигать не менее семидесяти пяти градусов.
       Она долго выспрашивала про это у него. Интерес был не поддельным и однажды она объявила, что нужна «Соль! И что ее в Земле много!». Она долго изучала глобус и карты, трогала камни, а однажды, насупилась и ушла в пространство. В тот день он ее не беспокоил, потому что у нее была «мысль», которую она хотела «оживить» впервые.
       Они вместе ходили в парк и прикасались к деревьям чтобы она почувствовала медленную пульсацию их жизни, объясняя, что дуб дерево силы, береза – энергии, а осина вытягивает энергию и поэтому вампиров в историях всегда убивали осиновым колом.
       - А вампиры существуют? - спросила она,
       - Не уверен, но есть темные, которые высасывают из людей энергию, они существуют, впрочем, может и вампиры существуют также, потому что никто на самом деле не смог доказать обратного, но если сказки и легенды несут о них информацию, значит они как минимум существовали в каком-то образе, я этого точно не знаю, а если мы чего-то не знаем, то? - спросил он ее
       - Это не означает что этого нет! – засмеялась она
       - Верно! Просто мы этого не видим (и он нахмурился, вспомнив о своих старших детях, поставив «галочку», что скоро ему нужно будет найти подобных им, чтобы это продемонстрировать)
       - Так значит чеснок все-таки нужен? - спросила она
       И они перешли на темы растений и их пользы для организма.
       Со всех командировок он привозил ей камни, чтобы дать ощутить вибрацию тех мест, откуда они были взяты и только сожалел, что он ограничен территорией Советского Союза и то, в Прибалтику, на Украину и несколько Южных республик, как он ни старался, но командировок ему не давали и сожалел о том, что из Туркмении у него также ничего не было, а ведь он там жил. Позднее он передавал ей уже знания зримые, посвящая ее в физику материй. Дома показывал физические и химические опыты, а она радовалась, когда ее «папа фокусничал». Иногда, когда у Хамиси были выходные, Назир целый день ей дублировала показанное отцом: и как зажечь огонь без спичек, при помощи марганца и глицерина и как сделать дым без огня и как зажечь лампочку при помощи лимона или как преломить свет зеркалами, чтобы стало светло от одной свечки, и много прочее или загадывала ей те же загадки, которые загадывал он, ожидая что мать не отгадает:
       - Мам, мам, скажи, если всегда идти из Москвы на Северо-Восток, куда придешь? – лукаво улыбаясь спрашивала она мать
       - Туда же и придешь, - улыбаясь отвечала она.
       - А вот и нет, - и двумя руками выхватив глобус из рук отца, она, поставив его на стол, победоносно пальчиком прокладывала от города к городу траекторию приговаривая «и опять на Северо-Восток», «и опять на Северо-Восток» образуя спираль и оказывалось, что в действительности-то придешь на Северный полюс, и в восхищении смеялась вместе с матерью.
       Или, выхватывая из рук отца полоску бумаги, прибегала к матери, и соединив концы образуя кольцо спрашивала:
       - Мам, смотри, как пройти и внутри и снаружи не меняя траектории пути?
Здесь мать откровенно терялась в ответе, а ее дочь выкручивала полоску восьмеркой и опять соединяла концы и оказывалось что это элементарно. Жена иногда благодарила его за то, что он дает дочери, но ее благодарность ему была не нужна. Дочь перешла в обычной школе в седьмой класс, и он изменил тактику передачи знаний, они были уже более научными и обоснованными. Он начал говорить с ней как со взрослой.
       Потом он познакомил ее со своей старшей дочерью, которая гостила у них и вспомнив об этом он глубоко вздохнул. Хамися конечно молодец у него была что и говорить, окружила Лену такой заботой, что он диву давался и после этого зауважал ее безмерно.
       По мере взросления Биназир мир менялся. Желеобразная размеренная жизнь в Москве начала ускоряться. Социализм начал подвергаться критике. Генсек сменял генсека пока не пришел Первый Президент. Колесо жизни общества ускорялось. И уже не «по секрету», молодежь повально употребляла алкоголь и наркотики, от чего гибла. Природа отсеивала слабых, оставляя сильнейших, но и многие из них ломались «теряя лицо». Общество развращалось, превращаясь в Содом и Гоморру. В командировках он также наблюдал то же самое и в других городах и Республиках. И связывал хаос, происходящий вокруг, с не устоявшейся еще психикой своей дочери, которая влияла на внешний мир. Каким образом она оказывала это влияние он не понимал, но знал, что дело в ней и обвинял в этом двух «феноменальнейших дур». В двенадцать их покинула Вафида, а спустя год жена, как-то вернувшись из гостей, сказала, что она умерла.
      В четырнадцать лет она созрела и вот тогда ему стало находиться с ней тяжело. Вибрация, отходящая от нее, к тому моменту начала издавать звук, подобного камертону, настроенного на одну ноту. Правда он гасился подземным морем, находящимся под Москвой. Тогда он и понял, что его дочь могла родиться только здесь, в месте когда-то избранное волхвами для рождения таких как она, где нет леших и в земле огромный колодец с нетронутой водой. «Стоит Москва-град на семи холмах» вспомнилось ему откуда-то. И вспомнилось древнее пророчество о Москве, что если опустошить подземное Море, то Москва провалится и с этого начнется гибель человечества, значит это и есть Сердце Земли. И стало сразу понятным значение названия города, и он даже вроде-бы понял кем является его дочь на самом деле, но о своей догадке он дочери так и не сказал, думая, что это невозможно.
       Он мучился мигренью, пил пачками таблетки, потому что его «защита» уже не спасала его, но, по-прежнему, он оставался рядом с ней чтобы убедиться, что ее не постигнет участь его старших детей, хотя уже давно понял, что ей это не грозит. Были и еще причины: первая из которых, передача ей знаний, которая уже приобрела скорость чуть ли не быстрого чтения, но что было гораздо более важным – «темный».
Он до последнего искал того темного, но его след так и прервался в том захолустном городке у какой-то старой обветшалой пятиэтажки, а почувствовав там еще юродивого, что болезненно напомнило ему о его старших детях, он покинул тот городок и уже никогда больше не вернулся туда, прекратив поиски.
       В пятнадцать, вибрация была уже невыносимой, и он переехал в квартиру, которую когда-то выхлопотала Хамися. Дом находился в пяти остановках от метро «Коломенская» рядом с Москва-рекой. Близость реки спасала. Немного позже к нему переехала Марина, а потом они с ней расписались. Марина тоже сходила с ума от не прекращающейся мигрени и ощущений, которые она сравнивала с рельсами, по которым где-то движется поезд. Тогда-то он и рассказал о ее сущности, кто она такая на самом деле. И сообщил, что они должны покинуть Москву. 
      Почти через год, когда уже все было готово к их переезду, он пошел с дочерью на Выпускной вечер, чтобы в этот значимый день быть с ней. А в середине июля девяносто первого, они уехали на Урал, не дожидаясь ее семнадцатилетия буквально две недели, опасаясь, что ее вибрация, которая значительно увеличивалась именно в день ее рождения, просто «взорвет» их.
      Спустя семь лет вибрация, которую он чувствовал подобно сердцебиению Земли, вдруг резко изменилась, она стала тревожной, но спустя пару недель она стала спокойной и практически не слышной, как будто погашенной. Он написал бывшей жене письмо узнать, что случилось и ее мать сообщила, что у их дочери умер парень от рака. И он понял, она получила тот же урок что и он, хотя он и предостерегал ее от близких контактов и научил ставить защиту, чтобы от нее не пострадали обычные люди. Он ругал себя за то, что мало говорил на эту тему с ней, стесняясь, что ли касаться вопросов отношений полов. И в тот раз написал ей длинное письмо, в котором дал ей однозначно понять какие последствия несет ее сила.
      Но вибрация, которую он почувствовал сейчас, сидя у костра, была угрожающей. От нее исходила не просто тревога, а опасность и страх. Обдумав все, он принял твердое решение вернуться домой.

Следующая глава...
http://www.proza.ru/2017/02/28/1061