Цветок

               

    Мне снова не спалось. Я думал…Лишь под утро провалился в сладостную дрему. Мне снова пригрезился тот цветок.
   …Мы с ним встретились прошлым летом. Кто-то может возразить мне, мол, встречаются только люди, но не растения. Не знаю, возможно, они и правы. Но мы именно встретились.
   Кажется, был июль. Или август. Я пришел на заветную поляну в лесу. Когда-то, давным-давно на ее месте стояла наша пасека, на которой хозяйничал мой дед.
   Я вырос на этой пасеке. Мне порой кажется, что до сих пор на поляне все пропитано запахом воска, меда и деревянных стружек, которых всегда было полным-полно возле верстака под навесом.
   Другие лесные поляны, на которых мы собирали ягоды, косили сено, давно уже заросли мелколесьем, но эта не сдавалась, каким-то чудом сохраняя свой девственный цветочный покров.
   Я вначале не обратил на него внимания. Взгляд привычно скользнул по поляне, лишь мимоходом выхватив его из пестротравья. Но потом, когда  ладошкой зачерпнул водичку из речки, полудугой огибающей пасеку, увидел на дне чистый песок, почему-то перед глазами возник тот цветок.
   Я вернулся и пошел по своим следам. Да, в нем было что-то такое, чего не было в других цветах. Да, цветок был красив, но таких – красивых – я видел немало. Но почему тогда он привлек мое внимание? Ах, да! Лепестки! Они, бархатисто-белые и нежные, словно детские ладошки на груди матери, окружали золотистую сердцевину, на которой на ветру еле заметно покачивали головками тычинки, тоненькие и изящные.
   Второй раз я пришел на поляну уже под осень, когда собирал грибы. Завернул просто так, ради любопытства. К тому времени я уже забыл про цветок. И не вспомнил бы о нем, если бы не запоздалый шмель, который ворчливо прожужжав, пролетел мимо меня и опустился на скудное цветочное покрывало.
Я пошел следом. Шмель сидел на том цветочке. Я опустился на корточки. Шмель, деловито обшарив тычинки, с которых уже слетела пыльца, тяжело поднялся в осеннее небо, все еще солнечное и голубое.
    Сейчас цветок выглядел еще сказочнее и красивее, особенно на фоне других цветов, которых накрыло безжалостное осеннее увядание. И тем более странно было видеть не только сам цветок, горделиво покачивающий изящной головкой на сентябрьском ветру, но и ярко-зеленое покрывало вокруг него, словно он щедро одаривал своим теплом другие цветы, более мелкие и более неказистые.   
   Но не это меня поразило, а лепестки. Их полукруглые края за то время, что мы не виделись, приобрели форму сердечка. Цветок будто хотел сказать: «Во мне столько сердечной доброты, столько любви, что я готов ими поделиться с тем, кто будет меня любить».
   Я хотел сорвать цветок, который откуда-то взялся в этом заброшенном лесном краю, и принести домой, чтобы посадить в горшок. Мне хотелось спасти его от зимних стуж. Но не сорвал. Раз он появился здесь, раз он расцвел на этой поляне, значит, его дом именно здесь. Шмель все-таки сделал свое дело. Он принес пыльцу с другого такого же цветка и опылил мою красавицу. Значит, весной рядышком вырастут такие же цветочки и ей больше не будет одиноко.
  Пройдет зима, настанет лето, и я снова вернусь сюда. Я это точно знаю, потому что снова  научился ценить красоту, потому что вспомнил, что такое любовь.
   Мне снова не спалось…