Шёл снег

Шёл снег. Дверь парадной с выбитым окном хлопала от сквозняка, запускала замёрший прохожих, скрипела давно не смазанной пружиной.

Она сидела напротив окна, так что свет серого с белым дня мягко освещал её лицо и рассматривала себя в зеркало. Неуверенность в собственном счастье не давала ей покоя. Что он в ней нашёл? Обычная, со всех сторон самая обычная, невыразительные скулы, круглолицая, пухлые без резкого очертания губы, бледные, как у всех северян, серо-зелёные глаза. Тут она задержала взгляд. Из зеркала на неё смотрела пара серо-зелёных глаз. Она повернула голову, не отрывая взгляда, затем наклонила подбородок к шее, посмотрела на себя исподлобья. Глаза были красивые. Большие, ясные, в обрамление пушистых черный ресниц, кожа вокруг глаз светлая, без единой морщинки. Может он полюбил её за глаза? Затем её внимание переключилось на лоб. Смахнула челку, поправила волосы. Лоб, как лоб. Кожа выглядела натянутой и сухой. Надо бы маску из сметаны и мёда сделать. Немного сметаны, ложку мёда и круговыми движениями нанести на чистое лицо.

Перевела взгляд на окно. Прозрачные кружевные шторы пропускали дневной свет и их узоры сливались с хлопьями падающего снега. Шторы они привезли из Голландии в их первую поездку. Они ходили по вымощенными булыжником узким улицам старого Неймегена, рассматривали развалины древней церкви, гуляли в парке Соколиного подворья и спорили о влияние римский легионеров на культуру и эпос Голландии. Шёл снег. Близость северного моря в ноябре сказывалась на погоде. Утренние туманы иногда задерживались до вечера и плавно переходили в ночные снегопады. С утра большая церковь св. Стефана, как наседка, стояла нахохлившись под белой шубой, а к обеду, опять же из-за близости моря, температура поднималась и мокрый, тяжелый снег стекал ручьями, а иногда обрывался белыми пластами с крыши в сквер.

В Неймегене они снимали студию во флигеле. Под самой крышей довоенной постройки здания, какие можно увидеть в Риге, пожилая француженка сдавала жильё. Небольшая комната, кровать, три узких окна, стол в углу, потертое кресло, видевшее, если не римских легионеров, то точно немецкую оккупацию. Он шутил, что надо бы простучать стены, где-то должен быть тайник со шрифтом для рации или со старыми позолоченными подсвечниками. Ни то, ни другое её не интересовало. Её вообще не интересовала история, как история, только если в контексте с ним. Француженка встретила их внизу на лестнице и отдала ключи, отказалась подниматься на пятый этаж по лестнице, лифт, напоминающий клетку на канатах, был занят ремонтниками.

Ему понравился флигель, деревянный пол, высокий с балками потолок и неудобная кровать, напоминающая чем-то монашеский настил, такая же узкая и жесткая. Когда они ложились спать, им приходилось прижиматься к друг другу. Во сне она чувствовала его дыхание у себя на затылке или на щеке. Его тяжёлая рука придерживала её за талию или грудь, как будто он боялся, что кровать узкая и она, как ребенок, упадет во сне на пол. Эта сонная близость делали их ночи затяжными, немели руки, затекали спины, но в тоже время наполняла их тела той особенной любовью, которая свойственна только очень близким людям.

Однажды после снегопада, небо очистилось от нависших тёмных туч и появилось солнце, в мгновение изменившее мокрые улицы; заискрились ледяные капли на деревьях, в проводах, на парковых скамейках и фонарях, и старый Неймегене на короткое время превратился из мрачного осеннего города в предновогоднюю хрустальную витрину, заботливо украшенную неизвестным мастером. В окне одного из магазинов была сделана картина голландского пейзажа. Мельницы, кружевные шторы виде моря и снега, стеклянные цветные тюльпаны, яркие ёлочные игрушки и сине-белые традиционные голландские поделки из стекла. Солнце отражалось в гирляндах и шарах, и ослепляло прохожих веселой гаммой приближающегося праздника. Она задержала взгляд на причудливых узорах штор, с расшитыми мельницами и дорогами, представила их квартиру с видом в питерский колодец и ей нестерпимо, до потных ладоней, захотелось купить именно эти шторы. Ей показалось, что голландский пейзаж из нежного кружева в состояние задержать уходящее время и сохранить память о сегодняшнем счастье в Неймегене. Шторы ему понравились. Хозяйка магазина заботливо уложила покупку в картонную фирменную коробку, перевязала её синей лентой и поздравила покупателей с прекрасным вкусом. Из магазина они вернулись во флигель. Солнце, как появилось внезапно, так и исчезло за тучами, принесёнными ветром то ли с северного моря, то ли с материка. Ноябрь.

Во флигеле мокрые ботинки и туфли они прислонили к чугунной батареи, она сварила кофе, он нарезал тонкие ломтики сыра, круги сочной ветчины, наломал белые куски душистой булки. Он любил хлеб ломать руками, а не резать ножом. Ему казалось, что так он чувствует сытную мякоть свежего хлеба. Ей это нравилось. Они уселись напротив окна, грелись в тёплой комнате, пили горячий кофе и смотрели на упирающиеся в низкое осенне небо крыши домов, шпили ратуши и падающий снег.

Что он в ней увидел? Дверь парадной опять хлопнула. Его время возвращаться домой. Она напряглась, прислушалась, через пару минут ключи заскрипели в дверном замке и он зашёл домой. Она ещё раз осмотрела своё отражение в зеркале, встала и пошла ему навстречу.