Автостанция Часть2

Я давно собирался написать вторую часть Автостанция. Первая часть уже давно живёт на просторах интернета, и, почему-то, народ её читает каждый день.
А, вот, для второй части постоянно не хватало чего-то особенного.
Сегодня 27 февраля 2017 года.  Думаю:  «Забегу я сегодня на Автостанцию, посижу часик, и куплю проездной билет на март месяц» Только что я был в кафе, спросил есть ли эклеры. Мне сказали, что есть, но почему-то вынули их из холодильника, а обычно они лежат на прилавке в вазе. Странно, подумал я, но взял.
Вчера был в Посаде, и зашёл в магазин «От Палыча». Чего там только не было. Но пирожные: или по две штуки, или по шесть штук, а мне хотелось одно. Так и не купил. Да, и потом, у нас всегда так: пирожные есть, а кофе или, хотя бы чаю, нет!  Даже не так давно в С-Петербурге: езжу специально на Васильевский остров на Средний проспект. Там есть маленький магазинчик, и в нём всегда есть пирожные «Буше». Если вы не знаете, что это такое, описывать это бессмысленно, не поймёте. Так там тоже: пирожные есть, а кофе нет. И так до сих пор. Люблю пирожные экстра класса.
Но эклером я всё-таки утолил свою страсть к пирожным, хотя он бы значительно ниже среднего.
Захожу на автостанцию. Ужас: такого никогда здесь не было. Обычно я приезжаю сюда в 12-15. Перерыв до 13-00. И я где-то один из первых, или даже первый. А тут – столпотворение. Какой-то мальчик зашёл с мамой и сказал: «Мама, да тут же одни старики и старухи!» Мама сказала, что нельзя так говорить. А мальчик был прав. Как- будто специально собрались самые старые представительницы ветеранов труда и инвалидов разных степеней. Мужчин было мало – на штуки. Человек сорок или пятьдесят было передо мной. Сесть, конечно, негде.  А я вам про автостанцию в прошлой части рассказывал, что она обладает удивительным свойством: как только я сюда прихожу, то через некоторое время тема для рассказа уже прилетает сквозь её деревянные стены.
А тут стою на ногах, жарко, воздух спёртый, всё-таки – одни старики. Хорошо, что ещё нафталином не пахнет. Снял шарф, потом фуражку, расстегнул пальто. Взглянул на время: ещё ждать пятнадцать минут. Жду. Делать нечего. Ну и, конечно, ничего не прилетает. Описывать этих красавиц не имело смысла. Да и стоя писать неудобно. К тринадцати часам все ожили, и первые очередники поднялись со своих мест, и встали к окошку. Я мгновенно нырнул на одно из освободившихся мест. Рядом со мной сидела женщина: вся в красном: красная шапочка, такой же шарфик и такая же куртка. Она пристально посмотрела на меня и сказала: «А мы с вами работали на радиозаводе, я вас помню!»
Не мудрено. Я носился по всем двум площадкам завода, по разным цехам, по складам, по конструкторским бюро. Я занимался комплектацией этого огромного завода. Согласовывал с конструкторами замены, если не было подходящей детали. Поэтому в лицо меня знали рабочие цехов. Они стояли за конвейерами, на которых двигались телевизоры, но и успевали кое-что разглядеть. Я всегда был в белой рубашке и галстуке, пиджак всегда расстёгнут. Такое на заводе увидишь не часто, разве-что начальство придёт проверять чистоту цеха. А там – большинство – женщины. И, вот, теперь они сидят рядом со мной, более чем на двадцать лет старше, и – все – на одно лицо. Жалко, но смотреть не на что без сожаления. Если бы я посмотрел на себя в этот момент со стороны, то было бы также жалко. А раньше все цеха смотрели на меня…
Моя соседка завела со мной разговор о заводе: сначала она работала в таком-то цеху, потом перевелась в плановое бюро. Я бывал и там, и сказал, что вспоминаю её. На самом деле- не помнил. Их было сотни женщин, среди них были красивые, и даже привлекательные. Она показала на женщину, что сидела справа через человека. Она тоже работала на заводе. Она, будто слышала наш разговор, повернулась в нашу сторону и поздоровалась со мной. Я ответил. Её я смутно помнил. Но она так изменилась, что едва улавливалась в ней красивая женщина в прошлом. Меня привлекла другая женщина. Из всех сидевших здесь, она была самая симпатичная, белокурая, с красивыми глазами. Рядом с ней стоял мужчина, может быть муж, но он был слишком прост для неё. Если он был её мужем, то мне стало её жаль. Она достойна была лучшего мужчины.
Но соседка снова отвлекла меня от разглядывания женщин, хотя я всех уже разглядел, и, кроме белокурой женщины смотреть было не на кого.
Мы ещё долго говорили со своей соседкой о заводе, о её даче, а я – о своих отрицательных взглядах на дачи вообще. (Это написано в моих рассказах «Дачное эльдорадо Части1-4).

И как-то незаметно перешли на разговор о генеральном директоре завода. Соседка была достаточно близко с ним знакома. Они ещё работали с ним в Новосибирске, потом вместе работали на заводе кристаллов, и даже называли друг друга на «ты». А потом завод кристаллов закрылся, и Владимир Алексеевич перешёл работать на радиозавод. Меня в ту пору там ещё не было.
Я иногда из Прибалтики приезжал на радиозавод в командировки. Мы совместно делали одно дело, касающееся ВПК. Я часто встречался с Владимиром Алексеевичем в его кабинете. Он расспрашивал меня о Прибалтике.
Потом пошла мода переделывать должности руководителей завода: директора назвали Президентом, его заместителя вице президентом. На таблички было ужасно смотреть! И такая мода распространилась на всю Россию в те годы. С кого в этот раз мы «собезьянничали», даже не представляю.
Как-то я зашёл к нему в кабинет, и после короткого обмена ходом наших общих дел, он вдруг предложил мне перейти к нему на завод. Если будут трудности с квартирой, обещал в течение полугода дать квартиру.
Наступал девяностый год – критический тогда для Литвы. ( с 11 по 13 января 1991 года Горбачёв прислал в Вильнюс танки, а в марте 1990 года Литва уже вышла из состава СССР).  Президент дал мне гарантийное письмо о предоставлении квартиры.
В июне 1990 года я один приехал в наш город, оставив семью ещё в Литве.
Несколько лет всё шло хорошо, но это слишком громко сказано. Часть основных поставщиков для нас была в Прибалтике. Они ещё по инерции работали на нас, так как эта продукция была никому, кроме нас не нужна.
Я здесь опускаю развал нашего завода руками наших руководителей.  Это было больно наблюдать. Минские заводы работали спокойно. А наш развалили. Завода больше не было. Президент надолго исчез из моего поля зрения. Вицепрезидент умер. Парторг стал предпринимателем. Директор спецпроизводства выкупил часть цехов и стал заниматься мебелью. Я ушёл на другой завод. Прошло много лет. Слухи доходили, что Владимир Алексеевич работает где-то под Москвой.
А сегодня здесь на автостанции моя соседка оказалась в курсе всех его дел. Более, чем странно.  Вторая жена его умерла, а первую оставил он. И, вот, она мне рассказывает, что он умирает в каком-то подмосковном городе. Хоронить его было некому. И она знала даже то, что похоронили его, как бомжа. Костюма у него не было, никто не принёс. Ужасно!!!
А человек он был лучший среди всех, кого я знал на заводе. Я о нём очень сожалею.
Вот Вам и Автостанция сегодня.

27 февраля 2017 года.