9. 4. Операция

В интернете упоминается, что раненых консультировали ученые Астраханского мединститута
Николай Лычманов, Василий Баль, Николай Федоров.

О двух последних ничего не нашлось.
А вот Лычманов приобретал опыт оказания помощи раненым еще в гражданскую войну, сначала в перевязочном отряде,
затем армейском госпитале на Южном фронте.
В 1942 году награжден орденом «Знак Почёта» – «за работу по обслуживанию раненых и спасению жизни бойцам
Красной Армии».
В 1943-м возглавил лечебный отдел одного из эвакогоспиталей на 2-м Украинском фронте, порой сутками не отходил
от операционного стола.

После войны Николай Георгиевич вернулся в Астрахань.
Руководил родным институтом.
Улица, на которой стоит это учебное заведение, носит его имя.

Не исключено, что именно Лычманов, хирург – золотые руки, оперировал отца.
 Возможно, это он установил в нужное положение костные фрагменты и зафиксировал их, наложив на челюсти
металлические назубные шины и привязав их проволокой к зубам.
С помощью скобок обеспечил, чтобы отломки на период заживления не сдвинулись и не нарушили прикус.

Боли Петр Пискунов почти не ощущал: медсестра заблаговременно сделала новокаиновую блокаду.
Она ценна еще и тем, что представляет собой одновременно средство для лечения шока.
При операциях на черепе, челюстях, шее, как правило, применялось местное обезболивание.
А при ранениях лица, когда невозможно наложить маску, без местной анестезии вообще не обойтись.
Она не вызывает интоксикаций, повреждений сердца, легких, печени и почек.
Техника ее несложна, не требует специальных инструментов.
Так что нет ничего удивительного в том, что до шестидесяти процентов операций в годы войны выполнялись
под местным обезболиванием. (13.42}

После того как собрали челюсть, занялись правой рукой.

После долгих операций оказался «в просторной и чистой палате.
Под головой лежала ватная подушка, под боком такой же ватный тюфяк.
Все закрыто белыми простынями, на подушке белоснежная наволочка, даже как-то неловко.
После земли и грязи оказаться в чистой кровати».
(14.54}
Такие вот, схожие с отцовскими, впечатления от госпиталя запечатлел фронтовик А. Шумилин в книге «Ванька-ротный».

«Ноги, как и у всех давно воюющих людей, в обуви сделались бумажно-белы, ступни боялись даже сенной трухи». (14.54}
То ли медсестра, то ли санитарка занялась ими, ловко, умело остригла ногти.

Поначалу Петра Пискунова поместили в палату для тяжелораненых.
Укрыт одеялом, «рядом белая тумбочка. На ней граненый стакан с водой…» (14.54}

Первое время питаться, как все, не мог, так что кормили, что называется, с ложечки.
Чтобы подкрепить силы, ставили капельницы: капали физраствор и глюкозу.

Вскоре позволили подниматься.
Начал обслуживать себя самостоятельно, хотя и с трудом, поскольку правая рука закована в гипс.
Есть было сложнее всего, даже назначенную жидкую пищу.
Пользовался поильником с надетой на него широкой резиновой трубкой, но долго еще каждый глоток сопровождался болью.

Медсестра и нянечка следили за тем, чтобы держал в чистоте раненую челюсть: удалял остатки пищи,
регулярно дезинфицирующим раствором полоскал рот.
Хирург во время перевязки подтягивал ослабленные лигатуры (нити), чтобы сохранить жесткую фиксацию
назубных шин.