2. Я принял В. И. Немировского директором ДК

На единственном сохранившемся СНИМКЕ: Владимир Иванович Немировский, директор Дома культуры «Академия» в 1964-1967 году, а затем и первый директор Дома учёных СО АН.


Ко мне в кабинет зашел Слава Горячев, а за ним не очень уверенно шел высокий молодой человек.

– Михаил Самуилович, – напористо начал Слава, – познакомьтесь, пожалуйста. Это Владимир Иванович Немировский, о котором я Вам говорил.

Я протянул руку и поздоровался со Славой и Владимиром Ивановичем. Внимательно посмотрел не него. Он тоже смотрел на меня. Я представил себе его мысли.

– Вот сидит передо мной профсоюзный деятель, от которого зависит, возьмет он меня на работу или нет.

Слава в это время чего-то говорил мне о том, что В.И. замечательная кандидатура на директора ДК. Что он будет работать не формально, а по-настоящему. Что он понимает, что нужно людям. И что-то такое ещё в том же духе.

– Вы себе представляете хотя бы в общих чертах, в чём состоит работа директора? – спросил я Немировского. Признаться, не оч-чень, – сказал он, слегка заикаясь.

Голос у него был низкий, бархатистый, весьма приятный.

– Откуда Вы приехали в Академгородок?

– Из Томска. Я там учился.

– А где живут родители?

– Мама и отчим живут в Новосибирске.

– Семья есть?

– Жена и маленький сын.

– Жильё есть?

– Д-да, я живу тут рядом на Морском.

- А Вы когда-нибудь работали в клубах или домах культуры?

– Нет, никогда никем не работал.

– А сами участвовали в кружках или клубах по интересам?
– Нет.

– А Вы имели когда-нибудь дело с банком, счетами, деньгами, бухгалтерами, материальными ценностями?

– Нет.

- Как же Вы можете работать, если даже не знаете, чем заняться?

– «Не б-боги горшки обжигают». Разб-берусь.

– Несколько самонадеян, – подумал я:

– Какие у Вас основания для того, чтобы быть таким уверенным в себе?

– Я б-более-менее понимаю, что нам нужно. Это главное. А с-с остальным разберусь.

– И что нам нужно?

Я решил не задавать больше никаких вопросов. Только слушать. Он, по-прежнему немного заикаясь, начал говорить о живущих в Академгородке людях, оторванных от культуры. Он крупными мазками нарисовал общую картину нашей жизни. Отсутствие любых занятий для ума и души. Полнейшая бездуховность. Невозможность существования человека с интеллектом без пищи для этого интеллекта.

– Это Академгородок. Сюда с удовольствием поедет любой артист, любой артистический коллектив. Сюда должны рваться писатели и поэты, музыканты и художники. И где они? Никого нет. Значит, надо создать условия, чтобы они могли приехать. Себя показать и с нами пообщаться в неформальной обстановке. Они тоже нуждаются в этом.

Он говорил, приводя один аргумент за другим, говорил, несколько волнуясь и горячо, но держал себя в руках.

Язык у него был образный, нестандартный, несколько необычный. Он не был гладким и плавным, а наоборот, рубленым, насыщенным эпитетами. И слова он находил для объяснения необычные, но очень точные, какие-то масштабные.

– Целая программа, – подумал я, – и всё, что он говорит, созвучно моим мыслям. – Это человек с высоким интеллектом и пониманием того, что главное, а что второстепенно. Он мне определённо начинал нравиться.

Владимир Иванович продолжал говорить, и речь его была веской, убедительной и в чем-то даже завораживающей. Говоря, он слегка улыбался, словно брал тебя в союзники, и соратники и доверял тебе самое сокровенное. Он не горячился, продолжал говорить спокойно и всё по делу, никакой воды. Отточенные, порой рубленые фразы. Говорит на равных. И я поймал себя на мысли, что он точно так же будет говорить и с любым народным артистом или министром культуры. И сумеет убедить любого, если будет нужно. Я слушал его, не сводя глаз с его лица:

– Представителен. Прирождённый руководитель. Масштабен. Может говорить нормальным нешаблонным русским языком. Лёгкое заикание – не недостаток. Наоборот, придаёт некоторое очарование его речи. Прям. Если чего-то не знает, – сразу признает это. Не пытается извернуться. А если Слава рекомендует, – значит, – хороший человек, надёжный друг.

Когда он, наконец, остановился и посмотрел на меня вопросительно, ожидая очередных вопросов, я уже принял решение, но решил огорошить его парой последних вопросов, правда, немаловажных.

– У Вас нет высшего образования. И Вы никогда не работали в учреждениях культуры. Почему Вы стремитесь этим заниматься? Хлопотное место. И никто не поблагодарит. А ругать будут обязательно и часто. По делу и не по делу. А Вам придется улыбаться и оправдываться. И при этом сохранять реноме.

– Да, у меня нет систематических знаний. Я готов подучиться. И не только фактически, но и формально, т.е. получить необходимые дипломы. Я понимаю на что иду. Думаю, я сумею объясниться с каждым спокойно и уважительно.

Мне очень хочется, чтобы в Академгородок приезжали, как в Мекку. И не только по науке. У Академгородка есть все возможности стать центром культуры. Могу смело сказать, что здесь самый большой процент интеллигентных людей, самый высокий уровень культуры. Другого такого места в стране нет. Здесь будет благодарная аудитория для любого деятеля искусств или наук гуманитарного профиля.

Все эти слова проливали бальзам мне на душу. Он говорил моими мыслями. Я хотел именно этого. Что касается образования, у него была природная интеллигентность, благородность, даже аристократизм, обаяние, уверенность, умение говорить весомо, но без назидательности и по делу, без банальностей. И я еще раз подумал, что он мыслит масштабно. А формальное образование?... Ну, поступит на заочное отделение в Высшую школу профдвижения в Москве или в Институт культуры в Ленинграде. А раз учится, – в Обкоме профсоюза и райкоме партии утвердят. Только вот... .

Последний вопрос был, возможно, самым неожиданным. Но одним из главных. Директор ДК – это как тогда говорили, работник идеологического фронта. Недаром райком КПСС не раз и не два предлагал мне кандидатуру инструктора по идеологии Советского райкома КПСС Суворовой на пост директора ДК. Я принципиально не хотел брать работника райкома, а райком принципиально хотел контролировать работу ДК. Меня даже уговаривали, пытались надавить, но я под разного рода предлогами отказывался даже разговаривать с ней, потому что в этом случае меня бы дожали. Беспартийным директор ДК быть не мог по определению. Захочет ли он вступить в КПСС? И примут ли его в партию? Нет ли непреодолимых препятствий для вступления? Это, действительно, был один из главных вопросов. В первую очередь, для райкома.

– Насколько я понимаю, Вы не член партии. Директором же Дома Культуры беспартийный быть не может. Не утвердят. Вы будете готовы вступить в партию?
Я задал этот вопрос, а сам подумал:

– А будут ли хорошо известные мне партийные боссы готовы его принять в партию? А вдруг откажут по каким-либо причинам?

Действительно, заданный мною вопрос смутил и Немировского, и Горячева. Слава даже открыл рот от удивления. Но совершенно не знал, что сказать на это. А Владимир Иванович в первую минуту выглядел совершенно растерянным, но быстро взял себя в руки и спокойно сказал:

– Понимаю. Значит, вступлю. Надеюсь, примут. А рекомендации будут.
Словами «надеюсь, примут», он ответил и на мой не высказанный вслух вопрос. И я этим удовлетворился.

Уходили Слава и Володя вместе. Уже из приёмной я услышал, как Слава своим «полушопотом», но так, что за версту было слышно, сказал:

– Я же тебе говорил, что он хороший мужик...

Об уязвимости Владимира Ивановича Немировского, о его периодически возникающем стремлении уйти от благополучной обыденной жизни, уйти от притворства и фальши к свободе души, к другому состоянию, в котором он оставался здравым, но настойчиво ищущим смысла жизни, здравым, но уже без внутренних тормозов, когда он мог и высказаться, когда он, оставаясь добрым, становился неуёмным; и уже не мог остановиться и готов был явить свою свободу всему миру, – я, к сожалению, узнал много позднее.

Увы, органы правопорядка эту свободу решительно ограничивали. Следствием этого стали неизбежные его конфликты с райкомом КПСС, для которого такие понятия, как душа и свобода духа, были несовместимы с постом директора ДК. Дело не доходило до идейных расхождений. Свои взгляды мы все умели хорошо скрывать. И, насколько я знаю, никаких претензий к Владимиру Ивановичу с этой стороны у райкома не возникло. Дело было в чисто формальном соблюдении норм поведения. Много принял, –сиди дома, даже если душа требует....

Так что, оказывается, самого главного вопроса я Владимиру Ивановичу Немировскому тогда не задал. К счастью. А то бы, наверное, побоялся принять на работу. И, может быть, всё бы пошло совсем не так или не совсем так в развитии академгородковской культурной жизни. Потому что то, что делал Владимир Иванович на своём посту, было очень индивидуально. Носило личностный отпечаток. И тот небольшой период с 1964 по 1967 год, когда он был директором ДК, а затем одновременно и Дома учёных, именно тогда и на многие годы вперед определил культурный статус Академгородка. Наш Академгородок именно за это небольшое время стал культурным центром с неповторимым своеобразием.

Не он создавал эту неповторимость, это своеобразие, они уже были заложены, и их семена бурно взошли, – но он поддерживал их ростки, окружил теплом и лаской и дал им расцвести. Прошло совсем мало времени, и, приезжая в Академгородок, столичные знаменитости, настоящие и будущие, знали, что их поддержит Владимир Иванович Немировский. Что всё будет организовано по высшему классу, что их окружит критичное, но дружелюбное интеллектуальное поле, жаждущее новых впечатлений, встреч, идей, мыслей...

И Владимир Иванович был олицетворением этого поля притяжения, его достойным символом.

Продолжение следует: http://www.proza.ru/2017/02/27/542