Женщина не первой свежести

       Стояла одна женщина не первой свежести в тени дерева и думала, что сначала сделать, свежесть подручными средствами, на сколько воображения хватит, подправить, или дерево срубить, чтобы оно тень на красоту ее неземную не бросало. А на дереве висела летучая мышь, головой вниз, делала вид, что спала и думала: «Твою ж мать, если эта потасканная тетка дерево срубит, я ж головой прям в землю уебусь. Мало не покажется. Половника не хватит, ум по почве потом собирать. А мозги для меня, не то что для этой постбальзаковской, это главное».
        И говорит грызун: «Эй, самка, я хоть и насекомоядное, много чего, особенно дневного, в жизни не видела, но одно тебе скажу – дерево срубишь, тень пропадет и тогда вся твоя мещанская внутренность, а заодно и пожухлая твоя фотокарточка черно-белая, видны верст за сто будут. И никакими мазями с вазелинами ты свою потертость уже не замаскируешь. Это я тебе, подруга,  с высоты, так сказать своего висячего положения и интеллектуального превосходства говорю».
       Одна незадача, пропищала это все мышь на ультразвуке своем, и баба под деревом не поняла ничего, не услышала попросту. Хотя и ответила, мол, не твое это дело, тварь страшная, летаешь себе и летай!
      И принялась глупая особь женского пола пилить дерево. Взяла пилочку для ногтей и день за днем, ночь за ночью. Мышь, конечно, за это время, не будь дурой, перелетела на соседнее растение, того же вида, примостилась там, наблюдает, до чего такой трудовой энтузиазм доведет. Но баба настырная попалась и все-таки сковырнула деревце. Тень пропала, солнце всю ее тушку осветило и само от такого зрелища, по началу, тоже слегка прихуело. Так себе картинка оказалась. Да чего уж скромничать - ****ец просто и ужас потусторонний, а не картинка.  Кожица на разных частях туловища дряблая, оттенка серенького, как пыль, глазки тусклые, волосы реденькие и с паршой, а где и повылазили совсем. Да и жирок неучтенными килограммами свисает со всех приемлемых и не очень мест. Короче, страх божий, а не баба, Благо, до этого в тени только манящий ореол прорисовывался, с изгибами там всякими таинственными, сплошной недосказанностью и намеками. Поэтому еще и сохранялся у окружающего мира какой-никакой интерес к этому млекопитающему. А теперь – ну чистая вирусология со всеми отягчающими и в особо острой форме, а не красота женская.
       А баба и в ус не дует, который у нее при свете дневном тоже в наличии оказался. Стоит вся такая, расфуфыренная, и так ножку поставит, и так попу отклячит, и эдак титьки выпячит – мол, глядите на меня, православные, не иначе я  Венера Милосская, даже лучше, потому как с руками и супротив мрамора - теплая. И ждет, что сейчас поэтов стада набегут, прекрасность ее в стихах и поэмах эпических воспевать, а отдельная дивизия Праксителей пустит тонн триста чистого мрамору на изваяние ее небесных линий.
        Но не только бог шельму видит, но и Солнце, как полномочный его заместитель, в отдельных темных религиях, тоже не слепое. И ясно стало, что такое явление на земле, как эта несвежая баба, надо побыстрее ликвидировать, чтоб не портило белый свет такой неказистостью и общим диссонансом с природным совершенством всего остального. Ну, врубило светило лампы свои для соляриев на полную и давай жарить нещадно. Тетка поначалу возрадовалась – загарчик средиземноморский на халяву прилипнет, а стало быть мужики с портмоне толстыми на нее еще более падкие станут. А замуж ей невтерпеж уже давно, вот и лелеять свои надежды неликвид загсовый стал пуще прежнего. Так и завертелось юлой под лучами. А Солнце со злобы кочегарку мазутом под завязку залило, и температура аж зашкаливает на термометрах. Градусов пятьсот, не меньше. Баба и не заметила, как в черносливину превратилась, что по цвету угольному, что по фактуре сморщенной. На вкус, правда, похуже будет. А затем и вовсе в размерах до изюминки вся усохлась. И воцарилась снова на свете полная справедливость, потому как в каждой женщине должна быть изюминка. А если баба дрянь и мусор человеческий, то хоть просто – одна изюминка.