Всех невзгод сильней. Глава тридцать вторая

Прошло полтора месяца.

Лиза  все еще носила гипсовую повязку и считала дни, оставшиеся до освобождения от нее. Загипсованная рука делала ее неловкой, неспособной обслуживать себя и делать очень многие простые вещи по дому. Девушка оказалась полностью зависимой от помощи мужа, матери и помогающей им Нины Константиновны, добавив всем массу хлопот.

Поначалу Лиза, не зная, как проявит себя в такой ситуации  мужчина, не привыкший заботиться ни о ком, кроме себя,  опасалась такой зависимости от Миши, но довольно скоро с приятным удивлением поняла, что забота о ней мужу только в радость. При помощи советов тещи и Нины Константиновны из него вышла отличная, даже временами перебарщивающая с опекой, нянька для колчерукой дамочки.

Он обращался с Лизой то, как с маленькой больной девочкой, то, как с хрупкой вазой тонкого фарфора. Мишу ни о чем не требовалось просить. Каким-то непонятным для Лизы образом он всегда знал, чего она хочет – купаться, ужинать, прогуляться по бульвару или чего-то еще. Однажды, сбитая с толку такой сообразительностью мужа, девушка не выдержала:

- Миша, как ты каждый раз ухитряешься точно знать, чего я хочу? Я ведь ничего не успеваю тебе сказать…

В ответ Миша рассмеялся:

- Лизанька, ты настолько неприхотлива и так мало хочешь, что угадать твои желания совсем несложно. Всего лишь нужно прикинуть, что именно в данный момент является для тебя жизненно необходимым. И все…

- Я же от неловкости стала капризной. - удивилась Лиза.

- Даааа? Извини, не заметил.

- Ты просто жалеешь меня.

- Тут уместнее другое слово. - шепнул ей муж и добрался губами до чувствительного местечка за ушком своей любопытной жены.



Для Лизы наступило время открытий. Каждый день она сталкивалась с какими-то новыми, часто неожиданно приятными проявлениями характера Миши. В быту он был  чистоплотен,  терпелив, неприхотлив, любил простую пищу, умел, но очень не любил, делать все домашние дела, при необходимости не брезговал грязной работой и почти никогда  ничего не обещал, но многое делал, не дожидаясь просьб, по своей инициативе.

Полубеспомощное однорукое существование неожиданно пошло Лизе на пользу. По совету Нины Константиновны, данному еще на свадьбе, девушка воспользовалась своим положением и стала присматриваться к тому, как домашнюю работу делал Миша, задавать вопросы и запоминать привычный ему порядок действий. Он быстро сообразил, чем занимается его молодая жена, и с удовольствием стал учить ее всему, что умел сам, терпеливо объясняя каждый нюанс ухода за мужчиной вообще и мужским гардеробом, в частности. Девушка оказалась способной ученицей, не разочаровавшей своего учителя. В результате, когда гипс был снят, и Лиза смогла взять все заботы на себя, Берсеневы избежали многих проблем, связанных с неумением молодой хозяйки заботиться о муже так, как он привык. Молодой супруг был в восторге.



Еще больший восторг у Михаила вызывал тот энтузиазм, с которым Лиза постигала премудрости интимных отношений мужчины и женщины. Обнаружив, что ее муж оказался нежным и ласковым любовником, она почти сразу перестала смущаться и доверилась ему во всем. Прошлые похождения супруга больше не огорчали девушку, напротив, теперь она радовалась тому, что ей достался мужчина с таким богатым сексуальным опытом. Конечно, в силу обстоятельств, его опыт был пока не очень востребован. Разнообразие в постели им было пока недоступно – мешали Лизина сломанная рука и полное отсутствие опыта, но эти помехи были временными. Нужно было просто немного подождать, чтобы потом вплотную заняться  сексуальным образованием молодой жены. Миша терпеливо ждал...



Анна Михайловна оказалась права. Еще пару раз ее зятю пришлось несладко из-за гипса на руке супруги. Апофеоз наступил через три недели после свадьбы, когда постоянная ноющая боль в руке утихла. Всего за одну ночь Лиза ухитрилась дважды со всей дури стукнуть мужа гипсом в порыве страсти. После первого удара он деликатно сделал вид, что ничего особенного не произошло, но, получив второй страстный тумак, взмолился:

- Лизанька, лежи спокойно, не двигайся.

- Тебе нравится, когда я лежу бревном? – удивилась Лиза.

- Нет, родная, но ты норовишь размозжить мне голову, а я хочу дожить до оргазма. Снимут с тебя гипс, будешь делать со мной все, что захочешь, а сейчас потерпи.

Компромисс был найден, и дальше никаких проблем в постели у молодоженов не возникало.



Особенно нравилось Лизе то, что муж любил рассказывать ей о своем детстве, о родителях, делиться впечатлениями, вспоминать забавные случаи из своей жизни и вообще разговаривать с ней обо всем на свете. Лизиным детством он тоже интересовался, но девушка отвечала уклончиво и кратко, не вдаваясь в подробности. Тогда Миша стал расспрашивать Анну Михайловну, любившую вспомнить прошлое.

Однажды теща достала семейный альбом и, игнорируя истошные возражения и слезы Лизы, показала его зятю. Ей пришлось смириться с тем, что муж увидел, какой некрасивой девочкой она была. Девушка очень боялась, что Миша будет страшно разочарован, но ему Лиза показалась не некрасивой, а очень даже милой и забавной. Она не поверила словам мужа, обиделась, и ему пришлось долго объяснять своей маленькой дурочке, что о вкусах не спорят, а  красота находится только в глазах смотрящего.



Временами по вечерам Миша брал гитару и  устраивал для Лизы с Анной Михайловной домашние концерты. Во время них Анна Михайловна видела, что зять несомненно талантлив, и никак не могла понять, почему у него не сложилась ни театральная, ни кинематографическая, ни эстрадная карьера, и откуда взялись такие непреодолимые трудности, что он предпочел сменить род занятий. Она стеснялась задавать вопросы. Зная себя, теща боялась оказаться неделикатной и наступить парню на больной мозоль, а сам он ничего не рассказывал, ни на кого из своих бывших коллег не жаловался и принимал жизнь такой, какой она ему досталась, без истерик и брюзжания непризнанного гения.



Лиза с опаской ждала того дня, когда с нее снимут гипс. Жизнь, которую организовал ей Миша, так ей нравилась, что она не без оснований побаивалась перемен. Она не была ленивой и не боялась домашней работы. Ее страх был совсем другого рода.

Лиза не знала, как себя поведет Миша, когда она выздоровеет и, на всякий случай, готовилась к худшему. Она боялась, что вместе с гипсом из ее жизни уйдет возможность быть слабой женщиной, что желанное право на слабость ей дано только на время болезни, а потом все вернется на круги своя, и ей снова придется быть бой-бабой не только на работе, но и дома, чего ей категорически не хотелось.


День, которого побаивалась Лиза, все же наступил. С Лизиной руки сняли гипс и выписали ее на работу. На следующий день ей предстояла процедура увольнения. Миша уговорил жену написать заявление об уходе заранее и отправить его на предприятие по почте, чтобы не давать администрации возможности поиздеваться над девушкой, заставив ее отрабатывать две полагающихся по закону недели, и за это время учинив какую-нибудь каверзу, ведущую к увольнению по "нехорошей" статье.

Утром следующего дня явившаяся сразу в отдел кадров Елизавета Николаевна столкнулась с отказом кадровиков принимать ее больничный лист и уверениями в том, что ее заявления об увольнении они не получали. Пришедшая им на помощь главбух объявила ее больничный лист купленным, а потому - незаконным, порвала его у на глазах у Лизы и объявила, что за полуторамесячный прогул бухгалтер Лялина будет уволена "по статье". 

Елизавета Николаевна, уже не раз видевшая, как то же самое администрация, давненько потерявшая берега от безнаказанности мутных времен, проделывала с другими имевшими несчастье заболеть работниками, мысленно поблагодарила мужа за то, что он подготовил ее к такому разговору. Она тут же объявила начальству, что при первом же их поползновении к увольнению "по статье", она подаст в суд иск о нарушении законодательства и ее прав, к которому приложит квитанцию почтового отделения об отправке заявления, уведомление о том, что документ вручен адресату, нотариально заверенную копию больничного листа, а также дубликат порванного документа, который получит в больнице, и медицинскую карту с приложенными к ней рентгеновскими снимками, как доказательство существования производственной травмы.

Ей ответили, что она может обращаться, куда угодно, хоть в ООН, и нанимать любых адвокатов, но об увольнении по собственному желанию может не мечтать. Глумясь над Лизой, ей пообещали, что запись об увольнении по "нехорошей" статье в ее трудовой книжке останется навсегда и испортит ей всю дальнейшую карьеру. Девушке было обещано, что с такой записью ей можно будет рассчитывать исключительно на мытье привокзальных сортиров. В ответ Елизавета Николаевна пообещала представить в суд и трудовую инспекцию фонограмму их разговора.

Тогда озверевшая главбухша попыталась обыскать Елизавету Николаевну с целью изъятия диктофона, но натолкнулась на противодействие своей жертвы. При первой же попытке бывшей начальницы вырвать у нее из рук сумочку, Лиза предупредила ее, что будет сопротивляться, а потом отправится прямиком в больницу, чтобы зафиксировать нанесенные ей побои, и напишет заявление в милицию.

Наконец, начальство, понимавшее только язык силы, сообразило, что до суда безнадежное для них дело доводить не стоит, и уволило ее "по-хорошему". Лиза в тот же вечер вернулась домой с победой, но без работы.

В тот же вечер Михаил принес радостную весть - к Нине Константиновне обратился ее бывший ученик с просьбой порекомендовать хорошую женщину на должность главного бухгалтера. Шапокляк думать не стала - тут же рассказала ему о Лизе, и на следующий день муж отвез Елизавету Николаевну на собеседование. Так случилось еще одно "То-Чаво-На-Белом-Свете-Вообче-Не-Может-Быть"  -  в мутные девяностые годы в течение всего одних суток девушка нашла подходящее место и устроилась на должность главного бухгалтера с очень неплохой зарплатой.



Страхи Лизы, связанные с Мишей и его отношением к ней после ее выздоровления, оказались напрасными. Возвращаться в образ бой-бабы дома ей не пришлось. Наоборот, жизнь ее стала еще приятней, чем раньше. Миша опекал ее ничуть не меньше, а порой и больше, чем тогда, когда она была больной и беспомощной.

Другая женщина на ее месте уже давно успокоилась бы, но не таковы были демоны Лизы, чтобы вот так просто взять и отпустить ее. Можно было сказать, что она угомонилась, но только отчасти. Расслабиться ей не давал страх потерять Мишу, пришедший на смену страху связать с ним жизнь и быть обманутой, униженной и брошенной. Виной всему был ее ревнивый характер, который ей пока удавалось сдерживать.

Девушке было ясно, что, если она не будет держать себя и своих тараканов в крепкой узде, может наступить такой день, когда ревность выйдет из-под контроля и разрушит ее счастье. Гордость и чувство собственного достоинства не давали ей, даже в шутку, позволять себе ревнивые намеки, показывая мужу, что она держится за него обеими руками. Наоборот, Лиза хотела, чтобы Миша думал, что она совершенно не собирается ограничивать его свободу и удерживать его любой ценой…

При этом она панически боялась, что случится что-нибудь непредвиденное, что разрушит их только начинавшие складываться отношения. За себя она была спокойна, но Мишино прошлое могло в любой момент напомнить о себе самым неприятным для Лизы образом.

Она тайно ревновала мужа ко всем женщинам подряд – к неведомым ей клиенткам, которых он возил, к смазливым продавщицам, которые обслуживали их, когда он брал жену с собой в поход по магазинам, ко  всем молодым соседкам по дому, которых он встречал во дворе и на лестнице, и даже к немолодой медсестре травматолога, которая снимала с Лизы гипсовую повязку. Девушка видела, что муж не дает ей никакого повода для ревности и старалась относиться к своим страхам с юмором, который заканчивался всякий раз, когда Миша ехал работать.


Продолжение следует...