Последний романтик из Токарева

 «Он закрыл глаза, и ему почудилось, что вся его жизнь, с самого детства до настоящего момента, развернулась перед ним, как панорама, а он плывет мимо нее необыкновенно спокойно и легко. Его только удивляло, что едва он проплывал мимо какой-нибудь картины, как она безвозвратно сглаживалась в его памяти, и он уже не мог ее вспомнить… Он все глубже и глубже погружался в забытье, в котором  лишь одно окошко светилось, как звезда, но и оно меркло с каждой минутой.  Наконец, и  эта последняя звезда погасла…Может быть, он и увидел ее вновь, но уже не на земном горизонте.
- Присмотритесь в нему, - сказал доктор, указывая на умершего. – Это последний романтик… Как они вымирают… Как они вымирают…»
 Это цитата из романа польского прозаика и журналиста Александра Гловацкого, больше известного в писательском мире под псевдонимом Прус  Болеслав, творившего в конце 19 - 1-ой четверти ХХ века. Теперь я понимаю, почему свои воспоминания о Токареве и его жителях в своей «знаменитой» общей тетради участник Великой Отечественной войны, старший лейтенант запаса Александр Иванович Шилкин,  начал с цитаты из вышеупомянутого романа. Он чувствовал, что скоро покинет этот мир, где останутся его самые близкие люди – дочка Верочка и внук Григорий. Ему очень хотелось, чтобы они знали о жителях села, с кем рядом жил и работал, дружил, вместе сражался на фронте, делясь последним куском хлеба. Незадолго до смерти он составил  родословную, чтобы дочь и внук помнили свои корни и гордились  родней.
Александр Иванович родился в далеком 1924 году в большой крестьянской семье, где кроме него было еще девять ребятишек.  Многие умерли до войны, а старшие братья сложили  головы за Родину: Петр погиб под Смоленском, Максим скончался от тяжелых ранений в одном из госпиталей  Ленинградской области в 41-ом, Степан, защищая Сталинград, умер от ран в сорок втором. Как вспоминает А.И. Шилкин: «А самое главное  то, что я тоже убит. Похоронен в 1.5 км северо-западнее местечка Альтхоф Кенигсбергской провинции Восточной Пруссии  (пригород Прейсиш-Эйлау)».
   Это случилось за три месяца до Победы. Бои в Восточной Пруссии шли  тяжелые, приходилось сражаться буквально за каждый клочок земли. К тому времени лейтенант Александр Шилкин командовал пулеметным взводом  221-го   стрелкового полка 61-й стрелковой дивизии. Продолжая бои по  очистке от  противника  территории северо-западнее Кенигсберга, его бойцы заняли несколько населенных пунктов: Ватцум, Тиренберг, Каллен, Арнсдорф и вплотную подошли к городу-крепости Прейсиш-Эйлау, известного еще со времен Отечественной войны 1812 года. Кстати, сражение с французами за этот город по странному стечению обстоятельств тоже происходило в феврале месяце. Его участниками  тогда были многие известные российские полководцы, в том числе и Петр Иванович Багратион. Это событие принесло городу известность и повлияло на выбор его нового названия – Багратионовск.
6 февраля 1945 года 221-й стрелковый полк продолжил наступление. Оборону Прейсиш – Эйлау держала Хайльсбергская группировка немецко-фашистских войск, считавшаяся наиболее сильной в Восточной Пруссии.   Немцы укрепились на заранее подготовленном рубеже, усиленном дотами, и оказывали упорное сопротивление. Пулеметный взвод Шилкина после мощного обстрела вражеских позиций артиллерией, пошел в атаку. В результате боя, неоднократно переходившего в рукопашные схватки, наши войска заняли деревню Альтхоф. Однако, подтянув резервы, гитлеровцы предприняли несколько успешных попыток атаковать, и вновь отбили выгодный плацдарм, оставив на поле боя множество убитых и раненых советских солдат.
   Во время последнего боя, увлекая за собой подчиненных, лейтенант Шилкин почувствовал резкую, нестерпимую боль в правой ноге и рухнул на землю. В этот момент с позиций противника засвистел рой мин,  и усилились пулеметные очереди. Как подкошенные, падали один за другим бойцы взвода, а фашисты  били и били  без остановки. От пуль и осколков мин не было спасения. Оставшиеся в живых,  повернули назад. Раненый лейтенант охрипшим голосом звал на помощь, но никто его не слышал. Теряя сознание, Александр увидел, как мимо него словно стадо разъяренных быков пронеслись фашисты, крича что-то непонятное на своем языке и стреляя без остановки в сторону покидавших позиции советских солдат.   Очнувшись, он заметил, как пять или шесть фашистов, держа автоматы в руках, подходят к раненым и стреляют  короткими очередями. В голове промелькнуло: «Ну, вот и все… А я и не жил… Сейчас настанет и мой черед…» Он стиснул зубы, закрыл глаза, притворясь мертвым,  и  не шевелясь, стал ждать своей участи. Кровь из простреленной ноги  сочилась, растопляя снег и окрашивая его в алый цвет. Почувствовал, как подошел немец, ткнул в бок сапогом  и неожиданно двинулся дальше, продолжая добивать тех, кто еще шевелился и стонал, прося пощады.
   Саша пришел в себя только к вечеру. Было ужасно холодно: крепкий мороз пробирал  до костей. Боль в ноге не стихала, а все усиливалась. Собрав последние силы, он дополз до соседнего сарая. На его счастье, дверь оказалась открытой. Закутавшись в сено вместо одеяла, он попытался согреться и уснуть, но не мог: боль не давала  сомкнуть глаза. Утром хозяин  дома в сарай заходил. По кровавому следу, который вел туда, он, конечно же,  сообразил,  что за непрошенный гость явился. Пролежав в сарае трое суток, Шилкин так и не понял, почему немец не сдал его своим. А в штабе дивизии, подводя итоги боев, вечером того же дня в Токарево отправили извещение родственникамо том, что лейтенант Шилкин пропал без вести в боях за Родину.
Лишь 9 февраля наши войска  вновь перешли в наступление и изгнали врага из деревни, а 10 числа и город Прейсиш-Эйлау был полностью освобожден. В приказе № 272 Верховного Главнокомандующего за этот день  говорилось об успешном овладении важным стратегическом объектом и в честь победителей – солдат 3-го Белорусского фронта,  в Москве был дан салют.
Александра Ивановича нашли санитары, подбиравшие после боя раненых, и отправили      в полевой госпиталь. К сожалению, крепкий мороз и  начавшаяся гангрена сделали свое дело: правую ногу пришлось ампутировать до «верхней средней трети  бедра». Солдат просил, слезно умолял  хирурга, хотя бы колено оставить, но время было безнадежно упущено. Наркоз долго не «отходил». Ему, по жизни романтику,  приснилось родное село, почему–то ночное  звездное небо с огромной луной, берег  реки Цны с любимыми местами для купания – Крутояром и Котлинкой, бескрайние поля пшеницы и цветущий яблоневый сад…
…До Победы оставалось совсем немного. 61-я стрелковая дивизия, в которой воевал отважный офицер, войну закончила 11 мая сражением с группировкой генерал-лейтенанта Шернера в Чехословакии, заняв перед этим в Берлине несколько кварталов в полутора километрах от Рейхстага. Но это было уже без него…
   Не могу не поведать вам, дорогие читатели, о начале боевого пути  АлександраШилкина. Его   призвали в армию24 сентября 1942 года в день восемнадцатилетия и  направили в 1-ое Московское пулеметное училище на курсы младших командиров. Он прилежно учился, как и перед войной, в Лесно-Конобеевской средней школе, овладевая азами военного искусства.  Через семь месяцев, в апреле 1943 года, получив звание лейтенанта, попадает  на Юго-Западный фронт в самое пекло, где как раз готовились к крупнейшему сражению (Курская битва), которое стало переломным в ходе всей войны. По указанию Ставки Верховного Главнокомандования войска Южного и Юго-Западного фронтов  уже 7 июля приступили к подготовке наступательной операции. Перед ними была поставлена задача: разгромить вражескую группировку  и освободить Донбасс. Особенно ожесточенные бои шли 21 и 22 июля  в районе населенного пункта Голая Долина, получившего среди солдат название Мертвой. Сколько здесь  солдат полегло! Как только начинали наступать наши части, как в тот же момент и враг поднимался в атаку. Авиация фашистов наносила удар за ударом по позициям дивизии, потом пошли вперед  танки и мотопехота, круша и сметая всех и вся на своем пути. Рано утром 22 июля шестиствольные минометы немцев открыли сильнейший огонь. Самолеты группами по 9-12 бомбардировщиков летали чуть ли не над головами. Пулеметчики Шилкина вели беспрерывный ответный огонь по неприятелю при вялой поддержке артиллерийской батареи. К середине дня 221-й стрелковый полк дрался уже практически в окружении: создавалась угроза гибели полка или пленения оставшихся в живых бойцов.
Во время одной из атак бесстрашный командир пулеметного взвода Александр  Шилкин получил тяжелейшее пулевое ранение правой руки с раздроблением костей и был отправлен на лечение в эвакогоспиталь в далекий город Кзыл-Орда (Казахстан). Пролежав там несколько месяцев, так и не залечив полностью рану, он попадает в распоряжение штаба Среднеазиатского военного округа (г.Ташкент, Узбекистан). На фронт после такой травмы обычно не отправляли, и ему предложили остаться при штабе или комиссовать из армии по состоянию здоровья. Восемнадцатилетнему юнцу, конечно же, очень хотелось домой, вродноеТокарево, хотя там уже никто его не ждал: родители умерли еще до войны: отец  в 1934 году, мама – в тридцать девятом. Прибыл фронтовик в Токарево, встал на  учет. Военный комиссар предложил поработать военруком в Новософьинской школе, и он с удовольствием согласился.
Весной 1944 года образовался Конобеевский район: Токарево вошло в его состав, а Новософьино осталось в Шацком. После окончания учебного года, в июне месяце, военкомат предоставилШилкину «бронь», мотивируя тем, что такие люди и в тылу нужны для подготовки  молодых людей к службе в армии. Но, Александр Иванович, соскучившись по родным местам, попросил  перевести его вКонобеевский район. К сожалению, вакантной должности военрука в школах не было, а местные  «доброжелатели» начали писать письма-жалобы во все инстанции о том, что  «здоровый  мужик отсиживается в тылу, когда другие  за него кровь проливают». В июле 1944 года Шилкина отправляют на фронт вторично, так и не дав возможности до конца восстановиться после тяжелого ранения. О том, что произошло с нашим героем в Восточной Пруссии, я вам уже рассказал…
Другие, оставшись без руки или ноги в 20 лет,  посчитали бы, что жизнь закончилась, глуша горе водкой и самогоном, но Александр Иванович Шилкин был не из таких. Демобилизовавшись после длительного лечения в госпитале и вернувшись домой в конце декабря 1945 года, он не опускает рук, а  упорно тренируется  ходить с костылями, добиваясь от компетентных органов изготовления протеза. Односельчане в первые дни после возвращения его на родину, здоровались и приветливо улыбались, но как только он проходил, начинали перешептываться, покачивая головами, выражая сожаление  и сочуствие. От этого шепота и взглядов, сверлящих насквозь, ныло внутри и болело сердце. Но молодой офицер не привык сдаваться, и каждым прожитым днем и конкретными делами доказывал односельчанам, что будет жить, будет работать, передавая опыт молодым и приобретая новые знания для себя.
   Заметив, что интеллигентный и образованный фронтовик не желает сидеть без дела, его утверждают на должность секретаря Токаревского сельского совета. В 1947 году Александр Иванович вступает в партию и становится  первым коммунистом села, подавая другим  пример во всем: и в работе, и в общественной жизни. Потом вплоть до 1966 года трудится  в клубе, вернее, в избе читальне, как тогда называли,  стремясь улучшить досуг молодежи в тяжелое послевоенное время, придумывая общие дела, объединявшие нас, стараясь развивать ребячий кругозор, проводя совместные читки газет и журналов, обсуждение книг. Он каждое воскресенье устраивал концерты, привлекая к участию в них самодеятельных артистов, сам красиво пел,  играл на гитаре и  голосистой гармошке. А мы по вечерам спешили на репетиции, на встречи с ним, ставшим для нас близким человеком. Будучи романтиком, он  учил романтике и нас. Мы любили его и уважали, считая своим другом, хотя разница в возрасте с ним у некоторых была приличная. Вместо наших малограмотных родителей  доходчиво объяснял законы природы, взаимоотношения между юношами девушками, воспитывал уважение к старшим, говорил открыто о любви и дружбе, товариществе, добре и зле и т.п. Поистине, его можно назвать нашим первым учителем.
   А.И. Шилкин добросовестно трудился на любом месте, куда его направляли после окончания бухгалтерских курсов: сначала в Конобеевском сельпо, а с 1967 года и до выхода на пенсию в совхозе «50 лет Октября».Он мечтал, чтобы на селе оставалась молодежь, строились новые современные дома с газовым отоплением, водопроводом и канализацией, была асфальтированная дорога, мосты через Ужовку и Федоткин ключ. Хочу сказать, что многое, о чем мечтал токаревский романтик, сбылось. Жаль только, что молодежь вся поразбежалась.
 В 1997 году после тяжелой травмы жены (перелом шейки бедра) дочка забирает родителей к себе в Подмосковье (поселок Красково). Александр Иванович никак не может привыкнуть к городской жизни и возвращается  в Токарево. Скучая по родным, он почти каждый день пишет письма обо всем: как прожил день, как справляется с делами,  что нового в деревне. В августе 1998 года жена умирает. Тяжело переживая утрату, фронтовик не сдается, но по-прежнему не хочет нагружать дочку заботами о себе: «Не волнуйся. Я сам пока справляюсь». Он всегда был таким: никогда не позволял другим даже помыслить,  что ему нужна какая-то помощь. На кухне у ветерана стоял письменный стол, где аккуратно были сложены стопки книг, которые перечитывал по нескольку раз, выписывая их них интересующие его цитаты, журналы, свежие газеты, кроссворды. Вот оказывается откуда у него такая феноменальная память (это я все о той же общей тетради с ценнейшими сведениями о Токареве)!
   В 2005 году, на девятом десятке, он, искренне любящий родную землю  и людей, живущих на ней, все же решается  на переезд в город к дочери. Если бы  знал, какие муки и страдания придется пережить, чтобы добиться правды! Нет, не правды, а всего лишь подтверждения, что он действительно  инвалид войны и ему положен протез!  Его мытарства проходили в тот самый период, когда власти заменили льготы денежной компенсацией, проявив таким образом «заботу» о стариках.  Целых полтора года, до августа 2006, фронтовик вместе с дочкой мотался, стирая в кровь культю и обивая пороги собеса,  из Люберецкого района до платформы «Отдых»  Жуковского района на медико-социальную экспертизу, чтобы доказать, что он наш, российский, что  не бомж, а ногу потерял, не попав под поезд или трамвай, а в боях за Родину. Один кабинетный чиновник  так и заявил: «Откуда мы знаем, где вы ее потеряли»? Ужас! Пишу, а у самого на глазах слезы: отца своего вспомнил и его мытарства за 3-ей группой инвалидности с ежегодным переосвидетельствованием  после тяжелого раненияруки под Ржевом в 42-ом. Может думали,  новая  вырастит… Так и хочется крикнуть: «Господи! Если ты есть – накажи! У них  - ни стыда, ни совести! Они не ведают, что творят!»…
   Лето 2010 года – время страшных пожаров. Самочувствие Александра Ивановича резко ухудшилось, но он продолжает верить, что все обойдется и просит дочку отвезти в деревню. Они живут там до конца июля, завешивая окна влажными простынями, спасаясь от едкого дыма и  почти не спя по ночам.  Ему не хочется уезжать, но Верочке нужно выходить на работу. Как и тогда, в далеком 45-ом,  он снова борется за жизнь, не показывая виду, что угасает, бодрясь и дописывая последние страницы своей драгоценной тетради. В больницу слабеющего инвалида не берут: зачем нужна лишняя смерть,  отчетность портить.
   26 августа 2010 года  Александра Ивановича Шилкина не стало. Ушел в мир иной последний романтик села Токарева, сделавший слишком много для того, чтоб жили мы. Память об этом удивительном человеке навсегда осталась в сердцах односельчан.
Я видел его последний раз на праздновании дня села в августе 2008 года. Я читал посвященное ему стихотворение «Незаживающие раны», а он слушал и  плакал, вспоминая погибших друзей, вытирая платочком слезы и приглаживая свою окладистую бороду.