Елена Лаврова. Мотя - дитя войны

ЕЛЕНА ЛАВРОВА
МОТЯ - дитя войны
Пятимесячный ярко-рыжий щенок жил во дворе под скамейкой. Он не помнил, как он оказался в этом месте. Были смутные воспоминания о  тёплом животе матери с сосцами, полными сладкого молока, о братьях и сёстрах, спящих или играющих рядом, и была безмятежность и уверенность, что жизнь прекрасна. А потом подрастающие братья и сёстры днём стали куда-то исчезать и снова возвращаться к ночи, и это вызвало в ярко-рыжем щенке лёгкое беспокойство. Он держался рядом с матерью, понимая, что она – источник безопасности и жизни.
Они жили в подвале многоэтажного дома. Вход в подвал был с торца здания. К железной двери сбегали вниз семь бетонных ступенек. К счастью, бетонными были только ступеньки, а пол перед дверью был земляной. Собаки прорыли ход под дверью в подвал и спасались там зимой от стужи. В подвале было сухо и гораздо теплее, чем на улице. Тепло шло от труб. Ещё в подвале был песок. Мать щенка, чёрно-белая Зося, сделала в песке под трубами ямку в песке и эта ямка и стала колыбелью её щенков. Зосей собаку прозвали мужики, каждый вечер пившие пиво в беседке и угощавшие собаку рыбными - косточками.
Ярко-рыжий щенок был девочкой. И, похоже, что мать выделяла её среди всех щенков за цвет шкурки и особую ласковость. Когда щенку исполнилось три месяца, мать стала водить щенков на поле – учила их охотиться на кротов и полёвок и попутно, раскапывая норы, учила, какие корни можно есть, а какие не стоит.  Рыжий щенок всегда держался возле матери. Другие щенки, выслушав урок, разбегались по полю.
Были и другие источники пищи. Зося водила щенков к входу в  продовольственный магазин. Там они побирались. Иногда люди, выходившие из магазина, давали что-нибудь: сушку, сухарик, кусочек булки. Но редко. Иногда что-нибудь давали прохожие. Чаше всего чёрствый хлеб или куриные косточки. Хорошо, если хлеб был умеренно чёрствым и поломан на куски. Но случалось, что собакам кидали полбуханки, и она была тверда, как камень. Случалось, что и косточки бросали в полиэтиленовом пакете, не дав себе труда, вытряхнуть их из пакета на землю. Если бы Зося умела рассуждать, как люди, она думала бы примерно так – Милые мои спасибо вам, однако если я, собака, то это вовсе не значит, что ко мне можно относиться по-скотски! Размочите хлеб в молоке для моих детей и не заставляйте их глотать полиэтилен это опасно.
Но Зося была собака и испытывала только досаду, разгрызая хлеб-булыжник и аккуратно отделяя плёнку от косточек.  Но и дары прохожих были редкостью.
Самыми лучшими помощниками были дворники и мусорные баки. Дворники выкапывали из недр мусорных баков пищевые отходы и отдавали собакам. Дворники были добры и некоторые из них ласкали собак и давали им забавные клички. Ярко-рыжего щенка они прозвали Рыжуха. По воскресным дням, когда дворники отдыхали, Зосе самой удавалось вспрыгнуть на край железного контейнера и покопаться в нём в поисках чего-нибудь съедобного. Будучи наблюдательной, она заметила, что в последнее время съедобного в баках было всё меньше и меньше. Почему, она не знала. Впрочем, она относила это за счёт конкуренции. В мусорных баках по утрам копались люди с сумками. В сумки они складывали всё, что можно было съесть и обглодать. Собакам они ничего не оставляли. Они приходили, как только начинался рассвет, и надо было успевать придти до них, иначе интересы людей и собак сталкивались, и эти люди прогоняли собак и швыряли в них, чем ни попадя. В таких случаях на них было не грех и полаять. Но когда Зося поняла бесполезность лая, она стала помалкивать и уходила в поисках другого мусорного бака, где не было людей. Но таких баков почти не было.
В общем, собаки перебивались, как могли.
Надежнее всего была степь. Там, по крайней мере, не было конкуренции.
Зося обучала щенков не только добывать пищу, но и различать звуки. Между домом с родным подвалом и степью существовала дорога. Дорогу надо было перебегать быстро, когда поблизости не было громадных гудящих и фырчащих чудовищ. Однажды Зося показала щенкам, что происходит с собакой, когда она попадает под колёса такого чудовища. Собака лежала на обочине дороги и не шевелилась. Щенки втягивали воздух, не отводя взглядов от неподвижного тела. Они чуяли, что пахнет смертью.
Иногда громыхало над головой, когда они копали ямки в степи. Пропадало солнце, громыхало, и что-то вспыхивало и гасло, а потом начинался дождь. Зося была спокойна. Щенки тоже не боялись. Но иногда начинало греметь и громыхать над степью, и что-то свистело и визжало в вышине, но сияло солнце, и дождь не шёл. В этих случаях Зося проявляла большое беспокойство. Она прекращала раскапывать мышиные норы и прислушивалась. Свист заканчивался далёким ударом, как будто что-то громадное и тяжёлое рушилось сверху, земля вздрагивала. Зося собирала щенков и спешила в подвал. В подвале, она считала,  было безопасно.
В конце апреля случилась беда. Вся семья была в степи. Зося, как всегда, добывала пищу, усердно работая лапами и отбрасывая в сторону комья свежей земли. Щенки наслаждались молодой травой, солнечным теплом. Они носились кругами вокруг матери, нападали друг на друга, падали, образуя кучу малу, имитировали  драку, и снова неслись по кругу, всё больше и больше удаляясь от матери. И вдруг начался грохот над их головами. Зося прекратила работу и сделала попытку собрать детей, чтобы срочно вести их в подвал. Но в это время близко от неё что-то упало и взорвалось, рассыпая вокруг тучи осколков. Один из них пробил тело Зоси насквозь. Щенки бросились врассыпную. Но двоих из них осколки настигли. Вверху продолжало громыхать. Трое оставшихся в живых, в том числе и ярко-рыжий щенок, а панике бежали по степи, пока на их пути не встретился лесок. Они сели под акацией, тяжело дыша и вывалив розовые языки, и смотрели на то место, где была их мать. Издалека они видели, что она лежит и не двигается. Это их озадачило. Отдышавшись, они, несмотря на продолжающийся грохот, осторожно стали приближаться к лежащей неподвижно матери. То, что они увидели, подойдя к ней, озадачило их ещё больше.
У Зоси был вырван осколком бок, и кровь, изливаясь из недр тела, нехотя впитывалась  в землю. Поодаль лежали их убитые осколками братья. Щенки сели возле тела матери и не знали, что им делать дальше. Пахло свежей травой, свежей землёй и смертью.
Первым очнулся от оцепенения ярко-рыжий щенок. Он первым понял, что матери больше нет,  и надо идти в подвал, где было тише и безопасней, чем в степи. Двое других пошли за ним.
В подвале они легли кучкой на привычное место, положив чёрные головы на спину рыжего щенка. Им хотелось, чтобы рядом была мать. Но матери не было. И когда снаружи прекратился грохот, они не шелохнулись, хотя были голодны, и заснули.
Когда ярко-рыжий щенок проснулся, он был один. Братья ушли, видимо, искать пищу. Щенок встал и пошёл к выходу. Он протиснулся под дверью, поднялся по ступеням и отправился на поиски чего-нибудь съестного. Он вспомнил, что мать водила их к магазину, где проходило много людей. Но был вечер, дверь магазина была закрыта, и было безлюдно. Щенок потоптался возле двери, и побрёл во двор по соседству. В общем, это был, конечно, не двор, а пространство между двумя многоэтажными домами, и в этом условном дворе росли деревья, стояли мусорные баки под ними, и поодаль – три зелёные скамейки. Скамейки были заняты. На них наслаждались вечерней прохладой старые женщины. А под двумя скамейками лежали псы. Под крайней скамейкой - чёрный хромой пёсик со стоячими ушами. Вид у пёсика был несчастный. Видно, у него болела задняя лапа, отдавленная автомобилем. А под скамейкой посередине лежал рослый чёрный пёс. Он спал, раскинувшись, на спине. Он был здоров, сыт, и ему было хорошо.
Ярко-рыжий щенок отправился поначалу к мусорным ящикам. От них остро пахло чем-то съедобным. Щенок обошёл ящики кругом. Они были высокими и, сколько бы он ни подпрыгивал, толку это этих прыжков не было никакого. В ящиках шныряли крупные крысы и мыши. Щенок погнался было за одной крысой, соскочившей с края ящика прямо у него перед носом. Но крыса, пробежав немного, внезапно остановилась, развернулась, и щенок увидел оскаленную пасть, полную острых белых зубов. Он попятился. Он ещё не осознавал, что он во много раз крупнее и тяжелее крысы и его пасть тоже полна крепких ярко-белых зубов, которыми он мог бы запросто перекусить крысу пополам. Он попятился, и сел. Крыса убежала.
Потом крысы и мыши все убежали, потому что появились кошки. Они запрыгнули в мусорные ящики и принялись доедать то, что не доели грызуны. Щенок бродил вокруг и тосковал. Живот подвело. Хотелось пить. Он побрёл к скамейкам и вежливо поздоровался с колченогим пёсиком, лизнув его в нос. Пёсик ответил, и тотчас закрыл глаза. Он был бы рад гостю, но ему было больно и тошно. Ярко-рыжий щенок обошёл скамью и предстал перед человеческой публикой. Человеческая публика представляла собою трёх древних старух в длинных платьях и платочках на головах.
- Новенький! – сказала одна из них. – Хорошенький, какой! Прямо, золотой! Иди сюда, я тебя поглажу.
И она сделала приглашающий жест рукой. Извиваясь всем телом, показывая всем своим видом, что он несказанно рад,  щенок подошёл. Старухи погладили его по голове, почесали за ухом. Потом потеряли к нему интерес и занялись своими бесконечными разговорами о болезнях и пенсиях. Щенок сидел перед ними и ждал, не дадут ли ему чего-нибудь поесть. Не дали. И тогда он решил познакомиться с большим чёрным псом, спящим под скамейкой. Пёс проснулся, встал, понюхал щенка и удалился по своим собачьим делам. Щенок побрёл под третью скамейку, на которой никто не сидел и под которой никто не лежал.  Он лёг и пригорюнился. И незаметно заснул.
Разбудил его знакомый грохот и гром. Дождя не было. Напротив, занималось ясное солнечное утро. И щенок вспомнил, что грохот без дождя опасен. Он встал и побежал в подвал. Но в подвале его ждал сюрприз. Место, под трубами, где прошло его младенчество, было занято. На этом месте, где когда-то Зося родила щенков, лежала незнакомая большая собака. Щенок подошёл было познакомиться, но собака повернула к нему лобастую голову и оскалилась. Щенок потоптался немного возле своего родного логова, и пошёл себе восвояси. Поскольку в небе ещё грохотало, и временами что-то пролетало в вышине, шипя и свистя, он решил спасаться во дворе под скамейкой. Там он вырыл себе уютную ямку и лёг в неё дожидаться тишины.
С той поры ямка под скамейкой во дворе стала его домом. Утром приходила дворничиха, гладила щенка по голове, рылась в мусорных баках и выуживала из них что-нибудь съестное, и бросала ему. Он жадно ел всё подряд, и рыбные головы, и хребты, и куриные косточки, чёрствые куски хлеба, вылизывал обертки из-под масла и пустые консервные банки. Он всё время хотел есть, потому что бурно рос. Еды катастрофически не хватало. Дворничиха называла щенка Рыжухой, потому что щенок был девочкой. Когда дворничиха уходила, сделав свои дела, Рыжуха  рыла во дворе землю, но мышей не находила. Она обегала в поисках пищи ближние дворы, но собаки, которые там жили, изгоняли её со злобным лаем. Им совсем не нужны были конкуренты. Собак было много, а пищи мало. Самим не хватало. Она возвращалась к своей скамейке, ставшей её домом, ложилась в ямку, свернувшись калачиком, и грустила.
Рыжуха грустила, потому что ей не хватало, не только пищи, но и общения. Хромой пёс под первой скамейкой общаться не любил, но ласки золотого щенка терпел. Чёрный пёс под второй скамейкой золотого щенка игнорировал. Братья были неизвестно, где. Дворничихе было всегда некогда. Щенку хотелось игр, возни, догонялок. Было кратковременное общение с жителями дома. В большинстве случаев с женщинами. Они мимоходом восхищались красотой подрастающего щенка, превратившегося в подростка. Но им и в голову не приходило, что Рыжуха частенько голодает. Мужчины относились по-разному. Чаще всего, проходили мимо, даже не взглянув. Некоторые подзывали и трепали Рыжуху по голове. Но был один молодой мужчина, живший в крайнем подъезде, ненавидевший её и вообще всех собак. Идя мимо, он норовил пнуть Рыжуху, и говорил:
- Я тебя всё равно изведу! Всех вас изведу!
Рыжуха, завидев, как он выходит из подъезда, спешила прочь. А однажды он, увидев, как она убегает, позвал сладким голосом:
- На, на, на! Мясо! Иди, я тебе мяса дам.
И в самом деле, у него в руке был восхитительный кусок мяса, и у Рыжухи потекли слюни. Она смотрела издалека на этот кусок мяса, но слишком хорошо помнила пинки, доставшиеся ей от этого человека. Интуиция подсказывала ей, что мясо брать нельзя. Зато к молодому человека радостно заковылял чёрный пёсик. Человек бросил ему мясо, сел в автомобиль и уехал. А Рыжуха, спустя час, наблюдала, как чёрного пёсика корчило в судорогах, изо рта его шла пена и к вечеру он умер. Та же судьба постигла и большого чёрного пса. Но как молодой человек, ни соблазнял мясом Рыжуху, она не подходила и мясо из его рук не брала.
- Сука! – ругался он. – Сука проклятая! Я найду способ!
И может быть, он бы и нашёл, но его автомобиль попал под обстрел и молодой человек погиб – заживо сгорел в своём автомобиле по дороге в Донецк. Но ничего этого Рыжуха не знала. Просто, молодой человек, отравитель двух собак, внезапно исчез из её жизни. И она его забыла.
У Рыжухи появилось новое знакомство.
Она приметила, что из крайнего подъезда два раза в день выходит немолодая женщина с собакой на поводке. Собака была большая и беспородная, но красивая с пышным султаном хвоста и стоячими ушами. Типаж овчарки. Возможно, это была галахическая овчарка. Конечно, всех этих слов Рыжуха не знала. Собака ей понравилась. Она решила подойти и познакомиться.
На полусогнутых лапах, извиваясь всем телом, почти в узел завязываясь от  смиренного подобострастия, лишь бы её приняли в компанию, подошла Рыжуха к женщине с собакой. И она была ласково принята обеими. Женщина потрепала её по голове, с собакой они  обнюхались, соблюдая собачий этикет. Женщина вынула из рюкзака свёрток, в котором оказались размоченные в горячей воде куриные лапки. Это лакомство Рыжуха слопала в один присест.
Женщина что-то говорила Рыжухе, но что именно, собака не понимала, но, судя по интонации, говорила что-то хорошее. Женщина несколько раз повторила «Чара», указывая на свою собаку. . И Рыжуха поняла, что это её имя. Теперь у Рыжухи появились друзья. Два раза в день Рыжуха получала куриные лапки, а иногда и головы. Жизнь становилась прекрасной!
Время шло. Рыжуха расцвела. Из неуклюжего подростка она превратилась в красивую крупную собаку с золотой шелковистой шерстью. Жители двух домов, окаймлявших двор, глядя на Рыжуху, вспоминали, что в 146-й квартире жила семья и в этой семье жил золотистый ретривер. Когда началась война, семья спешно покинула город. Ретривера с собой не взяли. Просто выпустили на улицу и уехали. Он присоединился к стае одичавших собак, а потом исчез непонятно куда. Рыжуха была похожа на него, как клон. Посторонние люди продолжали называть её Рыжухой, так же называла её и женщина с собакой. Дружба Рыжухи с женщиной из крайнего подъезда продолжалась. И однажды Рыжуха до того осмелела, что отправилась вместе с ними на прогулку в степь, которая начиналась сразу за домами. Надо было только перейти дорогу. Правда, женщина нервничала, потому, что у Рыжухи не было ни ошейника, ни поводка. Она бежала рядом. А дорогая была та самая, через которую Зося водила щенков в степь выкапывать из норок мышей. И дорога эта не была безопасной. По ней стало бегать ещё больше рычащих и фырчащих огромных чудовищ.
Стояли жаркие сентябрьские деньки. Они шли втроём на запад по дороге, ведущей к дачам. Женщина спустила свою собаку с поводка, и две подружки побежали вперёд. Золотое солнце висело уже низко над горизонтом. Они дошли до первой посадки. За горизонтом что-то ворчало и громыхало, словно там переворачивалось с боку на бок огромное железное чудовище. Женщина остановилась и опасливо прислушалась. Собаки затеяли весёлую возню. Ладно, решила женщина, пройдёмся до второй посадки. До темноты ироды стрелять не станут. Может быть, не станут. А если станут, то придётся давать дёру. И они отправились ко второй посадке, видневшейся в полукилометре. Слева степь стала полого подниматься, переходя в невысокие холмы. Собаки скакали по склонам, и женщина радовалась, что они набегаются и наиграются вволю. Она перевела взгляд на горизонт, за которым раздавалось глухое угрожающее ворчание. А когда посмотрела на склон, по которому только что прыгали собаки, то увидела, что собака одна. Второй не было. Рыжуха исчезла. Сначала женщина подумала, что собака отбежала. Но она не появлялась. Женщина призывно посвистела. Прибежала её собака Чара и женщина взяла её на поводок.
- Чара, спросила она, - где Рыжуха?
Чара знала, где Рыжуха, но сказать не могла. Она потянула хозяйку в сторону холма. Хозяйка шла за Чарой и вдруг у самого подножия холма та остановилась. Хозяйка посмотрела, и у неё похолодело сердце. Чара стояла у края круглой дыры. Это был бетонный коллектор, края которого были утоплены в земле, так что получилось подобие воронки. Женщина посвистела, и из-под земли послышалось слабое поскуливание. Видимо, бегая по склону холма, Рыжуха соскользнула в это воронку и теперь была в ловушке, на дне бетонного колодца. Женщина стояла, охваченная ужасом. Как глубок был этот колодец? Есть ли на дне вода? Не сломала ли Рыжуха лапы или рёбра?
Солнце коснулось края горизонта. Ворчание и громыхание за горизонтом усилились.
- Рыжуха, - позвала женщина, осторожно пытаясь заглянуть в яму. – Рыжуха, я здесь!
Ответом было жалобное посвистывание.
- Рыжуха, - сказала женщина. – Я не могу остаться с тобой на ночь. Утром я приду и вызволю тебя. Потерпи, пожалуйста! Сейчас я ничего не могу сделать. Солнце садится и через полчаса станет темно. Прости меня, что тебе придётся здесь переночевать одной. Ничего не бойся, если будет грохотать. В этом смысле, ты в безопасности. Жди меня!
И женщина с Чарой отправились к домам, видневшимся вдали. Всю дорогу назад женщина плакала, а Чара притихла и не требовала от хозяйки игр. Когда они достигли дороги, пролегавшей мимо этих домов, уже пала темнота и раздавались первые залпы украинских САУ.

Рыжуха лежала на дне бетонного колодца и ничего не понимала. Только что она весело играла с Чарой. Они бегали наперегонки по склону холма, и вдруг она заскользила вниз, вниз, вниз и провалилась под землю. Она упала, пролетев три метра, и приземлилась на рыхлую землю на дне. Пахло сыростью.
Рыжуха легла и прижалась боком к бетонной стенке. Она слышала, как кричала, свистела и что-то ей говорила хозяйка Чары. Тон был ласковый, успокоительный. А потом она осталась одна. Стало совсем темно, и Рыжуха начала плакать. Ей было страшно.
Через некоторое время над головой загромыхало. Рыжуха плотнее прижалась к стене, перестала плакать и только дрожала всем телом. Ей захотелось пить. Неподалёку упал снаряд. Удар был такой силы, что земля сотряслась. Струйки рыхлой почвы с шорохом посыпались сверху. И тогда Рыжуха завыла. Но её слышали только звёзды, равнодушно мерцающие над краем колодца. Всю ночь гремело в вышине. Всю ночь снаряды падали и разрывались вдали и поблизости. И всю ночь Рыжуха выла, не переставая.
Но когда кружок неба над её головой посветлел, и исчезли звёзды, грохот прекратился. Но Рыжуха продолжала выть.

 
Ранним утром, когда ещё солнце не показалось на востоке, на запад по дороге мимо бетонного колодца проехал автобус. И остановился. Сквозь шум работающего двигателя люди различили собачий отчаянный вопль. Из автобуса вышли вооружённые люди в камуфляже. Один из ополченцев нагнулся над краем колодца и позвал её:
- Эй, псина! Как же ты сюда попала!
Вой был в ответ.
Ополченцы обсудили проблему. Кроме автоматов у них с собой ничего не было. Водитель достал пластмассовое голубое ведёрко из-под сидения, налил воды, привязал верёвку. Ребята осторожно спустили ведёрко на дно. Потом разломили батон хлеба и побросали куски вниз.
- Заедем к тебе вечером, когда обратно поедем,  - крикнул один из них вниз, - привезём лестницу. Вызволим. Не боись!
Ребята подняли два молодых деревца, лежавших неподалёку. Видно было, что деревца  были недавно срезаны осколками снарядов. Два ополченца осторожно вставили их в жерло коллектора. К одной из веток они привязали яркий пластиковый пакет, чтобы он сразу бросался в глаза. Так они пометили эту яму, чтобы на обратном пути её легко было найти. Ополченцы сели в автобус и уехали. Рыжуха чувствовала себя обманутой и покинутой всеми. Она очень хотела пить, но к воде не притронулась. Не притронулась она и к хлебу. Она хотела наверх, на солнышко, под свою скамейку.
И она продолжала выть и плакать.

Елена Ивановна, придя домой, вытерла слёзы и начала звонить во все службы города, отвечающие за спасение живых существ. Горячая линия не отвечала. МЧС тоже. Ответила пожарная часть. Выслушав просьбу Елены Ивановны, дежурная ехидно спросила: - А ещё Вам котика с дерева не снять? – и бросила трубку. За окном уже выло и грохотало, и посвистывали снаряды, пролетая мимо в тёмном небе. Елена Ивановна принялась звонить друзьям. Друзья ответили, что придут спасать собаку и Елена Ивановна, покормив Чару и кошек, легла в постель. Но сон не шёл. Она привыкла за этот год спать под канонаду, но её беспокоило состояние Рыжухи, сидящей в одиночестве и в темноте глубоко под землёй, а это было хуже канонады и заснуть не давало. Елена Ивановна представляла, как Рыжуха лежит на дне колодца и её охватывал ужас, который испытывала собака.  Это была ловушка, яма, колодец, из которого собака не могла выбраться самостоятельно. Это походило на погребение заживо, только без засыпания землёй. И, главное, Рыжуха не знала, выберется она или нет. Сейчас её, должно быть, охватило жуткое чувство одиночества и сиротства. Это было невыносимо, и Елена Ивановна стонала сквозь зубы от бессилия, мысленно подгоняя время к рассвету. Очутиться под землёй казалось ей несчастьем, хуже которого, и быть не может. У человека, думала она, как и у животного, есть инстинктивный страх оказаться ниже уровня земли. Недаром древние греки поместили Аид, подземное царство мёртвых, под землёй.
Да, сказала она себе, но земля не только поглощает, как поглотила она Персефону, но и возвращает её на землю, чтобы цвела жизнь.
И вспомнила Елена Ивановна, как в детстве с замиранием сердца читала она рассказ Николая Гарин-Михайловского «Тёма и Жучка». Жучку злой человек бросил в старый заброшенный колодец в саду. Об этом мальчику Тёме рассказала няня. Ночью мальчик идёт к колодцу. Ему страшно, но он должен спасти свою собаку. Он обвязывается верёвкой и спускается в колодец. Обвязывает верёвкой Жучку. Вылезает наверх и вытаскивает собачку из колодца. Елена Ивановна вспомнила, как она плакала от жалости к Жучке, и как восхитил её поступок храброго мальчика.
Жучка, побыв некоторое время под землёй, была спасена и как бы возродилась. Это было символично.
Завтра, подумала, я сама спущусь в коллектор. Лишь бы там были скобы. Если их нет, то придётся где-то добывать лестницу. С верёвками мне не справиться. Мужчины что-нибудь придумают. Когда начался рассвет, канонада внезапно стихла, будто кто-то нажал на кнопку выключателя.

В девятом часу утра все – две подруги с мужьями - были на условленном месте. Однако, как выяснилось, ни у кого дома не нашлось подходящей веревки или лестницы. Пятеро человек шагали по пыльной степной дороге на запад под встающим над их головами жарким солнцем. Они обсуждали планы спасения собаки. Неподалёку была очистная станция. Было решено, что мужчины пойдут на эту станцию в поисках чего-нибудь, что помогло бы вытащить Рыжуху наверх, а женщины будут ждать у коллектора.
Более всего Елена Ивановна боялась, что вражеские гаубицы начнут стрелять днём и прикидывала, что тогда делать.
- Ляжем на землю и будем лежать, авось пронесёт! – сказала Лариса.
- Можно к Рыжухе в коллектор прыгнуть, - предложила Ольга.
И они засмеялись.
Была одна надежда, что стрелять не начнут. Всё зависело от везения.
На дороге то там, то здесь встречались им свежие воронки. Елена Ивановна вспомнила, как месяц назад по дачам били вражеские гаубицы. На дачах в это время были люди. Они спрятались в своих домиках. И снаряд влетел прямо в один из них. Это был дачный домик пятидесятилетней женщины, врача по профессии. Она тоже ушла в дом, когда начался обстрел. Домик был разбит вдребезги. Хоронить было некого.
Наконец, дошли до коллектора. К их удивлению в его жерло были вставлены два молоденьких деревца, очевидно погибших от осколков снарядов.
- Странно, - сказала Елена Ивановна. – Кто бы это мог сделать? Я этого не делала.
Мужчины отправились на очистную станцию. Женщины окружили жерло коллектора.
- Рыжуха, - крикнула вниз Елена Ивановна, - ты здесь? Мы пришли. Потерпи немного.
Снизу донеслось поскуливание.
- Не плачь, Рыжуха! Мы тебя спасём! Кто у тебя был?
- Смотрите, - сказала Ольга, - как посечены осколками деревья на склоне холма.
На дороге со стороны дач показался автомобиль. Через несколько минут возле женщин остановился старенький «Москвич». На его крыше была плашмя привязана длинная деревянная лестница.
Из автомобиля вышел живописно одетый старик: на голове бандана из камуфляжной ткани, джинсы с прорехами на коленях, и свободная пёстрая рубаха. Ни дать, ни взять - бывший хиппи. Старик отвязал лестницу и подошёл к женщинам.
- Где собака? – спросил он.
Они указали ему на дыру в земле.
- Щас! – сказал старик, - положил лестницу у ног, вытащил из нагрудного кармана рубахи небольшую трубку и раскурил её.
- Собака, чья?
- Моя! – сказала Елена Ивановна.
- Большая?
- Не маленькая.
- Злая?
- Вряд ли. Она ещё подросток.
- Ты что, о своей собаке не знаешь, злая она или нет?
- Она со вчерашнего дня моя, - нашлась Елена Ивановна. – А откуда Вы узнали про собаку?
- Ополченцы мимо дачи ехали, спросили, нет ли лестницы, чтобы вечером собаку достать из коллектора. Ну, я подумал, чего до вечера-то ждать. Ополченцы поедут назад, а собака-то, вот она!
- В каком смысле – вот она? – нахмурилась Елена Ивановна.
- А мне сторож нужен. Я не думал, что собака хозяйская.
- Хозяйская! – отвечала Елена Ивановна.
- У тебя же есть Чара, - тихо сказала Лариса.
- Будет две собаки!
- А деревцами Вы яму пометили? – спросила Елена Ивановна.
- Не, - отвечал старик, - это ополченцы. Тут ведь вдоль дороги по обочине много таких ловушек.
- Так ведь и человек может в них провалиться в темноте, - ужаснулась Елена Ивановна.
- Может, - согласился старик. – Если кто не знает, то может.
Вы лестницу установите, - сказала Елена Ивановна, - а я сама спущусь. Меня она не покусает.
Он докурил трубку, вытряхнул из неё пепел и сунул в карман.
- Отойди, хозяйка, - сказал он. - Это мужское дело. Не покусает.
Крякнув, он поднял лестницу и стал осторожно опускать её в коллектор. Установив её, он стал спускаться вниз. Через некоторое время показалась его рука с голубым пластмассовым ведёрком, полным воды. Женщины приняли его.
- Собака где? – крикнула Елена Ивановна в нетерпении.
Над краем бетонного кольца показалась голова старика.
- Не ори! – сказала голова. – Цела твоя собака! Щас!
И голова в бандане уплыла вниз.
Елена Ивановна стояла наготове. И вот, наконец, из бетонного колодца стала плавно выплывать голова старика и рыжая голова Рыжухи в крепкой его руке, державшей её за шиворот. Елена Ивановна подхватила собаку и поставила её на землю. Лапы были целы. Рыжуха отбежала от края коллектора и жмурилась. Видно было, что она в смятении и от прошедшей страшной ночи, и от солнечного света, и от большой компании людей, смотревших на неё.
- Метра три глубины, - сказал старик, выбравшись наружу. – Там почва мягкая, листья. Главное, ничего не сломала.  Оклемается!
- Там внутри есть скобы? – спросила Елена Ивановна.
- Ни одной! Мать их, как делают коллекторы, что без лестницы не спустишься!
Вернулись мужчины с пустыми руками. На очистную станцию их не пустили: режимный объект, и военное время.
Рыжуха сидела поодаль и ждала, сияя на солнце, как сгусток золота. Возродилась, думала Елена Ивановна, глядя на собаку. Не назвать ли мне тебя, Персефона, подумала она. Или Прозерпина. Нет, слишком длинно. Да и вычурно для собаки. Как же мне тебя наречь?
Елена Ивановна поблагодарила старика. Мужчины покурили.
- Я бы вас подкинул до города, - сказал старик, устраивая и привязывая  лестницу на крыше «Москвича», - да там воронки. Прям, слалом будет.
- Спасибо, - отвечала Елена Ивановна. – Ничего, мы дойдём потихоньку. С нами ведь Рыжуха.
Прежде, чем расстаться со стариком, Елена Ивановна спросила его:
- Не боитесь жить на даче? Вон что творится.
- А шо бояться, я в подвале сплю, - отвечал старик. – Там по такой жаре прохладненько. А шум мне не мешает.


Они шли по дороге к домам вырастающим им навстречу. Говорят, что ещё тридцать лет назад здесь была степь. А теперь стоят девятиэтажные дома и издали не разобрать, то ли ты в Москве, то ли в Петербурге. А это ни то, и ни другое. Это Горловка, большой шахтёрский город на Донбассе, город, над которым гремит война.
Рыжуха бежала впереди и всё время оглядывалась. Ей хотелось есть и пить. И выспаться. Попрощавшись с друзьями, Елена Ивановна вошла во двор и направилась к своему подъезду, а собака потрусила к скамейке.
- Рыжуха, - позвала Елена Ивановна, - пойдём со мной.
Рыжуха постояла, подумала и согласилась.
Они поднялись на четвёртый этаж пешком, потому, что лифт из-за войны не работал. Елена Ивановна отперла ключом замок и распахнула дверь.
- Входи! – пригласила она.
И Рыжуха вошла.
Теперь у неё была новая мама, и свой дом.
И она сразу попала в объятия Чары. Пока собаки приветствовали друг друга, Елена Ивановна вошла в ванную комнату умыться. Рыжуха оставила Чару и пошла за хозяйкой. Ей было всё интересно в новом доме. Елена Ивановна вытирала полотенцем руки и задумчиво смотрела на собаку.
- Нет, - сказала она, - ты – не Рыжуха. Давай-ка, я тебе новое имя дам, ибо ты родилась заново.
Она брызнула на собаку водой из-под крана и объявила:
- Нарекаю тебя Мотей!

2 декабря 2016
Горловка


















.