Сюрприз на Новый год

               
          - Крайняя степень жестокости – отчетливо произнес Павел Сергеевич.
    -  Злоба? – предположила Ирина Андреевна, его жена
    - Не, восемь букв, но первая вроде бы «З».
    - Зверство?
    - О, вроде, оно, - Павел Сергеевич склонился над кроссвордом.
    - Ерунда какая, вот звери никогда такими злобными не бывают как люди. Они ж для еды убивают, а люди часто для удовольствия!
    - Ну уж и часто, - не согласился Павел Сергеевич.
    - Ладно, не часто, но убивают же! Вот у бабки Веры в прошлом году…
    - Погоди, у тебя этих историй по пятку на каждое слово! Ты вот что скажи: «Квадрат, который плющит»
    - Кого плющит?
          - Не знаю, так написано…Плющит и всё.
    - Кирпич!
    - Опа! Что это он плющит?
    - Ну на что упадет, то и сплющит…
    - Не подходит, тут четыре буквы всего, -  Павел Сергеевич с сожалением покачал головой.
    - Ну все, повесила! – довольно посмотрела Ирина Андреевна на дело рук своих.
   На веревке плотной полосой висели дачные одежки. Куртки, свитера, футболки…
    - Декабрь, а мы уже готовы к новому сезону! Починила, постирала, повесила! А ты отстаешь – обещал же петли на дверях поменять.
    - Да не в петлях дело, я посмотрел, их надо на новое место прикрепить, дрель нужна…
Ирина Андреевна налила чай и села к столу.
    - Все отгадал?
    - Два слова осталось, - с досадой сказала Павел Сергеевич, - на одну букву начинаются, квадрат этот дурацкий и художник с той же буквы по вертикали, пять букв, последняя «х».
    - Не сильны мы с тобой в художниках-то, – вздохнула Ирина Андреевна и некстати добавила, - как же это мы с тобой сахар забыли забрать? 
    - Да что с ним сделается! Он же в ящике.
    - А то эти изверги не прогрызут фанерный ящик! Да-а-а… И сковородки не убрали, как бы не залез кто, так на металлолом и утащат…
   Павел Сергеевич решил сменить тему, чтобы окончательно не испортить настроение. Это жена не знает еще, что он все сносил в тайничок, а как следует его и не закрыл. А тут сразу похолодало, замело все, он простыл, две недели кашлял. А снег все валил и валил. О поездке на дачу и думать нечего было.
    - Ладно, мать, не переживай, обойдется, небось… Ты завтра-то что делать собираешься?
    - Так Наталья же звонила, опять у нее давление! Поеду, помогу чем смогу.
    - Как же, как же, - проворчал Павел Сергеевич, - давление у нее… Как еда кончается, так давление поднимается. Опять с полными сумками поедешь…
    - Ну так, сестра, как не помочь. Болеет.
    - Ты бы посоветовала кушать поменьше, может, и не болела бы так. Сколько она уже весит-то? Килограмм сто пятьдесят?
    - Да ну тебя! Хоть и сто пятьдесят. Свое ест.
    - Ой ли?
    - Ну не начинай, Павлик, что ты опять!
   Тут за спиной Ирины Андреевны раздался шорох, и оба подскочили. Веревка оборвалась, и все белье оказалось на полу.
    - Ты, мать, многовато навешала-то…
    - Да веревка старая просто, смотри, тут уж узел на узле!
    - Погоди, я же осенью моток покупал капроновой такой хорошей веревки, метров 30 что ли?
    - Ну тридцать… так все тридцать на даче  и валяются. Я за домиком хотела натянуть, там и надо то метров пять. Ну ничего, я сейчас веревочкой надвяжу, до весны продюжит.
   Ирина Андреевна надвязала веревку и опять все выстиранное развесила.
   - Давай, отец, спать пораньше сегодня пойдем, а то утром хочу  успеть на первую электричку. А ты завтра молока купи. Да поглядывай на бутыли-то.
   Павел Сергеевич только крякнул. Бутыли эти… Весной еще прошлой сделал жене подарок: обрезал  пятилитровую бутыль из-под воды и повесил в простенке между окнами.  Жена оплела ее какой-то красивой оплеткой из веревочек (на букву «м» - никак у него не получалось название запомнить), поставила горшок с разросшейся традесканцией туда и очень осталась довольна. Но осенью очень понадобилась Павлу Сергеевичу полоса пластиковая, он, не долго думая, снял бутыль  и разрезал: вон  сколько их  у мусорных баков валяется! Мусор пойду выносить, да и подберу, подумал он. Но то ли народ на фильтры перешел, то ли зима и люди вообще воду перестали пить, чего-то все не попадались пустые пятилитровки! А на полочку Ирина не соглашалась, как же этот горшок без кружевной тряпки обойдется?
   - Ладно, ладно, - проворчал он, - погляжу…
    Утром Ирина Андреевна собрала продукты и еще затемно вышла из дома. А Павел Сергеевич решил сделать ей сюрприз. На дачу съездить. И правда, сахар привезти, дрель он еще там оставил, хоть и старенькая, а все жалко, если залезет кто да позарится. Веревка опять-таки. Зачем там тридцать метров-то? Там и пяти хватит. А самое главное – там пятилитровых бутылей этих – восемь штук! В них хранился стратегический запас воды  в подвале. На зиму там в каждой бутылке  было по три литра (чтобы не раздуло их сильно).
    Он потеплее оделся, взял старенький рюкзачок, маленький термос с чаем и внимательно оглядев квартиру, решительно вышел из дома.
   Дача была не так уж и далеко. На троллейбусе до Золотой горки, а там минут двадцать по узким окраинным улочкам с небольшими частными домиками, да двадцать минут по роще. Вся сложность заключалась в том, что зимой туда никто не ходил, и дорогу сильно заметало. Особенно в роще.  Как он пройдет? Хорошо еще, что тепло, градуса три всего ниже нуля. Обещали, правда, сильный снегопад, а к вечеру  похолодание, но Павел Сергеевич надеялся управиться и до снегопада и до холода. Небо было даже не очень пасмурным. С троллейбусом повезло, он подошел через минуту и на душе у Павла Сергеевича стало совсем хорошо. А чего печалиться? Здоровье пока есть, Новый год скоро, любимая внучка будет у них больше недели, пока дочь с зятем на горных лыжах будут кататься, солений-варений полно… Линолеум бы вот только в коридоре перестелить… Это сколько же метров купить надо? Павел Сергеевич углубился в расчеты и спохватился только у самой конечной остановки. Торопливо натянул шапку и вышел. Да, небо затянуло тучами так быстро, что он даже удивился, но, не обращая на это внимания, быстро пошел по знакомым улочкам. А вот и роща… До половины ее он дошел в общем, без проблем, но вот в низине, особенно за старой приметной березы с двойным стволом,  снег лежал почти по пояс и он порядком выдохся за эти сто метров. Дальше пошел дачный поселок, здесь снег сдувало ветром и стало намного легче. Вся дорога от остановки заняла почти час. Домик встретил его хлопающими ставнями. Павел Сергеевич заподозрил было неладное, но пригляделся и понял: ставни он забил толстой доской, а гвоздь оказался коротковат, и доска отлетела. Пришлось с этого и начать. Потом он посмотрел на ящик с сахаром: да, прогрызли-таки изверги! Правда, дырочка была маленькая, сахар из нее тек тонкой струйкой, очевидно, пока мышам этого хватало. На полу был только крошечный холмик, а вокруг следы мышей и отходы их жизнедеятельности.
   - Шас я вам все удовольствие-то нарушу! – сердито сказал Павел Сергеевич и посмотрел под стол, словно надеясь увидеть там этих злодеев. Он вытащил мешок, взвесил его на руке. Хм… килограмм  пять не будет, но где-то около. Тяжело. Опять-таки летом снова сюда тащить? Нет, он поумнее поступит. Где-то тут были пустые полторашки… А, вот… А воронка? Все уже попрятали… Павел Сергеевич достал перочинный нож,  отрезал им половину пластиковой бутылки и приставил горлышко к горлышку. Воронку такую придумал. Чистой баночкой пересыпал сахар сначала в одну бутылку, потом во вторую, третью… Опустился в погребок, засунул все в дальний угол под тряпки и начал поиски дрели. Дело неожиданно затянулось – на месте ее не оказалось.  «Куда же это я ее засунул-то?» - начал сердиться Павел Сергеевич. И вдруг почувствовал, что устал. «Так, я сейчас чаю попью, отдохну, и подумаю, что же я этой дрелью делал в последний раз» Он зажег свечку. В домике было темно, ставни были забиты и только слабый свет дня еле проникал сквозь маленькие щелочки. Павел Сергеевич налил чай, и с удовольствием прихлебывая горячее питье,  начал вспоминать последние дни на даче. «Дожди тогда долго шли, потом распогодилось, картошку поздно выкопали, в погребке еще месяц лежала, пока соседей не попросили вывезти… О! Я же крышку погребка ремонтировал! Дрель там, наверное, и лежит» Павел Сергеевич спустился в погребок. Огляделся. Нет, дрели нет. «Конечно, что я, совсем спятил, дрель в погребе оставлять! Погоди, я же полочку в зале над диваном потом делал!» Павел Сергеевич быстро поднялся, и действительно, в зале на диване под кучей тряпок нашел старый любимый инструмент. Достал список. Ага. Сковородки в тайничок.  Он вышел из домика и неприятно удивился – снег валил так, что сараюшку было видно плохо. Посмотрел: действительно, тайничок не закрыл. Хорошо, лихие люди обошли стороной. Попытался закрыть, но и здесь дело застопорилось, крышка покосилась, и он долго не мог сообразить как ее закрыть. Пришлось доставать молоток, пилу и гвозди. Кое-как управился.  Дальше дело пошло быстрее, в домике он нашел веревку, отрезал от нее метров семь, остальное сунул в карман. Огляделся, еще раз проверил список. А, бутыль-то… Вот досада, ни одной пустой. Ладно, три литра льда – невелика тяжесть… Ну вот теперь все. Вышел из домика и ахнул. Снегопад прошел. Пушистый снег облепил кусты и деревья, последние лучи солнца осветили тучи снизу малиновым светом. Легкий, полупрозрачный, только что выпавший снег был окрашен в такой цвет, какого Павел Сергеевич еще никогда не видел.  «Красота-то какая! Да ради одного этого можно было прийти!» Он еще несколько минут постоял, не в силах оторвать глаза от искрящегося пейзажа, но вот солнце скрылось, и Павел Сергеевич заторопился. 
   Мимо дачных домишек он прошел,  утопая в снегу чуть ли не по пояс. С тревогой подумал о низине в роще. Сто метров… Как-то он их одолеет? Но отступать некуда. Плохо то, что он позволил себе увлечься, провозился слишком долго. Хотя… вот что делать не надо было? Ставни? Да нет, чинить было просто и быстро. Тайничок? Ну да, здесь можно было просто завалить тряпками и все… Но весной всю конструкцию так перекосило бы, что на починку ушло бы времени намного больше. «Хорошо, что починил!»  - упрямо подумал Павел Сергеевич. Вот и низина. Он уже устал, а снегу здесь нападало столько, что он утопал в нем почти по грудь, каждый шаг  давался со все большим трудом. До знакомой   березы с развилкой осталось метров пятьдесят. Рыхлый снег вдруг показался болотом, из которого он никак не мог выбраться. Павел Сергеевич упрямо разгребал его руками и тут понял, что он перестал продвигаться вперед. Застрял. Он запыхался, устало опустил руки. Действительно резко похолодало, и лицо начало сильно мерзнуть. Павел Сергеевич сбросил рукавицы,  потер щеки руками и опять начал пробиваться вперед. Однако легкий, пушистый снег никак не хотел отлетать в стороны, он, тихо шурша, ссыпался ему под руки и  опять никакого продвижения не получалось. Павел Сергеевич почувствовал сильную тревогу. «Неужели, вот так, здесь, в темноте, один…» Резкая боль пронзила грудь слева. Он замер. Левая рука онемела и тревога начала сменяться страхом. Он сделал еще одну отчаянную попытку вырваться из рыхлого плена, но силы были на исходе, и продвинуться не удалось ни на сантиметр. А я даже записки не оставил, думал, быстренько обернуться - с сожалением подумал он. Старенький дочкин телефон уже на даче жалобно пищал, требуя зарядки. На холоде аккумулятор сел быстро. «Устроил сюрприз на Новый год…» - пришла грустная мысль… Он стал представлять, как найдут его тело весной. Стало так жаль себя, что  в носу защипало.
   Павел Сергеевич откинулся на спину и посмотрел на  потемневшее небо. Оно было ясным. Мерцали звезды. Да. Вот это проблема. Он вдруг вспомнила, как осенью в метро вышел на площади Ленина и наткнулся на молодого парня:
     - Добрый день! Мы представляем социальный проект от школы психологии! Можно поговорить на любую тему!
    Павел Сергеевич отмахнулся, не до них. Потом вдруг подумал: а почему бы и не поговорить?
   Ему предложили пройти в небольшую комнату  Там сидела молодая женщина с карточкой на груди, где было написано ее имя. Алена? Нет… Как-то по другому, Павел Сергеевич забыл…
   - Ну давайте, - улыбнулся он ей, - поговорим… Он почему-то решил, что она сейчас будет записывать его возраст, болезни, еще чего-нибудь, а потом объявит что ему можно, а чего нельзя
   - Давайте, - улыбнулась и Алена. – Какие у Вас проблемы?
   - Так… А у меня-то и нет никаких… - даже растерялся он. 
   - А у кого-то есть?
   - Есть! – вдруг решился он. – Дочка у меня с зятем не ладит. Тот все карьеру делает, а она дома одна да одна…  К нам приходит… эээ… рассказывает…
   Он хотел сказать: «Жалуется», но это было бы неправдой, она и не жаловалась, но смотрела такими несчастными глазами, что у Павла Сергеевича душа переворачивалась. А что делать? В общем, зять ему нравился, как он мог ему сказать: «Ты работай поменьше, побольше дома сиди»? Глупо. И дочку жалко.
   Алена помолчала. Потом взяла ручку и нарисовала ровный круг. На нем три точки на равных расстояниях: большую (Это Вы – пояснила она), поменьше (это жена) и маленькую (это дочь).
   - Смотрите, это ваша семья. Вы долго жили втроем, устанавливали свои правила и все у вас было хорошо… Ну, надеюсь… - улыбнулась она и нарисовала  другой круг поменьше, захватывающий только маленькую точку. Поставила там еще одну точку. – А теперь ваша дочь вот здесь, у нее своя семья. В этой семье правила свои, они их сами устанавливают. Вы что, хотите, чтобы они в своей семье жили так, как хотите Вы?
   - Я хочу, чтобы у них все было хорошо! – возразил Павел Сергеевич.
   - Это как? – спросила Алена.
   Павел Сергеевич внимательно посмотрел на нее: она что, смеется? Вроде, нет…
  -  Хорошо – это и есть хорошо, - упрямо повторил он. – Что тут непонятного?
   - Знаете, - медленно сказала Алена, - есть такая старая история, может Вы ее слышали. Жили-были муж и жена. Жена очень любила мужа и всегда, когда резала хлеб, давала ему горбушки, потому что очень они ей нравились. Но однажды она решила: пятьдесят лет живем, могу уже и сама горбушечку съесть! Отрезала и съела. А муж так обрадовался: «Может, ты и дальше будешь их есть? Как я эти твои горбушки ненавижу! Они мне все десны исцарапали!». …
   Она замолчала и посмотрела на Павла Сергеевича. Он ничего не понял. Причем здесь горбушки?
   - И что? – спросил он.
   - Да то, что одному хорошо, другому может быть плохо, – ответила Алена. –  и вообще… Трудно решить проблему, когда ты в ней. А если представить, что эта проблема с кем-то другим, то взгляд будет объективней… 
    Она опять замолчала и похоже, больше ничего говорить не собиралась.
    Павлу Сергеевичу стало грустно. Он не ждал ничего особенного, но внутри теплилась надежда, что ему сейчас дадут какие-то научные рекомендации, рецепты, станет все понятнее. А все только запуталось. Горбушки эти… что он, не знал, что такое хорошо и что такое плохо? Жене он тогда ничего не сказал. Но через несколько дней, когда пришла дочь, он вдруг впервые заметил, какая она взрослая. Это уже совсем не та Юлька-Юла, которая с визгом бросалась к нему, подпрыгивая, чтобы обхватить его за шею тонкими ручонками.  Он начинал кружить ее, а она смеялась. Давно это было. А сейчас у нее морщинки уже. Морщинки! Это его даже немного напугало. До сих пор старел только он, а дочь все росла, расцветала, и почему-то казалось, что так будет всегда… Он не стал вмешиваться в их отношения и Ирине запретил. Может, поэтому, может, еще почему, но дочь с зятем стали чаще приходить к ним в гости, как-то успокоилось все, наладилось…
    Все это вспомнилось ему за минуту. Зачем?
    - На проблему надо посмотреть со стороны, - назидательно сказал он вслух и вздохнул.  Ага, давай, смотри-смотри  (он представил, что смотрит на себя откуда-то сверху, вроде как сорока  с березы)…  ну мужик… Застрял в снегу. Тяжело ему, дураку – нагрузился. Нагрузился… (при этом слове что-то сдвинулось в голове). А чего я рюкзак-то не сниму? Тяжелый ведь! Что там у меня? Старая дрель – что я, новую не куплю? Дороже жизни она прямо! Бутыль эта с куском льда – килограмма три точно. 
    Он даже разозлился. Что за манера цепляться за старые вещи? Надо же соображать!
   - Брошу, да и всё! – сказал  вслух решительно. И повторил:  – Брошу… Ага…
   Тут опять ожила привычка: зачем же бросать? Ведь  не обязательно здесь оставлять! Можно и вперед бросить! Потом долезу… если долезу…  и подниму… если найду… Ну вот если не найду, то и черт с ним! – так громко сказал он, что  даже оглянулся. Как будто испугался, что кто-то его услышит и посчитает сумасшедшим. Он снял рюкзак, взвесил его на руке и вдруг вспомнил: веревка же есть! Привязать ее к лямке было делом трех минут (руки уже сильно замерзли и плохо слушались), потом он  размахнулся и рюкзак отлетел метра на три. Левая  слушалась почему-то хуже.  Веревка дернулась в руке и натянулась. Павел Сергеевич начал медленно подтягиваться по ней и с облегчением понял: получилось!  Он сразу успокоился, ледяная игла в сердце растаяла, и следующий бросок получился гораздо уверенней. Через несколько минут старая береза оказалась рядом.   Здесь он опять взвесил  рюкзак  в руке. Идти надо было еще метров триста, утопая в снегу по пояс. Это уже легче, но он уже был без сил. Может, хоть бутыль выкинуть? Он представил радостные глаза жены и, вздохнув, забросил рюкзак за спину: эх, радости наши пенсионерские! Еще через двадцать минут он миновал  рощу,  в поселке было совсем легко, и вскоре уже шел к остановке. Народу было немного.
   - Троллейбусы-то ходят еще? – спросил у подвыпившего мужичка.
   - Чего ж им не ходить-то? – удивился тот.
   - Так поздно уже…
   Павлу Сергеевичу почему-то казалось, что прошло несколько часов.
   - Да семи еще нету, - сказал мужик, глядя на него во все глаза.
   Павел Сергеевич тоже оглядел себя и, сняв шапку, начал отряхивать снег с брюк и куртки. Все равно кондукторша в троллейбусе недовольно поджала губы, глядя на его заснеженную одежду. Но Павел Сергеевич постарался не обращать на это внимания, он с блаженным видом дремал на последнем сидении и надеялся, что успеет домой до приезда жены. Однако, она была дома и только руками всплеснула, увидев его.
   - Где же ты был-то, Паша?
   - Я тебе веревку принес, дрель вот, петли же надо поменять…
   - Да ведь снегу там, небось, выше головы, как же ты выбрался-то?
   Павел Сергеевич посмотрел в сторону окна, где между занавесок блестела черная полоска стекла.
   - Да вот, понимаешь, психология… - непонятно сказал он и усмехнулся. Потом достал бутыль и сунул жене:
   - Вот, прихватил там…
   Она даже руками всплеснула:
   - Надо же! Как раз к Новому году, я тут недавно такую тесьму нашла – даже расстроилась: вот бы украсила как хорошо макраме свое, а не получится. А теперь все будет как надо!
   Потом они ужинали, рассказывали друг другу о прошедшем дне, смотрели новости.
    - А я когда пришла, телевизор включила, про Рериха передача была, это не он у тебя в кроссворде-то?
    - О, тогда квадрат – это ромб! – сразу догадался Павел Сергеевич и засмеялся. Ему почему-то стало так хорошо, как давно не было. Уже в постели, закрыв глаза и перебирая события дня, он вспомнил заснеженную рощу, звезды в бездонном небе, старую березу и почувствовал, что что-то изменилось в нем.
   - Потом еще подумаю … - решил он про себя и уснул. Завтрашний день обещал быть хлопотным.