Верь мне

Верь мне



Мир, склеенный правдой.
Ложь в этом мире- враг.
Если ты правдою жизнь не живешь,
Тогда ты для всех чужак.

;
Пролог
Мы сидели с ней на траве возле нашего дома.
-А завтра я все-таки скажу ему все, что я думаю о нем, -воскликнула я, и прядь волос упала мне на лоб.
-Не вертись, -тихо сказала она.
-Кому это ты все расскажешь?
Сзади незаметно подошел отец.
-Сэму Ридрельсону, конечно. Ты бы знал, что он сотворил с моей тетрадью!
И вновь прядь волос упала мне на лоб.
 -Если ты продолжишь говорить о нем, то я не смогу заплести тебе косу, -прошептала она.
-Хорошо.
Отец продолжал стоять рядом и смотреть на то, как я перебираю в своих ладонях травинки, а она сидит сзади меня и плетет косу из моих непослушных волос.
Я вдохнула свежий воздух. Для полной идиллии не хватало только бабочки, которая сидела бы у меня на носу. Или на ладони. Вокруг была настоящая красота: наш сад, за которым мы ухаживаем все вместе, птицы, которые поют и мое любимое вишневое дерево. Я сама сажала его, но ухаживаем мы за ним все вместе. Я надеюсь, оно еще долго простоит на этом месте.
Мне так хорошо...
-Как насчет того, чтобы завтра сходить в парк? -промолвил наконец папа.
-Парк? -я удивленно подняла брови, посмотрев на него. И тут же зажмурилась от яркого солнца. -Но ты же завтра собирался...
-Я знаю, -не дал возможности договорить он мне. -Но планы меняются. У меня есть свободное время, ну так что?
Я улыбнулась и готова была обнять его, но вовремя вспомнила, что коса еще плетется.
-Я "за",-ответила я.- А Диас пойдет с нами?
Папа кивнул, и я еще больше обрадовалась. Настоящая семейная прогулка.
-А ты пойдешь?
Отец обратился к ней. Она ничего не ответила, но, видимо, кивнула, потому что папа удовлетворенно улыбнулся.
Мне нравилась его улыбка. Всегда.
-Готово, -сказала она. Я наконец-то смогла встать с травы. Дотронулась до своих волос и ощутила их сплетенных воедино в длинную косу,.
-Спасибо.
Она посмотрела на меня. Внимательно, будто пыталась разглядеть каждый миллиметр моей кожи, будто хотела запомнить все до единой детали.
-Никогда не отрезай их, Адель. У тебя прекрасные волосы.
Папа улыбнулся. Я тоже.
-Обещаешь мне? -спросила она, глядя мне в глаза.
Я смотрела в ее, и в них столько всего отражалось. Я любила цвет ее глаз, ведь у меня был такой же.
-Мне нравятся твои волосы. Пообещай, что никогда не отрежешь их.
-Обещаю,- сказала я.
И это была первая моя ложь...;
Часть 1
Ложь

Глава 1
Вера — это уверенность без доказательств.
Анри Амьель
Адель
-Отпустите меня!- кричу я. -Отпустите!
Но от этого хватка не ослабляется. Лишь становится сильнее.
-Пожалуйста! -кричу я. Глаза наполняются медленно слезами.
Страх, злость и отчаяние смешались в один клубок и давят на мое хрупкое сердце.
Мне никто не поможет.
Эта мысль стучит у меня в голове, затмив собой любые другие.
Я делаю еще одну попытку вырваться. Снова неудача. Мои ноги скользят по хорошо отполированному полу. Я не хочу...
-Отпустите!
Горло раздирает боль, и от этого меня бьет кашель.
-Правда все равно не сможет до меня добраться, -тихо шепчу.
После этого я расслабляюсь, и внутри все будто освобождается от того груза, который я несла.
Все хорошо.
Все будет хорошо.
Порой нужно просто плыть по течению, полностью отдавшись ему.

Идеология нашего общества такова: ты не можешь лгать. Даже, если захочешь. Ты все рано не можешь лгать. Ложь карается по закону тюрьмой, это в лучшем случае, в худшем тебя казнят. Наверное, трудно представить это. В нашем мире существует казнь. Да. Казнь существует.
Все дело в неправде. Давным-давно люди решили, что ложь уничтожает человека. В нас накапливаются разные пороки, когда мы лжем. Проще говоря, мы портимся. Поэтому все пришли к единому выводу: запретить в обществе ложь. Так мы сохраним в себе чистые и непорочные души.
Я никогда не была согласна с этой идеологией. В природе человека заложена ложь. Невозможно все время говорить правду. Ведь говоря все время правду, мы боремся сами с собой, со своей природой. Неужели, это так плохо? Мы люди, естественно, что мы порочны. Но мое мнение никому не интересно. Общество без лжи. Я живу именно в таком.
Чтобы распознавать, говорит ли правду человек, в каждом из нас есть маленький микродатчик. Что-то вроде детектора лжи. Но он совсем незаметен. Находится где-то в шее. У каждого. И когда человек лжет, датчик начинает подавать сигналы: мигает красным так, что кожа освещается, иногда бывает вибрация, человеку становится больно, он кричит, этим себя выдает, бывает, что датчик передает вибрацию по всему телу, и тогда человека просто трясет. Я видела это. Много раз. Но тебя не посадят в тюрьму, если тебе нет четырнадцати. Тебя не казнят. Ответственность ложится на родителей. Одна твоя лживая фраза- и они в тюрьме. Поэтому взрослые так пекутся об воспитании своих детей. Они ведь не хотят сидеть в темной камере.
И я не хочу.
Мне уже шестнадцать, так что вся ответственность лежит только на мне. Я жила в отличной семье: мама, папа, сводный брат...У нас были доверительные отношения, доверительные и крепкие.
Пока не разрушились.
Постепенно.
Мой брат, Диас, сын отца от первой жены. Она умерла, когда ему было 4 года. Тогда папа познакомился с моей матерью. Потом родилась я. С братом у нас отличные доверительные отношения. Были. Я рассказывала ему все, что творилась на душе. А он мне. Но кое-что я все-таки смогла утаить...
Потом все резко поменялось. Мама просто пропала. В один момент. Отец ничего не говорил, сколько я не спрашивала. Я чувствовала себя так странно. Ничего не понимала. Она ведь не умерла. Моя мать была явно жива. Но почему не с нами? Дальше было хуже. В нашем доме поселилась Ария и ее дочь Диана. Наша новая семья. Я не могла понять, что с моей матерью? Что вообще происходит? Мне никто не говорил. Это было какое-то безумие. Безумие, которое овладевало мной с каждым днем. Я не знала, как вести себя, о чем думать, что делать. Я надеялась, что все образумится. Мама вот -вот появится на пороге, отец обнимет ее, поцелует. Ария и Диана исчезнут из нашего дома, будучи лишними, простыми знакомыми- поселенцами. Но каждый день эти надежды превращались в зыбкий песок, в котором я тонула. Неизвестность и неопределенность сопровождали меня каждую минуту. В конце концов я перестала задавать больше вопросы, ответов ведь не было. Какой смысл тогда спрашивать?
Мой брат был единственным моим другом. Пока не предал.

Меня приводят в темный большой зал. Он настолько большой, что я не вижу, где он заканчивается. Тут полно камер. В одну из таких меня заталкивают.
-Располагайся, ночь придется тебе проводить здесь.
Я едва не плачу. Еще вчера у меня был дом, а сегодня сырая и одинокая клетка.
Я смотрю сквозь решетку. Пустой зал. Такой пустой...
Но я тут не одна. У меня есть соседи. Такие же нарушители закона, как и я. Сидят в таких же камерах.
Одинокие. Жалкие.
В зал заходит парень. Я не вглядываюсь в его лицо, мне не до этого. Но он явно не похож на тех, которые привели меня сюда.
Парень выглядит грозно. Черные брови придают ему какую-то мрачность и загадочность.
-Внимание сюда!- кричит он. Все, кто в камерах поворачиваются на него. Я тоже смотрю на парня. Мне ведь интересно, что он скажет.
-Вы все знаете, за что здесь оказались.
Ну конечно знаем.
-Некоторым из вас, -продолжает он, -придется выполнять общественно-принудительные работы, другим же придется хуже. Ваше наказание будет зависеть от вас самих, от меры преступлений, совершенных вами.
Мое сердце замирает. Если посчитать, сколько раз я нарушала закон, то меня просто напросто убьют. Мне повезло, что мой организм не подвергается влиянию микродатчика, а мои нервы не задевают его, как у других. Проще говоря, я могу лгать, и датчик это никак не выявит. Все это зависит от прививок, которые делают нам в детстве. Сначала в год или полтора от рождения в тебя вводят микродатчики, а затем начинается прививание. Если его пропустить хоть раз, то наша нервная система, да и сам организм останутся неизменными. Если же прививаться точно так, как от тебя требуют, вещества в шприцах перестроят твой организм, приводя нервы ближе к микродатчику. Организм сольется с ним в единое целое, и после этого лгать станет просто невозможно. Я же в детстве пропустила лишь 2 прививки (Шестую и Нормативную), которые нам делали в детском саду. Об этом никто не знал, кроме моей матери. Она, не знаю, как у нее это вышло, кое-как переделала запись на мое имя в отчете прививания. Она скрыла это ото всех. Так же, как скрыла и я...
Меня научили не лгать, но говорить правду так никто и не научил.
-Вы еще не знаете порядка, так как тут первый день. Но я объясню.
Я вплотную подхожу к решетке.
-А кто вы такой? -вырывается у меня.
Внутри начинает слегка покалывать, когда глаза парня бегают по лицам и останавливаются на мне.
-Кто я такой?
Он подходит к моей камере и через решетку смотрит прямо мне в глаза, но я выдерживаю этот взгляд и, кажется, даже отвечаю с вызовом. Теперь, когда парень стоит ко мне совсем близко, я могу хорошо рассмотреть его лицо: скулы четко выделяются на его бледноватой коже. У него длинные ресницы, темные и длинные. Губы не такие уж и тонкие, как мне сначала казалось. И глаза...Серые глаза, красивые, прекрасные, но в то же время, полные жестокости, что кажется, они могли бы подчинить весь мир.
-На этот момент я тот, -продолжает парень, -кому вы должны беспрекословно подчиняться.
Я невольно съеживаюсь.
-Но чтобы после не последовал вопрос, как меня зовут, я скажу.
Он отходит назад, на то место, где стоял ранее.
-Мое имя Раймонд
Он делает паузу.
-Скоро сюда принесут одежду, постельное белье и номера. Ваши номера.
Как у заключенных, что ли? Ах, о чем я, ведь я и есть заключенная.
Раймонд смотрит на многих, но его глаза, серые, с глубоким взглядом, глаза так и останавливается на мне, отчего у меня по телу пробегают мурашки. Он пугает меня. Вся эта ситуация пугает меня. Я впервые в жизни оказалась в тюрьме, и самое обидное, мне никто не может помочь. Никто.
Я нервно кусаю губу и пытаюсь не обращать внимания на взгляд парня. Рассматриваю серые стены, белый потолок, правда неровный. Тут сыро. А еще мне страшно. Мне жутко страшно. Я прямо сейчас готова расплакаться, как маленький ребенок. Но надо держать себя в руках. Ничего. И не такое случается в жизни. Я не пропаду. Надеюсь.
Тут в зал заходит девушка, и мой взгляд приковывается к ней. Она худая и высокая , рыжеволосая, а ярко-зеленые глаза сильно выделяются на ее бледноватом лице. Она одета в такую же одежду, как Раймонд. Черную. В руках держит какие-то костюмы серого цвета. Раймонд улыбается ей, рыжеволосая в свою очередь подходит к нему, и парень ей что-то шепчет, отчего она смеется, потом подходит к одной из камер. Парень же направляется к стене возле камеры, где остановилась девушка, и нажимает на красную, еле заметную кнопку. Замок камеры щелкает, двери открыты. Девушка заходит и кладет одежду заключенному. Потом выходит, и Раймонд тут же нажимает на кнопку. Теперь дверь закрыта. Я чувствую себя птицей в клетке. Мне не улететь.
Эти действия проделываются с другими заключенными в камерах. У них открывают двери, кладут одежду и вновь двери закрывают. Моя очередь наступит нескоро Я закрываю глаза и прислоняюсь к стене., медленно спускаясь вниз.
Я чувствую себя раздавлено.
Говоря правду и только правду, все ходят, как раскрытые книги. Ни у кого нет секретов. Люди просто не имеют на них права. Потому что секреты сопровождают ложь. А я настоящая коллекция секретов и тайн. Я не могу жить по законам общества. Я не могу раскрыть людям страницы своей жизни, обнажая душу. Истина хороша, когда ты говоришь ее сам, по своей воли, а не когда ты обязан ее говорить.
Конечно я знала, что ждет меня. Когда нарушаешь закон, надо уметь вовремя остановиться. Я не смогла. Я наслаждалась тем, что могу говорить то, что захочу, и никто не потребует от меня правдивых слов. Я врала. Я много врала. И быть не такой, как все, отличаться от других, пусть и таким способом, давало мне свободы, безграничной свободы. Это как вор, который постоянно ворует в гипермаркете, где нет камер, охранников и прочих объектов, способных его остановить. У него прокатило раз. Другой, третий, четвертый. И тогда он становится потенциальным вором, преступником. Он безнаказан, поэтому ему хочется своровать еще и еще. Он наслаждается своим триумфом, тем, что он свободен и его действия остаются незамеченными. Это полет, полет вверх с расправленными крыльями, с запахом свободы и независимости, но чем выше ты взлетишь, тем больнее будет падать.

Дверь моей камеры открывается, и рыжеволосая заносит одежду, кладет ее на кровать.
-Постельное белье скоро принесем,- говорит она и выходит. Я провожаю ее взглядом. Вижу, как Раймонд стоит рядом с моей камерой, а потом дверь закрывается. Я сжимаюсь, обнимая колени, и тихо шепчу фразу, за которую пытаюсь зацепиться, лишь бы выплыть из этого моря, в котором я тону.
Все будет хорошо.
Обязательно все будет хорошо
Раймонд продолжает что-то объяснять, но я его не слушаю Мне все равно. Внутри меня, на моем сердце, образовался глубокий порез, который причиняет мне немалую боль. Боль от предательства. Родная семья сделала из меня какого-то монстра. Я не убийца и не вор, но сижу здесь, среди них, и наказывать меня будут на ровне с ними.
Но я сама виновата.
-Номер двадцать четыре тысячи пятьдесят.
-Что?
Я поднимаю глаза на Раймонда, стоящего рядом с моей камерой. Долю минуты он смотрит на меня, а потом повторяет.
-Двадцать четыре тысячи пятьдесят. Это твой номер.
Я лишь киваю головой, мол, поняла. Но этого мало. Раймонд взглядом подзывает меня подойти ближе к нему. Я задумываюсь на мгновение, но все-таки подхожу к решетке. Парень просит просунуть ему руку.
-Правую или левую?
-Левую.
Я просовываю руку сквозь решетку и наблюдаю за парнем. Сейчас я вижу у него в руках нечто подобное штампу. Раймонд переворачивает мою руку ладонью вверх, и штамп тут же касается моего запястья. От этого я вскрикиваю и отнимаю руку. Кожу жжет. Я смотрю на руку: черные цифры отчетливо виднеются на ней, но этот участок кожи покраснел, а местами и вовсе покрылся волдырями.
24050 выжжено у меня на руке. Самое настоящее клеймо.
Раймонд бросает на меня холодный взгляд и идет дальше, а я стою, пытаясь успокоить сердцебиение.
Все хорошо.
Все будет хорошо.
Но эти слова не успокаивают. Я повторяю их, как мантру, надеясь, что они помогут мне, хоть чем-то, но правда в том, что я утратила в них веру.

Отец пришел в ужас, когда узнал, что я сделала. Хотя толком я не натворила ничего плохого. Только опорочила имя своей семьи и свое тоже. Я впустила в свое тело мрак. Ложь- это ничто иное, как мрак. Ложь это то, что лишает доверия, она побуждает нас действовать неправильно. В нашем мире преступность снизилась до минимума. Все просто потому, что существуют законы, регулирующие порядок одним лишь лозунгом: "Живем во имя правды", люди сделали все возможное, чтобы жизнь граждан соответствовала этой фразе. Лжецам в нашем обществе не дают шансов. Они порочны, они подрывают систему, это изъян, который пытаются стереть с чистого полотна искренности. Преступника, убившего, укравшего, покалечившего жизнь другого человека, распознают и наказывают. Но помимо таких преступлений, человека наказывают за ложь. Ты убийца и врун, ты вор и врун, ты изменник и врун, ты предатель и врун. Ты лжец. А значит, твое место не здесь. Не в этом обществе, где всех связывает истина. Ты соврал- теперь ты изгой. Тюрьма ставит на твоей персоне клеймо, с которым тебе жить. Тебя будут сторониться, но самое паршивое- тебе не будут доверять.
Я помню, как однажды по телевизору показывали одно ток-шоу, где разбирали случай, который произошел в местом супермаркете. Молодой человек, я хорошо запомнила его имя, Кедд Сильвер, пробрался в магазин под видом охранника и, обойдя камеры, смог выкрасть бутылки спиртного, упаковку с леденцами и шоколадные батончики, в этом и уличила его обыкновенная женщина- покупатель, из-за чего у них возникла стычка и Кедд застрелил ее. На каждом канале в новостях то и дело показывали этот случай. И вот в том ток-шоу разбирались, как же так произошло, что какой-то парнишка едва смог выкрасть товары из магазина да еще и застрелил женщину. Мне надолго запали в душу слова Кедда, я до сих пор не могу вывести их из себя, они въелись в мою кожу, пропитали собой мои мысли, оставив след.
"Я сделал это и не жалею. Мне надоело прятаться. И в тот момент мной двигал не недостаток в деньгах, нет, мной двигала свобода, я хотел сбросить с себя цепи закона, я просто хотел свободы". Какой ценой досталась тебе эта свобода, Кедд? Неужели это стоило того? Неужели выпивка, сладкое и руки, испачканные в крови, стоили свободы от закона? Итогом жизни Кедда Сильвера было 24 июня. Тогда его казнили, публично, чтобы показать людям к чему приводят такие действия.
"Мы не ограничиваем Вашу свободу, -говорил позже главный прокурор, -вы ограничиваете ее сами".
Кедд хотел почувствовать независимость, и я раньше не понимала этого. Я так же, как и все остальные относилась к нему с презрением. Но позже, когда я сделала подобное- когда я сбросила с себя цепи закона, я поняла Кедда. Я поняла, я ощутила это каждой своей клеточкой, я почувствовала свободу. Многие осудят меня, не поймут, как так можно- делать что-то противозаконное и не жалеть об этом, не испытывать угрызения совести. Когда каждый день вы испытываете давление, потому что вынуждены делать то, что нужно, а не то, что хотите, вы захотите выйти из-под давления.
И кто бы мог подумать, что я способна оказаться за решеткой...

Я смотрю на потолок. Сижу и смотрю: он весь в трещинах, неровный такой, мне кажется, мое сердце сейчас такое же.
Раймонд вышел из зала, рыжеволосой тоже не видно.
Мне так страшно. Вспоминая то, как закончилась жизнь Кедда Сильвера, я содрогаюсь, потому что знаю, меня ждет тоже самое. Пусть я совершила не такое тяжкое преступление, но я ходила с датчиком в своей шее, который не работал, просто бездействовал.
Это плохо...
Я слышу шаги и устремляю свой взгляд на идущего. Девушка с рыжими волосами вернулась с постельным бельем. Раймонда я не вижу, но это успокаивает меня, потому что этот парень пугает меня до дрожи. Я наблюдаю за рыжей: она подходит к одной из камер, сама нажимает на кнопку, заходит в нее и кладет белье и выходит, следуя к следующей камере. И у меня внутри появляется такое горячее чувство при мысли о побеге, что оно, смешиваясь со страхом, сжигает все мои мысли, оставляя в моей голове одно безрассудство.
Я жду, когда девушка подойдет к моей камере. Я хочу сбежать, плевать, куда. Мне нужна свобода. Я подхожу ближе к выходу из этой клетки. Когда наступает моя очередь получать постельное белье, то я напрягаюсь. Смотрю на то, как рука рыжеволосой дотрагивается до стены. Она нажимает на кнопку.
Щелчок.
Мое сердце дает сбои, неровно выбивая ритм. Девушка открывает двери, проходит вглубь камеры к кровати, и тут я, до этого прижимающаяся к стене рядом с решеткой, срываюсь с места и выскакиваю из камеры. Рыжая, видя это, пытается меня задержать, но у нее не выходит.
Я хорошо запомнила путь к выходу, когда меня приведи сюда, поэтому направляюсь прямо, выбегаю из зала, ступая ногами по длинному узкому коридору, который выведет меня в холл. Я пытаюсь бежать быстро, и кажется, моя нога может коснуться свободной холодной земли, но тут я вижу направляющуюся вперед фигуру Раймонда. Я пытаюсь проскользнуть мимо него, хоть и понимая, что провал предрешен в этом узеньком коридоре, но тем не менее я пытаюсь, только парень хватает меня за руку, и я не понимаю, как это происходит, но я не могу устоять на ногах и падаю на пол. Раймонд поднимает меня и, не выпуская из своих крепких рук, ведет назад в зал. И краем глаза я вижу на его лице ухмылку.
Мне не до смеха.
-Решила сбежать?- усмехается он. Навстречу нам выходит рыжеволосая девушка.
-Ойна, ты непредусмотрительна.
Я ругаю себя за то, что моя попытка оказалась бессмысленной. Да о чем я думала? Это тюрьма, а из тюрьмы сбежать, все равно, что, гуляя по лесу, найти пятилистник. Редкий и невозможный случай. Просто надежда, зародившаяся внутри меня, сподвигла мне действовать, хоть это было и глупо...
-Где ее камера?- спрашивает Раймонд. Рыжеволосая показывает на мою клетку. Парень ведет меня туда.
Я снова оказываюсь здесь, взаперти.
И тогда я оставляю мысли о побеге на другой стороне моей камеры.
Так же, как и о свободе.;
Раймонд
Я бросаю сердитый взгляд на Ойну, когда мы заходим в столовую.
-Да ладно тебе, Раймонд.
Она кладет руку мне на плечо, но я сбрасываю её.
-Это случается не первый раз. А если бы меня не было в тот момент?
-Ой, -отмахивается она,- поверь мне, у меня все было под контролем. Она бы не сбежала.
Я хочу сказать ей пару ласковых, но она убегает от меня с подносом за своей порцией обеда. У меня же кусок в горло не лезет.
Мое утро началось с того...
И вот я вышел, чтобы помочь Ойне разносить постельное белье, но на складе нужен пропуск, а у меня его не было. Я решил попросить его у Ойны и, возвращаясь, я увидел, как навстречу мне бежит та самая девушка. Конечно я ее поймал, если это можно так назвать, и пока вел в камеру, мне хотелось одного- прибить Ойну. Если бы это было в первый раз, но нет. Она совсем не понимает, что нужно следить за заключенными? Тюрьма это не шутки. Если не будет контроля, то начнется хаос. Жаль, что не до всех это доходит. Мое сегодняшнее утро началось немного иначе, чем вчерашнее.
Я сидел в столовой и спокойно попивал чай, когда ворвался Койл и закричал:
-Везут! Их везут!
Кого? Понятное дело, новых заключенных.
Не часто их завозят в нашу тюрьму.
 Когда Койл подбежал ко мне, я встал и положил руку ему на плечо.
-Брат, спокойней.
Он еле дышал, бедняга. Вокруг нас уже собралась толпа. Все глазели на Койла.
-Их...их везут!- снова закричал он. Я видел, паренек на последнем издыханье.
-Как давно они выехали из ГЗЗ?- произнес кто-то прямо над моим ухом.
 ГЗЗ это Главное Здание Заключенных. Там собирают тех, кто нарушил закон. ГЗЗ находится в центре нашего города, такие здания есть во всех городах нашего государства. Заключенных привозят туда, заводят на них документы, пишут характеристику, берут разные анализы, снимают отпечатки пальцев, а потом их распределяют по тюрьмам, где будут находиться заключенные до суда, на котором Эта тюрьма (единственная, у которой нет названия в честь какого-нибудь знаменитого военного) находится достаточно далеко от центра, поэтому, как я уже говорил, к нам редко привозят заключенных.
  Я повернулся на девяноста градусов и столкнулся глазами с Ойной.
-Полчаса назад где-то,- ответил Койл.
-Надо подготовиться к их приезду,- произнесла Ойна. Я усмехнулся.
 Было бы к чему готовиться.
-По-моему, наше здание в хорошем состоянии, -промолвил я. Ойна смотрела на меня долю минуты, а потом сказала:
-Надо вымыть полы в главном зале, выбрать сектор для заключенных и хорошо там прибраться. Подумать только, Раймонд, как будто ты не знаешь, что жить в пыльных и грязных камерах они не могут...
 Я готов был поспорить с Ойной. Могут, еще как, но она любит порядок. Порядок и чистоту, даже в таком здании как тюрьма.
-Хорошо, хорошо. Будь по-твоему.
Ойна раздавала обязанности, а я в это время допивал чай, а потом вышел из столовой. Мне нужно было подышать воздухом. Поэтому я выбрался из здания на улицу, и наслаждался весенним ветром. Мне редко дается эта возможность, но пока все были заняты, я мог побыть один.
Если смотреть на здание тюрьмы с другой стороны, то даже не подумаешь, что это тюрьма. Вполне приличная постройка. Ну если бы не забор вокруг и не колючая проволока, находящаяся под напряжением настолько сильным, что способна убить человека, то я бы подумал, что это мирная местность с мирными людьми, а не территория, что населяют преступники, которых в скором времени ждет суд и, возможно, казнь.
Я прошел вокруг здания, пока до моих ушей не дошел звук сирены. Я понял, скоро машины с заключенными будут тут. Задумавшись, сколько в этот раз привезут людей, я возвратился назад, в здание. И стал искать Ойну.
-Они почти тут, -сказал я, когда увидел ее.
И в подтверждение моим словам сирена зазвучала громче, совсем рядом. Ойна ушла, позвав с собой двоих парней, охранников, достаточно крепких. Я наблюдал из окна второго этажа, как она подходила к воротам, а эти двое парней тащились за ней, Ойна набирала пароль и нажала на кнопку на стене. Ворота тут же начали открываться, и одна за другой въехали машины. Их три. Они остановились, вышли водители, охранники начали с ними о чем-то говорить, Ойна подписывала бумаги. Потом из КАМАЗов выводили одного за другим заключенных с наручниками. Их выстроили в шеренгу, а затем Ойна по одному называла каждого по имени, которое читала в документах. Я не слышал их имена: во-первых, они далековато расположились от окна, около которого стоял я, во-вторых, окно закрыто, а открывать я его не хотел, а в-третьих, Ойна говорила недостаточно громко, чтобы ее услышать отсюда даже с распахнутым настежь окном. Раньше на месте Ойны стоял я, но меня уже как год повыли в должности, поэтому я стоял и наблюдал, пытаясь угадать имена заключенных, читав по губам Ойны. Первое имя, произнесенное ею, принадлежит высокому светловолосому парню. Он вышел из шеренги на шаг вперед, после чего охранники взяли его за руки и повели в здание тюрьмы. Затем они вернулись, Ойна назвала следующее имя. Так происходило со следующими четырьмя людьми. Я разглядывал каждого человека, стоящего перед Ойной, и тут мой взгляд привлекла одна девушка. Она была невысокого роста, со светлыми волосами, забранными в хвост, у нее была бледноватая кожа, лицо я хорошо рассмотреть не смог, но внешность у нее обычная, ничем непримечательная, меня притянуло другое: я увидел, как у нее трясутся коленки, а сама она то и дело крутит головой, и я заметил, как нервно бегают ее глазенки. Девушка напряженна, дышала она как-то прерывисто. Остальные в строю сохраняли спокойствие, в отличие от нее. Мне стало интересно, и я переключил свой взгляд на эту девушку.
 И тут она повернула голову в мою сторону, и на мгновение наши взгляды встретились. Я заметил, что ее блестящие глаза карего цвета. Тут Ойна что-то начала говорить, и девушка повернулась на нее, я увидел ее замешательство. Ойна снова что-то сказала, и девушка неуверенно вышла вперед, едва не споткнувшись. Охранники тут же взяли ее за руки с двух сторон, но тут девушка начала вырываться, что-то говоря, возможно, крича, но несмотря на это, ее увели в здание, она упиралась ногами в землю, я заметил, что она боса, и это завело меня в замешательство. Но как бы она ни упиралась, ее все равно завели в здание, и тут, прямо перед входом, она подняла голову и посмотрела на меня. Ее взгляд был полон страха и отчаяния. Я прикусил нижнюю губу, мне правда было жаль ее, но жалеть заключенных- предел сочувствующих. Я к ним уже давно не отношусь. Девушку затащили в здание, а я продолжал наблюдать. Но ее взгляд никак не выходил у меня из головы. В нем было нечто знакомое, то, что нажимает на затянувшиеся раны, заставляя чувствовать боль. Я пытался избавиться от ненужных мыслей и воспоминаний, но они как-то сами заполняли мою голову собой. Я не смог этого вынести и решил спуститься на первый этаж, где нос к носу столкнулся с Титаном.
-Где ты был?
На этот вопрос я пробубнил что-то невнятное, и Титан, не разобрав моей речи, перебил меня:
-Мы выбрали левый сектор, там достаточно камер для заключенных. Если все не поместятся, есть место в южном секторе.
Я кивнул.
Титан ушел.
Я направился в диспетчерскую, откуда ведутся наблюдения за камерами заключенных, а в компьютерах хранятся досье каждого присутствующего в этой тюрьме. Досье на меня тут тоже есть, то есть характеристика. Я проверил работу камер в каждом углу левого сектора, вроде порядок. Скоро должны принести документы на новичков, и мне придется вбивать все это в свой компьютер. Но это не тяжелая работа. Нет, более тяжелая работа у меня будет позже. Я бы с радостью отказался от нее, но не могу.
Когда всех заключенных распределили по камерам, я вышел из диспетчерской и направился в левый сектор. Открыл железные двери, и тут десятки глаз устремились на меня. Я вдохнул побольше воздуха и начал говорить давно выученный наизусть и много раз произнесенный текст:
-Вы все знаете, почему оказались здесь. Вы сами выбрали свой путь. И винить в этом вы можете только себя.
Дальше я начинаю рассказывать про принудительные общественные работы, про суд и про казнь. Но это конечно зависит от меры преступления, совершенных этими людьми.
-А кто вы такой?
До меня не сразу дошло, кому принадлежит голос, а когда понял, что спросила меня та самая девушка, невольно усмехнулся. Сейчас она выглядит бесстрашно, лицо напряженно, выдает некую агрессию, но ее выдают беглые глазенки.
Страх.
-Кто я такой?- Я подошел к ее камере и смотрел прямо на нее. -На этот момент я тот, кого вы должны беспрекословно слушаться.
Я почувствовал, как она съежилась, и отошел назад.
-Меня зовут Раймонд,- объявил я. Затем продолжил говорить о режиме питания.
Все внимательно слушают.
-Вскоре сюда принесут одежду, постельное белье и номера,- наконец произнес я.
Тут заходит Ойна, которая несет одежду
Вовремя.
Я невольно улыбнулся ей, и она подошла ко мне.
-Похоже им все равно не нравится тюрьма, ты плохо убралась,- шепчу я ей, после чего Ойна смеется. А затем начинается процесс раздачи одежды. Я внимательно следил за каждым сидящим в клетке. Затем Ойна сказала мне, что надо разнести постельное белье. Мы вышли с ней из зала и пошли к складу, но тут меня остановил Эртон, сказал, что нужно забить имена новых заключенных в базу. Я пошел в диспетчерскую, где на столе увидел большую стопку документов. Начал рассматривать дела каждого. Характеристика, фото, отпечатки, напечатанные слова свидетелей, знакомых и членов семьи. Это все, что смогли накопать в ГГЗ. Теперь за нами остается занести эти данные в компьютеры, потом это все направится в суд. Затем ли в другую тюрьму, либо в Главное хранилище, где соответственно хранятся дела на каждого человека, когда-то жившего и ходившего по этой земле. В каждом городе Главное хранилище свое. Я листал дела каждого, просматриваю фотографии, смотрю на надписи в верхнем правом углу бумаги- за что именно этот человек попал сюда, за что, так скажем, осужден. Включил компьютер и открывал программу для того, чтобы начать вбивать имена в базу, но потом я решал, что займусь этим позже, а сейчас будет лучше помочь Ойне. И вот я вышел из диспетчерской, в решимости помочь девушке разносить постельное белье, но на складе нужен пропуск, а у меня его не было. Я решил попросить его у Ойны, возвращаясь, я увидел, как навстречу мне бежит та самая девушка. Конечно я ее поймал, если это так можно назвать, пока вел ее в камеру, мне хотелось одного- прибить Ойну. Если бы это было в первый раз, но нет. Она совсем не понимает, что нужно следить за заключенными? Тюрьма это не шутки. Если не будет контроля, то начнется хаос. Жаль, что не до всех это доходит.

Я сижу в столовой и пью чай, наблюдая за остальными. Есть мне не хочется, а вот от еще одного стакана чая я не откажусь, хотя другие парни предпочитают что-то покрепче. Я не любитель алкоголя, особенно в обеденное время.
-Раймонд, тебя ждет порция супа у Кэллы.
Кэлла- это одна из поварих в нашей тюрьме.
-Я не буду, можешь съесть за меня,- говорю я Ойне. Он кивает и уходит. А я сижу и думаю о той девушке. Она не первая, кто пытается сбежать. Она не последняя. Честно говоря, на мгновение я испытываю к ней нечто подобное жалости, но это чувство тут же жесткостью. Я не тот, кто будет жалеть их, заключенных. Я не тот, кто будет кого-то жалеть.
После так называемого обеда я возвращаюсь в диспетчерскую, где сразу принимаюсь за работу. Имена заключенных одно за другим появляется в таблицах, дальше следует информация про того или иного человека. Мне совершенно не интересны их истории, но тем не менее я приглядываюсь к их биографии.
Например, история Вейса Ринветта.
"Утром 15 марта в доме пожилого гражданина Майла Форта, учителя музыки в средней школе Диренджера совершенно ограбление. Как говорят очевидцы, они услышали крик, пронзительный, дикий, нечеловеческий в доме 64, после чего один из прохожих вызвал СЭП. Приехавший наряд сразу уложил на месте подростковую компанию, лица молодых людей были в масках, но одного из парней связанный и избитый, но в это время уже спасенной службой Майл Форт узнал своего ученика Вейса Ринветта. По словам молодого человека, его друзья, знавшие, что в доме Майла есть на чем пожиться, запугали парня, угрожая, поэтому Вейсу Ринветту пришлось пойти на преступление. Остальные члены группы, совершившей нападение на 64 дом Майла Форта, отрицали этот факт. Через несколько секунд после произнесенных слов Вейса, его забила дрожь, и парень без сознания упал на пол. В суде ему будут предъявлены обвинения по статье 64РпС и 78М правового кодекса.
См. Декларация Истинной крови"
Я забиваю эти слова в компьютер и на мгновение задумываюсь. Ведь у этого парня был выбор, да у большинства из этих людей, сидящих в камерах, был выбор. А это самое противное- смотреть на то, как имея выбор, человек избирает неверный путь и идет по нему, и когда тот приводит не туда, кается, говоря, что выбора не было.
Лгуны. Самые настоящие. Ищут отмазки и оправдания.
Если сделал что-то не так, так говори правду смело, а не отговаривайся тем, что не было выбора.
Правда облегчает жизнь. Она дает тебе шанс стать лучше.
Наверное, поэтому я должен признаться в том, что я лгун. По крайней мере я был лгуном, и теперь пытаюсь любыми способами очистить свою душу от этой грязи, в которой сам увяз. Правда освобождает и очищает вас.
Запомните это.;
Глава 2
 Правду всегда трудно сказать, ложь всегда легко слушать.
Сюзанна Броан
Адель
Все начало рушиться несколько месяцев назад. Сначала ссоры в семье. Мама с отцом начали ругаться, раньше конечно тоже бывали стычки, но не такие- они могли накричать друг на друга, а потом через несколько минут либо шел папа, либо шел сама мама извиняться. Но на тот момент в нашей семье случались настоящие скандалы, и повод их я никогда не понимала, старалась прислушаться, но мне как казалось, они в основном ругались из-за бытовых проблем или из-за оценок брата. Когда же все утихло, как думалось мне, корабль наконец проплыл этот участок в море, где были огромные волны, то и дело качающие его. Но нет. Впереди корабль ждал самый настоящий шторм. Мне по горло хватило тех вечеров, когда мать кричала на отца или он на нее, когда я закрывалась в своей комнате, лишь бы не слышать этого, а Диас просто пропадал на улице до позднего времени, что приводило родителей к новой ссоре, мне хватило тех мокрых подушек, что валялись на моей кровати в моих слезах, хватило и срывающегося голоса матери, мне хватило и яростного взгляда отца, мне правда этого хватило. Но этого было мало. Когда в доме все утихло, стало еще хуже. Моя мама просто пропала. Как же, спросят меня многие? Действительно, как человек в один момент может пропасть? Но так уж получилось, просто однажды, когда я пришла со школы, мама не ждала меня дома, как обычно. Я подумала, что она пошла в парк или в магазин, обычное дело, но вечером, когда она не вернулась, мое сердце забилось тревожно.
-Где мама?- спросила я тогда отца. Он молчал. -Ты не знаешь, куда она пошла?
Отец посмотрел на меня с таким глубоким взглядом, что мурашки побежали по коже до самых пальцев.
-Аделайн, не спрашивай меня об этом. Я не отвечу.
Этот ответ не то чтобы огорошил меня. Он просто лишил меня дара речи. Что значит не спрашивай? Я не понимала, как отец может так отвечать мне? Моя мать не вернулась домой, и он знал, он ведь знал, что с ней. Но молчал. Все это время я ходила как в тумане. Я засыпала со слезами, потому что творилось нечто невообразимое. И как бы отец не сопротивлялся, я продолжала спрашивать. Я спрашивала Диаса, он же делал удивленное лицо и говорил, что сам ни черта не понимает, что происходит. В конце концов с того края обрыва, на котором я едва стояла, мои ноги соскользнули, и я начала падать в бездну. В ту пучину, в то болото, в которое сама себя загнала и из которого я уже не смогла выбраться.
Я упала.
И я стала тонуть.

Эта ночь для меня мучительна. Я вижу кошмары, просыпаюсь в поту. Снова засыпаю и снова вижу кошмары.
На утро у меня болит голова, и слипаются глаза. Но я встаю. Потому что так сказал Раймонд. Он пришел несколько минут назад и крикнул: "Подъем!"
Я сижу на кровати и пытаюсь унять дрожь. Я не могу понять, от чего, но от чего-то меня знобит. Я знаю, это пройдет, как только я взбодрюсь.
-Сегодня каждый из вас поработает на славу нашего общества...
Меня тошнит от этих слов, и я невольно фыркаю.
-...как, каждый из вас узнает.
Я задумываюсь, какой будет исход? Что...Что со мной будет дальше? Какое наказание понесу я?
Вскоре Раймонд по одному начинает называть имена заключенных в камерах. Моя очередь приходит не скоро. А когда приходит, к моей камере подходят два охранника. Открывают дверь и берут меня за руки. Меня контролируют. Любое действие с моей стороны отразится на моем теле электрошокером. Меня выводят из зала, ведут по коридору прямо. Потом налево. тут одна единственная дверь. Внутри меня ждет Раймонд. Нас оставляют двоих.
Комната похожа на лабораторию. За столом сидит Раймонд. Вокруг него полно всяких проводов и техники. У стены кушетка. Стены комнаты белые. Чисто-белые. В противоположной от меня стороне находится коричневая дверь.
Раймонд отрывается от бумаг и смотрит на меня:
-Проходи.
Он указывает на ту самую дверь, которую я только заметила. Я подхожу к ней. Раймонд идет за мной. Я открываю дверцу и захожу внутрь. Тут моему вхожу предстает небольшая комнатка. Тут есть стул, стол, на столе бумаги. У стены стоит кресло, я оцениваю, из натуральной ли оно кожи. Раймонд садится за стол.
-Скажи мне свое имя.
Я смотрю на него, а потом говорю:
-Адель.
-Полное имя.
Слова застревают в горле. Но я вздыхаю, и все-таки говорю имя.
-Аделайн Те;рез Айсон.
Раймонд записывает его в одну из бумаг.
-Сколько тебе лет?
-Шестнадцать.
Парень записывать цифры в пустые клетки.
-Есть братья, сестры?
Хладнокровие. Сохраняй хладнокровие.
-Да. Старший брат.
-Имя.
-Брата?
Раймонд кивает, даже не посмотрев на меня.
-Диасон Ко;рэй.
Еще одна запись.
-Хорошо,- наконец произносит Раймонд, а затем встает и выходит. Я следую за ним в комнату, похожую на лабораторию. Ну или медицинский кабинет.
-Садись, -говорит он и указывает на кушетку. Я сажусь. Раймонд возится с проводами, открывает в компьютере какую-то программу.
Затем он поворачивается ко мне.
-Раздевайся,- говорит Раймонд.
Прошу прощения, но что за..?
Что он сказал?
Раймонд внимательно смотрит на меня, как будто это не он только что велел мне раздеваться.
-Нет,- выпаливаю я раньше, чем стоило. Я толком не обдумываю свой ответ, но, извините, раздеваться я не намерена.
-Что?
-Я не буду раздеваться,- твердо заявляю я.
-Я должен обследовать тебя.
Я понимаю, обследования такая вещь, я не раз делала кардиограмму сердца, когда училась в школе- там у нас каждый год была медицинская проверка, но отличие в том, что там была женщина, и она была врачом, а тут...
Я пожимаю плечами, но не отступаю.
-Я не буду раздеваться.
Парень удивленно поднимает брови и смотрит на меня.
-Ладно.- Он хмурится, а потом выходит из комнаты, приносит стул из соседней. Ставит в двух метрах от стола.
-Прошу, -говорит Раймонд, показывая на стул. Я неуверенно встаю и сажусь. Смотрю на Раймонда, пытаясь рассмотреть его лицо. У него длинные черные ресницы. Красивые...
Парень забивает что-то в компьютере. Потом встает, достает из ящика стола пузырек с каким-то жидкостью, которой начинает намазывать мне на руки. По запаху я понимаю, что это спирт. Вопросов я не задаю. Если он делает это, значит нужно.
Затем Раймонд прицепляет к обоим моим рукам ( на локти и на тыльную сторону ладони)металлические пластинки электродов. От них идут красные провода, соединяющие меня и компьютерную аппаратуру. Дальше парень смазывает мне виски, затем электроды касаются моей кожи там. Тоже самое происходит с ногами.
Раймонд встает с корточек и садится за стул, что-то вводит в компьютере, я не могу разглядеть.
-Как ты думаешь,- спрашивает он,- за содеянное тобой, какое наказание будет?
Я задумываюсь. Я не адвокат, не судья, я не разбираюсь в законах, да, я знаю многие наизусть, номера статей в Декларации, но то, что будет со мной, я не знаю...
-Не знаю,- отвечаю я.
Раймонд прицепляет электроды к моим ногам.
-Ладно. Я буду задавать тебе вопросы. Для тебя же будут лучше отвечать на них правдиво. Твое будущее зависит от того, насколько ты правдива
Правда. Людям нужна правда. А я далеко не правдивый человек. Я не могу говорить то, что думаю. Я не могу. Боюсь обидеть своими словами других, боюсь, что скажу что-то не то. Поэтому в этом плане я благодарна своей матери за то, что я могу не всегда говорить правду.
-Готова?
Я киваю.
-Да.
Раймонд поворачивается ко мне.
-Как ты сюда попала?
Я не совсем поняла вопрос
-Что?
-Расскажи мне: что ты сделала, как ты оказалась здесь?
-Я нарушила закон, -говорю я.
-Я понимаю
Раймонд усмехается
-Что именно ты сделала?
-Солгала.
По-моему, он вот- вот рассмеется. Его улыбка начинает меня смущать.
-А подробней?
-Я...обманула своего брата. Он это понял. И вызвал СЭП.
Каждое слово, произнесенное мной, давит на меня изнутри.
Давит на мое сердце.
-Он вызвал СЭП, как только сработал датчик?
-Нет.
-Почему?
Внутри все напрягается. Просто скажи, Адель. Просто скажи.
-Потому что датчик не сработал.
Я стискиваю зубы. Чем больше я раскрываюсь, тем ближе подвожу себя к краю пропасти, на дне которой будет лежать мое бездыханное тело.
-Как такое возможно?
Это возможно.
Возможно...
-Мне не делали 6 Прививку.
Мне всегда казалось, что выложить людям всю правду: все свои мысли, убеждения, вся искренность, которая есть внутри тебя- это все равно что оголить свое тело перед человеком, тебя будет видно насквозь, и, попытайся ты что-либо скрыть, у тебя не выйдет. Я не готова оголять свою душу. К честным, что ни делай и ни говори, меня не отнесешь.
-Кто-нибудь об этом знал.
По телу пробегает мелкая дрожь.
Мама.
-Никто,- говорю я.
Я не назову им ее имя.
Никогда.
Боль тут же вонзает свой острый нож мне куда-то в живот. Я напрягаюсь, но стараюсь не подать виду. Но Раймонд, видимо, все-таки что-то замечает. Он внимательно смотрит на меня, а потом спрашивает:
-Это твои друзья.
Друзья. Конечно, у меня были друзья, и я доверяла им, но не настолько, чтобы рассказывать все свои секреты.
-Нет.
-Учителя?
-Нет.
-Родственники?
-Нет.
Боль пронзает правый бок. Усовершенствованный детектор лжи отличный способ выяснить всю правду, заставив при этом человека почувствовать боль.
"Ложь приносит лишь страдания".
Эта фраза засела в моей голове с начальных классов.
Сейчас я понимаю ее смысл.
Но я не скажу и слова о своей матери.
Я не открою дверь к ее имени.
-Твоя семья?
Сердцебиение учащается настолько, что кажется, будто сердце вот-вот выпрыгнет. Я хочу сбежать. Сбежать подальше от этого мира, в котором мне не место. Но мое тело сейчас находится тут, и, попытайся я сбежать, меня бы тут же поймали. А я не хочу этого
-Нет, -говорю я. Укол острой боли тут же пронзает меня насквозь. Я не могу сдержаться и кричу.
И тут же начинаю ругать себя за это.
-Это твои родители? Отвечай!- рявкает Раймонд.
-Нет,- шепчу я.
Боль бьет тело с новой силой. Слезы выступают на глазах, и я не в силах их сдержать.
-Кто?- спрашивает Раймонд. -Кто об этом знал?
-Никто.
Я больше не могу себя сдерживать- крик прорывается наружу, сопровождаемый ручьем слез.
-Хватит, -прошу я,- пожалуйста, хватит!
Раймонд некоторое время смотрит на меня, а потом поворачивается к компьютер и что-то вбивает туда. Потом он выключает его.
Как только электроды убираются с моей кожи, тело тут же расслабляется.

Не понимаю, зачем он спрашивал меня об этом. В моем деле вроде все обо мне написано. После того, как Служба Экстренной Помощи увезла меня из дома, я оказалась в каком-то здании с другими преступниками. Меня посадили в длинном коридоре на втором этаже возле кабинета какого-то прокурора. Или то был не прокурор...Я не знаю, но в общем рядом с кабинетом важной персоны в нашем городе, связанной с такой ветвью в государстве, как суд. Я ждала, как видно, пока меня вызовут. Но назвали лишь мое имя, и меня силком запихнули в этот кабинет. Я не успела даже возразить. Там передо мной сидел мужчина в костюмчике, так идеально выглаженном, что мне стало противно, особенно, когда он поглаживал рукава своего пиджака, то и дело смахивая пылинки. У меня было чувство, что общаясь со мной и другими заключенными, находящимися здесь, он будто ступает в грязь- пачкает свой чистенький костюмчик. В какой-то момент я правда почувствовала себя грязью перед ним. Но в то же мгновение я сказала себе: "Ничего подобного. Я не та, кого можно смешать с мусором. Я не такая". Гордость во мне еще осталась. Осталось и чувство достоинства. Пусть  я сижу сейчас здесь, среди преступников и тех, кто наказывает этих преступников, но это не надолго. Я пообещала себе выбраться из этого всего, несмотря не на что. Я пообещала себе.
Мужчина в прилично выглаженном костюмчике задавал мне вопросы. И они мало чем отличались от вопросов Раймонда, разве что в это время я не была прикована по рукам и ногам к детектору лжи. После меня вывели из кабинета и повели в другой. С виду медицинский. Там у меня сняли отпечатки пальцев, просканировали мое зрение, от чего я пришла в немалый ужас. Измерили мой рост, вес, даже выдернули пару волосков из моей головы. Я стояла и даже не знала, что с заключенными проделывают такое (чувство, будто они собираются создавать моего клона). Но все это нужно лишь для государственной безопасности. Жутковато. После у меня взяли еще некоторые анализы, такие, как например кровь. А дальше я сидела в одиночной камере, без решетки, вместо нее была дверь, и ждала, пока все, что можно написать про меня, будет наконец помещено в желтую или красную, или синюю, а, может, зеленую папку- мое личное дело.
Так вот в этом деле была вся информация обо мне: имена моих родителей, кем работают, что вообще у нас за семья, как я училась, мои взаимоотношения с учителями и одноклассниками, их имена и их показания, а также показания моего брата, который предал меня. Это все записано в моем деле, поэтому я не понимаю, зачем Раймонд спрашивает меня о том, что и так присутствует на бумаге.
Хотя кое-чего там все-таки нет.

Когда приходит время обеда, дверь моей камеры открывается, и охранник выводит меня, надевая на руки наручники. Далее меня ведут в столовою. Я сажусь за одинокий маленький столик и смотрю на тарелку, которая стоит передо мной. Наручники снимают, и я свободно могу взять вилку. Только когда я рассматриваю содержимое тарелки, аппетит у меня пропадает. Я ковыряю вилкой нечто похожее на макароны, но их вид вызывает у меня скорее отвращение, нежели охоту есть. Чувство голода  никуда не пропадает, но я стремлюсь пробовать еду. Смотрю на свой стакан, который стоит рядом с тарелкой, мне кажется, в него налили апельсиновый сок. Но все-таки я сомневаюсь.
За столик рядом со мной садится девушка и перед ней ставят такую же тарелку и стакан. С ее рук снимают наручники, и она ту же с жадностью накидывается на содержимое тарелки. Я смотрю на то, как она быстро справляется с едой, а потом выпивает содержимое своего стакана.
-Это...вкусно?- спрашиваю я, едва поборов в себе отвращение.
-Да, -отвечает девушка.
-А что это вообще?
Она смотрит на меня своими изумрудными глазами и выражает недоумение.
-Бекон и макароны.
Я беру снова беру вилку и все-таки решаю попробовать эту еду. Но как только я делаю это, внутри тут же появляется дрожь, и к горлу подкатывает ком. Я тут же зажимаю рот ладонями и жду, пока организм успокоится. Я решаю сделать глоток из стакана, чтобы хоть как-то подавить тошноту. Но как только я делаю этот глоток, тошнота становится настолько сильной, что я встаю из-за стола и понимаю, надо искать выход. И как только я нахожу его и направляюсь к нему, передо мной возникает фигура охранника, того самого, что привел меня сюда.
-Куда это ты собралась?
-Мне необходимо выйти. Мне плохо, -еле выдавливаю я, подавляя на несколько секунд тошноту
-Ну да, -усмехается парень. -Иди сядь на место.
Он шутит?
Я пытаюсь хоть как-то пройти к выходу, но охранник не дает мне пройти, едва не хватает меня за руки, чтобы отвести назад за стол.
-Мне плохо, -дрожащим голосом говорю я, и это последняя сказанная мной фраза, потому что после меня выворачивает прямо на обувь охранника.

Я лежу и смотрю на потолок, пытаясь унять журчание своего желудка. На ужин я конечно же не пошла. У меня нет ни малейшего желания идти в столовую. До сих пор не могу прийти в себя от стыда и унижения, которые облепили меня. Мне ужасно жаль.
Спустя некоторое время приводят заключенных с ужина. Каждого сажают по камерам. Потом приходит Ойна и объявляет, что сейчас нам дают время принять душ.
Я едва не падаю с постели, когда слышу это.
Душ!
Вода, мыло и чистота- это то, что сейчас мне так необходимо.
-На каждого по пять минут, -говорит Ойна и уходит. Затем заключенных по трое выводят из камер и ведут вдоль зала, к той двери, до которой я так и не смогла добежать.
Не знаю, сколько проходит времени, но меня наконец-то выпускают из камеры и в наручниках, как полагается заключенному, ведут прямо к душевой. Она находится не так далеко, как я предполагала. Если выйти за ту самую дверь, а потом повернуть налево, то там окажется небольшой коридорчик. Там три белые двери. Это и есть душевые. Именно сюда я и собираюсь зайти. Перед дверью у меня снимают наручники и дают в руки чистую одежду, белье и полотенце. А затем я захожу внутрь и чувствую некое облегчение, когда дверь за мной закрывается, это словно отделяет меня от того мира, что остался по ту сторону двери. Душевая выглядит, как и обычная душевая: уложенные плиткой стены, полы тоже в плитке, к стене приделан душ, рядом с ним краны, в углу у входной двери приделаны к ручке, на них я и вешаю полотенце и чистую одежду...
Я чувствую себя иначе, здесь, в этой комнате. В моем распоряжении пять минут. Но это прекрасные минуты, минуты чистоты и одиночества, и я отдаюсь им.
Сначала мне на голову льет ледяная вода. Я пытаюсь это исправить, открыв другой кран, но ничего не меняется, и я стою под холодным душем, слегка постукивая зубами. Но постепенно ледяную воду сменяет более теплая. Затем я беру кусок мыла, точнее то, что от него тут осталось, и постепенно мое тело да голова покрываются пеной. Я прислоняюсь к белой плитке, которой покрыты стены, и закрываю глаза. Вода льет на меня, обволакивая, и я расслабляюсь.
Мысли в моей голове покидают меня на мгновение. И я наслаждаюсь этим моментом.
Сейчас. Еще немного...
Вдруг свет резко выключается. Вода перестает литься, а я стою в растерянности, потому что так и не смыла с себя мыло до конца.
-Пять минут прошли!- слышится голос за дверью. Но я не уложилась в эти пять минут и из-за этого вынуждена стоять в темноте, с пеной на теле и частично на голове, совершенно голой.
Я подхожу к двери, аккуратно ступая по мокрому полу, боясь поскользнуться. Я решаю постучать в дверь, чтобы мне включили свет или хотя бы воду, но я не успеваю даже сжать ладонь в кулак, чтобы начать стучать, как стук раздается с той стороны, а громкий женский голос едва не оглушает меня:
-Ты собираешься выходить или нет?
-Нет, -заявляю я. -Пока мне не включат воду, я отсюда не выйду.
Конечно я понимаю, что они запросто могут открыть дверь, ведь она закрыта не с моей стороны, и отправить меня в камеру в одном полотенце, но тем не менее я готова стоять на своем.
-Твое время вышло, -слышится все тот же голос.
-Я не выйду, -продолжаю протестовать я. И тогда вспоминаю, что когда зашла сюда и оглядывала душевую, заметила сверху двери защелку. Мои руки в этой темноте начинают скользить вверх по двери, пока не натыкаются на эту самую защелку. Тогда я поворачиваю ее.
Дверь закрыта.
С моей стороны.
-Ты выйдешь сию минуту, -рычит та самая женщина. Но я лишь мотаю головой. Нет. Я не выйду.
Я не выйду.
-Включите мне воду, чтобы я могла смыть с себя мыло.
О свете я уже не говорю. С одеждой как-нибудь потом разберусь.
-Какие-то проблемы?
Я узнаю этот голос.
Раймонд.
Женщина начинает объяснять ему, что я устроила здесь настоящий саботаж, не выхожу из душа. Раймонд же в свою очередь успокаивает эту женщину и просит включить мне свет. И воду.
Я удивляюсь спокойному голосу Раймонда. Но благодаря парню в душевой загорается свет. Я подхожу крану и поворачиваю его, из душа льется вода. Ледяная, но тем не менее, я встаю под холодную струю и смываю с себя остатки мыла. Затем вытираюсь и быстро одеваюсь, грязную одежду оставляю на крючке, там, где я ее и повесила, ведь меня предупредили, что ее можно оставить тут, и открываю дверь, чтобы покинуть душевую. Мокрые волосы уже намочили спину, так что моя рубашка сзади промокла насквозь.
Как только я выхожу, то сталкиваюсь с Раймондом. Он все время стоял здесь под дверью?
-Не думал, что у тебя здесь возникнут проблемы, -говорит парень. По-моему, проблемы у меня возникают, где бы я ни была.
-Меня лишили света и воды еще до того, как я успела смыть с себя мыло, что мне оставалось делать?
-Даются ровно пять минут. Запомни, в следующий раз ты должна уложиться.
Я молча киваю.
Сомневаюсь, что у меня получится.
Раймонд выводит меня из коридора и передает тому парню, который привел меня сюда, тот одевает на меня наручники и ведет в камеру. Где, наконец, мои руки освобождаются.
Я не сразу ложусь в постель. Некоторое время я сижу и смотрю на потолок, жду, пока высохнут мои волосы.
Засыпаю я лишь под утро. Долго ворочаюсь, но сон все-таки одолевает меня...
А потом меня будит чей-то голос.;