Из книги Полководец Соня- противоречия перестройки

Фрагмент из моего романа "ПОЛКОВОДЕЦ СОНЯ, или В ПОИСКАХ ЗЕМЛИ ОБЕТОВАННОЙ" © 

  Книга "Полководец Соня, или В поисках Земли Обетованной" вышла в 2009-м году с большим предисловием Льва Аннинского. Продавалась в Москве, Санкт-Петербурге, Минске, Киеве, а также в Израиле, Армении, Германии и Австрии.
   Книга была номинирована на несколько литературных премий.
 
   Так как бумажные книги все распроданы, то я разместила роман "Полководец Соня, или В поисках Земли Обетованной" в электронном виде для бесплатного скачивания ТУТ:
      https://yadi.sk/d/YID9yQZTX54tA

   НИЖЕ ФРАГМЕНТ - противоречия перестройки и размышления Сони, которая перестройку приняла всем сердцем, но...:


   "...Штольц и Обломов — рационал-труженик и эмоционал-бездельник, практик и романтик, сухая деловитость и уютное обаяние рыхлой квашни.
   У второго хоть была усадьба, пусть хиреющая от лени хозяина, однако — пока не разорилась — дающая чувство стабильности обитателям, а у нынешних обломовых и недавних крепостных «усадьба» разорена вконец, чтобы выжить — её надо поднимать, но всё равно многим поперёк горла штольцы с их «немецкими» методами, да и сами «немцы»:
   — Запад нам не указ! У нас — свой путь.

   Да и то сказать: слишком прагматичен Штольц, как и нынешние штольцы-реформаторы, хотя именно прагматизма не хватает раздрызганной России.

   Однако можно ли по мордАм, по мордАм — всем, кто десятилетиями жил не так?! …жил не так, любя больше дел уютное сердечное общение и слова… из книг или с трибун и газетной полосы… веря им, потому что надо же во что-то верить… а потом растерялся от того, что слова с трибун оказались ложью, стоявшие на трибунах — пакостниками. Но простые люди — не герои, не умники! — большинство-то из них пакостей не творили, лишь чужих не замечали, стараясь жить-выживать… жить-поживать и добра наживать, хотя того «добра» — в лучшем случае ковёр, чешская «стенка», хрусталь, книги с чёрного рынка, телевизор, проигрыватель да финский холодильник, за которым стояли в очереди годами (не часами — годами!), отмечаясь, скандаля и обмыв наконец приобретение на большом семейном торжестве, ибо и было это светлым праздником. Кто-то впрямь мерзостей власти не замечал… кто-то видел, но не обличал — семья, дети, старики-родители, которых жалко, совсем тогда пропадут! — и помалкивал, живя честно и чисто в маленьком своём мирке.
   А им вдруг объяснили, что вся их жизнь была никчемной, даже преступной, ибо оказалась пособничеством, — и надо её в помойку.
   И хоть дали вместо помоечной полуголодной жизни изобилие и всяческие свободы, но ведь обидно!

   Ах, великое пророчество провидца — грустного юмориста Григория Горина, сделанное за несколько лет до прихода «жёстких реформаторов»!
   В сценарий фильма «Убить дракона» по мотивам известной сказки Шварца вставил Горин слова, которых в первоисточнике не было.
   Когда рыцарь Ланселот после победы над Драконом учит свободе людей, привыкших выживать в несвободе, и стыдит за «неправильную» жизнь, то в его речах — такая бесчеловечная правильность, такое высокомерие Умника-Героя, что Ланселоту бросают:
   — Холодно с вами! Холодно…

   И с нынешними реформаторами — холодно. Товары, свободы, перспективы, вот-вот за границу выезжать сможет каждый — хорошо!
   Но… холодно.
   Людям, привыкшим к словам, не хватает словесного уважения — сердечности, жалости, понимания слабостей. Привыкшим к патернализму — опеки.
   
   Слишком технологичны реформаторы! «Страшно далеки они от народа»!  Деловито раздали удочки: «Ловите рыбу сами!» — нет бы ещё и по головке погладить, подбодрить да объяснить доходчиво, как с этой мудрёной удочкой управляться, и поплакать вместе над прошлой жизнью, где не было ни рыбы, ни удочек, но было каждодневное мужество выживания, свои гордость и честь, своё достоинство.
   Списали всё и всех разом на свалку истории! И не поняли даже, что оскорбили, обидели…

   Время сильных и самостоятельных («Наше время!» — радуются Соня с Осей и их друзья), однако… так да не совсем так!
   И не только потому, что есть слабые, униженные и оскорблённые.
   Есть и куда более сильные — той силой, что из прежних времён: бывшая партноменклатура, из которой нарисовался и Боба-Королевич, быстро перековывалась в крутых бизнесменов, используя связи в верхах, захватывая в процессе приватизации самые лакомые куски Родины, — и начинала диктовать свои условия.
   «Каравай, каравай, кого хочешь — выбирай». Каравай выбирал тех, у кого самые длинные руки, самый большой рот, самые острые зубы.

   И хоть это всё равно лучше, чем раньше, потому что сильнее новой «рыночной номенклатуры» — Законы Рынка, которые даже без доброй воли участников многое расставляют по местам, делая жизнь удобней для большинства, но…

   В душе Сони снова начинался раздрай: опять она и «не за красных» и «не за белых».
   «Белые» ближе — сутью того, что делали, и тем, что делали… но не формой.
   А бывшие «красные» — из тех, кто поплоше и не потянул бизнес, перековались в «патриотов», болтали, будоража неразвитые умы, и вставляли ориентированным на запад «белым» палки в колёса, повторяя:
   — Запад нам не указ! У России свой путь!
   Какой — не уточнялось. Тут начинался туман философии, где не было места конструктивным идеям.
   Любые конструкции из-за их жёсткости презирались как «не наши, не русские», хоть и показывали жизнеспособность наглядно — наполняя прилавки, казну (несмотря на низкие мировые цены на нефть) и демонстрируя, как пополнять кошельки.
   Прилавки с товарами нравились. «Презренная корысть» и «торгашество» осуждались.
   Что одно без другого невозможно — не умещалось во многих головах.
   
   Презренной корысти противопоставлялось корыто: у разбитого мечтать о золотой рыбке, которая предоставит благосостояние «за так», почему-то не считалось корыстью, как и мечты о щуке, которая всё даст сидящему на печи, лишь воскликни «По щучьему веленью, по моему хотенью!» — и поскачет печь с седоком в счастливое будущее, где навалом халявы. Смеялись сказки над такими, да типаж, видно, бессмертен..."