Свидание с Петербургом или Отпуск в феврале

«Моя продерзость вас неискусным пером утруждать  только от усердия к Отечеству и его слову любви происходить.»
                Из письма М.В. Ломоносова
                о правилах российского стихотворства


   Несколько причин побудили меня взять зимой короткий отпуск и уехать в западном направлении от Перми. Во-первых, я была в Санкт- Петербурге только летом, когда в мыслях представляла Северную столицу исключительно зимой. Во-вторых, на февраль приходился юбилей моей сестры. В-третьих, 13 февраля – концерт Rammstein, в-четвёртых – мне всё уже надоело, а в-пятых, я хотела побывать на физическом факультете Санкт-Петербургского  университета… И не столько второе меня манило в Питер, как первое, отягощённое четвёртым, потому что третье – это то, о чём я мечтала давно, а пятое – это могло выступать как прикрытие. Чуть ли ни половина пассажиров поезда, следующего накануне концерта в город на Неве, ехала именно на концерт скандально известной немецкой группы. В своей статье, которую я пишу с опозданием почти на год, я буду придерживаться этой заготовленной последовательности. Но год – почти ничто по сравнению с Вечностью для Северной Венеции, рок-музыки и одного из старейших Университетов.

       На вокзале меня должна была встретить сестра, которая переехала в Питер сравнительно недавно. Сестра и её муж – военные в отставке, побывали в «горячих точках» и поэтому имели возможность купить квартиру в Петергофе. Встречающие, как всегда, застряли в пробке и дали мне команду ждать в зале ожидания у памятника Ленину. Описав несколько кругов в здании вокзала, я увидела только огромный памятник Петру I и, стоя под ним, спросила уже немолодую женщину, с виду коренную жительницу (одета неброско, тепло, с элементами изящества) про памятник Ленину. «Да вот он!», – воскликнула она сочувственно, слегка приподняв вверх руку в чёрной узкой перчатке. На что я ей ответила, что мужчина, запечатлённый скульптором, хоть и с усами и с бородой, но не в кепке, а с причёской, которая роднит его с рок-музыкантами. Дама с достоинством откинула голову, посмотрела… замерла от неожиданности и вымолвила: «Простите, здесь всегда был памятник Ленину…»
     В Санкт-Петербурге время не то что бы остановилось, но как-то уплотнилось, спрессовалось, причудливо связав прошлое и настоящее, гранит и невскую воду. Дворцы и дома, выстроившись вдоль набережной, охватывают роскошной лентой Неву. Их фасады вызывают у меня ассоциацию с платьями придворных фрейлин. Река Нева – толстая синяя жилка на карте, но она не шире нашей Камы в районе КамГЭС. (зимой – ширина Камы после плотины, а в режиме наводнения – ширина Камы выше плотины). Нева во всех своих проявлениях (рукава, каналы) разрезает город на неравные части, а знаменитые разводные и стационарные мосты соединяют разлучённые берега.

   Зимой мороз всё делает для воссоединения, но усложняется жизнь некоторых питерцев. На вопрос: «Почему дома не ночевал?» Нет готового ответа: «Мосты развели..»  В стародавние времена проход по мостам был платным, только повивальные бабки пользовались льготным проходом. Так закрепилась у бедного люда привычка ходить по льду на другой берег. В коммунистические времена эта привычка была опасной, а сейчас стала особым шиком. С покорителями времени и пространства сейчас борются простым способом: один раз в сутки ледокол, пыхтя, бороздит Неву, двигаясь по фарватеру. И ровно в полдень предупредительно стреляет пушка в Петропавловской крепости. Хотя выстрел – сигнал к ланчу, но в Зимнем дворце всякий раз при этом слегка вздрагивают стёкла, вспоминая роковой выстрел «Авроры». Летом пушка, правда, тоже стреляет, но так, по привычке, лето-то короткое, как и сама Нева.

    В том году лёд был толстый, зима необычно холодна. Однажды, прохаживаясь по набережной, я поравнялась с плавучим парусником - рестораном, который вмерзал в лёд и его спасением занимались двое. Один из них был африканец, а второй, наверное, очень смелым или умеренно пьяным (пьяным море по колено). Европеец, сидя на коленях на самом краю полыньи, вгрызался электропилой «Парма» в лёд, а его товарищ подправлял шнур. Только чёрный электрошнур соединял стоящих на льду с бортом парусника. Пила сотрясала лёд, отплёвывалась ледяной водой. Эти двое ещё не успели прочитать правило, что нельзя рубить сук, на котором сидишь. Вдалеке на льду чернели точки и запятые: это рыбаки клевали носом у своих лунок и готовились к кругосветной рыбалке на льдине, стартующей из Финского залива.

   Санкт – Петербург показался мене городом дорог. Университет (СПбГУ или ЛГУ имени Жданова) раньше размещался только в здании Двенадцати коллегий на Васильевском острове. В 1975 году были построены первые корпуса в Петергофе, куда были «выселены» физический, химический, механико-математический, ф-ты и факультет прикладной математики и процессов управления; там же были построены квартиры для преподавателей и общежития для студентов. Планировалось создать на окраине города огромный научно-учебный комплекс. Но отдалённость от центра создавала проблемы, которые немного разрешились только сейчас, с развитием транспорта и связи. В основном, занятия у физиков  проходят в Петергофе, но есть два «городских дня». Научный городок, окружённый лесом, показался мне пустынным, корпус физического факультета да и аудитории – просторными, студентов, казалось, не хватает. Хотя на 1 курс физфака ежегодно принимают от 150 до 200 молодых людей – но отчисление с факультетов бывает таким же обычным делом, как питерский дождь.

    В корпус физического факультета попасть было непросто. И не потому, что в городе был объявлен карантин по кори. На вахте охрана не сразу поверила моим словам, что я в детстве уже переболела корью и что я приехала с Урала на концерт Rammstein, но мне не хватило впечатлений, поэтому меня «принесло» в Университет. Помогли неожиданная встреча с зам. декана Э.И. Спириным и мой презентабельный вид, но документы всё равно, проверили и выдали пропуск. Потом я свободно перемещалась по факультету и побывала даже в деканате. Сначала я хотела прослушать лекцию по эконофизике, финансовым деривативам. Тема лекции состояла на 50% из знакомых слов, но захотелось чего-нибудь родного и понятного, например, ядерной физики.

    Занятия в СПбГУ начинаются в 9-30 и могут закончиться поздно вечером (для Питера характерно поздно просыпаться и вести ночную жизнь). Две лаборатории атомной и ядерной физики были хорошо оснащены, и это не удивительно: в Гатчине находится Петербургский институт ядерной физики имени Б.П. Константинова (сокращённо ПИЯФ), учёные с мировым именем активно вовлекают студентов в научную работу. Преподаватели физического факультета были в среднем молодые (но встречались и убелённые сединой), интеллигентные. В лаборатории всё очень строго: при пропуске занятий надо написать объяснительную. Правда, меня несколько удивило и разочаровало то, что студентов лишили близкого общения с радиоактивными препаратами по особому распоряжению ректора. Довольствуются исследованием космического излучения (радиационный фон бесплатно и круглосуточно), но при этом возникла другая проблема: очень высокие напряжения на счётчиках.

     Мои опасения, что меня встретят на факультете с вежливой надменностью, не оправдались. Я чувствовала себя как рыба в воде, студенты охотно рассказывали мне про свою «жисть». Каждый приглашал на «День физика», проводимый в апреле. Это своеобразная тусовка физиков, называемая культурно-массовым мероприятием, куда физики съезжаются отовсюду. На факультете выпускается студенческая газета «Сачок», и культурная жизнь бьёт ключом, при этом нет больших поблажек в нелёгкой учёбе. Я, между делом, помогла написать студенту 3к «челобитную» в деканат о продлении сессии. Прочитали – посмеялись и прослезились, но дали разрешение. Сейчас парень учится на 4к и продолжает играть на гитаре.
    Студентов - по виду неформалов, было больше, чем у нас (надо учитывать ещё то, что в Питере любимый цвет одежды чёрный и серый), но в остальном, культура чувствовалась на расстоянии. Курение на территории Университета категорически запрещено, даже нет курилок. Я чувствовала себя почти студенткой и чуть не опоздала на лекцию по ядерной физике «Классификация частиц по типам взаимодействия». Великолепно читал  Сергей Николаевич Манида (с греческого фамилия переводится как «единица»). Он чётко выписывал на зелёной доске красивые греческие и латинские буквы, которые обозначали элементарные частицы, из которых и состоит Вселенная и мы с вами. Лекция предназначалась теоретикам, поэтому для меня не всё было понятно, но это – обычное явление на подобных мероприятиях.

    «В каждой науке есть элемент благородной скуки» и «Наука занимается упрощением сложной картины мира», – но эти цитаты уже из лекции профессора Бориса Валентиновича Аверина по русской литературе, которая идёт факультативно, так же как курс «Достопримечательности Санкт-Петербурга и Петергофа». Борис Валентинович стал для меня живым символом Петербурга: высокий и худощавый, настолько мудрый, что, мне показалось, ему лет сто. Он держится просто и с достоинством, в нем не чувствуется «усталости от жизни», голос его не подвергся старению. В молодости  доктор филологических наук Б.В. Аверин был геофизиком и работал в Арктике (это я узнала из Википедии), но трагедию «Моцарт и Сальери» Пушкина разбирал со судентами с необыкновенной проницательностью, заставляя читать буквально «между строчек».

    Забавно, но в Питере есть две манеры ведения разговора. Первая – это так, как говорят у нас и в Санкт-Петербургском университете, где больше половины студентов – иногородние. А есть ещё вторая манера, несколько вальяжная, жеманная, с удлинением окончания слова, с элементами пустословия – это можно услышать на улице или в метро.
 
    На выезде из университетского городка как на парад выстроились автобусы. Пугающая удалённость от центра города всё-таки не отбила охоту у питерцев учиться физике и математике…
    Есть два способа познания мира: наука и искусство. Санкт-Петербург прекрасно предоставляет эти возможности». Но музыка – единственный вид искусства, который непосредственно передаёт чувства, – эти слова мудрого Б.В. Аверина я вспоминала после концерта Rammstein.
     Кажется, если бы я посетила Санкт-Петербург раньше на несколько десятков лет, то моя духовная жизнь сейчас была сейчас гораздо богаче.

                Лебедева Елена      14 февраля 2013 г