Сильная половина

     Младший ребенок стоял в кроватке и самозабвенно орал. У него болели уши, на ушах были толстые компрессы, прижатые трикотажным чепчиком так, что он походил на маленького расстроенного летчика, залетевшего в чужой огород.
 Старшая девочка хныкала, пластаясь под диваном в поисках пропавшей Барби, а посередине комнаты сидела их мама в позе усталой обезьяны, свесив руки между колен и тупо уставившись в стенку.
 Ступор мамы, молодой женщины по имени Ирина, объясняется громоподобной новостью только что оглушившей ее по телефону – муж, улетевший три месяца назад в командировку, остается там еще на полгода.
 Маленький Лешка замолчал, в поисках утешения сунул кулачок в рот и принялся увлеченно его обсасывать. Трехлетняя Даша, обретя пластиковую подругу, подошла к матери и сочувственно произнесла:
   - Чаю хочешь?
 Этот вопрос ей постоянно задавал муж - большой любитель этого напитка - и услышав его из уст дочки, Ира вздрогнула, прижала ее к себе и заголосила.
 И было от чего. Через несколько дней Новый год, она одна в двухкомнатной квартире с двумя маленькими детьми на руках, один из которых – грудной, от нее сбежал муж, а следом прямо-таки упорхнул свекор, внезапно обретший личное счастье. Она так рассчитывала на его помощь! Об этом побеге раньше только тихо мечталось, а теперь….
 Бросить ее одну в зиму посреди занесенного снегом военного городка! Ну что это за мужики?! А-а-а! – выла Ира, и ей громко вторили дети.
   - Так! Прекратить рев! – опомнившись, скомандовала мать, взяв себя в руки. – Что теперь помереть нам, что ли?
   - Да! – поддакнула Даша невпопад.
 Ирина рассмеялась, утерла слезы, чмокнула дочку в теплые кудряшки, подхватила кряхтящего Лешку и они пошли стряпать ужин.
   Ира очень любила своего мужа, и буквально несколько дней назад верила в него, как полинезийский дикарь в собственноручно выструганного божка.
 Свою любовь она доказывала рьяно и непрестанно – посвятив себя семье, не работала, сидя дома и варя ему борщи, шила своими руками шторы и мастерила забавные поделки, кидалась навстречу с поцелуем, а главное - родила ему двоих детей и собиралась продолжать это богоугодное дело, пока хватит здоровья.
 На мужнин взгляд, в Иришкиной предвыборной программе последний пункт отсутствовал поэтому обнаружив в избранной супруге неуемное желание продолжения рода, супруг, мягко говоря, оторопел.
 Поскольку характер у него был (сначала) легкий и веселый, он бодрил жену шуточками типа: «Много детей, говоришь? Ага. Спать будем стоя». Или: «И оставлю я им в наследство рваные джинсы и мятую майку».
 Чем создавал впечатление, будто все им по плечу и со всеми трудностями они справятся играючи. А как же, ведь они одно целое!
 Это радовало и давало ощущение устойчивости их семейной конструкции, приятный такой домострой, муж пашет и в дом несет, жена, ну, здесь список, конечно подлиннее, но в основном, еду варит и детей рожает.
 Кроме того, за образец были взяты Иркины предки - и в бабушкиной помещичьей семье, и в дедушкиной дворянской было одинаково много детей. Да и у мужниной прабабушки было, страшно подумать, тринадцать детей, и ничего, все в люди вышли. Завет потомкам, понимаешь, муженек?
 Просто Ирка как-то решила, что настоящая любовь – это одна большая непрестанная жертва и нечего раздумывать, с чьей стороны, пусть это буду я!
 Ведь женщина – хранительница очага и т.д., и прочие анти феминистические лозунги, вспоминаемые и произносимые женщиной в периоды ее уязвимости, например, беременности и грудного вскармливания.
 Да, в это время женщина беззащитна – укройте от волнений, напоите любовью толстенькую растерянную носительницу чуда, накормите похвалами пышногрудую кормящую мамочку, послеродовая депрессия - страшная вещь! Любите их такими, они такие недолго. Потом снова самоуверенный блеск глаз, кошачья грация – ну-ка, заметно ли я похорошела? Да я знаю, мне идет материнство, а главное, я теперь уверена – могу! Все могу!
   Когда-то она решила, что не выйдет замуж, пока не полюбит по-настоящему. Отчаявшись разобраться, какая же именно любовь в ее жизни является настоящей, не принимать же всерьез первое незрелое чувство, она решила плыть по течению – кто выловит, тот и призер. В результате появился он, будущий супруг, и, покорившись обстоятельствам, Ирка вышла замуж не то что, не вполне любя, но как-то не вполне подумав. Что называется, выскочила.
 Все сложилось как-то само собой - совпадения, схожесть с образцом идеального возлюбленного, настойчивость ухажера. Она просто покорилась обстоятельствам, что ж, этот, значит этот. Все-таки любит ее, понимает, вникает в образ мыслей, пытается соответствовать, красивый, опять же….
 Но вот с детьми что-то разладилось.
 Первой дочке он был страшно рад, сам купал, кормил по ночам из бутылочки, гулял и читал сказки на ночь на разные голоса. Но, только год миновал ребенку, Ира поняла, что снова беременна. Жили тогда со свекром в одной квартире, в маленькой комнатке через стенку, свекор твердил одно – если еще удумаете – удавлюсь! Куда вы их? Пузо росло, муж мрачнел, свекор подозрительно поглядывал….
 Знакомый священник посоветовал не говорить до поры, пока тот сам не увидит.
«Как же, батюшка, а что я скажу, когда увидит?». «Скажи - ой, папа, надо же, действительно! Как я раньше не заметила!».
   Узнав о событии, свекор театрально всплеснул руками и затаился в своей комнате. Прощался, наверное…. Сначала думали – с жизнью, бегали и прикладывали попеременно уши к двери, но он вдруг вышел и предложил поменяться комнатами – вам, мол, теперь будет тесновато….
 Кажись, жизнь налаживалась, да вот с работой у супруга никакой стабильности – то есть, то нет, то абы что....
 Все встречались теперь на кухне, угрюмые как медведи в одной берлоге, во взгляде папы мужа читалось: «Я же говорил…», и папа теперь взял моду класть на полочку холодильника открытую банку консервов с торчащей оттуда вилкой, кубик сыра и кубик масла, громко приговаривая, что ему этого должно хватить надолго. Короче, не жизнь, а мука, коммуналка, да и только.
И тут подвернулся вариант работы, чересчур соблазнительный даже для искушенных столичных жителей. Как говорится, одним махом, из грязи в князи. И всего-то надо пройти десятидневную подготовку.
 - Для чего? – изумленно вопрошала жена.
 - Чтобы стать директором! – поднимал кверху палец супруг и светлел лицом.
 Слово завораживало. Но Ирка пыталась вникать – директором чего? Супруг лицом мрачнел и нехотя объяснял – магазина джинсовой одежды, Иришка, но разве дело в этом?
 У Иры начались странные дни, напоминающие оживший сюрреалистический роман. Вроде, все персонажи знакомы, но ведут себя как-то не по-нашему.
 Муж собрал сумочку и уехал, никто не понял толком – куда.
 Но свекор был доволен, потирал руки и вслух мечтал, как дети купят себе квартиру, Дашка и крохотный Лешка требовали забот, так что раздумывать было некогда, и авось получится чего - утешалась Ира.
 Появление мужа после двух недель отсутствия напоминало схождение Прометея к людям с сюрпризом в ладошках: а что у меня е-есть!
 Рассказывал он, конечно, странные вещи, как-то: будущие директора ползали по пластунски по песку на время, в пять утра лезли в холодное болото по горлышко, сидели с 8 до 8 на каких-то тренингах и писали о своих мечтах.
  - А ты чего написал?» - ласково поинтересовалась жена.
  - А я написал свою заветную мечту…- супруг помолчал и выдал, - свозить бабушку в Париж….
 Но, как бы там ни было, эффект был налицо – из вялого, субтильного субъекта, с глазами неудачливого грабителя, муж превратился в бравого молодца – ни дать ни взять, спецназ на выезде, бритый на лысо, в лихо повязанной бандане, и вот-вот поставит всех к стенке.
 Ирка залюбовалась столь необычно изменившимся супругом, да только не во внешних переменах было дело….
 Наскорях рассказав все новости, он вдруг огорошил домашних новостью – он сегодня ночью улетает на новое место работы, как приедет, позвонит!
«А я?» - изумилась жена и мать, - «А мы?»
 Супруг решительно рубил фразы и расписал все – лучше некуда! Его посылают в командировку в другой город, ничего, придется потерпеть, потом он их возьмет к себе, и они заживут, как в сказке!
 Свекор, разулыбавшись от столь приятной перспективы, поддакивал, суетился и мешал вникать в суть.
 Ирка решительно впала в анабиоз, раз она позволила муженьку быстренько собраться и отъехать, да еще папа путался под ногами и кричал, типа, не волнуйся, сынок, поезжай, мы здесь как-нибудь справимся! Он-то справился – через неделю взял бритву, щетку и любимые треники, и убежал к своей пассии на постоянное место жительства.
 Вот так Ирина осталась одна. Вернее одна с двумя детьми.
   Сначала Ирка принялась читать по ночам все, что под руку попалось, попутно мечтая о переменах к лучшему в их общей судьбе, потом полезла перечитывать старые любимые книжки признанных классиков, где с юных лет с удовольствием набиралась ума-разума.
 В это время Ирке попалась изрядно потрепанная ее детскими руками книжка «Записки о Шерлоке Холмсе». После долгого перерыва она жадно перечитывала и внезапно рассмеялась, а потом аж всплакнула, увидев в одном месте написанное школьной ручкой между строк трогательное признание: «Шерлок Холмс, я тебя люблю!». Непонятно кому, правда, адресовалось Иришино признание, скорее Василию Ливанову, суперХолмсу всех времен и народов, это и англичане признали. Но, видать, в девчачьем восторженном сознании так все это сплавилось – всесильный и умный, недоступный простым человеческим слабостям герой Конан-Дойла (в Иркином детстве никто не смел обвинять Холмса в наркомании), тонкий профиль и чудный скрипучий голос экранного персонажа, что маленькое восторженное сердечко не выдержало и излилось доступным способом, вот в таком виде. О чем грезилось? Что Холмс прочтет и ответит?
 Ну что ж, Холмс здорово выручил бы ее сейчас. Но, раз на него рассчитывать не приходится, воспользуемся его методом дедукции.
 Ведь, после первой эйфории, навеянной переменами в супруге и в жизни, ее вдруг начали посещать неприятные открытия.
 Например:
Открытие № 1: прежде чем улететь, он показал ей список городов, в которых ему предложили работу. Там был город, вблизи которого располагался их военный городок, однако он выбрал далекий край, в котором жил его друг детства. Видите ли, ему страшно хотелось его повидать. Ничего себе мотивировочка!
Открытие № 2: он ни разу САМ не позвонил ей после прибытия к новому месту работы. Она звонила в центральный офис, раздобывала его телефон, отлавливала на работе и раскручивала секретаршу на подробности времяпровождения шефа. Прямо детектив какой-то! Или дурной сон.
 Так вот, волей-неволей Ирка оказалась втянутой в постановку некоего дешевого детектива. Хотя, как сказать, дешевого, денег муж ей тоже не слал, так что очень вскоре она начала понимать, что происходит что-то из рук вон плохое.
 Взяв себя в руки и все еще надеясь, что они в одной упряжке, Ирина позвонила мужу, чтобы помочь потребовать свои деньги и выслать ей, наконец.
 На что фальшиво-вежливый голос секретарши сообщил, что шеф подойти не может, поскольку только что вылетел на край земли, то бишь, во Владивосток.
  - А… мне он что-нибудь передал?» - тупо спросила Ирка.
  - Нет. - пискнула молодая бездетная мымра. - Так что можете сюда больше не звонить! - И грохнула трубкой о телефон.
 Ирка только вздрогнула, как добиваемая лань, и попыталась втиснуться спиной в обои, сползая на пол. Люди добрые! Что же это! Ахти мне! Эти и подобные сермяжные бабьи стоны с бабушкиной деревенской стороны витали в затуманенной Ириной голове. О, боже! Полноте! Да с ней ли это? - всплывало со стороны дворянина-дедушки.
 Выручил прилив молока и кормя Лешку, пытаясь успокоиться, она мысленно ругмя ругала себя, муженька и пуще всех его родителей, произведших на свет такую бессердечную скотину. Поглядывая на жадно чмокающего малыша, мать попутно испытывала угрызения совести за то, что вливает вместе с молочком этакий заряд чувств к родному папаше. Сдерживаться не было никаких сил, и она принималась строить планы: то, как добраться до муженька и устроить ему взбучку, то, как взмолиться, чтобы он срочно вернулся и устроить взбучку без свидетелей. Несколько успокоившись, Ирка решила взять себя в руки и посмотреть, что же будет дальше. А дальше было хуже.
   Вы когда-нибудь видели обезьяну-маму с детенышами? Этот персонаж здорово обыгран в веселом мультфильме про неполную, многодетную обезьянью семью, где,  постаревшее от беготни животное, с удрученным взглядом, носится по пятам за неугомонными отпрысками, норовящими чего-нибудь стянуть и сожрать.
 Ну, вот такой вот, примерно, насыщенный график ждал нашу Ирину на безмужних просторах новой жизни. Она была полностью предоставлена, думаете себе, нет, - детям.
   Утро начиналось с того, что они пробирались с Дашей, как партизаны, мимо спящего Лешки и уже выскальзывали из квартиры, как кто-нибудь чихал или кашлял, или сосед нещадно хлопал дверью, и тут же из кроватки показывалась заспанная головка, с ходу издающая неистовый визг. Приходилось вваливаться обратно, утешать, и совать грудь.
 Покормив Лешку и укачав, если повезет, Ира хватала изрядно вспотевшую Дашу и волокла в детский сад, где буквально вытряхивала ребенка из комбинезона под кислые взгляды воспитателей, а затем впихивала упирающуюся дочь в группу, где весело стучали ложками о тарелки дети нормальных родителей.
 Если не удавалось усыпить чуткого Леху, его приходилось брать с собой,и это был усложненный вариант, так как он вертелся, ползал и лизал все, что видел перед собой – это был его способ познания мира.
 Как-то он умудрился слизать с полу ангину с эпитетом, или как она там называется у врачей, без анестезии не выговоришь. Это участковая врачиха объяснила, что больше неоткуда было взять, раз в семье никто больше не болеет, значит, подобрал с полу.
 Ирка, известная среди подруг под прозвищем «чистюля-истеричка», возмутилась. Полы ею вымывались еженощно с дезинфицирующими средствами, как можно ее заподозрить в отсутствии гигиены?
 «Не знаю!» – пожала плечами врачиха, вынужденно зачастившая к ним в последнее время – болели наперегонки.
 Расстроенная Ира проводила ее до дверей, тупо глядя на ее ноги. На ногах красовались грязные сапоги. «И это по ковролину в детской!» - накрыло Ирину. Набычившись, она ядовито заметила, что, может, ангина как раз живет вот на этих сапожках?! Больше принести некому! На что врачиха с профессиональной наглостью ответила, что, мол, ей не те деньги платят, чтоб она сапоги снимала, может у нее при такой зарплате колготки дырявые, и вообще, врачи и священники не разуваются!  И хлопнула дверью.
 Ирка постояла на пороге, поразмышляла над последней фразой.
Может, имелись в виду врачи Скорой помощи и священники к умирающим? А эта услышала и пользуется? Топочет своими сапожищами в комнате у ребенка-ползунка, с полу он, видите ли, ангину подобрал!
 Но позже она убедилась, что девиз на слуху у всех служителей бесплатной медицины, наряду с грубостью, хамством и отношением к родителям больного ребенка, как к преступникам.
 Ирка плюнула, раздобыла телефон платного педиатра и не пожалела, за вполне умеренные деньги был полный сервис: снятая обувь, тщательно вымытые руки, внимательное отношение и подробнейшие консультации в любое время суток. Да и женщина оказалась чудесная, действительно любила детей и профессию, не гналась за новинками, а лечила буквально за три рубля проверенными советскими копеечными препаратами.
 Так что, Ира прямо свет увидела, хоть и пришлось отваляться пару раз в больнице всем составом – Лешка, если уж болел, то так, что врачи суровели и предрекали вплоть до летального исхода, если мамаша будет продолжать упираться и не ляжет в стационар.
 Здесь еще была одна закавыка – на фоне всего этого стресса Ирка опять закурила, хотя бросила еще до рождения Дашки, и теперь страшно мучилась, что бедненькому Лехе подсовывает такую гадость. Она чего-то высчитывала, поджидала, бежала курить сразу после кормления, отцеживала, пытаясь уменьшить вред… обманывала сама себя, презирала, но отстать от гадкой привычки никак не могла.
В больнице малыша тут же принялись колоть антибиотиками и, разрыдавшись над бедным, извивающимся от боли, Лехой, мать торжественно пообещала не курить, если случится чудо и ребенок быстро поправится.
 На следующий день, утром, Ирка проснулась от сопения, чавканья и довольного гуления сынишки, глядь, а он, сидя в своей кроватке, что-то мусолит во рту.
Ой, это же бумажная иконка святого Пантелеимона-целителя, которую она сунула ему под подушку!
 Отобрав изрядно пожеванную иконку с оторванным уголком, она вспомнила, как они летом ездили все вместе прикладываться к мощам целителя (с самого Афона привезли!). Очередь была огромнейшая, но их с детьми пропустили, и даже непрошибаемый свекор отметил свои необычные ощущения, мол, когда приложился, будто током ударило!
 На утреннем обходе заведующая детским отделением, выслушав и осмотрев веселого Лешку, велела собираться домой, несмотря на незавершенный курс антибиотиков, чего сидеть здесь, раз ребенок здоров!
 Ошалевшая от счастья Ира, только и твердила, что спасибо, да спасибо, вот так чудо, не может быть, ну надо же!
 Дома бросилась звонить супругу, но идиотская разница во времени сбивала с толку. Чтобы подловить их утречком явившегося на работу мужа, надо было заводить будильник и звонить посреди местной ночи. Муженек вяло порадовался их успехам и на спокойным голосом заданный вопрос «Когда приедешь?», раздражился и рявкнул, что не обязан перед ней отчитываться.
  - Что-о-о?» - взвыла вмиг проснувшаяся Ирка, – всю психологию как ветром сдуло!  – Ах ты, гад! Бросил меня одну с двумя больными детьми на руках и хамишь вдобавок?
 Сбавивший обороты супруг попытался урезонить жену доводами вроде: я ж работаю, причем, на благо семьи!
 На что Ирка расплакалась и сказала, какое ж, мол, это благо, если ей так тяжело одной, ведь на ней лежит такая ответственность за жизни их детей!
Мигом затвердевший супруг ответствовал, что он, конечно, все понимает, но и она должна его понять – у нее двое, а у него тридцать детей – работники их филиала, и как он может их бросить, тоже соображать надо! И вообще, она только ноет и жалуется, в то время как ее супруг – лучший директор месяца во всей, слышишь, компании! По Интернету разослали портрет и его ФИО внизу, все как положено, сегодня они это отметят всем филиалом.
  - А денег-то добавят? – тут же спросила изрядно обнищавшая Ирка.
  - Иришка, вот опять ты о земном, ну разве в деньгах счастье? Портрет всем разослали, для примера, понимаешь?
  - Понимаю…, - попыталась сдержаться Ирка и, не выдержав, заорала в трубку, –
и ты пойми правильно, когда ты свой портрет увидишь на стендах «Их разыскивает милиция!», я тебе это устрою! - И шмякнула трубку о телефон.
 В такой ситуации вполне естественно было закурить, назло всему, и Ирина так и сделала. И неудивительно, что вскоре они снова загремели в больницу, и на этот раз, и Лешку, и Дашу откололи по полной программе.
   Да, тяжеленькое было времечко! И от свекра никакого толку. Забегал он все реже и реже, пассия требовала капиталозатрат и ударного труда, так что дозваться его на помощь можно было глубоким вечером. И сидел он, держа визжащего Лешку за маленькие пяточки, с видом волонтера, отбывающего повинность не по адресу, пока Ира ставила горчичники на младенческие икры.
   Самое мучительное мероприятие было – поход за продуктами на рынок. С детьми гулять вообще не сахар, особенно зимой, особенно одной, а уж на рынок таскаться с ними по непролазным снегам сродни подвигу. Причем подвиг приходилось повторять с завидной регулярностью – рассчитывать было не на кого.
  Малой лежал в коляске, Дашка верно топала рядом толстыми ножками, затянутая в объемный зимний комбинезон, а Ира, как пахарь, взрыхляла колясочными колесами кучи грязного, никому не нужного снега, завалившего все тропки и дорожки.
 До рынка было бодрым шагом минут пятнадцать, там час, да обратно бегом по холодку – одному эта прогулка была в радость.
 У них этот поход занимал часов пять. Пока дотащишься, обойдешь все прилавки-магазины, все купишь и сложишь, да и Лешку не бросишь у порога, вынимаешь и тащишь с собой, а набрать надо много, чтоб подольше не повторять этого мытарства.
 И толкаешь потом перед собой тяжело груженую, скрипящую коляску по обледеневшей вечерней дороге, обливаясь потом под будто бы навалившейся на тебя дубленкой, и уговариваешь хнычущую дочку топать побыстрее, и считаешь вслух домики и циферки, чувствуя, как морозный воздух попирает твои гланды.
 А в это время, в колясочных недрах извивается и надсадно орет истомившийся Лешка, весь в голодных муках, и если вдобавок падает снег…!
 Однажды ливанул дождь, вот так, ни больше, ни меньше, это зимой то, и они мгновенно покрылись ледяной коркой, и Дашка сдалась, просто стояла и вопила, раззявив рот навстречу ветру.
 И тут с Ириной случилась истерика, стыдно вспомнить, как она заламывала руки посреди дороги, спасибо, людей вокруг не было, а то бы наслушалась запросто, есть у нас любители помитинговать – эт-то что такое?
 Детей в приют, ее в психушку, и правильно, нечего мужика от себя отпускать, нашлась тоже мать-героиня! Наплодили – теперь воспитывайте, рановато устали, милые, вот мы в ваши годы….
 Засим следует дурацкий рассказ о немыслимых подвигах замшелых времен, когда пеленки кипятили на керосинке, совали младенцам, вместо соски, хлебный мякиш в тряпочке, и все стирали своими руками в ледяной воде на речке, и учитесь, милые, как надо, а то – уста-аали они! Нервы у них! Я в твои годы пять коров доила, четырех свиней кормила, сорок соток огорода на себе пахала и еще работала на двух работах!
Смотришь теперь на эту труженицу и, после удивления, испытываешь страшную жалость к этой исковерканной женской судьбе, потому как, если послушать дальше, выясняется, что все это никем не ценилось, дети выросли и разбежались, муж всю жизнь гулял направо и налево, спился и рано помер, если не успел сбежать к молодухе, а сама героиня мучается от разных болезней, заработанных непосильным трудом.
Выглядит она, как качок на пенсии - руки, привыкшие таскать тяжелые авоськи, неплотно прилегают к туловищу, нестройные ноги с натруженными икрами, с трудом носят грузное бесформенное тело, где грудь не отличишь от живота…. Нелепые короткие стрижки, больше подходящие офицеру со стажем, огрубевшие лица с пронзительными, все повидавшими глазами – бедные, бедные русские женщины, верно отработавшие свою каторгу! Ваши счастливые сверстницы на Западе, любят и ждут это время – свободной от обязательств старости, для них это время путешествий и только приятных событий. А что имеете вы, простые рабочие лошадки, кроме маленьких денежек, небрежно протянутых государством вам на прокорм? И, если повезет, смешной облупленной дачки с крошечным огородиком, на который не позарится ни один западный старичок-счастливчик, а если не повезет – крохотную квартирешку этажом повыше, с максимально устаревшими удобствами. И сколько угодно одиночества!
 Не хочу так, врагу не пожелаю, - думалось Ирке. Такой награды нам не надо. Но в чем же тогда смысл женской жизни? Зачем мы тут? Непрестанно приносить себя в жертву, надрываться, налаживая быт какого-нибудь неудачника, которого ты вытянула в жизненной лотерее, или, все-таки, жить и собой, развиваться в интересную многогранную личность, стать мечтой поэта и хулигана, не дать себя забить и затереть в угоду быту и заскорузлым мнениям окружающих, о том как должна жить и выглядеть порядочная замужняя женщина? Вот он – российский женский вопрос! Не побоюсь этого слова – извечный.
 А тогда Ире вдруг стало ясно – надо что-то делать. Уснув как-то днем, рядом с тепленьким Лешей, проснувшись вечером уже в темноте, и взглянув в окно, она вдруг почувствовала такую страшную, безысходную тоску, что завыла, как раненый зверь, даже не осознавая, кто она, что, где, просто – пустота и тоска, и ничего больше нет.
 Из этого кошмара ее достали теплые Лешкины ручки. Проснувшись, он заползал вокруг нее, теребя ручонками, пытаясь забраться на нее, обнять, и она вдруг поняла, куда она сейчас побежит. Вскочила, одела детей и помчалась в церковь, благо было недалеко и, к счастью, шла служба.
 Батюшка попался хороший, старый и умный, ободрил и утешил, пообещал молиться за них и посоветовал так этого дела не оставлять, а доставать супруга поскорей из страны далече и самой налаживать отношения.
 «Так это ж он меня бросил!» - недоумевала обиженная раба Божья Ирина, - «А я его доставай, налаживай…»
 Батюшка объяснил, что, мол, отнесись к нему сейчас как к больному, не осознает явно человек, что творит, терпеливо с ним надо, аккуратно, чтобы хуже раны не разбередить.
 «Так это ж у меня раны!» - настырничала Ирка, нарываясь на жалость и недоумевая почему, вместо этого, ее поучают, как понежнее обеспечить этому негодяю возврат в семью.
Батюшка посмотрел на нее, нагнулся к ней и заговорщицки спросил:
  = Хочешь, секрет открою?
  = Да! - прошептала заинтригованная Ира.
  = Бог дал женщине больше, чем мужчине, и душевных, и духовных сил. Понимаешь теперь?
 У нее аж волоски на руках встали дыбом.
  = Правда? - прошептала она, испытующе глядя на батюшку.
Он утвердительно кивнул и ушел.
   Домой Ирина прямо летела, как бы несомая какой-то силой.
«Так и быть, слабачок!» - думалось ей, - «Раз уж тебе так не повезло с количеством сил, отмеренных тебе Создателем, придется мне быть великодушной, и помочь осознать заблудившейся овце, где ее истинный приют!»
 Правда, этого настроения хватило ненадолго, ровно до Нового года, когда оказалось, что он не прилетит. Мало того, знатный труженик перебазировался в большой сибирский город и завален новой работой до такой степени, что ближайшие полгода ей на него даже рассчитывать нечего! А сейчас, извини, дорогая, с Наступающим тебя, у нас тут корпоративчик, так что, целуй детишек, а я побежал!
 Фоном к этому разговору был разноголосый женский смех в трубке и хлопающие пробки, а у Ирки перед глазами – Даша, сидящая на горшке, и ползающий в опасной от нее близости Лешка. Вот сейчас Даша встанет и….
 Так и есть! Горшок опрокинут на ковролин, и ее жизнь тоже накрыта этим горшком. Ладно, возьмем себя в руки, мы сильные, смелые, ловкие, умелые… мы бодры, веселы…. Так, дети, спать, а у мамы есть бутылочка дорогущего вина, припасенная к папиному приезду.
 Ира уложила детей, взяла бутылку и выпила ее из горлышка, стоя на балконе и глядя на дворовое неистовство фейерверков.
 Внизу творилось нечто – все семьи повыскакивали во двор, хвастаясь друг перед дружкой китайскими пиротехническими новинками.
 Ирина мрачно провожала глазами каждый огненный залп и думала, что, вот, очередные денежки полетели, и немалые, и могут же люди себе позволить! Отвалились от салатов и пошли развлекаться, а сейчас пойдут по гостям и плясать, и веселиться, и брататься, и безобразничать….
 Горемычная я горемыка! Так, все! Еду на родину!
Внезапно пришедшая мысль Ирку ужасно обрадовала. А почему бы и нет? Чего теряю-то? Все и так уже потеряно! Ладно, звоню завтра бабуле и ту-ту!
 Радужные Иришины мечты разбились о бабулино недоумение – чего это ей на месте не сидится, куда это она с малыми детьми намылилась? Муж приедет, а ее нет!
«Да не приедет он!» - неохотно цедила Ирка, рассчитывая последующую реакцию. «Как, что, почему?»
«Да бросил он нас…»
Расчет был верным - «Приезжай немедленно!»
 Конечно, конечно! Нас два раза приглашать не надо! Внезапно и сестра поднялась, видимо тоже повинуясь древнему кочевому зову – когда плохо, тянет к родному стойбищу. Поехали весело. Закупили целое купе, застелили пол матрасами, запустили туда троих детей, улеглись на полки и, под привычный для уха шум и гам, болтали всю дорогу.
 Конечно, перед отъездом тоже не обошлось без сюрпризов – дети где-то хватанули ветрянку, и всю неделю Ирка только и делала, что неустанно мазала и мазала их зеленкой, каждого по часу.
 Пришедшую любимую докторшу встретил Лешка в трусиках. Изумленно воззрившись на него, она заметила, что одевать ребенку трусы поверх колготок неблагоразумно, тем
более, что работает отопление. А все этот ровный изумрудный цвет ног малыша, наведенный старательной мамашей, который был ею принят за колготки.
 Так что, когда Ира втащила в бабушкину квартиру баулы и двух детей, покрытых
болячками, бабуля взялась за сердце и скомандовала деду: «Коля, звони прокурору, пусть этого блудного отца с милицией возвращают!»
 Старики глубоко верили в силу родных властных структур, страшилки про коррупцию и оборотней в погонах ими воспринимались наравне с японскими детскими мультфильмами, – какой только дряни не придумают!
 Так что, дедушка на полном серьезе сел искать телефоны всех прокуратур земного шара, а бабушка сочинять письмо президенту.
  - Ну и как озаглавишь? Верните мужа, счастье и любовь? - поинтересовалась Ирка. 
  - А ты чего предлагаешь? Пусть резвится себе на просторе, пока ты с детьми загибаешься? Да ты не переживай, он, небось, уже жену себе нашел! - утешила бабуля, всегда умевшая стрельнуть в самое больное место. И радостно завершила:
  – А мы его оттуда рраз! Что, кобель, думал - не достанем?
 Ирка только морщилась, но сделать уже ничего не могла. Возврат блудного мужа взяли на себя родственники.
 Теперь ей командовали: «Звони!», вставали вокруг, слушали, и шепотом подсказывали, что говорить почуявшему неладное супругу.
 Так как он по-прежнему тянул с возвращением и что-то врал жене про горящий план, трубка сначала бралась дедушкой и он, внушительно осведомившись, есть ли у зятя совесть, вручал телефон бабушке, которая добивала деморализованного прохвоста разными угрозами и рассказами о чахнущих детях и постаревшей от горя жене.
 «Бабуля!» - дергала ее за рукав Ирка. Та только отмахивалась.
 После снова вступал дедушка, таки отправивший какому-то прокурору письмо, и опять взывал к совести.
 И они добились результата - вскоре секретарша стала отвечать, что шефа на месте нет. Как назло, накаркали, что ли, – опять заболел Лешка, да так, что сельская Скорая развела руками и послала их посреди ночи в город.
  - Только мы не повезем, у нас бензина нет. - предупредил фельдшер.
  - Да вы что?» - задохнулась Ира. – Что ж мне, его всю ночь до города на руках нести?
  - Да боюсь, не донесете, – прогрессирующий отек гортани. - отпарировал тот в ответ.
  Ирина, расплакавшись, рухнула на стул.
 - А чего сразу плакать? - подобрел фельдшер. – Оплатите нам бензин – мы вас отвезем!
  - Согласна! – выкрикнула Ира, боясь, что он передумает.
Все-таки здесь она никто и звать никак, и прописана в другом месте.
  Хорошо, что старики не слышали этого торга, а то бы и их пришлось в больницу прихватывать.
  Отвалявшись в кошмарной городской детской больнице, оплачивая каждую тряпочку и услугу, вплоть до вымытых полов в палате, Ирка решила, что после такого пора бы наступить и белой полосе. Но не тут-то было. Как там?
«Она решила – хуже быть не может, наутро было хуже во сто крат».
  Вернувшись, она обнаружила родных вповалку лежащих по разным кроватям в гриппу и осложнениях, Дашку – укушенной бабушкиной кошкой до посинения руки, и саму кошку – в лишаях.
 И она, потренировавшись на апельсинах, принялась всех колоть, а также мазать, брызгать, обхаживать и выслушивать протесты, стоны, мяуканье, жалобы, и причитания на тему, какая нелегкая принесла ее и ее детей.
  Через некоторое время все оклемались и с новыми силами принялись звонить негодяю, бросившему семью на больных старых людей.
  Выслушав поначалу свежие новости, муженек вновь перестал показываться на работе. Старики, поняв, что положение какое-то совсем безнадежное, начали строить планы, как же им всем вместе теперь жить.
  Кошка, ошалев от перспективы житья рядом с маленькими варварами, не имеющими уважения к кошачьему хвосту, с горя тяпнула Лешку и переселилась на верхотуру. Днем она жила наверху, расхаживая по мебели, и только ночью спускалась сделать свои делишки.
  Кошка, кстати, была смешная, серая, как дым и страшненькая, как павиан, поэтому носила очень ей подходящее имя – Обезя (производное от «обезьяна»). Похожая на длинный серый шнурок, она ловко сигала со шкафа на шкаф, вызывая бурный восторг детей, а у Ирки – желание сдать ее в зоопарк.
  Пировала она теперь исключительно ночью, гремя миской, как повариха кастрюлями, и ночью же ходила в лоток, ничем не наполненный экономной бабушкой. Мучимая инстинктом, заставляющим котов зарывать свои испражнения, Обезя отчаянно драла когтями решетку лотка, пока кто-нибудь из проснувшихся от неистового грохота не прогонял несчастную жертву инстинктов. Она опять взлетала на шкафы и возилась там, среди хлама, как леший, шурша какими-то старыми календарями и неактуальными плакатами, бережно хранимыми стариками.
 А с утра пораньше невыспавшейся Ирине приходилось подметать пол, усеянный острейшими рыбьими костями и недогрызенным китикэтом после Обезиных ночных пиршеств.
 Все бы ничего, но тут начала буквально чахнуть Дашка. Она перестала есть и пить, только спала все время и худела на глазах. Ни одно из бабулиных народных средств результата не дало и приехавшая Скорая увезла ее в местную реанимацию под капельницу. Прорыдавшая всю ночь Ира набрала номер мужниного офиса и попросила секретаршу передать шефу, что у него умирает дочь, и если он завтра же не прилетит, он потеряет и жену. Вечером пришла телеграмма: «Вылетаю, к утру буду!».
  И как будто кто рукой махнул – ладно, хватит с этих! Позвонили из больницы и сказали, что кризис миновал, забирайте вашу девочку, жить будет! Лешка сделал первые шаги, чем обеспечил всем приступ бурного веселья. И даже Обезя спустилась со своего насеста и дала себя погладить.
  А утром раздался звонок и влетел бурлящий деятельностью супруг. Он немедленно начал распоряжаться и командовать, как будто все только его и ждали, чтобы что-то начать. Детей нужно срочно поить витаминами и минералами, чем быстрее, тем лучше, Иришке надо срочно укладывать вещи, они сегодня же уезжают, спасибо вам, дорогие, что приютили мою семью, жаль, что все так получилось….
 «Погоди» - внушительно сказал дедушка, присаживаясь – «мы тут с бабушкой хотели тебе кое-что сказать!»
  На лице у супруга появилось удивление, но, справившись с собой, он присел и изобразил вежливое внимание. Ирка, чувствуя себя ябедой-корябедой, сидела молча, опустив голову, и только исподлобья наблюдала за сменой оттенков настроения у
мужа на лице.
  В это время, бабушка с дедушкой, что называется «громили» безответственного беглеца, чуть было не уморившего свою семью в угоду «бизнесу» (с четким выговором Е) и «долларам» (с ударением на А).
  А на быстро мрачнеющем личике главы семьи в это время отображалось недоуменно-вдумчивое выражение, будто бы он прислушивался к какому-то неприятному звуку и силился определить его источник.
  Так и не определив, он вдруг поднялся и произнес: «Ну, ладно, я все понял! А теперь нам надо собираться».
  Старики онемели, а потом дедушка встал, сказал: «Ирина, выйди!» и перестал стесняться в выражениях….
  Ирка сидела в соседней комнате и думала, как жить дальше. Выходило, что жить не хотелось.
  Лешка подошел к маме, приласкался, и показал ей новую игрушку – маленького зеленого телепузика.
  - А это откуда? – спросила Ира у Даши.
  - Папа подарил! – с готовностью отрапортовала дочь.
И грустно добавила:
  - Только Леше почему-то…
  - А тебе? – изумилась мать, - тебе-то что привез?
  - А мне пока ничего… сказал, что сходим купим.
  Да, здесь Ирина окончательно поняла, какая пропасть отделяет ее с детьми от их номинального главы. Не купить детям подарков! Не выбрать заботливо хороших игрушек, на тебе, мальчик мой, на тебе, девочка моя! Маленький зеленый монстрик с отвратительным китайским мотивчиком, вызываемым нажатием музыкальной кнопочки! Один на двоих!
  « А мне-то! Мне-то вообще ничего!» - внезапно осознала Ирка с какой-то жгучей детской обидой. О себе как-то не подумалось. Вот так всегда. Все матери такие. Сначала дети, их потребности, желания, а потом уже где и маме перепадет. На этот раз не перепало.
  В комнату зашел значительно присмиревший супруг. Ага, видать, достучались старички до остатков совести.
  - Ну и что это за подарок? – ткнула Ирка пальцем в зеленое чудовище. – Почему один-то?
Вопрос остался без ответа.
  - Хорошая у тебя одежда. Что-то я раньше такой не видела! У себя там прикупил?
  - Распродажа… - процедил муж сквозь зубы, чувствуя, что Ирка набирает обороты, и остановить ее своим надутым видом не получится.
  - А мне? – выкрикнула Ирка, сознательно провоцируя муженька на скандал.
А что? Пусть получит по полной, за все! Ишь, Федул, губы надул! Лучшая защита – это нападение.
  Муж пугливо оглянулся на дверь и прошипел:
  - Ну, чего ты орешь? Чего ты еще хочешь от меня?
  - Подарка хочу! Ясно? Внимания! Хоть бы кофточку какую жене привез - позаботился!
Супруг саркастически оглядел Ирку и проронил:
  - Таких размеров у нас нет!
Ирка почувствовала, что готова на убийство.
  - Ах, таких размеров у вас нет? А у нас есть! – и, чувствуя подкатывающий слезный ком, отвернулась к притихшим детям. Повисла пауза.
  - Ты готова? – покрутившись по комнате и видя, что на него не обращают внимания, вопросил супруг.
  - Как видишь, нет. И, вообще, тебе не кажется, что вот так собраться и уехать было бы невежливо?
  - Но мне не хотелось бы обременять твоих стариков! – вывернулся муж, брезгливо обводя глазами убогий пенсионерский уют. Ирке стало тошно.
  - Ты их и так обременил, – безжалостно выстрелила она. – А глазами не води – ты в гостях у честных людей, роскоши не обнаружишь.
  - А я ничего такого и не имел в виду! Чего это ты придираешься? Нажаловалась тут на меня, выставила негодяем, пришлось выслушивать незнамо что, за что вы все взъелись на меня, не понимаю! За то, что я деньги поехал зарабатывать?!
 - Все, муженек, хватит, голова что-то разболелась! Если ты считаешь себя правым – собирай вещички и мотай в свою Сибирь.
Ледяной голос Ириши видимо подействовал на распалившегося супруга.
  Его понять можно. Надо же на кого-то излить негодование, все-таки отчитали, как мальчишку! Однако, не выйдет – жена что-то распоясалась, поддержку нашла, ладно, ничего, вот доберемся до дому….
  Эти мыслишки ясно читались в его больших, орехового цвета, глазах, а появившаяся дружелюбно-примирительная гримаса окончательно убедила Иру в правильности ее выводов. А то! Вижу, как облупленного! Не первый год замужем!
  Виновник семейных бед явно смикитил, что надо бы временно мимикрировать. Он даже улыбнулся, потрепал по головкам отпрысков и предложил погулять всем вместе.  «Ну, точно опомнился!» - подумали бабушка с дедушкой, но Ирку уже было не провести.
   Вот уже неделю они изображали настоящую семью, по молчаливому уговору решив не припоминать и туркать, а помалкивать и налаживать. Получалось так хорошо, что моментами они даже взирали друг на друга с искренней приязнью.
  «Наверное, он меня просто забыл, вот-вот, еще немного, и вспомнит…» - думалось в такие моменты Ире.
  Правда, периодически возникающая оленья тоска в мужниных глазах не давала ей расслабиться и окончательно уверовать в счастливое воссоединение семьи, а что греха таить – очень хотелось.
  Да, соскучилась Ирина по мужскому плечу, по ласковому взгляду, хотелось прильнуть и растаять, как раньше, бывалоча….
 «Ирка, не поддавайся…» - шептала многоопытная бабушка, - «Они все так – по заду бабу погладят, а потом вертят ей, как хотят!»
  Но… теплый весенний воздух, цветущие вишни, идущий рядом мужчина, такой родной, приятно и знакомо пахнущий, приблизившийся душевно – ну-ка, кто откажется после нескольких месяцев одиночества и мучений?
  Короче, это было похоже на красиво накрытый стол после месячной голодовки, а уж поесть Ирка особенно полюбила на фоне душевных лишений. Конечно, и выглядела соответственно – когда полгода спустя взглянула на свою фотку, сначала ужаснулась, а потом повесила на холодильник – в назидание себе и потомкам. Там она была снята в дверном проеме, будто застряв в нем, воплощенное здоровье бурно прущих из одежды телес. Собственно фото было парное – если напрячь зрение, то можно было разглядеть подмышкой у веселой «Брунгильды», как называли в ее семье
полных женщин, маленькую фигурку ее тетушки. Смотрелись они, конечно, на контрастах, как самолеты «Руслан» и «Су-25», но, в общем, впечатление производили жизнерадостное.
   А тогда она себе казалась немного пополневшей, вот и все, вдобавок в тот период она соответствовала бабушкиному идеалу красоты и та неустанно внученьку нахваливала. Есть еще несколько фото того периода, и с трудом можно узнать в этой обабившейся глыбе Ирину - яркую, элегантную, всегда со вкусом одетую и причесанную.
  Что с ней тогда случилось? Чего она, клюнув на дешевизну, рванула в местный салон красоты, где ей сожгли волосы перекисью, после обстригли космы шариком и выбрили затылок? Зачем она хапнула на местном базаре пошлейший желтый свитер, поблескивающий люрексом? А широковатая в плечах, будто стоящая кожаная куртка в ансамбле с развевающейся на ветру юбкой в горошек, из под которой нелепо торчат китайские шнурованные ботинки на плоской подошве?
  Ну, как? На что похоже? На колхозного бригадира со стажем, на деревенского травести, на выше описанных русских баб – живых иллюстраций к «Повести о горе-злосчастии». Вот что делает с женщиной депрессия и забвение своего назначения – радовать неважно чей глаз!
  Тогда до нее начало доходить, что, экономя на своей внешности, она сэкономила супругу немало его любви. А куда он дел сэкономленное – неизвестно. Только взирал он на нее, как посетитель ВДНХ на «Колхозницу» - с уважением к габаритам и без тени трепетного чувства.
  Оставалось ей только одно – внимательно слушать, поддерживать интересные мужу беседы и заново приручать отбившегося от рук беглеца. Но до чего же это было мучительно!
  Интересы его остались все там. Он уже успел обрасти связями, друзьями,
увлечениями и достижениями, в то время как в перспективе его ждало возвращение в лоно семьи с ее докучливыми проблемами, родительским долгом и супружескими обязанностями.
  Поэтому можно было понять, чего это он так рвался обратно с сибирский город. И еще более понятно, как же было обидно Ире, которой постепенно стала ясна напрасность ее жертвы на фоне его радужных воспоминаний о его беззаботном житье, дискотеках, посиделках в дорогих клубах и развеселых корпоративчиках, где он
смотрелся гоголем – свободен, как птичка!
  Ему даже не приходило в голову, как же ей без него трудно, совсем одной, с детьми на руках, привязанной к дому, как Бобик к будке тяжеленной цепью…. И что бы она ему не говорила, как бы не пыталась обьяснить всю тяжесть навязанной ей участи – он ее просто не слышал, не хотел понимать, отговаривался и заслонялся, твердя свое «А мне-то как тяжело пришлось…» и начинал слезливые истории о 60-ти градусах мороза и прочих трудностях сибирского быта. И, нажаловавшись, неизменно повторял одно и тоже, приучая: «Мне придется туда вернуться…».
  Ирка молчала, еле сдерживаясь, продумывая, как бы половчее его накрыть, чтоб не вывернулся. Все-таки теплилась надежда, что образумится, сам поймет, что какие уж тут возвраты! Но муж стал говорить об этом, как о самом собой разумеющемся, завезу, мол, вас домой и ….
  Усевшись в купе поезда, наконец везущего их домой, выслушав очередной залп планов муженька о том, кто и куда сразу рванет, Ирина спокойно отрезала:
  - Никуда ты не поедешь.
Он помолчал, переваривая. Попытался нажать на реверс:
  - Ты что, зайка, мы же договорились!
Ира, глядя на него в упор, медленно и раздельно произнесла:
  - Ни о чем мы с тобой не договаривались. И никуда ты не поедешь.
Вспыхнув, но, явно решив пока не связываться, муж затих на своей полке.
  Ехать было долго, и потихоньку контакт наладился – вместе разгадывали кроссворд, играли с детьми и маленькой кошкой, которую им всучила бабушка «на счастье». Кошечка была родной дочерью Обези, но отличалась от последней умом и красотой.
  И, между прочим, котики эти оказались не голь перекатная, помойные гурманы, а русская голубая порода! Потом увидели, сколько стоит такой кот на Арбате – ахнули!
  Маленькая изящная кошка с голубовато-серой шерстью, похожая на игрушечную, тут же стала всеобщей любимицей, и имя ей придумали сообща – Плюшка.
  Ирка, было, совсем размякла – придумывались детские стишки вроде: «Я на полочке сижу, а вокруг идиллия…», но «безнадежные карие вишни» напротив подсказывали продолжение: «Что ж не смотришь на меня, рожа крокодилья?».
  Муженек действительно избегал смотреть на Ирку. Иногда он замолкал, начинал смотреть в окно и длинно вздыхать, давя этим на совесть, здорово напоминая мальчика, которого не пустили играть в войнушки с друзьями во дворе.
Не выдержав, Ира все-таки спросила:
  - Ну и что это за коровьи вздохи?
Муж высокомерно взглянул на насмешливое Ирино лицо, выдержал длинную паузу и вдруг разразился тирадой, смысл которой сводился к тому, что вредная Иришка губит его карьеру, эгоистично им распоряжается, будто он привязанный и не задумывается над тем, на что жить, если он не будет работать.
  - Почему же не будешь работать? Найдешь другую работу и будешь – куда денешься!
Она не понимает – он нашел работу, которая ему по душе! Его уважают, ценят, отмечают! А она из-за прихоти (!) хочет все это разрушить!
  Ирка смотрела на эту искаженную злобой физиономию, и думала: «Боже мой, за что же мне все это? Ведь это же чужой человек, дядя мимо пробегал, а я-то, дура, на что-то надеюсь… ведь он переступает через меня и детей и не задумывается, мы ему не нужны, и брехня, что он ради нас там надрывается, ради себя самого и только. Отпустить его, что ли, ведь всю жизнь отравит, будет попрекать, засядет дома, чего доброго, назло будет торчать перед глазами…».
  Все это проносилось в Ириной голове, пока напротив злобствовал униженный и оскорбленный, но, видя, что жена спокойна и никак не реагирует, замолчал и вдруг выдал:
  - А я-то тебе подарок купил…. Всю Сибирь обегал, пока нашел!
Ирка недоверчиво уставилась на него – очередная ловушка?
  - Ну и какой подарок?
  - Да какая теперь разница?
  - Что значит – какая разница? Подарок, какой, спрашиваю?
Видя, что жена клюнула и, радуясь, что можно всласть ее поманежить, муж загадочно молчал и улыбался во весь свой широкий рот.
  - Ну и не говори, больно надо! – разозлилась Ирка и выдала в ответ:
Он просто – бесстыжая рожа! Негодяй, каких мало! Наделал детей и смылся!
Самореализация у него, видите ли! За ее счет! И за счет маленьких больных детей! Подарок он ей купил! Постыдился бы говорить, детям порядочного подарка не привез, ни тряпочки какой, магнат джинсовый, а сам, небось, разоделся, холеная морда, и сидит, подарками ее манит! Где подарок, а? С собой?
  - Нет, – процедил муж.
  - Где? Дома лежит?
  - Нет.
Поудобнее расположившись, Ирка ввинтилась в него взглядом, способным вскрыть небольшое нефтяное месторождение.
  - Измываешься? – наконец саркастически поинтересовалась она.
  - Подарок лежит у меня на работе в сейфе. Это духи, которые ты давно хотела. Теперь ты понимаешь, почему я хочу туда съездить?
  По сценарию надо было бы расхохотаться ему в лицо, но на это не было сил.
Он, что, за дурочку ее держит? Неужели он думает ее провести своими наивными хитростями? Нет, это даже не смешно – отпусти меня на минуточку в Сибирь, а то я подарок твой забыл, я быстренько сбегаю и вернусь – состариться не успеешь!
  Тревожно вглядываясь в плотно замолчавшую Ирку, чуя неладное, муж положил ей руку на коленку и спросил:
  - Ну, чего ты, зайка? Я же ненадолго, подарочек заберу и назад! Ты же так долго мечтала об этих духах, сама говорила! Обидно, если пропадут!
  Ирка молча стряхнула его руку и занялась детьми, тем более что уже подъезжали к месту назначения.
    Ясное дело – никто никуда не поехал. В данном случае – муж обратно в Сибирь.
У себя дома Ирка чувствовала себя хозяйкой всего, что ее окружало, и любимый был немедленно возвращен в окружение, никуда не делся.
  Пришла кума, увидала стреноженного муженька в углу кухни, где он быстренько чистил картошечку, так как должен был еще помыть и уложить детей, и прыснула в ладошку. Ирка повела бровями, ты чего, мол. Кума нашептала ей за углом, каким гоголем супруг заявился к ней в гости, орел-мужик, размах крыльев два метра! Я то, я се, я и это тоже, только и трещал о своих подвигах на просторе, и вот он бесславный конец – сидит себе смирненько, глазками из угла поблескивает. Не слишком ли ты с ним сурово? – пожалела кума орла.
  Ирка прямо таки чувствовала на плечах пиджак Мордюковских героинь, когда отвечала, ничего, мол, очухается малость – зауважаем, как прежде. Нельзя его сейчас расслаблять, не выдержит он этого. С ним надо, как с малым дитем – и порешь-то ради пользы!
  Подарки ему передали с оказией, так что и лететь не пришлось. И горьким же
показался Ирке аромат дорогущих, таких желанных прежде духов! Запах одиночества и слез, – вот какой это был аромат.
  Так и зажили.
Муж, внешне смирившись, вел себя, как взнузданный мустанг-иноходец - не знаешь, что выкинет в следующий момент. Отвыкнув от привычного груза семейных обязанностей, походив в праздничной сбруе, он начал брыкаться.
  Например, однажды во сне не почувствовав рядом с собой теплого, привычного шевеления, Ирка слезла с постели, подошла к окну, распахнула и - о, ужас!
  Муженек плясал, ни больше, ни меньше, на залитой утренним солнышком полянке рядом с соседним домом, прямо напротив собственных окон. Ладно б, один – сошло бы за зарядку, ан нет. Рядом весело прыгали две прожженные блондинки и молоденький рэпер.
  Картинка была настолько комичная, участники утренних танцев были настолько откровенно пьяны и неуклюже веселы, что подлинный драматизм ситуации никак в нее не вписывался.
  Ирка растерялась. Спугнуть веселье? Из окон стали вываливаться разбуженные соседи. Унизиться при свидетелях призывами вернуться в гнездо, ну уж нет! Затаиться за окном и ждать дальнейших событий? Позор был неминуем, отец двоих детей компрометировал себя на глазах у стосорокаквартирного дома.
  В этот момент стали просыпаться дети и боясь, что они первым делом вылезут на шум во дворе и увидят своего обожаемого папочку, притопывающего неверными ногами по травке, в обнимку с двумя курящими тетеньками – как хладнокровно объяснить папины странности, когда хочется просто сказать: «Дети, ваш отец – негодяй!»
  Тогда, расцепившись с блондинками и вдоволь порадовав соседей, муж приполз к домашнему очагу и, проспавшись, вымолил-таки прощение.
  Что ж, Ирка уже поняла, что ей грозит участь схожая с участью жены алкаша – взлеты и падения, ее твердая рука на пульсе и бесконечное терпение.
  Сил порой не хватало – плакала почти каждый вечер, а он, глядя на нее пустыми глазами, говорил: «Я поражаюсь упорству, с которым ты пытаешься спасти (внимание!) свою любовь». Свою!
  Надо было отвлекаться, и Ирка полюбила двигать мебель. Бывало, храпит он себе на диване, где-то набегавшись, а Ирка, пыхтя, буксирует мимо него шкаф.
  Да мало ли чего пришлось натерпеться! Всего уже не упомнишь…. Ах, да!
Из самого больного – лучший друг семьи собрался жениться, пригласил на свадьбу. Муженек сообщил об этом, почему-то накануне события. Растерявшись, Ирка бросилась перебирать свои тряпочки – чего одеть для праздника. Но денег не было, дела у мужа шли плохо, и вдруг она обнаружила, что у нее совершенно нет праздничной одежды. Вот нет и все!
  Приличная одежда есть – ни дырок там, ни пятен, а вот чтоб не стыдно было на люди показаться – ах, до чего же я обносилась! – понимает в этот момент женщина.   Короче, Иркины вещи не выдержали тест на праздник, обувь тоже красноречиво молчала о бедности хозяйки.
  Всплакнув, Ирка великодушно предложила супругу съездить одному. На что он прямо-таки возмутился, как это одному, у него жена есть, их вместе приглашали – или вместе, или вообще не ходить! Благодарно прильнув к надежному плечу любимого, Ирка снова всплакнула уже от нахлынувших чувств – до чего хороший, а она была к нему несправедлива!
  Прошло два часа и, помявшись, муженек вдруг опять заговорил – ой, все таки неудобно, лучший друг женится, а я даже не поздравлю…. Ирка, воззрившись на его смущенную гримасу, напомнила двуличному все его высокие словеса об их единстве.  Да, но все дело в том, что тебе надеть нечего, а есть вполне приличная кофточка, странно, что ты не хочешь ее одеть, моя любимая, сколько? Четыре года на нее любуюсь – просто прелесть кофточка!
  Распалившись, Ирка заметила, что в чем проблема, пускай купит ей чего-нибудь и пошли вместе, ах, денег нет? а когда ты узнал о свадьбе? ого, за это время мог бы и подкопить, все равно же ей денег не даешь! Не даю, потому что растранжиришь! - кофточки, юбочки! Вашей сестре только дай, а как это достается, не интересует. Да? Только дай? Да! Все вы такие, вам только деньги от мужика нужны! Ну так, видно это закономерность, что тебя удивляет? Да, мы, женщины, такие! А кто вам детей рожает? Детей? Да если ты еще раз забеременеешь, я уеду, так и знай! Чтооо??? И т.д. и т. п.
  Реву было на полночи. Потом помирились, сошлись на том, что не поедут и мирно
улеглись.
  На следующий день, когда муж не вернулся ни в привычное, ни в непривычное время, Ирка начала понимать, что.… Заглянула в его шкаф – так и есть, пропали его праздничные брючки.
  Ирку душила злоба, но хватило хитрости позвонить жениху-лучшему другу и, поздравив, бодренько упомянуть, что муж должен был сказать это лично, а где он, кстати?
  Разомлевший жених, на радостях подзабыв принцип мужской солидарности, сдал мужа, как миленький, дескать, здесь он, во втором ряду сзади гуляет вместе с нами по Красной площади! Жалко, что ты приболела и не с нами! Приболела? Ах, да…
  А дальше случилось невероятное.
  Положив трубку и боясь, что ее хватит удар, Ирка воздела кулаки к небесам и вскричала следующую патетическую фразу: «Вот и закончилась история нашей семьи!!!». Вид ее был страшен и готов на все. Неизвестно, чем бы это кончилось, но в этот самый миг что-то сорвалось со стены и с грохотом и звоном ударилось о письменный стол.
  Ирка зажмурилась, задохнувшись от испуга, и сначала приоткрыла глаза, а потом их выпучила, потому что ранее висящая на стене икона лежала на столе ликом вниз. Явственно слыша предыдущий звон, Ирка представила осколки стекла, поврежденную старенькую бумагу прабабушкиной реликвии, разъехавшиеся планки рамки….
  Так вот, подкравшись и взяв ее в руки, она убедилась, что икона была СОВЕРШЕННО ЦЕЛАЯ. Даже стекло не треснуло! Мало того.... Она стала яркой, как будто ее пропустили через светофильтр.
  Потеряв над лицом контроль, отвесив челюсть, Ирка, глядя на тонкий лик Богородицы, вспомнила, что большая молитвенница была мужнина прабабушка, а бабушка потом благословила этой иконой внука на брак. Ирка тогда, взглянув, была недовольна – не могли новую икону купить по такому случаю! Икона была перефотографирована с оригинальной и местами вручную раскрашена, поэтому Ирке тут же вспомнились подобные изделия первых перестроечных кустарей, на которых красовались трудноразличимые рэмбо, конаны-варвары, Брюс Ли и Володя Пресняков.
  Несколько лет она не замечала икону и не вглядывалась в нее, а как-то
свалились в грипп всей семьей, и пришла мысль, что ж живем как нехристи какие, прости Господи, давайте Икону на стену, что ли, повесим.
  Так и сделали, и внезапно постучал сосед – принес пакет фруктов, нате, мол, витаминчика Це, ой, спасибо, ну надо же, а у нас ни у кого сил нету на рынок-то сходить…
  Теперь, держа в руках икону, Ира вдруг засмотрелась на красоту. Тихую, неяркую, не имеющую ничего общего с навязанным журнальным глянцем, продуманным гламуром отштукатуренных кукол. Все у них взвешено, измерено, грамотно прикрыто-открыто и призвано вызывать желания – у кого какие, но почему-то все больше вызывают жалость.
  «Да-а-а, вот она – Красота!» - восхищенно думалось Ирине, - «И неважно, сколько лет изображенной здесь женщине, правильны ли черты лица и тому подобные критерии земной привлекательности… это такая безусловная красота, не могущая подвергаться сомнению или оценке, это как красота родной матери…».
  Тут Ирке пришло в голову, что происходящее с ней настолько прекрасно и удивительно, и ей так тепло и хорошо на сердце, когда она смотрит на Богородицу, и по какому поводу чудо, что, упав на колени, Ирка так сладко выплакалась, как давно уже не плакала, с самого детства.
  Утром, вопреки ожиданиям пригибающего голову мужа, Ирка внезапно предложила съездить к его маме в теплый южный город на море.
Ты что, серьезно? Вполне! Надо расставаться время от времени. Что? Я поеду без
тебя? Да. Нам обоим надо подумать. Озарившись широкой улыбкой, не веря своему счастью – его отпускают, муж слегка погас, услышав продолжение – с детьми! Но, не смея торговаться – рыло-то в пуху, быстренько сбегал за билетами, упаковал вещички, подхватил радостных детишек и оп! Ирка в кои-то веки осталась одна. Совсем одна.
  Выпроводив своих на море, Ирка передвинула диван, поплакала на нем дня два, полежала, по-коровьи пережевывая очередной «Сникерс», и тупо глядя на обои, которые любовно наклеил свекор незадолго до своего побега.
  Потом встала, сходила на кухню, и, вооруженная большим ножом, подкралась к обоям, как затаившимся врагам, и кинулась, и с треском разодрала их в клочья, и потоптала их останки пятками, умяла, сгребла и похоронила в мусорных мешках.
  Чувство глубокого удовлетворения пришло к Ирине. Рвать обои было так увлекательно и захватывающе, и, при этом, так криминально, поскольку представлялись вытянутые лица мужа, когда вернется и свекра, когда забежит проведать.
  «Вот вам!» - думалось Ирке, - «Жаль зубами их не порвать, но вот он мой железный зуб, как говорил великий Маугли, и вот вам, вот вам!» - долбила она ножом, поддевала непослушные куски, вскрывала раны, и треск рвущихся обоев был созвучен треску ее рвущегося сердца.
  И странно, отрывая обои, выставляя белую обнаженность стен, она как будто сдирала приросшую шелуху с души, пелену с глаз и видела ясно и беспристрастно, что все умерло и погибло, он ее не любит, и уже давно, и понимает это, просто не знает теперь, куда деть ее и деться самому.
  Но почему? – орала гордость. – Меня? Умницу, красавицу, подарочное издание женщины, набор «Счастье» для любого мужчины?! Жалкий недостойный человек! Неразвитый пень! Ограниченный овощ! Кто бы ты был без меня? Что бы с тобой сталось, не возьмись я за твое моральное, физическое и интеллектуальное развитие?! Это я! Показала тебе высоты духа, вершины интеллекта, открыла широты кругозора, ввела в мир интересов, вряд ли до этого известные балабасу, последней прочитанной книгой которого была «Три поросенка»!
  Ирка бросила нож в стенку и зарыдала. «Обманута! Вручили мешочек речного песка вместо золота, и все просочилось мимо рук! Вот сейчас возьму и …!» И легла спать.
  Настало утро и, обводя взглядом раскуроченную комнату, Ирка почувствовала позыв к порядку в мыслях и обстановке. Надо было оборвать кусочки под потолком и, притащив старый стул, Ирка принялась отпаривать и отколупывать вцепившиеся в стены бумажки.
  О чем это я вчера думала? А! Недостоин, высоты духа оказались невостребованные, я променяла горизонт на скважину без нефти. И что? Я несчастна. И за что мне это, и что мне теперь делать? За что, за что?»
  Внезапно Ирка остановилась. «Ой, а может, есть за что? А может так надо?»
Ирка хихикнула, вспомнив, что это было любимая мысль Васисуалия Лоханкина,выпоротого соседями мыслителя из «Двенадцати стульев».
  Но мысль утешала, и Ирка призадумалась. «Нет, а правда, может, нет худа без добра и в этом случае? В таком случае вопрос должен звучать так – не за что, а зачем? Да! Вот это по-нашему! Позитивно и информативно!»
  И осененная Ирка начала привязывать к осознанию воспоминания и память живо напомнила, во-первых, за что бы ей это…. Ситуация как будто повернулась и Ирка увидела изнанку событий. Так, и дальше что? И, все-таки - зачем? И что ей сулит такое осознание?
  В этот момент в дверь позвонили. Кипящая от размышлений Ирка спрыгнула со стула и как была, распахнула дверь.
  «Всероссийская перепись населения!» - шарахнулся от двери молоденький парень, выпучив глаза на нож.
  - Ой, простите! Проходите, пожалуйста! - махнула Ирка ножом в комнату, гостеприимно осклабившись.
  - Может быть в другой раз? – топтался парень.
  - Почему? Заходите, я уже успела спрятать труп!
Парень заулыбался, но как-то неуверенно. Потом, вспоминая, Ирка долго хихикала над ситуацией и своим гостеприимством.
  Так, в размышлениях и открытиях, прошли несколько дней и успев соскучиться, Ирка встретила своих распахнутыми объятьями, вкусными пирогами и тщательно подготовленными к оклейке стенами.
  Муж только за сердце взялся, пошарил бессмысленно глазами туда-сюда и покорно сходил с женушкой за новыми обоями.
  Совместное творчество всегда их объединяло, и на этот раз Ирка ждала того же эффекта, только напрасно. Он двигался, как пустынный варан, вяло отвечал на вопросы, замедленно реагировал на просьбы и совсем не интересовался Иришкиными открытиями в психологии их отношений.
  И от этого поведения ее все чаще посещала мысль, что вот-вот она не выдержит и сорвется, завизжит ему в лицо всякие гнусности! Да вот только стоило взглянуть на него, как она чувствовала, как его холодное безразличие сковывает ее, как обручами, душит, как змея, выжимая из сердца горячую привязанность к нему и к жизни…. В поисках утешения ирка зачастила в храм.
  - Эге, мать, - сказала лучшая подруга, увидев Ирку, понуро бредущую воскресным утром со службы, - что это с тобой? Ты на кого похожа?
  - Я похожа на старую разбитую лошадь, не дотянувшую до финиша. – припечатала себя метафорой Ирина.
  - Ну, ты и сказанула! Молодая женщина, красивая, двое чудесных деток, муж – шикарный мужик! Ты чего? Знаешь, как это называется? Уныние! Смертный грех, между прочим!
  - Да? А может я, и хочу – умереть? – прошептала побелевшими губами Ирка, впиваясь глазами в веселое круглое Олино личико.
  - Мать, ты чего, и вправду рехнулась? Господь с тобой! Что случилось-то? А ну, рассказывай!
  Усевшись на какую-то придорожную кочку, Ирка, спрятав руки под мышки и качаясь взад-вперед всем телом, завывала над своей несчастной женской судьбой, пока Оля тихо сидела рядом и слушала. Выслушав, встала.
  - Ладно, хватит истерить, все понятно.
Ирка знала, что подруга человек решительный и несгибаемый, но не на столько же!
  - А как на счет капли сочувствия? – как ей показалось, ядовито произнесла Ирка, а вышло жалобно-просяще. – Ты мне подруга или кто?
  - Да ладно тебе клянчить то сочувствия, то любви… поимей ты достоинство!
Не веря своим ушам, Ирка уставилась в спокойное лицо пригретой на груди змеищи.
  - Ах, так, значит…. Вот как…. Ну ладно, змея ты, а я-то… изливаюсь тебе здесь, как родной подруге, а ты, значит вот как! – набирая обороты, уже орала Ирка.
  - Вот и славно, выкричалась? Есть еще порох в пороховницах! Вишь, никакая ты не забитая лошадь, орешь, как живая! – посмеивалась Ольга. - Ладно, хочешь дельный совет – уезжай отсюда!
  Ирка поискала в Олиных глазах насмешку, но, обнаружив только спокойствие и твердость, пробормотала:
  - Ага, поеду – на деревню к деду….
  - Вот и умничка! Собирайся и дуй на недельку-другую, отдохнешь, с мыслями соберешься…. Сама говорила, что тебе родина помогает.
  - Отдохнешь.… Как? В одной руке Дашка, в другой Лешка? В третьей бабка, в четвертой – дедка? В зубах репка? Я тебе супермышка, что ли?
  - Это уже легенда про многорукого Шиву, к нам отношения не имеющей. Расслабься, мамаша! Не помрут без тебя! А если муженек возмущаться начнет, ты уже знаешь, что ему сказать!
  Так Ирка и сделала. Отметая все возражения супруга одним доводом:  «А каково мне с ними семь месяцев одной сиделось?», она быстренько нашла няню на полный день, ограбила муженька на кругленькую сумму, к тому же, приодевшись в магазине их фирмы, подхватила сумочку и была такова!
  А куда? А туда же, на родину, где семейные корни и могилы, родные любимые лица наяву и в памяти, теплый пьяный воздух, с детства радостно вливающийся в легкие. Там каждый куст знаком взгляду, и там никто не узнает, если сам не расскажешь, как тебя отстегали на чужбине.
  И родина встретила, как полагается блинами и пирогами, слезами и улыбками, объятиями и поцелуями.
    Село у бабули маленькое, подворотен мало – почти сплошь частный сектор.
Цивилизация проникла под видом баров, тут тебе и дискотека, и клуб по интересам, и ринг для боев без правил, и сцена для маленьких комедий и драм.
  Самые прыткие односельчане успевали обежать за ночь все пять баров, дабы – поздороваться, закрутить роман, разорвать связь, набить морду, зацеловать в кустах, потерять все деньги, после напиться ни чьи-то и приобрести друзей на всю жизнь.
  Но с годами эти бывшие спринтеры перестают метаться, и их все чаще видишь у стоечки, тихо потягивающими любимые напитки типа кофе. Это понятно, ведь при такой интенсивности жизни в юности, к среднему возрасту у всех проблемы с печенью и семьей.
  Здесь-то у стоечки и увидела Ирка интеллигентного очкарика нездешней внешности с очень приятными данными. Очкарик был в меру выпивши, свеженькое личико светилось умом и неподдельным интересом к жизни. Не перестал еще удивляться? В каком подвале сохранили? Так, значит, человек мыслящий. Хорошо!
  - Привет! – сказала Ирка очкарику.
  - Привет! – приятным баритоном отозвался тот, любопытно в нее вглядываясь.
  - А ты меня не узнаешь? – сделала ход конем Ирка.
  - Нет. А должен узнать?
  - Ну,… меня тут, кажется, все знают. Я здесь давно, правда, не была. А ты нездешний?
  - Нет. Я местный, а ты откуда?
  - О! Это сложный вопрос. Долго рассказывать. Сейчас, например, я живу в Подмосковье.
Удар попал в цель. Любое слово с корнем «москв» тут же вызывало живой интерес у односельчан.
  - Да ну? И как ты туда попала?
  - Второй сложный вопрос. Долго рассказывать.
  - Да вроде не торопимся. Или ты спешишь? Кстати, меня Слава зовут!
  - Понимаешь, Слава… известно ли тебе, что такое экзистенциальная ситуация и каково ее значение в жизни человека?
  Это был излюбленный Иркин тест на интеллект. Как говорится, рыбак рыбака видит издалека, и тут она не промахнулась.
  Очкарик прямо-таки озарился и немедленно пересел поближе. Как и оказалось, окончили они один и тот же ВУЗ, перебрали всех преподавателей, обнаружили сходство пристрастий – оба были заядлыми книгочеями, и вконец очарованный Славик пошел Иру провожать.
  Вечер был прекрасен, как и все в этой местности – жаркий, напоенный запахом травы, реки, уютно стрекочущий цикадами, кишащий комарами, неслышно подлезающими к потерявшим бдительность парочкам.
  Ирка шла и наслаждалась жарой, свободой, пейзажем, шумом моторки на вечерней реке, красотой юноши идущего рядом – так непривычно после стольких лет бок о бок с мужем… Забавно! Да и выяснилось, что он совсем мальчик, мамин сын, пересидел под юбкой все невзгоды возмужания местных парнишек – свеж, как роза, нетронут, как снег на крыше небоскреба.
  Прямо из-под юбки в институт и по окончании обратно.
«Эгей!» - думалось смущенной Ирке, выяснившей для себя его возраст, - «Это значит, когда я курить научилась перед выпускным, тебя как раз в пионеры приняли! Эх, мальчик, мальчик…».
  Меж тем с мальчиком творилось нечто – он явно боялся потерять столь счастливо обретенный светоч во мраке, хватал Ирку за руки и твердил:
  - Ты необыкновенная! Я искал такую всю жизнь! А ты читала вот такую книгу? – и упоенно цитировал давным-давно Иркой пройденное и отвергнутое, как слишком заумное.
  Ирка начала ощущать какой-то дискомфорт. Во-первых, как-то выпятился возраст, это всегда так, когда рядом кто-то моложе, так и тянет или приноровиться, паясничая, к молодому стилю общения, или начать поучать жизни, покровительственно хлопая по плечу. Во-вторых, начал мстить алкоголь, а обещал помогать! В голове стало тяжело, на сердце тоскливо, на внутренностях отразилось, на внешности тем более…. И вообще, завтра уже уезжать….
  - Слав, погоди, чего скажу…. Знаешь, мне радостно, что я встретила человека, который мне так близок по духу и так меня понимает.
  - Да! Да! И я! Я счастлив!
  - Но, к сожалению уже поздно….
  - Что поздно? А, да, домой пора! Ну, побудь со мной еще немного! Тебя, что, кто-то ждет?
  Ирка осознавала, конечно, как это звучит, но с удовольствием выговорила:
  - Да, меня бабушка будет ругать, если я поздно приду.
И сказала правду. Вот оно, ощущение юности! Спасибо бабуле, для нее твой возраст не помеха, она может и при твоих детях начать тебя громить, вернись-ка заполночь!
  Славик посмотрел недоуменно и хихикнул.
  - Ха, а это смешная шутка! А тебе сколько лет? Я, конечно, понимаю, что этот вопрос женщинам не задают…
  - Все вы так говорите и упорно задаете этот вопрос. Тебе, правда, это интересно?
  - Знаешь, нет, - проникновенно произнес разволновавшийся Славик, - мне все равно! Я встретил, наконец, девушку своей мечты! Я знал, что встречу, чувствовал! И вот это случилось, и теперь…
  - Славик, Славик, - уклонилась от объятий Ирка, - я тоже тебе рада, но сейчас я тебя слегка огорчу. Дело в том, что, действительно поздно!
  - Опять ты – поздно, поздно! Опять ты за бабушку переживаешь?
  - Не только. Вообще-то я замужем.
  - Что? – оторопел Славик. – Ну вот! Так всегда! Конечно, разве такая девушка может быть свободна? А я-то, дурак, размечтался!
  - Мало того, - добивала Ирка понурившегося Славика, - у меня есть дети.
  - Еще и дети! – вскричал он, и, что называется, всплеснул руками.
  Триумф был полный. Ирка испытала странное сладостно-садистское чувство отмщенности за всех приличных замужних женщин, которых вздумали сбить с истинного пути молоденькие прохвосты. А фиг вам! Ищите Каренину в романах Толстого!
  С доброй улыбкой палача она взглянула на Славика и вдруг увидела, что он плачет. Ирка растерялась. Плачущих мужиков она видела два раза в жизни и сделала вывод, что лишь крайняя степень опьянения действительная причина их слез. А этот вроде не в той стадии.
  Тогда что это?
  - Ну конечно… Чего я еще ждал? – бормотал Славик, по-детски утираясь рукавом.
  Ирке стало стыдно. Алкоголь отшумел в голове, унося с собой образ посрамленного супруга – да, понял теперь? Я могу быть интересной и желанной! Я, женщина, которую ты перестал замечать! Но, этот бедный мальчик, чем он виноват, что попал под колеса Иркиной досады?
  Стыдобища! Ирка принялась гладить его по головке, утешая:
  - Не плачь, миленький! Все будет хорошо! Ты еще найдешь себе девочку хорошую!
  - Да-а, - всхлипывал Славик, - какие уж тут девочки! Акулы какие-то сплошные! Мама говорит – сельские девчонки – дуры. И книжек не читают. Только и думают – выпить, и замуж.
  Ну, положим, мальчик прав. И мама, значит, тут за оракула. Не повезет той девочке хорошей, если он ее и встретит, ждет ту девочку железное мамино сито.
  Отбросят, как макароны. И так будет с каждым, кто покусится….
  - Ну, неужели ты не понял, что я тебя старше?
  - Нет, не понял. И на мать с детьми ты совсем непохожа, фигура отличная…
  Ирка аж вспыхнула от удовольствия. Ого! Славно пришлось попотеть ради такого комплимента! Но результат налицо!
  - Или это потому, что темно, видно плохо… - попытался разоблачить фигуристую мать кавалер-недотепа.
  - Чего? Чего тебе там плохо видно? Ты же в очках!
  - Наверное, просто одурел от счастья, вот и не всмотрелся,… - продолжал виниться Славик. – Я в монастырь уйду! Я решил. Если до 25 лет со мной ничего хорошего не случится.
  - Да-а? – тема монастырей Ирке была близка и приятна. Она уважала людей, решивших уйти туда на постоянное место жительства. Ей такой подвиг отречения от благ цивилизации казался невероятным.
  – А может это и выход! Ой, погоди-ка! Тогда вот тебе подарок!
  И она достала из сумочки бумажный образок Пантелеимона-целителя.
  - Бери! Пусть тебе помогает! Только смотри, храни себя.
  И по-матерински поцеловав его в лоб, Ирка побежала домой.
    На следующий день она уехала. Доехала хорошо, дома у мужа был вид хорошо подумавшего человека. «Я по тебе скакучилась!» - сказала Даша.
  Отвыкнувший Лешка шарахнулся от матери в отцовские объятия. Муж многозначительно взглянул на Ирку и вслух пообещал детям, что больше маму никуда не отпустит.
  «А сам?» - строго спросила Ирина у мужа и отца.
  « И сам больше никуда без вас не поеду!» - торжественно произнес муж и отец.   Трогательная семейная сцена, одним словом.
  Ну, что ж, надо было жить дальше, попытаться, забыв старые обиды, начать если не заново, то на чем хорошем они там остановились? Правда, запала хватило ненадолго - изрядно отвыкнув друг от друга, сложно опять слиться воедино. Ирке сложно давалось доверие и прислушивание к мнению супруга.
  А он никак не мог взять в толк, что Ирка уже не та зависимая легковерная баба, гирей висящая на его трудящейся шее.
  Время от времени он вдруг вспоминал, кто тут глава семьи и начинал кочевряжиться: где уважение к главе семьи, да где мой горячий завтрак, а почему не встречают поцелуем усталого кормильца, да с какой стати я вожу ребенка в сад.
Неужели и так не ясно, что все перечисленное выпадает на долю мужей, которые достали своих жен?! Только вот странные эти мужчины, вместо того, чтобы усилить в этот момент заботу и внимание к жене, они почему-то начинают усиленно требовать. Не доходит, что эти их вопли, все равно как визг пилы для поверженной ели, как пинки жокея для упавшей лошади – уже не колышут.
  Вот и Ирке было уже все равно, тем более в это время ей начали приходить бандероли. Какие? А она сама обомлела, когда Славик начал слать ей кассеты с записью своего голоса, вот чего не ждала!
  Романтика! – думала Ирка, волоча за собой санки с Лешкой, спеша на почту за очередной бандеролькой. А дома ставила кассету, прикладывала ухо к динамику, делала громкость на уровне шепота. и с удовольствием слушала излияния молодой
чистой души, метания, искания, и признания.
  Естественно, что со временем образ Славика засиял. Мальчик он был умненький и пылкий, выражался красиво и витиевато, и выходило это у него так мило, так непосредственно, что хотелось за него проголосовать.
  В разговоре чего только не ляпнешь, не подумавши, а на пленку – дело другое,
успеешь отфильтровать. И вот этот самый рафинированный продукт привел Ирины мозги в состояние какого-то непонятного волнения, как-то стало интересно жить и прихорашиваться.
  Муж долго не желал ничего замечать, но постепенно и до него дошло, что Иришкой кто-то интересуется. И будто бы проснувшись, он начал таскать букеты и дарить милые подарки и снова вслух рассказывать, какая у него замечательная жена, и семья у них – чистое золото! А еще стал утверждать, что полностью ей доверяет, и всюду отпускал – хочешь к подружке на полночи, хочешь к бабушке езжай, так что летом она вновь засобиралась на родину, теперь уже с конкретной целью – проверить, насколько Славин чистый образ соответствует действительности.
  По приезде родина начала недоумевать, чего это Иришка зачастила, никак опять что-то не в порядке.
  Ирка поцеловала любимую представительницу родины в морщинистый лоб и жарко уверила, что просто «Скакучилась» по выражению Даши. Бабуля расхихикалась и ослабила бдительность.
  И вечером в баре, предварительно обегав четыре предыдущих Ирка вдруг увидела юного Мцыри в совершенно невменяемом состоянии.
  Во-первых, он почему-то успел обрюзгнуть – толстый, неопрятный, с пивным пузцом, мутными уплывающими глазами из-под очков, напоминающий спившегося доцента-взяточника.
  Во-вторых, на Иркино: «Привет!» он невнятно промычал: «Мы где-то встречались?» и, не дождавшись ответа, кинулся в кучу тел на полу, где вовсю шла драка.
  Ирке стало противно и тошно, но делать было нечего, жалко было вечера, и она приняла предложение продолжить веселье в компании девчат.
  Они отправились к Танюшке, которая жила одна в большом двухэтажном доме, где наговорились, навеселились и накушались так, что остались все ночевать, благо было где.
  Утром, покряхтывая, сползлись на кухне, отпились кофе и пошли наверх прилечь, дабы продолжить традиционный утренний разговор «а-ты-помнишь-что-вчера-было».
  Болтая, Ирка обводила взглядом комнатку и вдруг на старомодном трюмо увидела что-то знакомое.
  Не веря своим глазам, встала, подошла поближе, взяла в руки…. Танюшка, смешная курносая деваха, похожая на веселую ярмарочную лошадь, окликнула:
  - Ты что там на себя залюбовалась? Хотя есть на что посмотреть, и не скажешь, что двое детей!
  - Точно, точно, - подхватила тоненькая модница Алка, - еще всех мужиков у нас поотбивает!
  - Шутки - шутками, а мужиков-то, девчата, не хватает! – констатировала всегда грустная Наташа с огромными трагическими глазами, и начала вполне обычный для этих мест рассказ о девчачьей драке, имевшей место вчера в баре, в которой она принимала самое живое участие. Как всегда причиной был парень, которого не поделили на двоих.
  - Тань, - потрясенно позвала Ирка, - откуда у тебя это?
  И показала свою ладонь и то, что на ней лежало.
  - Это? Ха, да я сама долго не могла понять, а потом сообразила – это ж Славик! Он же у нас верующий! Прикиньте, девчата, до стольки лет мужик дожил, институт окончил и ни разу ни динь-динь. Чистый колокольчик! Ну, я его и выручила! Освободила, можно сказать от груза…. Ой, не могу, а ведь когда мы с ним мимо его окон проходили, в меня его мамаша цветочным горшком швырнула! Вот ведь дура, а еще интеллигентами считаются.
  Ирка молча смотрела на образок на своей ладони. На нем чистый мальчик-врач, Пантелеимон-целитель, светился прекрасным одухотворенным ликом, какие бывают лишь у небесных жителей и чей отсвет можно увидеть у каждого человека после причастия в церкви.
  Образок был цел – Славик его заботливо заламинировал, только отгрызенный когда-то Лешкой уголок не оставлял сомнений, что все происходящее - правда.
  Ирка спросила:
  - Тань, можно я его возьму?
  - Ой, да бери, конечно, зачем он мне!
  - Ладно, девчонки, мне пора, может, вечером увидимся.
  Провожать Ирку пошла чуткая Алка.
  - Ир, что случилось-то? Ты в лице изменилась.
  - Этот образок подарила ему я. – просто сказала Ирка, глядя ей в глаза.
  - Да-а-а, - протянула Алка. – Говорила я этой кобыле, не трогай ты его! Нет, я не успокоюсь, говорит, ну и напоила его, и вот…. Значит, Танька тебе дорожку перешла?
  - Да нет, не мне, а одной девочке хорошей. Ладно, подружка, счастливо тебе оставаться.
  - Да где уж тут счастливо останешься… – задумчиво протянула Алка.
  Ирка шла и никак не могла заплакать. А повод? В чем, собственно дело?
Кто он ей, этот парнишка, ныне похожий на располневшего лося, когда-то дикого и грациозного? Да никто, так романтичный дурак, попавшийся ей на жизненном пути. Что ей, усыновить его, что ли? У нее уже есть сын. А у него есть мама, вот пусть она и плачет.
  Прощай, Славик! Теперь ты один из них, полноправных представителей мужского племени, потоптавших свою невинность, дабы перепортить всех хороших девочек в округе. Теперь ты начал свою насыщенную событиями бурную жизнь с пьянками и мордобоями, чтобы после спиться или сколоться, влача жалкое существование барного ветерана, которому какой-нибудь очередной молодой Мцыри поднесет стопочку из жалости.
  Боже мой! – думала Ирка, - Как же надо воспитывать своих детей и где, чтобы с ними не случилось такое. Ну, где, где, во всяком случае – дома, рядом с ними, - пришла мысль. Езжай, Ирочка, твоя родина там, где твоя семья.
  - Ладно, - вслух сказала Ирка, в ответ на свои мысли, - Только Ты мне помоги, хорошо? А я буду учиться любить.