Забытые игры. Глава 8. Их последний визит

Глава 8.
Их последний визит.

       Мой личный локатор опасности не подавал никаких сигналов уже давно, почти неделю, как я последний и окончательный раз вернулся из Дюшамбе.  Я даже начал сомневаться, верно ли мое убеждение, что разные нежданчики всегда идут втроем?

       Сначала, приключение с "Мерилин", потом дикие горные люди, изображавшие милиционеров, и что-то третьи товарищи как-то подзадержались. Я начал даже волноваться, не случилось ли чего с ними плохого? Это я так просто, посмеиваюсь. И прямое нападение на нашу роту было, когда мы с Кэпом только ехали сюда из Одессы, это тоже можно засчитать. 

       А свой личный локатор опасности, с недавних пор стал под настроение называть для себя сканером. Словечко вычитал в журнале "Знание-Сила", и понял знакомым чутьем, что это слово лучше подходит, чем локатор. Тем более, что сканер - более универсальное понятие.

       Но последний сигнал опасности был почти неделю назад, когда в компании с уважаемым местным товарищем Гунибом и стариками нашей роты, встретили трех горных диких баранов-гигантов, редчайшей, как теперь знаю, разновидности. Мне до сих пор кажется, что это на самом деле были саблезубые тигры, дожившие до нашей эры и только временно прикинувшиеся горными баранами.

       Мы этих гигантов, которые из Красной книги, скорее всего были, съели. Уважаемый товарищ Гуниб попросил уступить ему витые рога этих зверюг вместе с их головами, и отрезал, спрятав в сумку, некоторые их анатомические части.

       - Из этого лекарство делается, для очень уважаемых людей в возрасте. - пояснил он. - Очень хорошее лекарство и редкое. Даже в Москву отправляем, но это редко, потому что зверь этот, очень редкий! Очень удачно ты выстрелил, нам давно этого зверя заказали! Я скажу уважаемым людям, что ты хороший человек и не жадный.

       - Да продлит Ахурамазда жизненный путь уважаемых людей! - соглашаюсь я. - Крепкого им здоровья!

       А то вот, сижу с своем кабинетике, в мастерской. Нет, я не просто так сидел, конечно. Чего то делал. Когда накатило. Сильное чувство смертельной опасности. Это не мигание на ауру человека, у которого ко мне, скажем, какая-то неприязнь. Нет, тут сильнее. И личный сканер не просто горит внутренним, для меня, сигналом, а ярко пылает на полную мощь.

       Пытаюсь сориентироваться, где. Оказывается, еще совсем далеко! Раньше такой дальности съема ощущений у меня не было! Для меня это абсолютно новое явление! Может быть, высокогорье так действует? Может быть атмосфера здесь ионизирована выше нормы?

       Прикидываю, что время у меня есть. Из тех бойцов, что у меня в мастерской, тихо командую Сильверу и Пещерову: за мной и в ружье, только без лишнего шума! Сильвер и Пещеров старослужащие и вменяемые ребята. Они и, уже старший сержант Богомяков, это и есть личный состав мастерской. Но Богомяков и.о. начальника караула и сейчас на посту.

       В роте докладываю Ивакину. Он мне верит. Выдают бойцам автоматы и рожки с боезапасом. А у Ивакина то и боевой силы мало остается. Все на постах. Он сам вооружился и начал обходить главные посты, отдавая команды. Мы же погрузились во временно мой КА-750 и, как немецкий патруль времен войны, лихо выкатили из части и затарахтели в сторону райцентра. Проскочили поворот на райцентр и по дороге на Дюшамбе, метров через 500, остановились.

       Почему там? Место хорошее, я его раньше присмотрел на всякий такой случай, насчет засады. Ну мало ли когда вдруг... А попросту, там кусты густые, можно и по нужде туда от дороги отойти. Но сейчас туда отошел Сильвер, в засаду.

       Примерно через полчаса появился едущий в райцентр открытый газик немного устаревшей модели. Трудно даже определить каких годов, но древний явно. В нем сидели двое молодых граждан и молодая же гражданка. Граждане и гражданка в машине были неопределенной восточной национальности. Останавливаются. Еще бы. Я руку поднял подняв ладонь запрещающе заграждающим жестом, а Пешеров держит автомат свой на пузе, как немецкий полицай из кинофильма. Да и у меня кобура расстегнута давно. Не удерживаюсь, развлекаюсь.

       - Хальт! - лающим голосом подаю команду сидящим в машине, хотя их машина стоит уже и так. - Аусвайс! Мы есть патруль! Фсем фыйти из машина!

       Сидящие в машине начинают выбираться. В моторике парня на заднем сиденье мне что-то явно не нравится. Подаю руку, помогая гражданке выйти.

       - Битте, мадам! - галантно произношу я.

       Мадам стройна, молода, лет 20, и хороша собой. На ней джинсы и зеленая стройотрядовская куртка. Она подает мне какие-то корочки документов и пытается улыбаться. Остальные тоже вручают что-то вроде паспортов, протягивая руки, все уже не в машине. Мотор в ней сам по себе как то заглох.

       Немецкого я ведь на самом деле не знаю, но чтобы поддержать игру, говорю известное для начитанных сограждан:

       - Мадам, же не манж па сис жур! Гебен зи мир битте ауф дем штюк брод!

       Последнюю фразу произношу лающим голосом с интонациями матерого эсесовца.

       С улыбкой, не заглядывая в них, подаю все документы этой троицы в руки мадмуазели, и по немецко-киношно-офицерски киваю головой в фуражке, прищелкивая каблуками сапог. Улыбаюсь. Она, тоже улыбнувшись, протягивает руку, я приближаюсь к ней поближе, как бы протягивая ей документы, роняю их на землю.

       И кулаком резко бью ее в солнечное сплетение. Она складывается на угол около 90 градусов. Из-за ремня ее джинсов, задрав стройотрядовскую курточку, спокойно достаю торчащий там пистолет. Это ТТ.

       - Данке, мадмуазель! - говорю я ей и кладу пистолет себе в карман бриджей.
       Затем несильно, но для нее достаточно, бью ее, согнувшуюся, ребром ладони по шее.

       Восточный молодой человек, который ехал, когда мы их остановили, на заднем сиденье, уже достал свой, как оказалось потом, тоже ТТ-шник, и начал стрелять в меня. Задевает край мундира на плече. даже больно. Поцарапал точно, не уберегся я. Был вери бизи с этой восточной красоткой. Очередь из моего Стечкина раздробляет ему и кисть с пистолетом, и локоть, и плечо. Скорчившись, от куда-то вниз падает и притворяется ветошью.

       Третий, повернулся и дал стрекача. Ловкий малый! Я уже в своем скоростном режиме. Для куража, удушенным голосом кричу:

       - Ахтунг! Алярм! Русиш партизанен! Зольдатен, фоя!!! - это уже к своим напарникам.

       Сильвер аккуратно, одним выстрелом-попаданием в ногу остановил прыжки этого скачущего по пересеченной местности козлика.

       На всякий случай, раненых пассажиров заматываем в бинты, найденные в медпакетах их Антилопы-гну. Заматываем до состояния мумий, до полного обездвиживания, чтобы у них не возникало вредных мыслей. Пусть лучше думают о вечном, скоро им это, надеюсь, будет кстати.
 
       Займемся восточной красавицей. Продолжаю игру:

       - Или ви будете фсьо говорийт и сознафаться! Или пудет как в фашей русский пословиц: пиф-паф-ой-ёй-ёй! Умираль мой зайтшик!!! - повторил даже интонацию, как у фашистюги в детском кино!

       У мадмуазель этой глаза круглые от ужаса. Она ничего не говорит. Может быть, не понимает по-русски. Или не дошло еще, что происходит. Ладно, сейчас будем смотреть их документы. Документики меня не устраивают. Я, конечно, читал, что при современном развитии печатного дела на западе и так далее... Но все же, надо бы тщательнее, тщательнее... Низачот им по документам!

       Пещеров и Сильвер скорчились и стонут от сдерживаемого хохота. Ничего, ребята заслужили порцию юмора. Отработали отлично, как я и инструктировал. Ничего, сейчас я им покажу кое-что. Задержанных я уже просканировал еще когда парни их паковали (под моим руководством) и увидел кое-что интересное.

       Прибываем в расположение. Забинтованных "мумий" укладываем в дальней комнате, которая считается у нас лазаретом, но она пустая, там никого пока нет. Сами располагаемся в Ленинской комнате.      

       Не спеша снимаю с задержанной лейкопластырь с заклеенного мною же рта. Медленно, это чтобы больнее было. Депиляция такая вот. Затем достаточно брутально стаскиваю все что на юной даме сверху пояса. Полностью все. Сняв для этого мини-наручники с больших пальцев рук. Затем снова заковываю ее, руки назад. Скорее всего, она что то должна уметь из рукопашного боя, потому как мускулатура у нее есть. Поэтому, не будем рисковать.

       Затем доходит до нижней части тела. Всю одежду ее складываю, не прощупывая швов, в большой бумажный пакет из крафт-бумаги. Нет, это только я с ней вожусь, девушка весьма симпатичная, хоть и не славянской национальности. Остальные пока только смотрят. Мои орлы зырят, как говорится, вовсю. Под одеждой и в одежде восточной красавицы обнаруживается много интересного. Все в пакет, нет ни времени ни желания особо разбираться.

       - Мадам, или может быть, мадмуазель! Вам придется мне отдаться! - Говорю я как можно задушевнее, натягивая на пальцы рук резиновые медицинские перчатки.

       Орлы хрюкают. Мадам или мадмуазель начинает брыкаться изо всех сил, пытаясь своими ножками изобразить крутого борца вольного стиля. Я же, навалившись на нее беззастенчиво пытаюсь ее обездвижить. А потом, ухвативши ее между ног стал мять то, что загреблось в мою загребущую ладонь.

       Чтож это за садизм такой?! - скажут. Рятуйте, люди добрые! И неправильно скажут! Чисто от незнания сути дела. Потому что каждое действие имеет как минимум две стороны. Вот тут как? Как будто бы, с одной стороны, трое гестаповских, скорее всего, палачей, готовятся зверски изнасиловать юную девушку, которая, может быть, по профессии комсомолка и партизанка-подпольщица.

       А с другой стороны, что делается? Ой! Гестаповские палачи таки разложили юную подпольщицу на письменном столе, и раздвинули ей ножки. Барышня легли и просют. А главный то оказывается ихний, точно фашистский изувер, доктор Менгеле, скорее всего! Нацепил на себя белый халат, а на голову себе зеркальце отоларинголога, и какими то страшными никелированными шипцами лезет прямо в...ай-ай-ай!
 
       Зато как скромно, скучно и уныло все эти забавные приключения описываются в простеньком протоколе. Буквально несколькими фразами. "...предпринятыми мерами у задержанной гражданки была иъята внутриматочная конструкция, так называемая внутриматочная спираль, к которой оказался прикреплен металлический контейнер из желтого металла. Контейнер имеет сплошной опоясывающий обод по центру, который может представлять шов при резьбовом соединении двух частей контейнера. Контейнер в виде...  имеет размеры... Направляется для исследования в установленном законом порядке...Решения вопроса для назначения комплексной судебно-технической экспертизы...".

       А в чем смысл этой всей пантомимы? Спираль. У возбужденной женщины снимается легче, чем у спокойной. А я совсем даже не гинеколог. Но я знаю, что женщина может и сама себе снять этот дивайс. А мало ли что там может оказаться. Всякое бывает там. Читали. И нам рассказывали.

       С ее упакованной одеждой пусть возятся спецы. И с перевязаными и накачанными снотворным ее подельниками, тоже. Я все же не извращенец по задницам им лазить. Там что-то найдут, моя индикация показывает, что там есть металл. Но это все же не моя работа. Каждому-свое. 

       Мадмуазель. Руки у нее скованы. Ноги связываем тоже. и уволакиваем ее в камеру. Кидаем какое-то старое одеяло. Чтобы попку не отморозило... Ночи в горах прохладные, это особенность нашего высокогорья.

       Главное в таких делах соблюсти субординацию. Кому из лиц начальствующих первому доложить? Думаете, кому из чекистов местных звонить? Да их здесь и нету! Но, если бы и были, то не угадали. Дежурному по штабу дивизии? Опять не угадали. А ведь случай уже подходящий был и я тогда правильно определился!  Партия наш рулевой, партия! Это, политически правильное решение!
       Вхожу в образ лихого и слегка придурковатого...

       - Тащщ полковник!!! Докладываю, что в ОТРО без происшествий! За исключением!!! ...

       Начальство прилетает на двух вертолетах. Часа почти через 4 с гаком. Лететь короче, чем ехать, потому что по прямой. И я и парни немного выспались и умылись. Все в роте, до единого, свежевыбриты и подворотнички подшиты. Все поели и напоены крепким кофе, чтобы не ходили сонными мухами. Кофе, официально, у нас как бы нет. Но мы варим черный! И сапоги! Сапоги начищены до блеска! Сияют наши лица, сверкают сапоги!

       К прилету начальственной делегации, аккуратно пишем объяснительные, сидя в офицерской беседке. Злодеи под замком и под наблюдением. Ивакин объявляет нам благодарности под козырек и выглядит именинником. В захваченном, почти антикварном автомобиле, груз. По грузу видно, что восточной внешности компания собиралась с кем-то серьезно воевать. С нами, конечно.

       После обеда, повар Азимов превзошел сам себя, идем показывать приехавшим разбитый и разграбленный местными абреками наш военный городок.

       Ивакин, как более бывалый человек, право петь военную песню предоставил мне. Песня известная, обычно исполняется для любой приехавшей комиссии речитативом. А я еще и легко ранен, бью на жалость и на сочувствие.
 
       Звучит жалисная песня примерно так:

       Люди добрые! Помогите, кто чем может! Сами мы не местные! Мы были бедные, и нас еще и обокрали!.. Сироту - обидели!..

       Откуда машина? Почему ее прежние владельцы утратили, что на ней бандиты разъезжали? И вообще. Вот у нас в подразделении машины нет, один автобус и все. А считается ли такая машина боевым трофеем? А если, ее прежние владельцы уже безвозвратно списали?..

       А генерал добродушен и доволен. Такая бандгруппа захвачена! Чего давно, очень давно, не было. А его люди вот, смогли же!..

       Машина! Тут уже и Ивакин включился, это я вот наблюдаю его военную песню...
 
       Машина, а это уже вторая захваченная нами, никого не оставляет равнодушным. Ее, песни этой смысл, если перевести на понятный язык прост:

       "Папа, дайте на машинке покататься, а то чего она просто так стоит?"

       - Приедет скоро еще и комиссия из Москвы. - сообщает генерал. Тогда и будут решаться все вопросы. А пока, раз машины "нашли" две, пользуйтесь!

       Высокое начальство вместе с пленниками и трофеями грузится в вертолеты. Пообещав, прибыть вскорости снова, уже вместе в большой московской комиссией. И чтобы у нас тут! А то наведем вам образцовый уставной порядок!

       После отлета начальства с пленными, свою порцию воспитательных командирских напутствий выдал Ивакин...

       - Я где нормальный, а где и беспощаден! - зарычал Ивакин. В нем, в общем то добром и умном человеке проснулся строевой зверь, которому наконец-то дали капитанское звание.

       - Так что, кто там у нас? Солонцов? Пещеров? У-у-у, мочильщики! Устарели тут некоторые! Возомнили себя дембелями! Я б сказал кто вы есть, а не дембеля! В общем, - уже спокойнее сказал кэп, - процесс окабанения зашел слишком далеко. Будем лечить!

       - А лекарство у нас одно, мы тут не в санатории! - сказал он уже спокойнее и улыбаясь. Как известно, улыбки разные бывают. У командиров рот, они, как правило, обманчивые.  - Так вот, лекарство у нас одно. Марш-бросок! Десять километров! С полной выкладкой!

       - А у меня нога! - возмущенно изобразил обиженного Пещеров. Я вот тоже пострадал при защите, так сказать!

       - Ага! - нарочито понимающе кивнул Ивакин. - На колчаковских фронтах ранены? Ничего, можно и в расположении поработать. Траншею покопать. От забора и до обеда!!! А может, вам пайку урезать? - изобразил задумчивую заботливость о подчиненном командир.

       - Нет! - энергично выдохнул Пещеров. - Пайка - это святое!..

Конец главы 8.