Мы одной крови. Гл. 25. Смятение души

                Не показывай слабость,
                иногда это дорого стоит.
   
  После встречи с красавицей сестрой, Роман три ночи не спал, всё думал про их разговор, вспоминая до мелочей всё, что Катя ему говорила, и как уговаривала встать на правильный путь исправления.
   Ему оставалось сидеть в колонии ещё полтора года,  и он не верил, что что-то в его жизни можно изменить, тем более добиться того, чтобы его перевели в колонию-поселение.
    «Кум» - майор Иванов, который беседовал с ним много раз, показывал ему все рапорта от  персонала колонии, в которых говорилось о его плохом поведении, нарушении распорядка дня, невыполнении требований надзирателей и так далее и тому подобное.
   Появление «сестрички» вначале Ромку очень  позабавило, хотя он знал, что у его  настоящего отца имеются три дочери, ему впервые за эти три с половиной года пришлось разговаривать с такой красивой девчонкой названой сестрой.
   Однако, когда Катя, видимо не найдя больше других доводов, начала ему говорить, что он должен себя хорошо вести, чтобы  больше не попадать в изолятор и чтобы ему можно было бы написать заявление о направлении его в колонию поселение, тут уже  Роман не выдержал и зло сказал ей, глядя прямо в глаза:
  - Знаешь Катя, ты меня зря уговариваешь. Я, в общем-то, никаких грубых нарушений не совершал и не совершаю. Не готовлюсь к побегу, не подстрекаю никого к бунту или неповиновению, не рою подкопов под проволокой, я просто борюсь с несправедливостью и всё. Здесь она сплошь и рядом.
   А карты? Ну, что тут поделать, карты  - это моё единственное развлечение здесь, да и не только моё. Вся администрация об этом прекрасно знает, и в прежней колонии для малолеток, тоже знали, но молчали. А сажали в карцер за игру в карты, только по наводке, чтобы сделать вид, что борются с этим «злом». Поняла?
     Никакой я не нарушитель режима! Просто, не могу мириться с тем, что унижают моё человеческое достоинство. Оно итак опущено ниже последней помойки уже тем, что я сижу в колонии за колючей проволокой…
   - Ну, ты же не просто так сел в колонию, ты же что-то там нарушил, да? – остановила его Катя.
  - Нарушил, не нарушил, какое это теперь имеет значение? Может, и нарушил? А может, и нет? Потому что я помогал некоторым людям, взять у тех, кто нажил себе добро нечестным трудом,  воровством и взятками, частичку их добра. То есть, поделиться… А, ты всё равно не поймёшь, маленькая ещё, - и он уничижительно посмотрел на девушку сидящую перед ним.
   - Мне шестнадцать лет, Рома, и я не такая уж маленькая, чтобы не понять того, что ты сейчас бравируешь тем, что совершал. Тебе, как и мне, сейчас, тогда было тоже шестнадцать, так? – и Катя вопросительно посмотрела на парня.
  -  И ты, в шестнадцать лет, чувствовал себя очень взрослым, смелым, хитрым и отчаянным, так? Помогал воровать, ты уж прости, это мне папа рассказал, и не думал о том, что за всё это, когда-то придётся горько расплачиваться. Тебя поймали, осудили, ты попал сначала в колонию для несовершеннолетних, потом сюда к нам, и всё время с кем-то воюешь. Ну, наверное, потому, что считаешь себя правым, а остальных нет. А я считаю, что это неправильно. Совершил поступок, отвечай! Но, при этом старайся сделать так, чтобы срок, который тебе определил суд, по возможности сократить. Но сделать это честно, по нормальному конечно, а не тем, чтобы заложить кого-то или стучать начальству. Может, ты ещё не пробовал это сделать? Попробуй! А папа поможет, найдёт тебе хорошего адвоката и твоё дело пересмотрят. Пусть это будет не досрочное освобождение, не УДО, я про него читала в Интернете, пусть ты последние год или полгода будешь находиться в колонии поселении в Новогорске, это уже лучше, чем эта колония… Значительно лучше. Да и мы, сможем чаще навещать тебя.
  - Кто это, мы? – зло спросил Роман, потому что слова девчонки его разозлили, хотя он прекрасно понимал, что она абсолютно права – всё зависит только от него самого.
  - Мы, Рома – это я, папа, мама, и мои сестрёнки Ева и Лиза. Ты же теперь  наш брат, причём старший, поэтому мы все за тебя очень переживаем и болеем.
  - Я вас не просил об этом, поняла!  И не нужны мне никакие сёстры! И нечего меня тут уговаривать, чтобы я  перед ними прогнулся. Я лучше пять раз в карцере посижу, чем о чём-то попрошу «хозяина», поняла?! Всё разговор окончен! – и он снова  злыми глазами посмотрел на Катю.
   Видимо не ожидавшая такой реакции на свои слова Катя, даже немного растерялась, заморгала ресничками, покраснела и на её глазах появились слёзы.
   - Рома, ну зачем ты так, я же хотела как лучше, - вытирая слёзы тыльной стороной ладони, произнесла она и добавила:
   - Я ведь тебя не уговаривать пришла, а просто  очень хотела познакомиться с тобой и поговорить.  Да, папа о моём визите сюда даже не знает, и лучше будет, если пока ничего не узнает, а там будет видно. Прости, -  и затихла.
   Когда начальник колонии вошёл в кабинет, он увидел их мирно сидящими друг против друга и смотревшими в разные стороны.
   Он внимательно посмотрел на обоих, хмыкнул недовольно, и вызвал выводного сержанта.
   Романа отправили в цех, а Катя осталась в кабинете, и по дороге в промзону, Роман  всё время вспоминал не её слова, а её слёзы, которые она пролила по его вине, и  в душе очень ругал себя за это.
  «Вот баран, обидел  девчонку ни за что, ни про что! А она, видимо на самом деле за него переживает, вон как распалилась. И что я теперь должен делать? На «цырлах» пред кумом и остальными начальниками бегать что ли? А как по-другому? Иначе не УДО, не колонии поселения не видать. Но, и хрен с ними, вон, сколько народу сидит, и я посижу. Тем более что меня там, на воле, никто не ждёт. Никто…