Неудобство диктовки...

Поначалу я писал книги собственноручно, и под конец «Тайной жизни» со мной даже приключился писчий спазм. Теперь иначе. Я сижу на террасе или плещусь в бассейне и говорю, а соавторы мои записывают. Вечером я перечитываю, правлю, дополняю… и книга готова. Сальвадор Дали. // Куприн ходит взад и вперёд по диагонали, быстро диктует, модуляциями голоса выделяя знаки препинания. Сам он не особенно любит писать, говоря, что у него мысль обгоняет перо. Стенограф сидит спиной к нему, чтобы не отвлекаться. Вот писатель задумался над фразой, которая не клеится. Удар каблука о пол. Это означает, что пока не нужно записывать. Он произносит вслух один вариант фразы за другим. Наконец нужные слова найдены и расположены так, что создают искомый художественный эффект. Александр Куприн с довольным лицом ударяет дважды в ладоши, и стенограф продолжает писать. После расшифровки стенограммы писатель часами сидит над рукописью, правит, шлифует, а иногда и заново переписывает целые страницы. И снова работа со стенографом. Николай Вержбицкий. // В просторном богатом кабинете Константина Симонова, на даче, потолок был из брёвен, но хорошо обработанных, подчернённых и покрытых лаком. Под этим «накатом», как в землянке, диктовал он свои книги. Потом это перепечатывалось с диктофона, и он правил. // Леонид Андреев, – я видел у него на даче в Финляндии, – ходил по громадной комнате и диктовал машинистке так, что она не успевала за ним писать. Со стороны могло показаться, что легко пишет человек (я, например, сижу с пером и медленно вывожу букву за буквой). Оказывается, Андреев предварительно проделывал громадную работу. Когда? Пойдёт, бывало, гулять – думает. Поедет на велосипеде – думает. У разных авторов разные манеры обдумывать. Одни сидят над бумагой, другие думают во время прогулок. Александр Серафимович. // Основная работа творчества происходит в процессе жизни, а за листом бумаги я становлюсь скорее писцом, нежели творцом. Юрий Нагибин. // Обычно я сочиняю двадцать или тридцать страниц, а затем мне обязательно надо отвлечься – немножко любви, если это возможно, а то небольшой кутёж. На следующее утро я уже всё позабыл, и, читая три или четыре последних страницы из написанной накануне главы, я придумываю следующую. Книгу, которой вы покровительствуете, я продиктовал за шестьдесят или семьдесят дней. Меня подгоняли мысли. Фредерик Стендаль, в письме Бальзаку. // Не понимаю, как можно диктовать прозу? Как можно, чтобы при этом присутствовал кто-то посторонний? Григорий Бакланов. // Когда я сочиняю, мне удобнее писать самой от руки либо на машинке. Слыша свой голос, становишься неуверенной и не можешь толково выразить мысль. Только сломав правую руку, я постепенно привыкла к диктофону и звучанию собственного голоса. Однако, неудобство диктовки в том, что она приучает к многословию. Усилия, которые тратишь когда пишешь сам, заставляли меня быть экономней в языке. Человек – создание ленивое. Он не станет писать больше, чем нужно, чтобы выразить свою мысль. Автору детективных рассказов это особенно необходимо. Читатель не желает, чтобы одно и то же ему разжёвывали трижды. А когда наговариваешь текст на диктофон, возникает искушение сказать и так, и эдак, то же самое, но разными словами. Потом можно всё сократить, но это раздражает и нарушает плавное течение мысли. Агата Кристи.


Рецензии