Братики

Первая рота готовилась погибнуть. Два часа назад комполка позвонил мне и перемежая свою речь руганью потребовал к вечеру занять лежащую впереди деревню Протвино.

Деревня -то была коих сотни. Обычная, в 2-3 недлинных улицы, в полсотни домов и столько же покосившихся сараев. Сейчас их было поменьше, все-таки война прокатилась уже через Протвино, да и немцы наши веси не берегли. В обычном порядке взять такую деревушку несложно. Батальон пехоты да батарея 76-миллиметровок, и через  несколько атак населенный пункт заняли бы наши войска, как писалось в донесениях.
Но это в теории да в докладах. В реальности мы никогда не брали батальонами деревни. Мы не дрались эскадрилья на эскадрилью, танк на танк, батарея на батарею. Воюя второй год, я так и не видел, чем мы собирались сражаться на территории врага, идти в поход, если бы он завтра грянул, чем собирались не давать спуску, коль нас затронут. Правда, я был не кадровый и, может быть, что-то пропустил и чего-то не знал. Но где же это что-то?!...

До нас Протвино пытался взять второй батальон соседнего полка, точнее то, что от него оставалось после трех недель непрерывных боев. Теперь эти остатки за небольшим исключением раненых лежали  перед нами, подпирая серыми бугорками шинелей сизоватое осеннее небо. Временами  казалось, что бойцы  просто хитрят, притворились убитыми, чтобы обмануть противника. Но вот раздастся команда, и они все поднимутся в новую атаку, которая уж теперь-то закончится успехом.

Только идти в атаку предстояло  нам. Немцы хорошо укрепились в деревне, устроили целый лабиринт окопов и блиндажей, на что они были большие мастера. Вроде бы и немного их там было, но оборонялись они упорно. И упорность эта имела под собой нормальное обеспечение боеприпасами и поддержку тяжелых минометов, которые точнейшим образом накрывали наши редкие цепи, едва те приближались к деревне.

Я посмотрел в окопы. Люди каждый по-своему готовились к бою.  Рядом со мной первый номер пулеметного расчета, покусывая травинку, смотрел вперед на позиции немцев, а его  напарник механически покручивал в руках запасной диск. Дальше кто-то присел и задумчиво курил. Позади метрах в двухстах, там, где были позиции ротных минометов, какая-то неведомая птаха затянула вдруг короткую, мелодичную песню. Слева мой связной, заводной и неугомонный парень с Рязанщины, нетерпеливо поглядывал на меня в ожидании приказов.

Вот и три часа. Я специально назначил атаку на это время, потому что в полчетвертого-четыре старшина привозил наш дневной рацион. А в атаку идти нужно на пустой живот: и бежать легче, и ранение терпеть, если что. Да и теплилась крохотная надежда, что деревню рота все-таки возьмет, а там уже и до вечера недалеко. Ночью же нас могли пополнить, подкинуть боеприпасов, просто отвести в тыл на пополнение в конце концов. Отвод в тыл мы давно заслужили. Скажете, чудес не бывает на войне? Ну это вы не воевали, значит.

«Ермачков, ракету!» - мой связной проворно схватил с бруствера ракетницу и поднял вверх. Негромкий хлопок, и в небо стремительно прыгнул зеленый шарик, оповещая, что наше время пришло. Позади окопов заработали минометы. Было их всего три да по десятку мин к каждому, но эта маленькая и не всегда эффективная артиллерия все-таки поддерживала нас. Я приказал расстрелять все мины подчистую; если рота ляжет, они ей ни к чему, а так может и накроет какая немца. Нам уже легче будет.

Минометы быстро закончили и над бруствером пронеслась разноголосица взводных: «Взвод,в атаку!». Бойцы деловито полезли из траншеи, разворачиваясь в атакующую цепь. И когда я посмотрел  на эту изломанную цепочку людей, растянувшуюся коротким извивом по полю, меня  кольнула острая жалость. Ребятушки, простите меня, я вас на смерть веду. Сидеть бы нам сейчас в уютной траншее, по немцу постреливать да письма домой писать, пока нас не пополнят, пока не подбросят артиллерию на усиление да еще хотя бы роту для компании. А так … если я вас здесь не положу,  через пару дней вас положит другой командир или комендантский взвод по приговору трибунала за неисполнение глупого приказа. Своя-то пуля, известно, горше и больнее. Так что, пойдем  уж эту деревню брать.

В атаке на самом деле тяжелее всего не огонь противника, какой бы  плотный он не был, а тишина, ожидание этого огня. Она выматывает, она давит таким грузом, что в какой-то момент, кажется встал бы на колени и закричал бы вражеским окопам, да стреляйте же, изверги.

Но немцы не стреляли. Мы прошли уже метров 70 и у меня начало обозначаться подозрение, что противник задумал какую-то ловушку...А может  быть он просто не верил в атаку. Ведь какому-нибудь гауптману Мюллеру, который командовал обороной деревни, и присниться не могло, что его опорный пункт будут брать полсотни мужиков с винтовками и тройкой хлипких минометов.  Мюллер этот, он ведь по науке воевать учился, а не по прихоти или ветру в чужой голове. И со стороны немецкого командира наша атака выглядела всего лишь как разведка боем. А значит, нужно подпустить русских поближе и срезать их  парой дежурных пулеметов, не раскрывая всю систему огня. Эх, Мюллер, хорошо, все-таки, тебе, не служил ты в Рабоче-Крестьянской Красной Армии...

Позади осталось уже более половины расстояния до вражеских окопов, но противник все равно огня не открывал. Может быть, решил дело сделать только гранатами? Хоть ты,  правда, ори во всю глотку, да стреляйте же!

На правом фланге роты самые нетерпеливые, не видя противника, стали переходить на нестройную рысь, за ними стали перебегать и остальные бойцы. «Приготовить гранаты!» -  понеслось в цепь. Вот и немецкие окопы. Никого, словно здесь никогда и не было людей, словно менее суток назад не из этих окопов хлестали свинцом в наш второй батальон. Кое-где валялся обычный фронтовой мусор, но немцы отсутствовали не только в самих укреплениях, но и в ходах сообщения, и в ближайших домах деревни. Мне это все менее нравилось; по устоявшемуся фронтовому скепсису рассчитывать на худшее я не верил, что противник отошел.

Бойцы стали рассредотачиваться в окопах. Я отправил связного с приказом подтянуть на захваченные позиции пулеметы, собрал взводных и поставил им дальнейшие задачи. Рота  по трем ходам сообщения взводными группами начинает продвигаться в направлении деревни с задачей захватить ближайшие дома. По их достижении рота снова разворачивалась в цепь и далее действовала по ситуации; закреплялась в домах или продолжала атаку деревни.

Внимательно оглядываясь по сторонам, мы достигли первых домов. Сейчас был очень тревожный момент: если противник сделает артналет, он быстро рассеет роту и нанесет ей серьезные потери. Нужно было двигаться дальше.

Рота снова разметалась цепочкой. Сзади, спотыкаясь на кочках, подтягивались пулеметные расчеты, готовые  поддержать нас огнем. Все таки мы вошли в эту деревню, сделали то, во что мне совершенно не верилось. Но где-же немцы?
В деревне не только не было людей, но и висела полнейшая тишина, нарушаемая лишь шалостями ветра в разрушенных постройках. Слева за лесом что-то неспешно горело, выбрасывая  столб сизого дыма. Справа за небольшим полем перескакивала по веткам деревьев на опушке леса сорока, и по этому ее скоку я понимал, что там противника тоже нет. Ни кошки, ни собаки; знакомая картина когда одна армия ушла, а другая еще не пришла. Ушла? Нет, я не мог пока поверить в это. Весь мой военный опыт активно восставал, когда я пытался предположить, что немцы ушли...Но они, похоже, действительно отошли и то чудо, в которое  верилось и не верилось, произошло.

Мы приближались к последним домам, когда из-за крайнего  показалось несколько человеческих фигур.  Были они столь несуразно одеты, выглядели столь непонятно, что я не сразу разобрал в них женщин с двумя ребятишками. Ближайшие бойцы направились к ним. Женщины замерли, всматриваясь в нас, готовые при любом малейшем намеке на опасность исчезнуть. И  вдруг воздух резанул истовый, надрывный крик:  «Браа-ти-кии! Веер-нууу-лиись!»


...Из донесения командира Н-ского стрелкового полка в штаб Н-ской стрелковой дивизии: «...к вечеру 17 сентября после ожесточенного боя полк занял деревню Протвино...»