Сказка Про муравья Мишу и бабочку Паулину

ПРО МУРАВЬЯ МИШУ И БАБОЧКУ ПАУЛИНУ

Муравей Миша очень любил путешествовать. Он забирался на самые высокие деревья и изучал, как дует ветер, поднимался на самые крутые горные склоны, наблюдал скопления облаков и понял, откуда берется дождь, с риском для жизни сплавлялся по извилистому ручью на хрупкой соломинке, чтобы собственными глазами посмотреть на закат у большой воды. Самым большим желанием было переправиться на другой берег и увидеть другую жизнь. Для того чтобы преодолеть большую воду, необходим крепкий корабль, но его родственники муравьи смеялись над его затеей:
– Пойдем на соседнюю поляну, и в честном бою отвоюем молочное стадо тли! Зачем мечтать о несбыточном? Наша жизнь – это муравейник, и жизнь во имя муравейника. Одни водоносы, другие воины, третьи строители. А ты кто? – спрашивали его соплеменники.
– Я не знаю… – отвечал Миша. – Я хочу построить корабль…
– Возмутительно! – кричали муравьи. – Зачем нам корабль!
– Чтобы путешествовать… Там на другом берегу реки…
Но ему не дали договорить и прогнали из муравейника:
– Нам бездельники не нужны! Мечтаниями сыт не будешь!
И Миша ушел куда глаза глядят.
Он шел очень долго, обходя чужие муравейники, чтобы не нарываться на стычки с враждебными племенами. Он уходил все дальше и дальше, чтобы поселиться на берегу большой воды и начать строить свой корабль.
Вот уже наступила осень, а корабль был еще не готов. Надо было позаботиться о зимовке. Миша был очень наблюдательный муравей, он видел, как в лесу живут другие звери: одни спят в берлогах, другие роют норы, третьи строят гнезда, поэтому, поразмыслив, он решил сделать себе берлогу под разлапистой корягой старой сосны, в изобилии хранившей кучу мягких сосновых иголок. Он разгреб достаточное пространство под корнями, натащил сухих травинок, прикрыл вход кусочком коры, в центре сделал очаг, смастерил шкафчики и полочки, а из брошенного кокона гусеницы устроил мягкую постель.
Он решил не спать зимой, как это делают другие муравьи, а заняться плетением канатов и изготовлением паруса для своего корабля. Для этого нужна была мастерская. Миша стал расчищать проход от своего дома в глубину и обнаружил смежную полость, достаточно просторную для мастерской с кучей старых листьев.
– Вот, так радость! – воскликнул он. – Столько материала для паруса! Этих листьев хватит на большой парус, который сможет при попутном ветре унести меня на другой берег.
И он взялся распределять листья по размерам. Миша не заметил того, кто прятался под кучей листвы, а тот, кто прятался под кучей, тоже не заметил Мишу, потому что спал.
Пока не выпал снег Миша без устали таскал в свою мастерскую сухую траву для канатов, забивал шкафы и полочки разной едой, собирал упавшие перья птиц, чтобы делать из них спасательные шлюпки, и все что хоть мало-мальски могло пригодиться для сложной оснастки корабля. Мастерская быстро пополнялась разными вещами, и скоро в ней почти не осталось свободного места.
Каждый день он радовался, что зима запаздывает, что снег не выпал, солнышко иногда пригревает, и он может еще выходить на длительные прогулки по окрестностям. И вот однажды он повстречал ее.
Миша как раз стоял на сухом листе и старался дотянуться до единственного цветущего колокольчика, который торчал среди пожухлой травы, качал голубой шапочкой и удивлялся окружающей его пустоте.
– Что это? Ой! Какое хамство! – раздался капризный голосок из-под листа. – Кто там взгромоздился на меня?
Миша тот час спрыгнул с листа и отогнул один его конец, чтобы посмотреть на обладателя тоненького голоска:
– Простите… мадам.
На него обиженно таращились огромные глаза. Он не видел, что там дальше скрывалось под листом, но эти чудные глаза его поразили в самое сердце.
– Ах, мадам! – воскликнул он. – Простите мою неловкость. Я разбудил вас?
Обладательница прекрасных глаз сонно моргала, позевывая:
– Во-первых, не мадам, а мисс. А во-вторых, я уже давно не сплю, – ответила она, потягиваясь. – Сегодня такое солнце теплое, как летом. Я просто лежу и думаю – полететь или не полететь! Как вам кажется, погода хороша для полетов?
– Погода ясная, мисс… также, как и ваши прекрасные глаза! – вдруг выпалил Миша, и сам испугался своей смелости, а в глазах незнакомки загорелись оранжевые искорки.
Она усмехнулась и томно попросила:
– Тогда, будьте так любезны, отодвиньте лист, он мешает расправить мне крылья.
Миша отодвинул лист и не мог сдержать восторга, рассматривая огромные и ярко расписанные крылья бабочки:
– Ого! Вот это паруса!
– Невежа! – тут же возмутилась она. – Крыльев не видел?
Она не заметила, что от обиды перешла на «ты», а Миша застыл в немом восторге. Бабочка оценила, произведенный ею эффект и уже милостиво попросила:
– Дайте же руку. Помогите подняться. Ну что вы стоите как чурбан?
– Вы так прекрасны! – Миша в растерянности смотрел на свои грязные руки и не смел протянуть их ей. – Я испачкаю вас…
– Какой вы смешной! – засмеялась бабочка. – А лежать мне на голой земле? Я же не боялась испачкаться, когда сон меня сморил прямо на лету, тут уж не до выбора посадочной площадки, падаешь где придется! Как неприятны эти экстренные посадки, – добавила она, поднимаясь.
И представилась:
– Паулина. А как вас зовут?– отряхиваясь, спросила она.
– Миша. Муравей, Миша, – пробурчал он, не выпуская ее руки. – Паулина! Какое прекрасное имя.
Она расправила свои огромные крылья, лучи солнца переливались радугой на синих разводах, а оранжевый загорелся пожаром, и Миша опять залюбовался их красотой. Паулина придирчиво осмотрела себя со всех сторон, поправила прическу и только потом посмотрела по сторонам.
– Ох, что такое? А где зеленая трава, листья на деревьях? Где цветы? Что случилось?
– Случилась осень, и скоро, совсем скоро может выпасть снег.
– А что такое снег?
Миша знал что такое снег, он выходил зимой на крышу муравейника и любовался белым холодным покровом.
– Снег, это такие белые холодные штуки, похожие на крылышки маленьких мотыльков. Они покрывает всю землю белым пушистым покрывалом.
– Да, это красиво, – мечтательно заметила Паулина. – Но что же я буду есть?
Она посмотрела вокруг, и глаза ее наполнились слезами:
– Я так слаба, а чтобы полететь, мне нужен нектар…
И тогда Миша великодушно предложил Паулине единственный колокольчик:
– Возьмите этот цветок. Я еще не брал из него нектар, он еще полон и ждет вас!
Паулина жадно припала к стаканчику колокольчика и одним махом осушила его.
– Теперь смотри! – воскликнула она и взмахнула своими крыльями.
От воздушной волны, пущенной крыльями, Мишу отбросило в сторону, он упал, но и лежа он с восхищением смотрел, как она порхает в воздухе. У него перехватило дыхание от ее головокружительных трюков. Он, конечно, и раньше видел полеты бабочек, но то были совсем незнакомые бабочки, а тут в небе порхала его знакомая.
«Хорошо, что птицы улетели на юг… – с облегчением подумал он. – Было бы ужасно, если бы какая-нибудь птаха случайно склевала ее на обед».
– У-х-х! – Пулина приземлилась рядом. – Как хорошо размяться!
–Ты здорово летаешь! – вдохновенно выдохнул Миша.
– А, пустяки! – и спросила, – А ты не пробовал отрастить крылья?
– Как же я могу их отрастить, когда у меня нет даже самых крохотных крылышек? – удивился Миша, а сам подумал, что Паулина насмехается над ним.
– А ты что не знаешь, что муравьи раньше летучими были? А потом взяли и избавились от своих крыльев. Просто не понимаю, как можно лишить себя такой роскоши – летать? Когда я путешествовала за морем… – продолжила она. – Один очень старый термит рассказал мне о племени летучих муравьев, в котором мужская часть населения рыцарски отказалась от крыльев ради своей королевы. С тех пор они стали рабами своего слова и рабами королевы во веки веков. Только королева в брачный период могла летать. Но и она, поплатилась за свою гордыню, как только находила себе мужа, лишалась своих крыльев и запиралась в недрах муравейника…
Миша никогда не видел своей королевы, не многим муравьям доводилось видеть ее, и никому не позволялось спрашивать о происхождении, – это была великая тайна.
– Это конечно, благородный поступок, но лишить все последующие поколения муравьев крыльев и возможности свободно летать, это просто чудовищная несправедливость! У нас, у бабочек, все по-другому.
Они сидели на сухой травине и качались, Миша слушал удивительные рассказы Паулины про дальние страны и, наконец, сам отважился и поведал ей о своем плане морского путешествия на корабле.
– Это примитивно! – небрежно бросила она. – Проще перелететь! Раз-два и там!
Она даже не заметила, как он весь сжался от ее небрежного замечания. А Миша подумал, что он всего-навсего муравей, жалкое ничтожное насекомое! Он спустился с травины и побрел к себе домой. На полпути его догнала Паулина:
– Эй, – крикнула она веселым голоском. – Завтра придешь? Полетаем!
И стремительно взмыла в небо, пока еще солнце не спряталось за лесом.
Весь вечер, сидя у очага он раздумывал. Паулина не была похожа на других бабочек, не дружила с ними, считая их «примитивом», много знала, у нее была куча знакомых – старый термит, жужелица, и даже одна колибри в далекой стране. Она любила рискованные путешествия, так же как и Миша.
– Но, ведь она бабочка! – вслух рассуждал он. – А я простой муравей… Мы не пара…
Назавтра они встретились опять. Она летала, он в восхищении смотрел в небо, задрав голову до боли в шее. Потом она приземлилась, и они болтали.
Миша каждый день молился, чтобы солнышко опять выглянуло из-за грозно надвигающихся туч, чтобы не похолодало и не выпал снег. Он забросил свое хозяйство, искал для Паулины запоздалые цветы – одного цветка ей хватало на весь день. Природа сама не хотела зимы в этот год и опрометчиво будила почки и побеги, на полянах зацвели крокусы, и поздняя осень обратилась в раннюю весну.
– Когда ты вырастишь себе крылья? – со смехом спрашивала Паулина, – Постарайся, пожалуйста! Или у тебя хитина не хватает в организме?
Она вертела его и осматривала со всех сторон:
– Какой ты мягкотелый! Никакой твердости! – с чувством превосходства говорила она.
– Что же мне делать, если я такой уродился?
– Переделай себя, – она вспоминала наставления старого термита. – Ночные медитации и поедание древесной коры очень способствуют выращиванию крыльев.
Миша каждую ночь медитировал и до тошноты грыз сосновую кору, но ничего не помогало. Во сне он летал с Паулиной, а на утро проснувшись, осматривал спинку, не появились ли там хоть маленькие крылышки, но не обнаруживал их и огорчался.
– Может быть, нужна кора от другого дерева? – в очередной раз, рассматривая себя в зеркале, рассуждал он. – Надо попробовать березовую…
На следующий день, он решил прокатить Паулину в карете, посадив верхом на пустую раковину от улитки. Она восхищалась его силой:
– Ты такой сильный! – восклицала она, – Если бы у тебя были крылья, ты бы мог перелететь любой океан!
Паулина была практически невесома, ему не составляло особого труда тащить и ее и раковину, тогда он пустился галопом! По пути она срывала крокусы, выпивала нектар и плела венок:
– Ты знаешь, в таком виде передвижения тоже что-то есть! Совсем другой ракурс, все как-то крупнее и отчетливее, как в детстве! Когда я была гусеницей…
Она замолчала, ей не очень хотелось вспоминать то время, когда она ползала по земле и была страшно толстая. Все бабочки стыдятся своего гусеничного прошлого. Она не летала в этот день, и Миша с беспокойством оглядывался на нее, замечая ее потухший взгляд и вяло опущенные крылья. Вокруг ни души, все насекомые спали или притворялись спящими в своих тайниках, боясь надвигающейся зимы, только иногда сонная муха вылезала погреться на солнышке и с удивлением таращила на них свои сетчатые глаза.
– Странно грустно сегодня. Совсем не хочется летать, – тихо проговорила она на другой день, когда они сидели на ветке дерева и любовались облаками. – Даже плакать хочется без причины. Ты меня любишь?
Паулина первая заговорила о любви, такое у нее было загадочное настроение. Миша от неожиданности даже подскочил на месте, не смея взглянуть ей в глаза, проговорил:
– Я полюбил тебя сразу, как только увидел твои глаза из-под пожухлого листа.
– А почему ты об этом молчал так долго?
– Как я мог?!! – воскликнул Миша, он и сейчас был не уверен в том, что это не каприз с ее стороны. – Ты бабочка! А я – простой муравей, и даже без крыльев.
– Да, ты муравей, но не такой простой, как это может показаться на первый взгляд,– она грустно улыбнулась и потрогала его жесткие волоски на голове. – Я так много встречала разных тварей в своей жизни и красивых и знаменитых, и ползающих и летающих, но… – она не договорила, казалось, мысленно улетая куда-то.
Миша благоговейно молчал и смотрел на нее. Впервые в жизни о нем говорили так трогательно. Он задумался над словами Паулины, закрыл глаза и стал представлять, как они вместе отправятся путешествовать, но незаметно для себя уснул, пригретый заходящим солнцем.
Он проснулся от холода. Мелкий дождь с белыми крупинками льда больно стучал по его спине и голове. Миша оглянулся по сторонам, Паулины нигде не было.
Он обежал всю поляну кругом, заглядывал под каждый лист, звал ее, но никто не откликнулся.
– Какой я дурак! – с отчаяньем восклицал он. – Надо было давно предложить ей переехать в мой дом! Мы бы сидели у очага, смотрели на огонь и мечтали! Мы бы не спали всю зиму, а весной отправились бы в морское путешествие. Кто знает, может быть, к весне у меня бы выросли крылья…
Он без устали до самой темноты ходил по лесу и искал ее, ворошил опавшую листву, на него ворчали, проснувшиеся насекомые, он извинялся и искал, искал…
– Паулина!!! – звал он ее до хрипоты. – Вернись!
– Ну и болван! – крикнула на него, потревоженная сонная муха.
Она каждый день выползала погреться на солнышке и наблюдала за ними, неодобрительно ворча и почесывая своими мохнатыми лапками брюшко.
– Чего орешь на весь лес?! – зло зашипела она. – Улетела она, улетела! Нужен ты ей! Пойми, глупый ты муравей, бабочки на всех смотрят свысока. Подумаешь, крылья! У меня тоже есть крылья, но я не стыжусь того, что я была гусеницей и выросла в куче навоза. Иди домой, чувствую, вечером будет снег, мои старые кости всегда ломит к осадкам. Зимой надо спать – дольше проживешь…
Нравоучительно заявила муха и заползла под еловую шишку.
Миша понимал, что старая муха завидовала Паулине, но ее слова вдруг отрезвили его.
– Она улетела… Да, мой дом для нее слишком мал, там не поместились бы ее прекрасные большие крылья. Что я мог ей дать? Только разговоры и мечты…
Дома Миша никак не мог успокоиться, он разговаривал сам с собой и громко плакал. От его криков и плача проснулся тот, кто спал в мастерской. Проснувшись, он долго ворочался с бока на бок, пытаясь снова уснуть, но Мишины стенания и вопли за стенкой никак не располагали к покою. Тогда он вылез из под горы листьев и пошел посмотреть, кто там так неудержимо горюет.
Миша продолжал плакать и разговаривать сам с собой, даже не заметив вошедшего,.
– Она устала ждать, пока у меня вырастут крылья! Вот в чем дело. Крылья, крылья…
Он кинулся к шкафу, где лежало пособие по крыловедению, и не сразу услышал, когда внезапный пришелец произнес:
– Ну, говоря серьезно, сначала необходимо пройти гусеничное состояние, потом окуклиться, а уже затем, когда пройдет, может быть, целый год…
Миша, вдруг, остолбенел от этого монолога, и оглянувшись, увидел чужака.
– Что? Кто? Зачем?
– Сверчок, – представился тот, приподнявшись на стуле.
Он уселся опять и с интересом стал наблюдать за Мишиными метаниями по дому, в поисках необходимой книги.
– Так вот, – продолжил он прерванный монолог. – После окукливания…
– Что вы тут уселись в моем доме? – Миша спихнул Сверчка со стула и заглянул под стол. – Где же она?
– Если выражаться точнее, когда я нашел это убежище и лег спать, здесь никого не было. А теперь, когда вы меня разбудили своими нелепыми сентенциями, я вынужден признать, что вы совершили самозахват смежной с моей территории.
Сверчок внимательно изучал жилище, и казалось, его совершенно не волновала суета муравья.
– А тут неплохо стало. Тепло. Это что, очаг? – он закинул нога на ногу, достал большую сигару и закурил. – Настоящий? И можно разводить огонь?
– Можно, можно… – мимоходом бросил Миша, роясь в буфете.
– О, это прекрасно! Тогда я вас угощу хорошим глинтвейном, вы не представляете даже, какой я умею готовить глинтвейн! – и взялся разводить огонь. – В такие холодные вечера очень полезно выпить горячий напиток, тогда и мысли и чувства упорядочиваются и приходят в равновесие.
Миша нашел то, что искал, подсел к огню и стал лихорадочно перекладывать рукописные листы.
– Крылья, крылья… Вот, крылья насекомых. Другие мне по определению не подходят…
Сверчок между тем взялся хозяйствовать. Он достал чашки, сделанные из шляпок желудей, поставил на огонь крышку от бутылки, налил воды и добавил туда содержимое склянки, которая была спрятана у него за пазухой.
– Если вы читаете руководство, написанное старым Термитом, то не обольщайтесь, – между прочим, заявил он, помешивая ложечкой напиток. – Этот старый болван, может дурить голову только наивным бабочкам.
– Вы не смеете так говорить о ней! – в запальчивости воскликнул Миша. – Она прекрасная бабочка, самая лучшая, самая необыкновенная бабочка на свете! Как я мог?! Как я мог ее не слушать! А теперь я потерял ее навсегда!
Миша опять зарыдал и выпил залпом, протянутый ему напиток, даже не распробовав.
– Это надо пить маленькими глоточками, – с досадой заметил Сверчок. – А впрочем, я сразу догадался, что здесь не обошлось без любовной интриги.
– Интрига!? – обидно передразнил его Миша. – Что вы понимаете в любви?
Он выпрямился, сложил лапки на груди, откинул голову и посмотрел в потолок:
– Любовь это… Ради любви я мог бы отказаться даже от путешествий!
– Это вряд ли, – внимательно разглядывая муравья, сказал Сверчок.
Это был очень наблюдательный Сверчок.
– Вы мне не верите? – Миша придвинулся к самому носу Сверчка. – Так вот знайте! Я ради своей любви отказываюсь от корабля! Я сожгу все и выращу себе крылья!
И он выпил еще одну порцию глинтвейна, любезно предложенную Сверчком, но тут же голова его закружилась, и он упал.
– Да, у вас жар, мой милый! – сказал Сверчок, потрогав голову несчастного влюбленного.
Но Миша уже ничего не слышал. Сверчок уложил больного в постель, укутал одеялом, пожарче развел огонь и удивился переменам в своей жизни.
– Вот что значит – поступать вразрез со своей природой, – укоризненно сетовал Сверчок, раскуривая сигару. – Впервые вижу муравья, который не засыпает на зиму и строит себе жилье, как простая жужелица!
Сверчок ухаживал за больным и развлекал его разговорами. Сначала Миша не слушал его, потому что все его мысли были заняты Паулиной. Он ничего не ел, кроме березовой коры, в надежде отрастить крылья, исхудал и осунулся. Потом, от нечего делать, он стал прислушиваться к тому, что говорит Сверчок, а после они стали даже спорить:
– Паулина говорила, – он почти всегда так говорил: «А, Паулина сказала…» или « Помниться, Паулина мне рассказывала…» – Что раньше муравьи летали!
– Ну, когда это было! – мудро отвечал Сверчок. – Много тысяч лет назад… Если разобраться, то мы с ней родственники, правда очень дальние. У меня тоже есть крылья, заметил?
Он высунул кончик прозрачного крыла:
– Вот. Но на что они годятся? На них далеко не улетишь… Если у тебя и вырастут крылья, то они совсем не будут похожи на крылья Паулины, они не смогут тебя унести далеко.
– А твои крылья? Как далеко ты можешь улететь? – с интересом спросил Миша.
– Я, к сожалению, способен перелететь с куста на куст, или спланировать с дерева вниз на землю, но не больше того. Вот мои родственники, саранча, могут преодолевать огромные расстояния! – немного помолчав, он добавил. – Творец, распределяя способности среди тварей, каждого наделил тем, что ему необходимо. Если у тебя нет крыльев, значит, у тебя есть что-то более значимое для тебя, именно для тебя… Ты поправишься, достроишь свой корабль и отправишься в путешествие. А теперь спи и набирайся сил.
– Никогда, никогда, – шептал Миша. – Или выращу крылья или умру… Я должен это сделать ради нее…
Зима кончилась, наступила весна.
Миша уже, как будто вылечился от ипохондрии, бросил мысли о выращивании крыльев, во всяком случае, перестал об этом говорить. Но и в путь он тоже не собирался, в отличие от Сверчка, который заразился идеей морского путешествия. Миша подолгу сидел у своего недостроенного корабля, следил за тем, как Сверчок со знанием дела смолит борта, и горестно вздыхал. Как-то раз он забрел в свою мастерскую, где хранились корабельные снасти, и удивился – там ничего не было!
– Должен же я что-нибудь есть зимой? – обиженно заявил Сверчок, на вопрос Миши о своих пропавших сокровищах. – Не забывай, я все же родственник саранчи, и иногда мне так трудно совладать со своим зверским аппетитом!
– Ты все это съел? – не унимался муравей.
– Зима длинная, – пожал плечами Сверчок, – И потом, уже через неделю на деревьях вырастут новые листья! Стоит ли печалиться о старых?
– Ты не понимаешь! Новые листья слишком тяжелые, они потопят корабль! – от возмущения кричал Миша. – Где взять теперь сухой материал для парусов? Придется опять ждать до осени… – он вдруг запнулся и сник.
– А впрочем, все равно… – грустно добавил он. – Путешествия не для меня…
– Совсем не обязательно делать новое из старого, – философски заметил Сверчок. – Есть в природе вечные, не стареющие…
Он не договорил, хлопнул себя по лбу и стремительно побежал наружу.
К вечеру Сверчок радостный пришел к кораблю и торжественно воскликнул:
– Эврика! Что значит – нашел!
– Что ты нашел? – угрюмо спросил Миша.
– Паруса! Да еще какие! Посмотри сам.
Он откинул в сторону, прикрывающий их лист и Мишиному взору предстали… О, создатель! Крылья бабочки, совсем такие как у Паулины! Миша схватился за голову, упал на колени и зарыдал:
– Что ты наделал? Что это, ты знаешь?
– Да, старые крылья бабочки, но совсем как новые! – не понимая горьких Мишиных слез, победно произнес Сверчок. – Я же сказал, что есть в природе…
– Я думал, что она улетела и бросила меня… А она… – Миша закрыл глаза, но все равно из них лились слезы. – Ее больше нет! Ее склевала, какая-то гадкая птица…
Сверчок деликатно молчал, предоставляя Мише самому разобраться в своих чувствах.
Взошла луна, наступила ночь.
Они сидели и молчали.
Наступило утро и первые лучи засверкали на крыльях – радугой на синем, а оранжевый загорелся пожаром. Миша вдруг вскочил и стал укреплять на мачте эти прекрасные паруса. Сверчок с удивлением и восхищением смотрел на Мишину работу, а когда все было готово, они погрузились на корабль и отправились в путь.
Попутный ветерок тут же направил их судно в нужном направлении. Чудные паруса могли выдержать большой напор воздуха, они были легки, почти невесомы, как и сама Паулина.
Миша стоял у штурвала, отдавал команды Сверчку, тот послушно исполнял все его требования. Был шторм, была буря и ураган, случались страшные водовороты, но они твердо держали курс на далекий берег.
– Ура!!! – вскричал Сверчок, когда дно корабля царапнуло прибрежный песок. – Мы победили стихию!
Они пошли по берегу и пришли на огромный луг, полный цветов. Новый мир был прекрасен. Вдруг Миша в изумлении замер – кругом, куда бы он ни кинул взор – были сотни Паулин … А может быть тысячи тысяч! Бабочек было так много, что неба не было видно.
Но это были другие Паулины, совсем ему незнакомые.
– Паулина!!! – закричал Миша, упал в траву и горестно зарыдал.
Вокруг была красота и простор, но он был так одинок без своей Паулины.
– Не плачь, – сказал Сверчок. – Твоя Паулина по научному значит Papilionidae, бабочка Кавалер или Парусник.
– Парусник? – удивился Миша и посмотрел вверх, где сотни Парусников парили в синем океане неба.
– Она подарила больше чем любовь, – улыбнулся Сверчок.
– Что может быть больше? – горестно вздохнул Миша.
– Она подарила мечту… – Сказал Сверчок и, весело насвистывая, пошел искать новый дом.
Он был очень домовитый, этот Сверчок.
Сотни любопытных бабочек порхали вокруг Миши, приветствуя его на новой земле.