Без права на счастье. Пролог

По весеннему воздуху можно летать без крыльев. Аромат юных листьев пьянит сильнее выпитого мартини. Свет редких фонарей заколдовывает тихой таинственностью, нашептывает неясные весенние заклинания. Я не понимаю их, и оттого становится сладко больно. Кроссовки пружинят о сухой асфальт, сильные ноги несут быстро и уверенно. Невероятная легкость наполняет тело, казалось, пойду чуть быстрее – взлечу. Но чуть-чуть, как всегда, не хватает.
- Девушка, закурить не найдется?
- Нет, - бросила я, не замедляя шаг.
Он вышел из-за куста, впереди. Рослый, лицо безбородое, движения неторопливые, отточенные, как у спортсмена. Вышел бесшумно, не задев ветки ни джинсами, ни расстегнутой ветровкой. Нельзя бежать, нельзя. Проснется инстинкт преследования, а так, возможно, все обойдется. Загородил дорогу, схватил за плечо цепко и крепко. Повеяло ароматом качественного одеколона. Чтобы посмотреть в глаза, пришлось поднять голову. Наверное, карие, сейчас чуть суженные, зрачки расширенные, брови густые и темные, узкие губы, неплохой овал лица. Ноздри сильно раздуваются, дыхание сопящее, прерывистое.
- Что Вам нужно?
Я подивилась собственному ледяному спокойствию. Похоже, виноват мартини.
- Мне нужна ты.
Дыхание чистое, как у здорового человека. И очень спокоен, глаза чистые, широко открытые. Но держит так, что если рванусь, рискую вывернуть руку. Правда, вторая свободна.
- Почему я?
Чудесный у нас диалог. Краем глаза я отметила, что левую руку он держит за спиной. Сердце наконец вздрогнуло, сжалось, стук стал отзываться в ушах. Все-таки надо было бежать.
- Ну вот так.
- Угу.
Я кивнула, не разрывая визуального контакта. Подняла руку, насколько позволила хватка, заскользила ладонью по животу. В самом деле, кубики, причем все восемь. Моя рука пошла по боку, доползла до спины. Правая легла на плечо, пошла вниз. По пути я не без дрожи нащупала бицепсы, постаралась расслабить легкой щекоткой. Ниже, на предплечье, кисть. Кость широкая, овитая тугими жилами. Кулак сжат. Я осторожно потянула к себе, не забывая поглаживать спину. Он смотрел уже скорее изумленно, но дыхание оставалось таким же частым.
Глаза в глаза. Да, в руке что-то зажато. Нож. Я ощутила прикосновение холодной стали к пальцам. Перенесла вторую руку вновь на живот, к руке. И надавила на запястье. Пальцы мужчины разжались на удивление легко. Оцарапав ему ладонь, я выхватила рукоять, лезвие без размаха вонзилось в живот. Пальцы сжались на моем плече так, что едва не затрещала кость. Он издал мерзкий хрип, побледнел, резко согнулся.
Краем глаза я уловила движение, резко обернулась. Под фонарем стояла скамейка, пустая. На мгновение показалось, что за ней кто-то прячется. Мужчина захрипел, стал заваливаться на бок. Отчаянным усилием я рванулась, ощутила свободу от хватки. А дальше только бег. Долгий, быстрый, на пределе. Асфальт пружинил под кроссовками.

Мать научила его всему. По крайней мере, он так думал. Иных занятий не оставалось. Дневной жар стал неохотно покидать саванну, зато к котенку пришел голод. Он прижал живот к ветке и свесил лапы, но желудок заворчал настойчивее. Острые клычки впились в дерево, но легче не стало. Мать не шла и не шла, а последний раз он ел два дня назад. Ее охоты становились все менее удачными, она старела. Помет состоял всего из одного котенка, о котором она заботилась настолько тщательно, насколько могла, словно осознавая, что он последний. 
Юный леопард грациозно потянулся и слез с дерева. Пару раз лизнул лапу, осмотрелся. Несколько раз мать приносила ему раненых детенышей газелей, он ловко сбивал их ударами лап и научился впиваться в шею так, чтобы кровь хлынула широкой струей, а жертва затихла после двух-трех агоний. Он видел и как охотится мать – от нее газели бегали значительно быстрее, но она искусно подкрадывалась и набрасывалась неожиданно, жертва не успевала развить скорость.
Желтая трава пожухла под палящим солнцем, рослые магнолии стойко сохраняли зелень и давали тень, за которую в такую жару можно пожертвовать обедом. Казалось, само небо источало невыносимый зной, стремилось выжечь все живое. Высоко вылись вездесущие грифы и стервятники. Зоркие глаза высматривали падаль - самую легкую и желанную добычу. Котенок направился к роднику, приветливо журчащему в камнях. Нагретая земля обжигала подушечки лап, но вскоре ощущение прошло. Легкий ветерок принес облегчение, и леопард перешел на рысцу.
Он шустро запрыгал по камням, темные валуны нагрелись не на шутку. Следовало быть острожным – согретые на камнях змеи могли сделать резкий рывок, а укус даже безобидной змейки весьма неприятен. В детстве он похромал три дня, что стало хорошим уроком – со змеями играться нельзя. Пожалуй, это были единственные существа, которых леопар осознанно обходил стороной и старался не задевать. Ледяная вода приятно защипала язык, котенок даже окунул в нее лапы. Окончательно изгнав сон заключительным зевком, он решил идти к охотничьим угодьям матери. Раз он уже там был, к тому же надеялся на подсказки носа.
Голод не высосал ни капли сил из молодого тела, лапы ступали уверенно, а голова гордо вздернулась на мускулистой шее. Кот обещал превзойти мать по размерам, да и характером удался вовсе не в нее. Порой чересчур самоуверенный, чуть нагловатый и отчаянно смелый котенок упорно искал неприятностей. Возвращающуюся с охоты мать ожидали сюрпризы.
Однажды она застала сына весело беседующим со скорпионом. Хмурое насекомое пыталось убраться от надоедливого ребенка, но движение лапы всякий раз возвращало его на место, и котенок продолжал повествование о нелегкой жизни леопардов. И очень обиделся, когда мать сурово встряхнула его за шкирку и отнесла подальше от вознесшего благодарственную молитву небесам скорпиона. Он же так внимательно меня слушал, хныкал котенок, но мать оставалась непреклонна и даже подтвердила решение ласковым хлопком могучей лапы. Впрочем, котенок грустил недолго, быстро утешившись обедом из импалы.
Но тяга к общению не проходила. Когда мать задерживалась, в шесть месяцев он решил совершить легкий променад и наткнулся на отбившегося от стаи детеныша гиены. Он не слишком приятно пах, но леопард решился заговорить. Перепуганный детеныш гиены лишь округлял глаза в ответ на монологи пятнистого чудища. Котенок расстроился, что новый друг столь молчалив, но предложил стать товарищем по играм. Однако едва он заскакал вокруг гиененка, припадая к земле и размахивая боевым флагом – хвостом, он испустил странные резкие звуки. Не успел котенок обрадоваться началу разговора, инстинкт сообщил об опасности. Рефлекторно он прижался к земле и зашипел. Гиененок еще раз испустил странные звуки.
Когда резкий «смех» приблизился, леопард ощутил, что влип. Ему повезло, что на зов явилась лишь мать, а не вся стая. Подергивая холодным носом от отвращения, котенок прижался к земле сильнее и грозно замяукал. Некрупная самка гиены зарычала в ответ. От существа, угрожавшего ее дочери, пахло кошкой, опасной и сильной, но по размерам и голосу отличался. Гиена сделала шаг вперед, и не на шутку перепуганный котенок, скорчив угрожающую мордочку, махнул лапой, выпустив острые крючки. И сильнее припал к земле. Отвратительно пахнущее существо растерянно тявкнуло.
Смелость котика, возможно, сберегла ему жизнь. Пока гиена раздумывала, что делать, явилась мать. Она благоразумно оставила газель подальше, а сама помчалась на запах котенка, смешивающийся с запахом самого опасного после льва соседа – гиены. Завидев приближающегося взрослого леопарда, гиена приняла решение не рисковать и поспешила ретироваться, подгоняя ошалевшую дочь.
Леопарду повезло – мать не стала ругаться на то, что он покинул убежище, даже ласково лизнула пару раз уши. В ответ котенок благодарно забурчал, жалуясь, как скучно и плохо без нее. После встречи с взрослой гиеной пыл котенка по отношению к иным зверям поостыл, и он заменил общение другими развлечениями. Акробатические упражнения на дереве привели к слегка отбитым подушечкам лап, зато через пару недель он стал виртуозным древолазом, и всегда опережал мать, показывая, как ловко прыгает по ветвям. Правда, во время первых упражнений срывался и навертывался откуда только можно, однажды свалился вместе с не выдержавшей веса веткой, благо с небольшой высоты.
По мере подрастания общительность сменялась повышенной боевитостью. Котенок храбро дразнил носорогов, задирал буйволов, порой оставаясь на грани. Тем было лень долго гоняться за шустрым котенком, к тому же не представлявшем реальной опасности. Да и дразнил котик умело, заранее выискивая пути отхода, по меньшей мере – высокое дерево. А лучше – редкие рощицы, жалкие попытки деревьев объединиться против свирепого солнца.
И сейчас он отправлялся на первую самостоятельную охоту. Молодой леопард не знал, что отныне обречен заботиться о себе сам. Мать лежала бездыханная в десятке километров. Удар антилопы канны, который смог бы перенести взрослый сильный самец, вышиб из нее жизнь. Она рискнула, бросаясь на самую крупную из антилоп, и проиграла. Но успела вырастить последнего сына.

Мне повезло – у меня богатые родители.
Хоть одна приятная мысль при входе в квартиру. Сумка соскользнула с плеча, ноги подогнулись и я плавно приземлилась на ковер. Смутное отражение в огромном зеркале обняло ноги, голова легла на согнутые колени. Правильно, что не включила свет – в темноте размышлять лучше. Не отвлекают материальные предметы, с ними уходят повседневные дела.
События вечера разбить на эпизоды, в важных выделить основные кадры. Надо же, какая истеричка. Кто она ему? И кто он для нее? Женщины умеют делать из мужчин психов, даже не желая того. А может, и желая, подсознательно. А вот Игорю вовсе не на руку скандал.
Не включая свет, я скинула одежду на пол. Пора в душ. Час ночи, в два надо уже спать. Я не имею права не высыпаться.